Глава 2

Ковш машины был поднят высоко вверх и загружен мешками.

Трактор остановился, однако двигатель не выключили. Раздался оглушительный шум динамиков, и ехидный голос с надрывом, поделился через громкоговоритель.

– Эй, босота, харч привезли. Разбирай кто смелый, а то все вкусное назад заберем.

– И в чем прикол? – Нахмурился Вахитов, но Зяма указал на улицу.

– Смотри, дядя. Это егеря зурабовы. Они с харчем приезжают. Чаще просто сбрасывают, по головам считают, но тут кажись не тот случай.

Вахитов решил вникнуть в ситуацию и, устроившись поудобней напротив узкого грязного окна подъезда, стал наблюдать. Позиция тут была со всех концов выгодная. Часть транспорта рядом с домом перегораживала улицу, так что подойти к подъезду незамеченным было совершенно невозможно. Кусты и деревья, еще не пущенные на дрова, остались тут чудом и тоже способствовали маскировке. Мешали они и обзору с соседних домов. Увидеть тебя, к примеру, снайпер мог только тогда, когда ты высунешься из того окна по пояс, да орать начнешь, привлекая внимание. Чудесная мертвая зона. Гуляй не хочу. Да и потом, отсюда было отчетливо видно сам транспорт, а вот водитель, и почти наверняка находившийся внутри экипаж, из-за бьющего в глаза солнечного света, и особенностей рельефа, полковника увидеть просто технически был не в состоянии.

– Ну что, босота, никто жрать не хочет? – Голос стал раздражительным. – Мы-то что, сейчас развернемся, да поминай как звали, а вы жрите тут друг друга.

Из заброшенных домов начали появляться люди. Больные, оборванные, с виду бичи бичами. Шли они неуверенно, с опаской. Кто-то дергался при ходьбе, другой подволакивал ногу. Здоровых тут не было по определению.

– Вот то-то же, босота. – Голос в громкоговорителе смягчился. – Хавайте, да Зураба благодарите.

Ковш накренился, и пакеты с объедками начали вываливаться на мостовую. Толпа занервничала, заголосила, кто-то заорал истерично, и обезумевшие от голода оборванцы бросились к сомнительному угощению. Один из них, самый резвый, вдруг замер на секунду, и упал, приложившись лицом об асфальт. Его примеру последовал еще один. И еще. Отблески на стекле мешали, но Вахитов различил ствол ружья, бившего из импровизированного триплекса. Ружье было духовое, и потому бесшумное, но свое дело оно делало, исправно посылая в жертву дротик.

– Вот. – Зяма указал на лежащие на земле тела. – Они их усыпляют, а потом увозят. Когда забирают, когда нет. Если никто не выйдет, так вовсе могут развернуться и уехать. Каждый раз по-новому.

– А куда увозят этих людей?

Услышать ответ Вахитов не успел. Грохнула автоматная очередь, и все кто остались на ногах, стремительно разбежались в укрытия. Дверь трактора отворилась, и из кабины выбрались два крепких мужика в костюмах РХБЗ. Третий остался в кабине, выставив в прорезь в стали ствол автомата. Помогая друг другу, мужики принялись сгружать тела в пустой ковш, после чего снова исчезли под защитой стали, машина развернулась, зацепив боком и перевернув легковушку, и так же неспешно покатила прочь, оповещая ревом двигателя округу.

– Говорят много. – Зяма поежился и поплотней закутался в лохмотья. – Но никто еще не возвращался. На тот свет это дорожка, дядя. Какой бы ты больной не был, да сколько не осталось, все жить охота. Пускай и так. Я же что, другой жизни и не знаю. Я уже тут вырос, считай. Слышал байки про телек, да море теплое. Магазины что жратвой забиты, они вроде лавок, только харч там был самый удивительный. Были, говорят, и места, где микстуры разные можно было взять, коли приболел.

Вахитов пожал плечами. Мир действительно сильно изменился с момента катастрофы. Радикально пугающе поменяв полюса. Привычные вещи, которые считались само собой разумеющимися, вдруг попросту исчезли. Излишества вроде теплых полов, кондиционеров в машинах, десяти сортов зубной пасты или ролика на ютубе, теперь казались сказкой, становились туманными и неправдоподобными. Им на смену пришла иная реальность, жестокая и скотская. Кто сильней, тот и прав. У кого ствол в руках, тот и командир, бог и правитель. Тот же Зураб, наверное, бывший зек, или того хуже, в мирной жизни небось магнитолы по машинам тискал, а теперь нате, поднялся, сколотил банду, набрал вооружения, технику, откусил себе шмат земли и теперь тут правит, наплевав на мораль и приличия.

Валить напролом не стоило, и потому Вахитов решил дождаться темноты, а чтобы проводник не нервничал, полковник выдал ему банку обещанной тушенки. Когда стемнело, стало особенно жутко. Все вокруг теперь и вовсе выглядела уныло и заброшено. Темные провалы окон дома напротив, большая часть которых лишена стекол. Ни огонька, ни движения занавески, не шума футбольного матча по телевизору, проникающих в тишину двора через открытую форточку. Ночь была выгодна еще и тем, что парни Зураба тут передвигались совершенно без стеснения. Если бы дело было на чужой территории, то они, наверное, побереглись.

Остро не хватало ПНВ, да и вообще, многих вещей, которые бы, поразмыслив здраво, Вахитов прихватил бы из убежища. Не было броника, даже самого простого класса, чтобы имелась минимальная защита от ножа в спину. Отсутствовал шлем, и гранаты, как боевые, так и фосфорные. Боекомплект был скуден до безобразия, так что предстояло беречь буквально каждый патрон. Вместо приличного тактического ножа, имелся складной, но таким толком не поработаешь. Таким лезвием только матерные слова на скамейке в парке вырезать.

Подождав пока стемнеет, полковник и Зяма двинулись в путь. Парень знал тут каждый угол, благо провел достаточно времени, чтобы как следует изучить местность. Пока шли, он даже небольшую экскурсию устроил.

– Вот тут, дядя Ваха, библиотека был, с книжками разными. Туда люди приходили читать, ты представляешь! – Смешок через силу. Видно жирная сытная пища ударила по ослабленному пищеводу и поджелудочной, но оборванец подавил рвотные порывы, не собираясь расставаться с таким богатством. – А вон там раньше детский сад. – Палец с траурным ногтем указал на приземистое, двухэтажное здание, огороженное невысоким сетчатым забором. До сих пор там осталась горка песка, железная лесенка и грибок, крыша которого была обита листовой жестью. Все же деревянные части видимо ушли на обогрев.

Вахитов шел за проводником, след в след, больше по привычке. Осторожность совершенно не мешала. Пару раз Зяма огибал очевидно прямые и открытые участки. На немой вопрос полковника, пожимал плечами.

– Мины, дядя. Тут же целая машина влезет. Чтоб чужие не катали, если вдруг сюда попадут. Зураб, он ведь голова. У него же большая часть зданий заминирована. Три дня назад, старик Прохор полез в квартиру, его и накрыло. Морду порвало так, что мама не узнает. Протянул потом не долго.

На дорогу ушло больше времени, чем ожидалось. Зяма бахвалился что в два счета доставит Вахитова к периметру, чтобы тот воочию убедился, что из лепрозория хода нет, а пришлось пробираться к месту почти четыре часа.

– Все, пришли. Дальше я соваться не буду. Голова дорога. – Оборванец остановился в тени дома. Выбравшаяся из-за свинцовых хмурых туч луна, конечно помогла ориентироваться, но и эффект скрытого передвижения улетучился.

Вахитову тут было не по себе, с самого начала, с самого первого шага босыми ногами по грязному полу. Это был не его мир. Он помнил другой, уютный и теплый, с холодильником и футболом, рыбалкой и телефонными разговорами со знакомыми и друзьями. С супругой полковник развелся, ушла она к другому, помоложе да побогаче. Дети давно выросли, и выпорхнули из родительского гнезда. В момент катастрофы с ними не получилось связаться, и Ваха предпочитал думать, что просто потерял с ними связь, вместо того чтобы предполагать самое худшее.

Этот город, разрушенный, горелый, был витриной нового порядка. Вспыхивающие вирусные заболевания, болезни вроде оспы или коклюша, которые давным-давно победили, теперь снова набирали силу и косили народ. Не было ни лекарств, ни привычных средств связи. Ничего. Точнее нет, не так. Были они конечно, но ровно у тех, кто мог себе это позволить. У Зараба того же наверняка был и доктор, и, как показала практика, колесный транспорт, а так же горючка чтобы его заправлять.

Вахитов смотрел на высокую бетонную стену, строили которую явно не один день. Метров пять в высоту, плиты прилегали друг к другу, стоя на широком основании. Гладкая поверхность не позволяла за что-либо зацепиться, но не только в этом была беда. Внутрь периметра смотрели стальные скобы, поверху которых шла егоза.

– Вот, смотри. – Оборванец поднял валявшуюся под ногами железку, и с удивительной для собственного состояния силой, швырнул ее на проволоку. Та тут же рассыпалась всполохом искр. – Не пройти. Пытались, и пытались многие, когда понимали что происходит. Зураб-то сначала горы золотые обещал, да реки кисельные. Кормежка, уход, достойное существование. Я вот, дядя, не то чтобы раньше лучше жил. Всякое бывало, но для многих это манна небесная. Кто их возьмет в подмогу, коли увечный да больной. Хоть сразу ложись на землю, да помирай с голоду.

Полковник поморщился. Выбраться отсюда была не так-то просто, как казалось на первый взгляд, однако сам-то он как-то сюда прошел? Проклятая амнезия в этот момент мешала особенно сильно.

– А если канализация? – Выдал он вполне логичный ответ.

– Мины дядя, мины и радиация, будь она неладна.

Зяма в растерянности развел руками. – Отсюда один выход, и такой, какой ты видел. Тебе выбирать.

Когда провиант начал заканчиваться, а заставить себя жрать помои полковник просто не мог, он решил действовать. Прорываться с боем смысла не было, верный способ одеться в деревянный макинтош. За ту неделю, что Вахитов прожил в лепрозории, тщательно избегая контактов с местными и употребляя таблетки по собственному назначению, он о многом думал и планировал. Украдкой, где ползком, а где короткими перебежками, он обошел периметр зачумленного места и даже нарисовал его карту, но это не помогло. Везде где проходил забор, ничего пригодного для того, чтобы безболезненно перемахнуть такую высоту, не было. Деревья и кусты по периметру были спилены, а те здания, что стояли относительно близко, либо заминированы, либо взорваны. На всю эту историю Зурабу понадобилось масса ресурсов и человеко-часов. Поняв, как обстоят дела, Вахитов даже начал уважать мерзавца за качество и рациональный подход.

Люки, ведущие в канализацию, тоже хранили массу сюрпризов. Те, что на открытом пространстве, были наглухо заварены. Видимо электродов, или чего там еще, не хватило, а может другие причины были, но процентов десять стояли на минах, или растяжках. И то, и другое можно было конечно обезвредить, но опыт разминирования у Вахитова был скромный. Он умудрился снять одну РГД-5 и спуститься в коллектор, но пройдя с десяток метров, уперся в запертую стальную дверь. Вскрыть ее не было ни малейшей возможности, разве что взорвать.

Выход был один, и он был очевиден, попасться на удочку и быть погруженным в ковш Катерпиллера, но эта история была чревата потерей хорошего снаряжения и оружия. Время шло, умирать не хотелось, и чем-то пришлось жертвовать. Лучше расстаться с АК, чем с жизнью.

Прежде всего, стоило замаскироваться. На фоне остальных «живчиков» Вахитов цвел и пах, будто роза в дендрарии. Пришлось распрощаться с одеждой и найти себе что-то из тряпья. Первое, что сделал полковник с одеждой, это прокипятил ее в тазе с водой, добавив туда марганцовку из аптечки. После этого высушил, и уж чтобы совсем подстраховаться, повесил над огнем, для того чтобы прогрелось и пропахло дымом. Кусок резины сделал свое дело, а немного чернозема и порция отработанного машинного масла, слитого из поддона картера ближайшего автомобиля, окончательно довершили образ. Лицо и руки замаскировались сажей. Пришлось зачернить и зубы, куда уж деваться. Новая ходка трактора не заставила себя долго ждать.

Ближе к концу недели транспорт появился вновь, и голос из репродуктора принялся зазывать увечных, не забывая заодно унижать и нецензурно оскорблять. Вахитов наблюдал за машиной из укрытия, засев в салоне перевернутой шестерки. Автомобиль, похоже, попал в аварию. Стекла были треснуты и побиты, передний бампер, левая фара и крыло фактически смяты в комок. Часть двигателя вошла в салон, переломилась рулевая колонка, так что внутрь места было немного. Единственным удобством было выгодное местоположение покореженного авто, да заранее протоптанные пути отхода.

Когда первый мешок упал на землю, Вахитов дождался появления самых нетерпеливых. Из подъезда панельной пятиэтажки выскочил кособокий тип. Одежду ему заменил холщовый мешок, подпоясанный веревкой, а на ногах вместо обуви были приспособлены пластиковые бутылки. Следом за ним рвануло косматое нечто. С первого взгляда, полковник даже подумал, что это собака. Передвигалось существо на четвереньках, но так проворно, будто бы родилось с этим умением. Косматая грива и заросшее лицо с длинной бородой, издали делали человека похожим на дикого зверя. Очень скоро выяснилась и причина странного поведения. Косматый оказался инвалидом. Ступни обеих ног у него начисто отсутствовали. Были, наверное, какие-то протезы в свое время, да сломались, а починить некому. Двух претендентов было более чем достаточно, и, выбравшись из салона автомобиля, Вахитов бросился к мешкам, припадая то на левую, то на правую ногу. Чтобы уж совсем вжиться в образ, он попытался изобразить такой неприятный недуг, как церебральный паралич. Похоже, сработало. Бойцы Зураба не ждали подвоха. В узкую прорезь стального листа показался ствол духового ружья, и что-то воткнулось в плечо. Затем пустота, тишина и покой. Будто свет выключили.

Применение сильного снотворного, как правило, сопровождается неслабыми спецэффектами, и если сон полковника был безмятежен и спокоен, то пробуждение показалось сущим адом. Голова трещала, внутренности будто кто-то на кулак наматывал. Ныли зубы, и во рту стоял привкус железа. Слабость сковала тело, так что сейчас Вахитов был не в лучшей форме, чем зараженные. Открыв глаза, он понял, что все может быть еще хуже. Над головой, чуть ли не в метре, оказались добротно сколоченные доски. Такая же история по бокам, а вот под ногами голая земля. Пахнуло густым запахом рвоты и мочи.

Рука скользнула к резиновому сапогу, под стелькой которого прятался складной нож. К удивлению и облегчению он оказался на месте, а вот следующее обстоятельство совершенно не понравилось. Другая нога оказалась заперта в кандалы, цепь от которых крепилась к стальному тросу. Один конец троса был зафиксирован на врытом в землю стальном штыре, а второй уходил в пропиленную дыру в стенке. Присмотревшись, полковник понял, что это небольшие ворота, выбраться из которых можно только на четвереньках. Да и сам ящик оказался настолько мал, что выпрямиться в полный рост было невозможно, обязательно приложишься о доски головой.

Неосторожно дернув ногой, Вахитов за что-то потянул, и тут же раздался звук колокольчика.

– О, еще один очухался.

Дверцы конуры распахнулись, и в лицо полковника ударила струя воды. Поливали похоже из брандспойта. Гидроудар был такой силы, что Вахитова откинуло на стенку, и ударился затылком. В глазах вспыхнул сноп искр, и острая боль прошлась по позвоночнику.

– Оживай, волчья сыть. – Из-за пелены воды раздался ехидный смех. Человек подававший воду, получал от этого какое-то свое извращенное наслаждение. – Харю помоешь, небось чистой воды сто лет не видывал. А с мордой чистой и помирать не страшно.

– Ах ты тварь. – Полковник рванул наружу, но тут же получил удар электрическим током и снова свалился на землю. У негодяя оказался под рукой электрошокер. Как он его сохранил, и чем заряжал, было совершенно не ясно.

Двери снова захлопнулись. Вахитов попытался отворить их, но что-то тяжелое и громоздкое не позволило ему распахнуть створки даже на миллиметр. Послышались шаги, и тут же кто-то заскребся в стенку.

– Дядя Ваха, ты тут!

– Зяма, твою мать. Только тебя мне сейчас не хватало. Ты же знаешь, чем это закончится!

– Э нет, дядя Ваха. – Голос шел из щели в досках. Видимо будки с заключенными стояли рядом, а то и вовсе имели общую перегородку. – Мне то житье поперек глотки. Я будто мертвец. Живу в хлеву, умру как мешок с мусором, а потом, если не сгнию, то свои же и распилят по кускам.

Осознание того, что бывает и людоедство, совершенно бытовое и вынужденное, прямо у тебя под боком, резануло сознание полковника острой бритвой.

– Вот я и решил с тобой рвануть. – Продолжал оборванец шепотом. – Тут жизни не будет тоже, но ты же вроде военный, знаешь, что и как подковырнуть, а когда рвануть решишь, меня не забудешь.