Даже отсюда, из-за леса шипов, что венчал крепостную стену Дарниелла, невозможно было разглядеть новую непорочновскую стену далеко на востоке, но вид, несомненно, открывался ошеломляющий. Послеполуденное солнце отражалось в голубых водах пролива, сияя над многочисленными бурыми островами и багряными азгаротийскими парусами, столпившимися у входа в бухту. Флот Дарниелла был не таким большим, как у Диадемы, но, глядя на черные корабли у причалов и толпу цепистов, все еще заполнявших набережную, Марото решил, что в этом случае можно говорить о превосходстве качества над количеством. На азгаротийских фрегатах и шлюпах плавали настоящие моряки, тогда как в имперском флоте мало кто успел побывать в серьезных переделках до того, как отправился к Джекс-Тоту. Куда больше здесь было церковников и толстосумов, чем матросов и солдат, а в трюмах хранились не оружие и припасы, а предметы искусства, изысканные вина и другие сокровища. Вороненая Цепь словно бы собиралась переселиться в Затонувшее королевство, а не вести с ним войну, в чем убеждал святой престол азгаротийскую элиту.

Но даже если бы у Марото изо рта вытащили кляп, прежде чем воткнуть кол в задницу, он бы не стал тратить последние вздохи на попытку что-то объяснить это людям, которые все равно не станут слушать. Уж лучше оправдаться перед Бань, Ники Хюн и Донг Воном, а когда из этого, конечно же, ничего не выйдет, хотя бы извиниться за то, что потащил их за собой. Можно было бы и догадаться, что, как только он раскроет свое имя святому престолу, цеписты всерьез заинтересуются остальными тремя потерпевшими кораблекрушение, которые приплыли вместе с ним с Джекс-Тота.

Вот что сейчас терзало его сердце — вместо того чтобы пойти ко дну самому, он погубит в придачу и друзей. Вероятно, без Марото, загадившего все вокруг, Звезда станет чище, но эти пираты были добрыми людьми… Ну хорошо, они все же были пиратами, но по пиратским меркам… На самом деле, судя по их собственным рассказам, они были редкостными засранцами даже по пиратским меркам. Но по крайней мере для Марото они оставались друзьями и со временем, набравшись мудрости, могли бы действительно стать добрыми людьми, хотя тут он не мог полагаться на личный опыт.

Если, конечно, предположить, что добрые люди вообще существуют в сем говенном мире. Среди собравшихся их точно не было. Главная азгаротийская плакальщица с часами на траурной шляпе оставила свою излишне театральную свиту на нижнем ярусе, а здесь, на смотровой площадке, только она и прикованные к каменному кольцу пленники портили общее веселье. По тому, как перемешались кардиналы с чиновниками и сенаторами Дарниелла, а также с особами из младших ветвей королевского дома, никто бы не догадался, что во всех гражданских войнах эта провинция неизменно принимала сторону Короны, а не Цепи. Столы были уставлены закусками и плодовыми винами, какой-то балбес с лютней пытался развлечь толпу, и никто, казалось, не жаловался на ужасную вонь разлагающихся трупов, от которой не спасают свежий ветер с моря и дымящиеся в курильницах благовония. Глядя на выбеленный солнцем скелет, что висел сразу на нескольких шипах, словно ранипутрийский факир, спящий на гвоздях, Марото решил, что следует только приветствовать намерение Джекс-Тота уничтожить этот мир. Смертные по определению должны умереть, но если они лишают друг друга даже капли милосердия, не говоря уже о почестях, почему бы не погасить огни и не опустить занавес, покончив с гнусным спектаклем?

Донг Вон вздохнул сквозь кляп и посмотрел на друзей. Ники Хюн уставилась на пушистые облака и замурлыкала под нос, и Донг Вон подхватил мелодию. Марото не узнал ее — то ли это была непорочновская морская песня, то ли какой-то религиозный гимн. Бань то и дело трясла головой, отгоняя кусачих мух, что преждевременно слетелись на вечеринку, но, когда Марото придвинулся к ней, сразу прекратила. Вместо того чтобы встретить его холодным равнодушием, позволила остаться рядом, а затем наклонилась и потерлась потным лбом о его потную волосатую грудь.

Слезы покатились по щекам Марото, прежде чем он успел подумать о том, как их сдержать. Они падали в потускневшие волосы, которые он окрасил в кровавый коралловый оттенок, когда и он, и остальные еще были потерпевшими кораблекрушение пиратами. Бань доверяла ему, а он привел ее к гибели. Даже больше чем доверяла — она пришла спасти его, после того как он попал в плен к монстрам на хребте, с которого рассматривал древний город Затонувшего королевства. Донг Вон все рассказал ему, когда они снова встретились в утробе Джекс-Тота. Он вспоминал, как капитан Бань Лин объявила его членом команды. Эта женщина могла бы насильно завербовать на корабль даже отца с матерью, будь это ей выгодно, но она никогда не бросала в беде своих матросов. И вот теперь, когда уже все кончено, она прощает Марото и трется о его грудь, словно кошка, не знающая, как еще выразить хозяину свою любовь.

— Бесполезный?

Толстый край выплюнутого кожаного кляпа прижался к груди Марото. Должно быть, Бань пыталась разгрызть его всю дорогу от набережной. Стоя совершенно неподвижно, чтобы плетеный ремень, зажатый между ее щекой и его грудью, не свалился на пол, Бань прошептала:

— Ты привязан к цепи передо мной, чтобы можно было тебя увести первым. Но они хотят сначала посадить на кол меня, потому что ты здесь главное лакомство. Поэтому, когда я освобожусь от цепи и попробую прорваться на нижний ярус, ты отвлечешь их. Понял?

— Мм…

Даже без кляпа во рту он вряд ли сумел бы объяснить, что не так с ее планом, но Бань, вероятно уловив в бормотании скептическую нотку, укусила Марото за сосок.

— Мм!

— Ты в долгу передо мной, старый засранец, — прошипела она. — И ты в любом случае умрешь. Поэтому устрой им адский спектакль и прикрой мое бегство. И меня не волнует, сколько ударов по тупой заднице ты за это получишь, драный придурок.

Бань укусила еще раз, да так больно, — Марото аж подпрыгнул, чтобы не закричать. Ники Хюн и Донг Вон глухо заворчали и замотали головой, предупреждая, что поведение капитана и ее юнги может привлечь нежелательное внимание. Бань оттолкнула Марото, поймала зубами конец кляпа и отвернулась, в совершенстве изобразив беспомощного пленника. Посмотрев на вооруженных охранников, выстроившихся на крыше, а затем на свои наручники, Марото усомнился, что Бань сумеет пробежать хотя бы половину расстояния до края площадки, даже если освободится от цепи. Однако, мысленно усмехнувшись, он поклялся деяниями своих забытых предков, что сделает для нее все возможное.

— Вы и есть Марото?

Вот о чем пытались предупредить Донг Вон и Ники Хюн — маленькая женщина в траурном платье с часами в виде гроба на шляпе подкралась к нему сзади.

— Мм, хм…

Марото кивнул старой курице. Нужно вести себя пристойно, пока его не открепят от общей цепи, чтобы предоставить Бань возможность для побега. Даже если у нее ни единого шанса, надежда — это лучше, чем ничего.

— Вы сражались в битве у Языка Жаворонка? Против Азгаротийского полка?

Женщина говорила значительно бодрей, чем двигалась; несомненно, ее воодушевляло предвкушение кровавой мести за солдат своей страны. Такие сухофрукты с изможденными физиономиями горазды подпитывать свои силы подобными трагедиями.

— Мм… — снова промычал Марото, гадая, скоро ли до нее дойдет тот факт, что закрывающий рот вонючий носок сильно препятствует искусству диалога.

— Мой свояк погиб там вместе со всеми остальными, — безучастным тоном произнесла она. — Он был офицером, как и вы. Я ненавижу рассказы о войне и никогда не спрашивала его, что он там делал. Но теперь все же хочу узнать: бывает ли в жизни так же, как на сцене? Посылают ли офицеров к врагам с задачей выяснить, точно ли те намерены умереть?

— Мм…

Ответить на этот вопрос было непросто, но маленькая женщина подалась вперед, чтобы развязать Марото.

— Баронесса, я решительно не рекомендую вам этого делать! — подскочил священник, что вел переговоры, и расплескал вино на мозаичный пол. — Из уст грешника, как из уст анафемы…

— Благодарю вас, кардинал Даймонд, но я все держу под контролем, — проскрежетала она, словно размалывая зубами драгоценные камни.

Глава святого престола был слегка смущен ее резким ответом да к тому же слегка пьян, а в следующий миг его отвлек тучный мужчина в имперском военном мундире с таким обилием медалей, что они покрыли бы целиком комнатную собачку. Бросив кляп Марото навстречу морскому ветру, баронесса сказала:

— Я спросила, встречались ли вы перед битвой? Офицеры кобальтовых с офицерами Багряной империи?

Разлепив воспаленные губы и утерев слюну, Марото ответил:

— Боюсь, что не встречались. Иногда такое случается, по крайней мере должно случаться, но буду с вами откровенен: Азгаротийский полк пропустил этот параграф протокола и атаковал сразу.

— Наш полк не соблюдал протокол? — В голосе баронессы послышалось недоверие.

— Нет, госпожа, не соблюдал.

Трудно сказать, что могло больше рассердить эту охваченную горем женщину, поэтому Марото решил говорить чистую правду, а не гадать, что она хотела бы услышать.

— Они напали на нас перед самым рассветом, а потом… Одним словом, это было не единственное нарушение рыцарского кодекса, которое я могу засвидетельствовать. Мне очень жаль, но я должен это сказать. Я слышал, как кардинал уверял вас, будто кобальтовые виноваты в появлении этих Врат и во всем остальном, но, клянусь памятью моей подруги Пурны, мы ничего такого не делали. Если кто и виноват, так это Цепь, которая…

— Не припомню, чтобы я вас о чем-то таком спрашивала, капитан Марото, — оборвала его старая карга, и он порадовался тому, что не видит ее лица, которое должно быть просто отвратительным. — Я только хотела выяснить, виделись ли вы с полковником Хьорттом, прежде чем мой полоумный свояк исполнил заветное желание всей жизни и принял самую дурацкую из смертей. Сегодня у меня вечер воспоминаний, и было бы приятно услышать, что кто-то из присутствующих встречался с ним. Позвольте спросить, выглядел ли он счастливым в тот момент? Улыбался ли? Понимаете, я сама не знаю, что меня больше расстроило бы: если бы подобные вещи поднимали его настроение или если бы он и в своей стихии оставался таким же желчным, как и вне ее.

— Ох… — вздохнул Марото, еще раз убеждаясь, что не важно, кто ты — варвар из Мерзлых саванн или баронесса из солнечного Азгарота, тебе все равно никуда не убежать от семейных привязанностей, не заглушить чувство, которое требует быть рядом, даже если таких разных людей, как ты и твои родственники, сложно даже представить. Кроме того, всех людей сближает и стремление убивать друг друга самым жестоким способом, это еще один неистребимый порок человеческого существования. — Простите, вы сказали, что вашего родственника зовут полковник Хьортт? Пожилой джентльмен с колючим взглядом, служивший в Пятнадцатом Азгаротийском со времен короля Калдруута?

— Да, он выглядит именно так, — подтвердило безликое кружевное пугало, приподняв шляпу-часы, чтобы рассмотреть лицо Марото. — Вернее, выглядел, потому что его не оказалось среди пленников, которых кобальтовые бросили, покидая свой лагерь, и, судя по их рассказам, очень немногим удалось пережить первые минуты битвы. Значит, вы были знакомы с ним?

— Позвольте быть честным с вами, баронесса… Хьортт?

— Лучше зовите меня Люпитера, Марото.

— Хорошо, значит, баронесса Люпитера…

— Нет, просто Люпитера. Мы с вами оба ветераны, Марото, наши лучшие дни позади, так что не стоит транжирить немногие мгновения, что нам остались, на бессмысленные титулы.

В ее голосе ощущалось лукавство, показавшееся Марото очень уютным, а кроме того, естественность, какой никогда не встретишь у цепистов или политиков.

— Значит, вы были знакомы с моим свояком по какой-то давней военной кампании? Полагаю, вы с ним были по разные стороны еще в те времена, когда только начинали размахивать булавами.

— Думаю, что знаком… то есть был знаком. — Вспоминая ярость в глазах покалеченного, истекающего кровью старика, лежавшего на чахлой траве имперской стоянки в Кутумбанских горах, Марото переживал позор той ночи снова и снова, но никак не мог соотнести смутно знакомое лицо полковника с его именем и званием. — По крайней мере, он узнал меня, но я не мог бы с уверенностью сказать, что вспомнил его. Но дальше… позже… Вот дерьмо, я и в самом деле не знаю, сражался ли вообще ваш свояк в битве у Языка Жаворонка.

Она не отвечала. Солнце отражалось в циферблате ее шляпы-часов, а Марото прикрыл глаза, чтобы сделать то, в чем у него за всю легендарную карьеру бродяги и мошенника, шлюхи и актера, капитана и недотепы накопился немалый опыт, — сообщить дурную весть:

— Я вел разведывательный отряд кобальтовых по горам, и мы очутились между стаей рогатых волков и стоянкой имперцев. У нас не было другого выбора, мы прорывались прямо через вражеский лагерь, пытаясь оторваться от чудищ… Послушайте, я рассказываю об этом вовсе не для того, чтобы вы поверили, что в моих действиях не было злого умысла, и проявили снисхождение. Я просто излагаю, как все произошло.

— Я смогу определить, когда вы начнете фантазировать, — ответила старуха. — Прошу вас, продолжайте.

— Мне мало что осталось добавить. Мы попытались проскользнуть незаметно, но этот полковник Хьортт узнал нас. Точнее, меня. Нас схватили… Но тут рогатые волки, которых мы разозлили, ворвались в лагерь. Они бросались на всех без разбора, и ваш свояк… Да, он одолел одного волка, в то время как весь наш отряд с трудом уложил второго, но победа далась нелегко. Я видел его после схватки, и мы перебросились парой слов. Он сказал, что помнит меня, но я не смог его узнать. Я обещал, что обязательно узнаю в следующий раз, но, судя по тому, как плох он был, наша встреча случится не в этом мире.

— Понятно… — проговорила Люпитера. — Я рада, что он пал, сражаясь с монстрами, а не с сородичами. И если он умер до сражения у Языка Жаворонка, это объясняет странные нарушения кодекса… Я никак не могла поверить в то, что он дал такую волю Вороненой Цепи, а теперь в том, что произошло, виден смысл… Спасибо, Марото.

— Рано или поздно я бы рассказал об этом, но не думаю, что у нас будет много других возможностей, — произнес Марото, глядя на собравшихся вокруг стола кардиналов, которые явно намеревались покончить с делами еще при свете азгаротийского солнца.

Кардинал Даймонд поторапливал своих новых друзей, показывая то на шипы вдоль края площадки, то на горстку пленников, а другие члены святого престола уже заняли места на кушетках, натянув на лоб свои дурацкие шляпы, чтобы защитить глаза от солнечных лучей.

— Я понимаю, что обстоятельства вашей встречи отличались от того сценария, который я себе поначалу представляла, но как вы думаете, он был счастлив?

— А?

Марото предполагал, что она закончит беседу, услышав все, что он знает, но такова еще одна отличительная черта стариков — готовность болтать без умолку, был бы слушатель. Что ж, Марото тоже старик, и потрепаться напоследок — это куда лучше, чем молча ожидать, когда тебя посадят на кол.

— Полковник? Счастлив? Ну уж нет. Менее счастливого человека я отродясь не видывал. В той схватке волк страшно повредил ему внутренние органы… И похоже, барон был обижен тем, что я его не узнал.

— Никто из нас не хочет быть забытым. — Какими бы простыми ни были эти слова, то поистине королевское достоинство, с которым Люпитера их произнесла, поразило Марото до глубины души. Его кожа покрылась пупырышками, и вовсе не из-за холодного ветра, свистевшего над шипами. — Но все ж безвестность лучше, чем бесчестье, в чем тетушка моя со свитой подлой в смертельном страхе нынче убедились.

— Простите? Ваша тетушка?..

Марото оторопело заморгал, увидев, как кардинал Даймонд уронил свою чашу на мозаичный пол, как двое азгаротийских офицеров успели его подхватить и уложить на свободную кушетку.

— Никто из нас не хочет быть забытым, — повторила старуха с еще большим очарованием.

— Страшится смерти только тот, кто весь свой жалкий путь земной провел, спасаясь от ее объятий.

Марото произносил каждый гребаный слог так четко, что его прекрасно слышали даже охранники цепистов на галерке, которых как раз в этот момент атаковали из засады их азгаротийские коллеги. Схватка была недолгой, но шумной.

— Что за… — спросила Бань.

Ее разорванный кляп валялся на полу, а сама она, как и Донг Вон с Нюки Хюн, выпучив глаза, уставилась на эту сцену.

— «Трагикомедия мстителя», акт третий, стих… А какая, на хрен, разница? — ответил Марото.

Давно забытые слова сами вылетали из его рта, словно демоны из Изначальной Тьмы.

— Что ж, никогда прежде не смотрела ее, но теперь стану ярой поклонницей, — заявила Бань, когда последнего из облаченных в доспехи цепистов повалили на пол и пронзили ему голову копьем.

— Никто ее не смотрел, — объяснил Марото. Сердце так наполнилось радостью, что готово было лопнуть. Глядя на скрытую под кружевами баронессу, он добавил: — Автор понимал, что роль Антонио может сыграть лишь один из ныне живущих актеров, но тот сбежал перед самой премьерой, и больше они никогда не встречались.

— Дорогой мой, эта пьеса — современная классика, — сказала Карла, снизив на октаву или даже на две аристократический тон истинной баронессы. Марото даже подумал, не носит ли она под траурной вуалью прежний шутовской наряд. — Думаешь, я не понимала, как заполнить пустоту этой роли? Умоляю тебя. Твой страх перед сценой — лучшее, что могло случиться на этом спектакле. Я долго ждала, когда ты появишься в партере, но это лишь доказывает, что я оказалась более преданным другом, чем ты.

— Никогда и не сомневался в этом. — Марото попытался обнять ее, но помешала цепь. — Карла, я…

— Люпитера, — поправила она. — Мы с Карлой не виделись с тех пор, за исключением полнолуний, когда расцветает мужегон и я накладываю театральный грим. Баронесса Люпитера Россилини Хьортт. Первая и последняя. Единственная.

— Все правильно, — сглотнул Марото. — Хьортт. Вот уж действительно тесен мир, и я в самом деле сожалею о том, что случилось с твоим родственником.

— Не кровным, так что не нужно сожалений, — проговорила Люпитера, но ее звонкий голос чуть задребезжал. Приказав слугам убрать остатки пиршества со столов и трупы с пола, она добавила: — И принесите ключи. Мы не допустим цепей в Азгароте, ни вороненых, ни любых других.

— Вы… так просто расправились со святым престолом! — В словах Бань, впервые с тех пор, как она оказалась в компании фанатичных цепистских мореплавателей, прозвучало нечто отдаленно похожее на почтительность. — Целый флот, тысячи людей возле ваших ворот, а вы так просто надрали им задницы.

— Я только начинаю, — ответила Люпитера и отослала женщину-офицера с недовольным лицом, принесшую связку ключей.

— И все согласны с вашим планом? — спросил Люпитеру Донг Вон, когда женщина в парадном красном мундире отправилась помогать слугам, которые уносили спящих кардиналов. — Или кто-нибудь из верных солдат Багряной империи обеспокоен тем, как вы обошлись с Цепью, да еще и помогли кобальтовым?

— Для человека, только что освободившегося из оков, вы задаете слишком много вопросов, — заметила Люпитера, поворачивая ключ в замке его наручников.

— Прошу прощения, — смущенно произнес Донг Вон, пока она, наклонившись, отпирала браслеты на его ногах. — И спасибо вам.

— Так-то лучше, — проворчала Люпитера, переходя к Ники Хюн. — А теперь я отвечу на ваш вопрос, молодой человек. Как только до нас дошли слухи о свержении королевы Индсорит и возвращении Джекс-Тота, мы перестали беспокоиться о цвете флагов; лишь бы их держали человеческие руки. И если кто-нибудь из актеров второго плана выглядит хмуро, то лишь потому, что нынче утром мы всего лишь позабавились, а настоящая опасность впереди.

— Для нас опасность и есть забава, — заявила Бань, и это было очень похоже на глупые девизы, что придумывала Пурна. — Меня зовут капитан Бань, и мой шлюп «Императрица воров» — один из незаконно захваченных Цепью кораблей, которые вы освободили. Нельзя ли мне что-нибудь съесть и выпить с этих столов? Или вся еда отравлена?

— Мы найдем, чем наполнить ваш желудок, — пообещала Люпитера и прищемила Марото кожу на запястье, открывая наручник. — Только проверим, кто вы такая. А как зовут ваших невоспитанных друзей?

— Ники Хюн, госпожа, — представилась Ники Хюн. — Простите, госпожа.

— А я Донг Вон, второй помощник на «Императрице воров», — сказал непорочный, потягиваясь с удовольствием, какое может испытать только человек, проведший в цепях много-много дней.

— Вы так упорно повторяете название своего корабля, будто уверены, что я его не заберу. А оно очень милое, — улыбнулась Люпитера, открывая наручники Бань.

Браслеты с лодыжек пиратка стряхнула сама, без помощи ключа. Возможно, у нее и в самом деле был шанс добежать до края крыши.

— В общем, что бы то ни было, я рад тебя видеть, — обратился Марото к расплывчатому пятну под вуалью.

— Продолжай свои льстивые речи, и когда-нибудь вернешь мою благосклонность.

Люпитера бросила связку ключей через плечо и направилась к выходу. Марото улыбнулся, услышав знакомое «цок-цок-цок» каблучков под объемистым траурным платьем.

— Пойдемте что-нибудь выпьем, а то я подыхаю от жары под этим шифоном.

— Так вы играли вместе с Марото, когда он был актером? — спросила Ники Хюн, подходя к лестнице. — Он не называл вашего настоящего имени, но, когда мы впервые встретились на берегу, спел немало сумасбродных песен о своей труппе.

— Если только он не имел в виду кого-то другого, — уточнил Донг Вон, как всегда блюдущий интересы Марото. — Потому что вы явно хороший человек, а единственная Карла, о которой он нам рассказывал, была трескучим кораблекрушением с повадками усбанской сороконожки. Она однажды едва не откусила кому-то ухо за то, что болтал во время спектакля.

— Значит, ты рассказывал обо мне друзьям? — Люпитера наконец-то раскрыла Марото свои объятия. — Тогда все обиды забыты!

— Куда, на хрен, сбежали наши лучшие годы, девочка? — вздохнул Марото, обнимаясь с ней на смотровой площадке, украшенной человеческими черепами.

Люпитера произвела губами пукающий звук, и ее вуаль заколыхалась в жалостливом танго.

— В то же самое место, куда и все остальное. В сортир. Но мы можем наверстать упущенное на корабле.

— На каком корабле? — спросил Донг Вон.

— На «Императрице воров»? — предположила Бань.

— Какая разница? На любом. Мы отправимся в одну сторону.

— В сортир? — подсказала Ники Хюн.

— Вы можете сказать, что я никогда не была в Отеане, — ответила Люпитера. — Но вряд ли он похож на райское местечко, наводненный армиями монстров и разбавленным самогоном, который непорочные называют соджу.

— Подожди, подожди, подожди! — Марото в нерешительности остановился на верхней ступеньке лестницы, под демонски ярким солнцем. — Это не может быть правдой. В Отеан? В столицу Непорочных островов? Туда, откуда нас только что выгнали, потому как непорочные не имеют никаких проблем с монстрами?

— Да, именно туда, — ответила Люпитера. — Думаешь, ты появился здесь неожиданно? Забудь об этом. Я только что приехала в Дарниелл из Кокспара… Попробуй сам жить в городе, которым якобы управляешь. Это полный отстой. Короче, я перебралась сюда, познакомилась с сенаторами и прочитала два письма. Одно из них, доставленное чайкой, было от святого престола — они сообщали, что на всех парусах плывут к нам с захваченным в плен офицером кобальтовых, который погубил тысячи азгаротийских солдат, чтобы вернуть Джекс-Тот. Второе письмо принесла из Отеана жуткая птица-демон. В нем говорилось, что первая волна монстров уже высадилась на берег, осадила город и опустошила окрестности. Если они не получат помощи, Непорочные острова превратятся в жареную репу, а вслед за ними и вся Звезда. Поэтому мы отправляемся в столицу Азгарота, чтобы все обдумать, разработать план, поставить на голосование в сенате, а потом точно так же, как мы заканчивали первый акт «Трагикомедии мстителя», начнем импровизировать, в зависимости от обстановки. Ты же знаешь, какой у меня талант импровизатора.

Все замолчали, только было слышно, как хлопают на морском ветру знамена Багряной империи.

— И ты отправишься туда, потому что… — Марото попытался рассуждать в соответствии с правилами, которыми руководствуются политики Звезды, но мгновенно осознал, что сейчас от этих правил никакого толку, и решил тоже положиться на импровизацию. — Какими бы ни были у твоей провинции отношения с Непорочными островами, нынче смертные вынуждены сражаться с Изначальной Тьмой, и ты понимаешь, что должна прийти на помощь собратьям по роду людскому. Потому и отправляешься туда.

— В жопу род людской, — заявила Люпитера, уперев кулаки в бедра. — Мы отправляемся туда, потому что у нас нет другой возможности остановить этих тварей, прежде чем они доберутся до нас… Если помнишь, все мы здесь, в Азгароте, безбожные дикари. Для меня и моих людей не существует никакой вечной жизни. Звезда — это все, что у нас есть. И если мы все должны умереть и остаться мертвыми навечно, лучше погибнуть с боевым кличем, выступив против тех, кто намерен отобрать нашу крошечную мерзкую жизнь. Какой у нас выбор? Притворяться, будто с нами не может случиться того, что происходит с соседями? Бездействовать, пока не станет слишком поздно?

Даже полоскавшийся на ветру флаг не осмелился нарушить наступившую паузу.

— Проклятье! — произнесла наконец Бань. — Вы собираетесь отправить свой флот и флот цепистов в Отеан? И будете сражаться с адскими монстрами просто из принципа?

— Пожалуй что так, — подтвердила Люпитера, спускаясь по длинной лестнице к причалам. — Императрица обещала, что пожалует должность губернатора Линкенштерна первому, кто приведет в Отеан существенное подкрепление, но такой ли это на самом деле лакомый кусок, если она раз за разом пытается от него избавиться?