Глава 16
Лисицыны жили в поселке под названием Каретниково. Совсем недалеко от места аварии и больницы в Ивановском, куда «Скорая» доставила Альбину. Иван забил в навигатор адрес. Умная программа связалась со спутником, построила маршрут и вынесла вердикт – двенадцать часов ходу. Нормально. Хорошо, что в багажнике «живут» подушка с одеялом – можно будет несколько часов поспать перед визитом к родителям Альбины. Вряд ли они будут рады, если Иван заявится к ним ночью. Вот только кофе в офисе он забыл сварить, чтобы не тратить время в придорожных кафе. Ну, да ладно. На заправке купит. Все равно придется заезжать – топлива всего четверть бака. Выехав из города, Иван прибавил скорость, благо, невзирая на выходной день, машин на трассе было немного.
На первой же заправке Иван позвонил Новоселову.
– Ты точно не хочешь, чтобы я подключился? – спросил тот.
– Пока нет, – ответил Иван. – Но ты мне здорово поможешь, если раздобудешь дело об исчезновении Альбины Ереминой. Знаю, что произошло это в районе Домбая в марте сего года. И еще мне нужно посмотреть в Ивановской больнице историю болезни Альбины Лисицыной. Была доставлена на «Скорой» с места аварии пять лет тому назад. Я вечером буду в больнице, хотя, наверное, скорее завтра утром, и мне нужно, чтобы местная полиция замолвила словечко больничному начальству. Можешь такое устроить?
– Насчет Домбая не знаю, но постараюсь. А с Ивановском проще. Сейчас попробую переговорить с одним человечком. Если получится, скину тебе контакт эсэмэской. Лады?
К вечеру пошел дождь, и Рыбаку волей-неволей пришлось сбросить скорость. Наверное, нужно устроить ночлег, а утром, часиков в пять, рвануть дальше, подумал он, и расстроился – от Новоселова все не было известий.
Стоило вспомнить о старом друге, как он тут же позвонил.
– Вань, в больнице тебя ждут.
– Прямо сейчас? – оторопел Иван, как раз в этот момент парковавшийся между двумя фурами на стоянке у придорожного кафе.
– Ну, как я понимаю, тебе еще часа три ехать, – сказал Новоселов. – Давай, жарь. Спросишь Ларису Николаевну. Скажешь, от Самойлова. Она в курсе. Запомнишь или тебе скинуть ФИО?
– Запомню, – ответил Иван и, поблагодарив приятеля, отключился.
Легко сказать – жарь, когда дорога такая скользкая. В своих шоферских качествах Рыбак не сомневался. Но кто может поручиться за водителей машин, несущихся навстречу? Однако до больницы он добрался вполне благополучно.
Обнесенный забором комплекс зданий смотрел на Ивана хмуро и неприветливо. Так же хмуро и неприветливо встретил его вахтер на воротах. С ходу начал бурчать себе под нос насчет всяких, которые шастают по ночам и занятых людей беспокоят. Но узнав, что ночной визитер идет к Ларисе Николаевне, смягчился и Ивана впустил.
Входная дверь оказалась запертой, но Иван был к этому готов. Глаза тут же обнаружили кнопку звонка. Звук раздался резкий и неприятный, как нашатырь на ватке. Наверное, чтобы будить спящих летаргическим сном.
Ларису Николаевну Иван нашел сразу – она дежурила в приемном покое. Внешний вид ее полностью соответствовал виду больницы: она была такой же хмурой и неприветливой. А может, еще даже более неприветливой. Казалось, будто поперек груди у нее висит табличка «Не влезай – убьет». Но стоило Рыбаку назвать фамилию Самойлова, как надпись тут же сменилась на другую: «Добро пожаловать, гости дорогие».
Женщина пригласила Рыбака в небольшой кабинетик, где на столе лежала только тонкая стопка слегка пожелтевшей бумаги.
– Вы же понимаете, – сказала врач, – что я не имею права этого делать?
Рыбак уверил женщину, что она вполне может на него положиться. При этом он старался выглядеть так убедительно, что Лариса Николаевна окончательно прониклась к нему доверием и даже предложила чаю. От чая Рыбак не отказывался никогда. Даже когда не хотел. Чай – отличный предлог для разговора. Это было еще одним пунктом из его кодекса сыщика. Тем более что чай оказался крепким, ароматным, а в придачу к нему шел бублик. Большой, круглый, густо посыпанный маком бублик из Иванова детства. Когда-то он очень любил такие бублики. Особенно когда по дороге из магазина мама отламывала ему половинку, и он шел, с упоением чавкая. «Когда буду взрослым, – думалось ему тогда, – буду каждый день покупать себе такие бублики». И вот он стал взрослым, но бублики почему-то не покупает. Не потому, что они исчезли с прилавков – нет, пожалуйста, бери сколько хочешь. Но больше бубликов не хотелось. А вот теперь – очень даже захотелось. Но, для приличия, Иван сначала попытался отказаться и ограничиться только чаем. Но Лариса Николаевна отказа не приняла.
– Это больные нас угощают, – пояснила она. – Кушайте.
К сожалению, ничего интересного о Лисицыной Лариса Николаевна рассказать не смогла – в больницу она пришла позже. Утром будет врач, который оперировал Альбину. Можно поговорить с ним, если будет желание. Пока Рыбак определялся, будет у него желание или нет, за окном тревожно загудела сирена «Скорой помощи», и Лариса Николаевна убежала. А Иван, разом откусив добрую половину бублика, погрузился в изучение истории болезни. Впрочем, изучал документы он недолго. Сравнил адрес с уже имеющимся – все верно, поселок Каретниково, улица Рассветная, дом номер семь. А дальше шла сплошная медицина, в которой он был откровенно не силен. Поэтому, тщательно сфотографировав каждую страницу и убедившись, что фотографии получились вполне читабельными, Иван отправил их Лебедеву на электронную почту. Пусть коллеги устроят совместный «мозговой штурм».
Справившись с делами, Иван собрался было вернуться к бублику, но с огорчением обнаружил, что оставшаяся половина бесследно исчезла. Разумеется, потусторонние силы к пропаже бублика не имели никакого отношения. Просто, увлеченный фотографированием, сыщик умял бублик, даже не заметив этого.
Сколько времени он провел в ожидании Ларисы Николаевны, Рыбак не знал, потому как благополучно задремал, положив голову на стол, и проснулся лишь от звука открываемой двери. Сердечно поблагодарив женщину и получив в награду еще один бублик, Иван покинул больницу и отправился дальше.
В Каретниково, на улице Рассветной он оказался в полшестого утра. Остановив машину у нужного дома, Рыбак вышел на улицу. Утро встретило его прохладной свежестью. Иван сделал несколько вращательных движений плечами, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, пару приседаний и, приняв боксерскую стойку, нанес несколько быстрых и одновременно мощных ударов предполагаемому противнику. В гости идти еще рано, окна темные – хозяева наверняка спят. Но тут дверь дома отворилась, на крыльцо вышла женщина и, строго посмотрев на Ивана, спросила:
– Вы что это тут размахались?
На ней была длинная серая кофта с карманами, из-под которой выглядывало платье в сине-зеленую клетку. На ногах – черные, поблескивающие на солнце галоши. В руках – большая алюминиевая кастрюля. Иван понял, что женщина эта не кто иная, как мать Альбины Лисицыной.
– Елизавета Максимовна? – спросил он, хотя не очень был уверен, правильно ли запомнил ее имя. Но, как оказалось, правильно.
– Допустим, – пожала плечами она и пошла вдоль забора к небольшому сарайчику, крича: – Цыпа, цыпа!
На крик выбежала стайка кур – длинноногих, голенастых.
– Цыпа, цыпа! – Елизавета Максимовна бросала им еду из кастрюли, а они радостно клевали.
– Что вы хотели? – накормив птиц, обратилась Елизавета Максимовна к Ивану. – Если ищете Альбину, ее здесь нет. И не было уже давно.
– А кто-то искал ее недавно? – спросил Иван. Он достал телефон и нажал на кнопку включения диктофона.
– Да чтобы так уж недавно, не скажу. А в апреле – мае – да, спрашивали. Участковый наш, Сидорчук. Еще какой-то «фрукт». И потом еще девушка.
– «Фрукт» случайно не этот? – Жестом фокусника Рыбак вытащил из кармана фотографию Еремина.
– Нет, этого не было. Этого бы я точно запомнила. Да и что ей у нас делать? Говорят, она в Москве стала художницей. И денег у нее куры не клюют. – Женщина грустно посмотрела на своих курочек. – Хотя, конечно, мы с Петриком не в обиде. Петрик – это Петр Васильевич, муж мой. Альбинка, когда, значит, после аварии из больницы уехала, попросила передать нам свой кошелек. Денег там было всего ничего, мелочь. И карточка банковская. Я-то поначалу спрятала ее. Пусть лежит. Да и что с ней делать – банкоматов у нас нет, а в банке мне бы не дали по Альбининой карточке. А в банкомате – пожалуйста, потому что в кошельке лежала бумажка, а на ней пин-код. Это все Любочка мне сказала, она вместе с Альбинкой в школе училась. А как по осени Петрик заболел, и понадобились деньги, чтобы, значит, лекарств ему купить, я и попросила Любочку съездить в город и снять деньги. А там, оказывается, столько денег было, что Любочке пришлось два раза ездить. Банкомат за один раз столько не выдает. Почти сто восемьдесят тысяч. Я, конечно, Любочку отблагодарила – ситчика отрез подарила. На платье, значит. Я Альбинке покупала, веселенький такой ситчик. Но она не захотела. Переборчивая больно!
Отрез ситчика – это тоже было откуда-то из Иванова детства. Он родился и вырос вот в такой же стране березового ситца. Точно так же мама сзывала по утрам кур: цыпа-цыпа, и они прибегали, такие же суетливо-голенастые. А еще был петух, которого маленький Ваня очень боялся. А потом как-то разом бояться перестал.
– Мать, ты чего же это гостя на пороге держишь? – раздался вдруг зычный мужской голос.
– Петрик, так это я курочек кормила! А мужчина пришел про Альбинку узнать. И я уже все рассказала, поэтому он уходит. Да? – И она обернулась на Ивана, сделав большие глаза. – Да?
Но уходить Иван не собирался. Ему не хотелось обижать женщину с курочками, но даром, что ли, он двенадцать часов трясся в машине и спал, примостив голову на стол? Поэтому Иван с ответом тянул.
– Заходите, что ли! – пригласил Петр Васильевич, или попросту Петрик.
И Иван зашел. Сняв обувь в маленькой прихожей, он прошел в большую гостиную. Здесь было все, как положено: «стенка» с хрусталем, в углу – большой иконостас. На окнах – полотняные, расшитые петухами занавесочки. Такие же петухи на скатерти, покрывающей обеденный стол.
– Зовут-то тебя как? – спросил хозяин, отодвигая стул и садясь за стол.
– Иван, – ответил Рыбак, следуя его примеру. На сиденье стула он обнаружил подушечку. Опять же с петухами.
– И зачем ты, Иван, ищешь Альбинку мою?
– Я – частный детектив. – Иван показал свое удостоверение. – Меня нанял муж Альбины, Сергей Еремин, чтобы я ее нашел.
– А она, значит, сбежала?
– Я не знаю. Просто пропала.
– А чего он ее ищет? Может, из-за денег?
– Каких денег? – насторожилась Иванова интуиция, иначе называемая им «чуйкой».
– Деньги мы все потратили, – заявила Елизавета Максимовна. Она вошла в комнату, вытирая ладони об полы кофты.
– Не было никаких денег! – возразил Петр Васильевич, с укором глядя на жену.
– Так с карточки, – едва слышно пробормотала она.
– Не было денег, – поспешил согласиться с хозяином Рыбак.
– Вот это дело! – одобрил Лисицын. – А знаешь, мать, тащи-ка ты бутылочку и закусить чего.
– Какую бутылочку, Петрик! Времени шесть утра. Кто ж пьет в такое время?!
– Если человек не пьет, то он либо хворый, либо великая подлюка. Писатель Гоголь Николай Василич сказал. А чем мы хуже?
– Гоголь? – Елизавета Максимовна воззрилась на Рыбака: – Правда, что ли?
У Рыбака с Гоголем отношения как-то не сложились, но не поддержать хозяина он не мог, поэтому сказал:
– Да вроде было такое что-то…
– Давай, тащи! – скомандовал Петр Васильевич. – Докажем, что мы – хорошие люди.
Елизавета Максимовна притащила. И Рыбаку, никогда не садившемуся за руль даже после наперстка водки, пришлось приложить все усилия, чтобы максимально вежливо отказаться от доказательства собственной порядочности.
– А правда, что ребеночек у нее был? – спросила Елизавета Максимовна, не участвовавшая в пьянстве.
– Ребеночек? – удивился Рыбак. – Первый раз слышу.
– А чего бы ему не быть, ребеночку-то! – заявил Петрик, наливая третью рюмку. – При ее работе такое бывает. Типа, несчастный случай на производстве.
– Какой-то дурак сказал, а ты повторяешь! – попеняла ему жена.
– Да слишком много дураков-то. – Петр Васильевич влил в себя четвертую рюмку. – Шлюхой дочь твоя была, самой что ни на есть подзаборной шлюхой! Даже Мишкой одноруким не побрезговала.
Выстрелив в супругу последней фразой, Петр Васильевич настолько обессилел, что уронил голову на стол, да так и застыл в такой не очень-то удобной позе.
– Нельзя ему пить, говорю же, так нет – налей и все тут! Хоть ты тресни! И что мне теперь делать?
– Не волнуйтесь. Давайте я помогу его уложить в постель, – предложил Иван.
– Это я предложила дочку назвать Альбиной, – поведала Елизавета Максимовна, когда Петрик с большим трудом был уложен на широкую семейную кровать.
Острый глаз Рыбака и здесь уловил все тех же красных петухов – на покрывале и на многочисленных подушках-думках.
– Петрику не нравилось. Говорил, что это за Альбина? А я вычитала, что Альбина означает белая, светлая, чистая. Специально беременная в библиотеку ходила. Вот и решила – будет у дочки такое имя, и жизнь будет другой.
«Ага, по принципу «как вы лодку назовете…» – подумал Иван.
Они вернулись в комнату.
– А кто у вас так здорово вышивает? – Иван провел рукой по красному петуху со скатерти.
– Так Альбиночка и вышивала. В школе их учили. Ей понравилось, вот она и понашила. У меня еще салфеточки есть такие же.
– Значит, у нее с детства была склонность к искусству? А рисунки сохранились ее детские?
– Чего нет, того нет, – Елизавета Максимовна развела руками. – Конечно, рисовала что-то в школе, но как все дети рисуют. Ничего особенного. Зато какая красавица была! Хотите посмотреть?
Смотреть Ивану не хотелось. В принципе все, что можно было, он узнал. Вряд ли просмотр семейных фотографий мог обогатить его ценной информацией. Но как-то невежливо было вот так прямо встать и уйти. Поэтому он согласился. И, как показали дальнейшие события, не зря.
С полчаса Иван рассматривал незнакомые лица.
– А это маленькая Альбиночка. Правда, она чудо?
Альбина на фотографиях росла. Вот она научилась сидеть. Первые шаги. Первый класс. Еще первый класс.
Фотографии Ивану не понравились. Вернее, что-то его определенно настораживало. Но вот что именно, он пока не мог понять.
– Это Альбиночка в пятом классе. Видите, какая высокая? А это в седьмом на физкультуре.
Да, к седьмому классу Альбина стала настоящей красавицей. Спортивная форма выгодно подчеркивала длинные ноги и не по годам пышную грудь.
– А это девятый, выпускной.
– А есть какие-нибудь свежие фотографии? – перебил женщину Иван. Получилось немного грубо, Елизавета Максимовна посмотрела на него с укором.
– Так ведь после аварии она сюда не приезжала. Только карточку передала.
– А до этого?
Елизавета Максимовна полистала альбом, неуверенно сказала:
– Разве что вот эта – на Новый год? Вот тут Альбиночка лучше получилась, – видите.
Рыбак, наконец, все понял. На карточке из альбома и той, что лежала в кармане его пиджака, были запечатлены разные женщины. И разница была видна невооруженным глазом.
– Вы если что услышите про ребеночка, скажете мне? Давайте, я запишу телефон? Пожалуйста…
– Пишите, – согласился Иван.
Пока Елизавета Максимовна ходила за ручкой и очками, он отработанным движением сунул в карман фотографию. Ту самую, где Альбина получилась получше.
Попрощавшись с хозяйкой, сунувшей ему листок бумаги со своим телефоном, Иван вернулся в машину. Чтобы не мозолить глаза Елизавете Максимовне, отъехал от дома Лисицыных на пару километров и остановился в негустом березовом перелеске. Переснял фотографию Альбины – настоящей Альбины, отправил ее Федору. Следующее, что он собирался сделать – послать Федору диктофонную запись разговора.
Но тут зазвонил телефон.
«Кристина» – увидел Иван и свайпнул пальцем по экрану.
– Слушаю, Рыбак!
– Привет, Иван. Что за красотку ты прислал Федору?
– Это фотография Альбины Лисицыной. Собственноручно позаимствовал у ее матери.
– Стащил, что ли? – раздался голос Федора, и Иван понял, что Кристина включила громкую связь.
– Ну почему сразу стащил? Взял в обмен на обещание сообщить, если что-нибудь узнаю.
– Узнаешь что? – хмыкнула Кристина.
– Матери кто-то сказал, что у Альбины был ребенок. И она хочет знать, так это или нет. А в медицинской карте есть что-нибудь про ребенка?
– Если честно, мы ничего не поняли. Я отправила твои фотографии Оливеру, жду от него ответа.
Иван немного не понял: что Оливер, австралийский брат Кристины, а по совместительству талантливый нейрохирург, спасший когда-то Тимуру жизнь, может понять в истории болезни, написанной жутким почерком русского врача?
– Он до такой степени изучил русский?
– У него вообще-то русская жена с медицинским образованием. Если что – проконсультирует. И мы тут тоже зря времени не теряли. Просмотрели недвижимость, которая числится за Еремиными – пытались найти места, где он может прятать Асю. И выяснили, что у Еремина есть в Москве однокомнатная квартира. На Ясеневой. Та самая, где они с Альбиной прописаны. Куплена еще до их знакомства. После свадьбы Еремин никакой недвижимости не приобретал, но вложил большие средства в закупку нового оборудования для своего завода и модернизацию старых линий. Зато сама Альбина Еремина за пять лет обзавелась тремя квартирами в Москве. Общая стоимость в районе восьмидесяти четырех миллионов. Так что мы тут подумали – может, Еремин этот не из большой любви хочет развеять и употребить в пищу прах своей жены? Может, он действительно ее убил? И ему нужно тело для вступления в наследство?
– Это прекрасно, – одобрил Иван. – Вот только ни на шаг не приближает нас ни к настоящей Альбине, ни к Асе. Пока мы здесь разглагольствуем, она там совсем одна.
– И какие теперь наши действия?
– Я считаю, тебе нужно отправиться в Москву, – сказала Кристина, – побывать в доме на Ясеневой, поговорить с соседями. Может, кто видел Альбину после исчезновения. Ну, короче, ты сам знаешь. Я тебе денег кинула на карточку на всякий случай.
Последнее Ивана порадовало – денежный запас никогда лишним не будет.
