Глава 4
Остаток осени 1982 г. я ходил по кампусу Мэрилендского университета в округе Балтимор с новым взглядом на жизнь. Прежде я недоумевал, что заставляет студентов рано утром выбираться из постели и идти на занятия. Многие из них уходили с вечеринок, когда музыка еще играла и не все банки пива были откупорены. Теперь я знал – у каждого такого человека есть своя цель. Наконец, она появилась у меня, и это было здорово. Мне повезло наткнуться на книгу, ясно показавшую, к чему стремиться, и я намеревался добиться всего, о чем мечтаю. Я стану не только пилотом ВМС, но, возможно, и астронавтом. У меня никогда не было настолько смелых и заманчивых целей, и руки чесались взяться за дело. Одна проблема: чтобы стать летчиком ВМС, нужно выдержать высочайшую конкуренцию, а я был хроническим отстающим с ужасными оценками. Я собирался получить офицерское звание по итогам обучения в университете, но на эту возможность претендовало множество успешных молодых людей, с блеском окончивших школу и получивших направление в Военно-морскую академию США от своего конгрессмена или сенатора. Они набрали высшие баллы в тесте на проверку академических способностей (SAT), я же в старших классах спал с открытыми глазами на занятиях, и моего уровня базовых знаний не хватало даже на то, чтобы начать обучение по нужным мне направлениям: математический анализ, физика, инженерное дело. Более того, даже если я пойду на подготовительный курс, скорее всего, не смогу удержаться на нем. При всей силе мотивации мне не хватало навыков, необходимых, чтобы учиться.
Меня окружали студенты, способные слушать часовые лекции, задавать умные вопросы и писать конспекты. Они вовремя сдавали домашние задания, где все было решено правильно. Брали учебник или конспект лекций и «учились» – так это у них называлось. Затем успешно сдавали экзамены. Я представления не имел, как к этому подступиться. Ужасное чувство полного бессилия.
Мой брат учился на первом курсе в училище моряков гражданского флота в Академии торгового флота в Кингс-Пойнте, штат Нью-Йорк. Наш дедушка по материнской линии во Вторую мировую войну был офицером гражданского флота, а в дальнейшем капитаном брандера в Нью-Йоркском управлении пожарной охраны. Марк подумывал пойти по его стопам, но без фанатизма, просто его грела мысль, что диплом морской академии станет отличным стартом, какой бы путь он ни выбрал. С учетом моих новых целей это и для меня была хорошая отправная точка, поскольку Кингс-Пойнт открывал путь к комиссии по зачислению в ВМС. Даже если я не смогу поступить в военную академию, в Кингс-Пойнте я окажусь в среде военного типа с ее дисциплиной, как я сознавал, необходимой мне. Самое лучшее – там уже есть свой человек, который поможет мне освоиться после перевода. В рождественские каникулы я договорился о встрече с консультантом по переводу и зачислению.
В тот январский день я явился в кампус в самой официальной одежде из своего гардероба – брюках цвета хаки и рубашке поло – и был встречен самим деканом, облаченным в военную форму. Я никогда прежде не имел дела с офицером в форме (кроме, разумеется, полицейских). Он пригласил меня в просторный кабинет, в котором, казалось, все было из дерева: деревянная мебель, деревянные полки для книг, деревянные стулья, модели кораблей и прочие сувениры морской тематики на стенах. Потускневший медный агрегат, не то корабельный двигатель, не то телеграф, одиноко высился в дальнем углу. Декан посмотрел мне в глаза и спросил, почему я хочу сюда перейти.
– Ну, сэр, я хочу стать кадровым офицером ВМС. Моя цель – летать на истребителях и сажать их на палубы авианосцев.
В моем представлении это была совершенно ясная и желанная цель. Однако пока я говорил, взгляд офицера остекленел, а сам он стал посматривать на часы, словно обдумывая следующее дело или, возможно, меню предстоящего ланча. Он упорно смотрел в окно за моей спиной, избегая моего взгляда. Когда я смолк, декан откашлялся и закрыл лежащую перед ним на столе папку с описанием моих жалких достижений.
– Видите ли… – начал он и остановился.
Скверный знак!
– Оценки за среднюю школу у вас просто ужасные. Результаты SAT ниже средних для наших нынешних первокурсников. Баллы в первом семестре колледжа не лучше, чем в школе. Просто нет ни одного доказательства того, что вы способны справиться с нашей, очень сложной, программой.
– Теперь я намерен улучшить оценки. Я знаю, что мне это по силам. А SAT… Я к нему даже не готовился. Думаю, я сдам тест гораздо лучше, если сделаю еще одну попытку.
– Вам нужно сдать тест блестяще, чтобы итоговый результат дотянул до нашего среднего. И даже этого не хватит, чтобы компенсировать остальные ваши оценки.
Я несколько иначе представлял этот разговор.
Я рассказал о детстве в семье двух копов, о дырявых лодках родителей, о работе на скорой. Рассказал, как прочел «Парни что надо» и понял, чем хочу заниматься, как нашел, наконец, верный путь в жизни. Заговорил о реактивных самолетах и авианосцах, о риске. Заметил, что все это, возможно, начнется в Кингс-Пойнте. И спросил, что я должен сделать, чтобы его ответ изменился.
Он лишь покачал головой:
– Прости, сынок. С такими оценками… Здесь у тебя ничего не выйдет.
Он встал, поблагодарил меня за визит и добавил, что согласился встретиться со мной исключительно из уважения к моему брату, выдающемуся курсанту. Пожал мне руку и проводил к двери.
Снова оказавшись на ослепительном солнце, я заморгал и огляделся, глубоко ошеломленный. Мне не суждено воссоединиться с братом, не суждено начать отсюда новый путь в жизни. Никогда еще на своей памяти я не был так близок к тому, чтобы расплакаться.
Теперь я понимаю, что декану приходилось тратить много времени на молодых людей, рассуждающих о великих целях, достичь которых им не хватало ни таланта, ни упорства, и в его глазах я ничем от них не отличался. Возможно, так оно и было. Сегодня я могу поставить себя на его место, но тогда его равнодушие убило меня. Кингс-Пойнт казался мне единственной надеждой: в любом другом месте, куда бы ни обратился, я мог рассчитывать только на отказ. Разумеется, мне ничего не светит в Военно-морской академии в Аннаполисе! Запасного плана у меня не было. Между тем мои сверстники-конкуренты рвутся вперед, и я отстану от них на долгие годы. Мне придется положить много времени, просто чтобы добраться до отправной точки. Возможно, я уже не буду нужен ВМС, поскольку существуют возрастные ограничения для поступления во флот.
Все, что я до сих пор делал в жизни, например работа на скорой, я делал с опорой на свои сильные стороны. Новая цель должна была обнажить каждую мою слабую сторону.
Во втором семестре в Мэрилендском университете я записался на большее число сложных предметов и впервые в жизни попытался приложить усилия. Помню, как входил в класс на первое занятие по алгебре и началам анализа – программа примерно совпадала с курсом тригонометрии в старшей школе, который меня убеждал не бросать директор Тарнофф, – с мыслью: «Сейчас все и решится. Если я не смогу доказать, что способен здесь учиться, у меня не будет шанса продвинуться дальше». Во время первого семестра я взял самый простой курс математики, алгебру, чтобы только выполнить требования, и тот едва сдал. Теперь мне предстояло пройти курс, опиравшийся на знания, которые я ранее не смог усвоить, и показать гораздо лучший результат.
После первого занятия я засел за домашнюю работу, чувствуя, как давит на меня груз принятых решений. Мне пришлось заставлять себя оставаться на месте. Я не мог отрешиться от мыслей о каких-то делах, которые ждут меня в другой комнате, о поводе спуститься в холл общежития. Нужно очинить карандаш. Попить воды. Я, однако, усидел на стуле. Снова и снова я заставлял себя читать главу. Прочитанное во многом оставалось пустым звуком из-за множества терминов, которые я должен был выучить еще в школе. Я заставлял себя выполнять задания: на самые простые вроде бы смог дать правильный ответ, но более сложные ставили меня в тупик. Я закончил глубокой ночью, стараясь не думать о том, что одногруппники справились с заданием за 15 минут. Я решил сосредоточиться на том, что поставил перед собой цель – прочитать главу, ответить на вопросы – и достиг ее. Погасил свет с ощущением, что рано или поздно сумею все изменить.
Через несколько недель, выполняя домашнее задание, я понял, что оно дается мне немного легче. По-прежнему казалось, что я пытаюсь пробить стену головой, но кое-какой материал, с которым я сражался неделей раньше, показался чуть более осмысленным. Сам процесс учебы становился несколько менее мучительным и более обнадеживающим с каждой задачей, которую мне удавалось одолеть. Мне до сих пор приходилось прилагать отчаянные усилия, чтобы усидеть на стуле, и на занятиях я получил всего лишь оценку B. Однако на тот момент данная оценка стала одним из главных моих достижений в жизни. Я решил стараться еще больше и научился учиться.
Тем временем я подал запрос о переводе в два учебных заведения: Ратгерский университет и Морской колледж Университета штата Нью-Йорк. Оба находились поблизости и давали возможность стать кадровым офицером ВМС.
Морской колледж – это небольшое учебное заведение военной направленности в Бронксе, которое готовит офицеров кораблей для морского судоходства. Это первый морской колледж в стране, открытый в форте Шуйлер (назван в честь генерала Филипа Шуйлера, отчима Александра Гамильтона). Форт был построен для защиты Манхэттена от атаки с моря в войну 1812 года. Я ничего этого не знал, когда поступал, просто воспользовался одной из немногих возможностей. Получив предложение о переводе, я немедленно его принял, благо со скрипом, но «вписался» в требования к среднему баллу успеваемости.
В Ратгерс меня не приняли. Когда пришло письмо, его распечатали родители и выбросили, ничего мне не сказав, – не хотели меня огорчать. Они много лет хранили секрет и открыли его, когда я давно прошел отбор в астронавты.
Я перебрался в форт Шуйлер летом 1983-го. Я знал, что начну год с двухнедельной вводной программы, но имел о ней лишь смутное представление, навеянное фильмами: меня бреют наголо, старшекурсники орут мне в лицо, я совершаю марш-броски, меня заставляют снова и снова чистить всякую всячину, вроде обуви и ременных пряжек. Так все и вышло, один в один.
Кампус Морского колледжа, оказавшийся на удивление красивым, расположен на полоске земли между проливом Лонг-Айленд и Ист-Ривер под подвесным мостом. Просторный и ухоженный, кампус раскинулся вокруг величественного старого форта, обрамленный по периметру новыми зданиями. Все мое имущество при переезде составляли ящик с одеждой, переносной магнитофон и кассеты с записями Journey, Брюса Спрингстина, Grateful Dead и Supertramp. Я нашел свою комнату, бежевый кубик с двумя односпальными кроватями, двумя столами и двумя шкафами. Мой сосед уже раскладывал вещи. Он представился Бобом Келманом (в колледже все было упорядочено по алфавиту, поэтому Келли и Келман должны были жить в одной комнате и идти друг за другом всегда и во всем). Боб был – и остается – дружелюбным и компанейским парнем, но с саркастической усмешкой и язвительным юмором. Мы немного поговорили, разбирая вещи.
– Чем собираешься заняться, когда выйдешь отсюда? – спросил Боб.
– Стану астронавтом, – ответил я без тени улыбки, глядя ему прямо в глаза.
Я пытался приучить самого себя воспринимать эту мысль всерьез. Боб прищурился и смерил меня взглядом.
– Да неужели?
– Точно, – заявил я с каменным лицом.
Он картинно покивал.
– Ну что ж, а я собираюсь стать индейским вождем.
И расхохотался над собственной шуткой. Мне он показался придурком, но вскоре мы сдружились и, вспоминая об этой его реакции, всегда смеялись, особенно когда я действительно стал астронавтом.
Распаковывая вещи, мы с Бобом обсуждали период предварительной подготовки, который вот-вот должен был начаться. Каким он будет? Я пошутил насчет того, что нас побреют наголо.
– Что? – Боб оцепенел со стопкой книг в руках. – Ничего нас не побреют. Ты ведь шутишь?
Я заявил, что совершенно уверен.
– Это как посвящение в военнослужащие. Разве военные не обязаны брить голову?
Боб поразмыслил над этим предположением и отверг его.
– Нет! Нам бы сказали. В смысле дали бы что-нибудь подписать.
На следующий день нас с Бобом в пять утра разбудили старшекурсники, колотящие по кастрюлям, сковородам и крышкам от мусорных баков и орущие нам в лицо. Нам давалось пять минут на переход от глубокого сна к тому, чтобы, надев спортивный костюм и заправив койки, выстроиться в холле в полном сознании. То утро, как и все последующие, началось с часа бега и общей физической подготовки. И до рассвета было жарко и душно, а с восходом жара стала невыносимой.
В первые дни мы заучивали наизусть цитаты и фразы, посвященные истории школы. Первым стало высказывание, начертанное над входной аркой старого форта: «Но обязанность мужчин и офицеров, как бы ни страдали их чувства, подчиняться приказам, немедленно и без колебаний, есть не только живая кровь армии, но и безопасность государств; как и принцип, что в каких угодно обстоятельствах [мысль], будто любое сознательное неподчинение может быть оправдано, есть предательство общего блага. “Каменная стена” Джексон». (По сути, все эти цитаты говорили об одном: «Выполняй приказ». Если бы Джексон был менее многословным, подготовительный период дался бы мне гораздо легче.) Мне больше нравилось лаконичное и вдохновляющее высказывание: «Море избирательно, оно медленно воздает должное усилиям и дарованиям, но быстро топит негодных». Я помню эти фразы до сих пор.
В первое утро мы промаршировали в другое здание, где по одному входили в маленькую комнату. Поскольку все делалось в алфавитном порядке, мне довелось увидеть реакцию Боба, когда меня усадили в кресло и стали брить голову. Я по волосам не горевал, но по сей день помню выражение лица Боба – беспомощный ужас. Я так хохотал, что парню с машинкой пришлось прикрикнуть, чтобы я сидел спокойно. Через несколько минут черные кудри Боба посыпались на пол рядом с моими волосами.
Я быстро привык к военной дисциплине. Думаю, мне отчаянно не хватало системы, и оказаться в положении, когда тебе говорят, что делать и как, было облегчением. Многие соученики подвергали сомнению обоснованность и справедливость каждого элемента нашей подготовки, пытались хитрить, ныли и жаловались. Я же начал понимать, что должен сталкиваться с трудностями, чтобы иметь возможность себя проявить. Учеба по-прежнему давалась мне с трудом, но следование указаниям внушало чувство уверенности. Я это ценил.
Окончание подготовительного периода было отмечено торжественной церемонией. Приехали мои родители в лучшей одежде, а также дедушка и бабушка со стороны отца. Когда мы маршировали строем, я всех их увидел на трибуне, откуда они с гордостью смотрели на меня. Я удивился, поняв, как много значит для меня их присутствие, возможность дать им хоть какой-то повод для гордости. Понимал я и то, какой долгий путь мне еще предстоит пройти.
Когда начался полноценный учебный год, я выбрал шесть предметов. По сути, я снова стал первокурсником, поскольку программа резко отличалась от случайного набора гуманитарных и научных дисциплин, которые я посещал в Мэриленде. Я записался на математический анализ, физику, электротехнику, мореходство и военную историю. Программа обучения была трудной даже для моих одноклассников, превосходно окончивших среднюю школу, и я радовался тому, что держусь на плаву.
С приближением Дня труда мне позвонил один из школьных приятелей и пригласил на вечеринку в общежитии их братства в Ратгерсе. Я обещал прийти и позвонил брату:
– Поехали в Ратгерс, оттянемся с Питом Матерном в «Сигма Пи».
– Не могу, – тут же ответил Марк. – У меня тест на носу.
Я несколько минут пытался его переубедить, пока он не прервал меня:
– Тебе самому разве не нужно сдавать что-нибудь? Ты уже несколько недель отучился.
– Нужно, – признал я. – Первый экзамен по матанализу в конце следующей недели. Но я подготовлюсь, когда вернусь. У меня будет вторник, среда, четверг…
Мыслями я уже стоял на обочине автострады со спортивной сумкой на плече и поднятым большим пальцем.
– Ты, мать твою, из ума выжил? – заорал Марк. – Ты студент. Ты должен идеально сдать этот экзамен и все остальные, если хочешь чего-то добиться. Все эти выходные ты обязан просидеть за столом и выполнить каждое задание из каждой главы, которые будут на этом экзамене.
– Правда? – спросил я. – Целые длинные выходные?
Мне это казалось несправедливым.
– Все выходные, – отрезал он. – Плюс всю следующую неделю.
Я обдумывал слова Марка в гнетущей тишине. Мне не понравилось, что брат-близнец орет на меня. Так и подмывало обозвать его про себя ботаником и отмахнуться. Я был очень близок к бунту – мне до сих пор не по себе от этого воспоминания, словно я балансировал на краю обрыва. Однако, как бы ни хотелось на вечеринку, в глубине души я понимал, что он прав и что его прямолинейность сослужила мне добрую службу. Марк тоже был когда-то неусидчивым и равнодушным, но решил выбиться в люди задолго до меня, и ему это удалось. Я никогда не спрашивал, как он это сделал, но сейчас он сам решил поделиться со мной опытом. Поколебавшись, я решил прислушаться к нему.
Я просидел весь уик-энд за учебой – это было очень трудно! – выполняя каждое задание из каждой главы, как и советовал Марк, и, наконец, справился со всеми. Придя в пятницу на экзамен, я впервые в жизни чувствовал, что понимаю все вопросы и, кажется, могу более-менее правильно на них ответить. Непривычное ощущение. На следующей неделе, когда нам раздали тесты с результатами, я увидел наверху моего листа заключенные в красный круг сто баллов. Я бесконечно долго смотрел на них, пытаясь осмыслить случившееся. Я получил наивысший балл в первый раз за всю жизнь, причем за тест по математике. Так вот как добываются хорошие отметки! Казалось, передо мной распахнулась дверь.
С этого момента мне понравилось преодолевать сложности в учебе. Я научился упорно трудиться и радоваться результатам своего труда. Как ни странно, мне было проще получить высший бал, чем средний. Стремиться к более низкой оценке было бы все равно что метить в более легкую мишень. «Нормально» – это как вдеть нитку в иголку. «Максимум, на что способен», – гораздо более обширный список целей. Я решил постараться узнать максимум. Тогда я всегда буду получать лучшую оценку.
Телефонный разговор с Марком стал поворотным пунктом в моей жизни почти в той же мере, что и прочтение «Парней что надо». Книга помогла мне понять, кем я хочу стать, совет брата – как этого добиться.
Вскоре после начала занятий я пришел в учебную часть факультета вневойсковой подготовки офицеров резерва и сказал, что хочу поступить в группу. Я узнал, что могу посещать их уроки и тренировки, но право на стипендию получу не раньше чем по окончании одного семестра с хорошими оценками. Итак, я начал тренироваться вместе с другими кадетами: строевая подготовка, тренировки по выходным, занятия по лидерству, системам вооружений и военному этикету. Помимо этого всем студентам колледжа нужно было готовиться к получению квалификации от Береговой службы США – это обязательное условие, чтобы стать моряком гражданского флота. (Я в конце концов получил лицензию Береговой службы и продлеваю ее по сей день.) Мы изучали навигацию по звездам и наземным ориентирам, мореходство, метеорологию для моряков и морские «правила дорожного движения». Окончив первый семестр с общим средним баллом почти 4.0, я получил предложение стипендии для прохождения вневойсковой подготовки офицеров ВМС в обмен на минимум пять лет военной службы – даже больше, если я пойду в летную школу. Я был рад настолько приблизиться к своей конечной цели, а родители, разумеется, довольны тем, что дальнейшее мое обучение будет оплачено.
В конце учебного года мы несколько недель занимались подготовкой учебного корабля к нашему первому походу. «Эмпайр Стейт V», в прошлом корабль ВМС США «Барретт», был списанным транспортником, которым мы учились управлять. Каждый имел на борту определенные обязанности. Когда мы, наконец, начали движение, я стоял смотровым на носу. Серый пролив Ист-Ривер развернулся перед кораблем, выбравшимся из доков и направившимся в туман залива Лонг-Айленд. Я напряженно вглядывался в густую пену, как будто корабль и каждая жизнь на его борту зависели от меня. Мне внушили, что впередсмотрящий – это не только глаза корабля, но и уши, и я прислушивался к звукам других кораблей, готовый сообщить на мостик, если увижу или услышу любой признак возможной угрозы. Когда в машинном отделении прибавили хода, в воздухе появился характерный запах котельного мазута. Пока я стоял на вахте, мы прошли Сити-Айленд и Нью-Хейвен и двинулись в направлении Монтока. Мы обошли мыс и устремились на восток, направляясь в Северную Атлантику. Я глубоко вдохнул океанский воздух. Мы были в море. Я наконец чего-то достиг. Было ощущение, что это отправная точка в долгом пути, на котором меня ждет множество захватывающих приключений и открытий. Я не ошибся.
В голове не укладывалось, что мы идем в Европу. Если бы чуть больше года назад мне сказали, что именно так я проведу свое 19-е лето, я бы не поверил. Жилые помещения на борту были темными, обшарпанными и плохо вентилировались. В столовой я часто видел народ, блюющий в большие мусорные баки вдоль стен. По ночам однокашники маялись на койках тошнотой. Оказалось, я не подвержен морской болезни, поэтому надеялся, что вестибулярный аппарат не подведет меня и в воздухе, а в дальнейшем – в невесомости.
Мы работали по трехдневному циклу: один день – обслуживание корабля, один день – вахта и один – учеба. Лучше всего было нести вахту у штурвала, когда появлялась возможность по-настоящему поуправлять кораблем. Быть впередсмотрящим означало просто вглядываться в пространство над водой, пытаясь заметить другие корабли. Вахтенный на корме должен был следить, не упал ли кто-нибудь за борт, но никто не падал. В учебные дни мы набивались в маленькие комнатки, заставленные школьными партами. Часть занятий была интересной – навигация, метеорология, действия при аварийных ситуациях, например при пожаре или в поисково-спасательных операциях. Я не собирался становиться офицером гражданского флота, но считал это хорошим стартом, поэтому слушал внимательно и старался, как мог. Ночью мы оттачивали навыки навигации по звездам: учились определять положение корабля, измеряя с помощью секстанта угол между горизонтом и определенной звездой или планетой. При этом использовалась сложная математика, и освоить эту премудрость было непросто, но необходимо для мореплавания (а также, как я впоследствии узнал, для космических полетов).
Первым портом, куда мы зашли, стала испанская Майорка. (Там прекрасные пляжи.) Затем Гамбург. (Единственный привезенный мною оттуда сувенир – полное и неистребимое отвращение к яблочному шнапсу.) Затем мы остановились в английском Саутгемптоне и поездом поехали в Лондон. (Поразительно, какую дрянь едят в этом большом полиэтническом городе!)
На пути в родной порт я полностью освоился с обязанностями на борту и с изучаемым материалом. Мы вернулись в колледж более сильными, выносливыми и компетентными, чем были до выхода в море, научились действовать в команде в сложных ситуациях, реагировать на неожиданности и выживать. Я понимал, что целью похода было научить нас мореходному делу, лидерству и командной работе, но все равно удивлялся, как много сумел узнать. С борта «Эмпайр Стейт V» я сошел другим человеком.
Вскоре по окончании первого похода я сел на самолет до Лонг-Бич в Калифорнии, чтобы в рамках вневойсковой подготовки офицеров принять участие в походе на военном корабле на Гавайи. Я летел вместе с морскими кадетами из других учебных заведений, в том числе из Военно-морской академии, впервые выходившими в море. Хотя я по опыту опережал их всего на несколько месяцев, разница казалась грандиозной.
Это было мое первое настоящее знакомство с военно-морскими силами. Первокурсники отделений вневойсковой подготовки и курсанты Академии ВМС должны были выполнять обязанности моряков, состоящих на действительной военной службе, чтобы, став офицерами и получив под свое руководство военнослужащих, хорошо знать, что от них требуется. Я снова жил в переполненной каюте, где на койках в три яруса спали почти 20 парней. Отличная подготовка к будущему, когда мне придется жить в тесных помещениях. Как и на «Эмпайр Стейт V», мы выполняли много физической работы, что вызывало у некоторых протест. Меня, однако, это не раздражало, и я был счастлив, что нахожусь на корабле и приближаю свою карьеру к службе в ВМС.
Во втором походе на «Эмпайр Стейт V», летом между вторым и третьим годами в Морском колледже, я выполнял более ответственные работы на борту и располагал большей самостоятельностью. В первый вечер в испанском порту Аликанте мы с однокашниками устроили в своей каюте вечеринку. Пить на борту не разрешалось, но мы не создавали никаких проблем и надеялись, что и у нас проблем не будет. Через несколько часов все порядком набрались. Я прикончил бутылку водки, последнее, что у нас было, и решил, что должен отметить это событие, разбив бутылку о переборку. Бутылка, однако, не разбилась, а отскочила и ударила одну из моих соучениц по затылку. Она едва не потеряла сознание, и, вероятно, нужно было обратиться за медицинской помощью, но все мы, включая ее, решили, что это была всего лишь нервная реакция.
Горя желанием продолжить вечеринку, мы разработали блестящий план: взять штормтрап (подвесную лестницу из каната и деревянных планок), свесить с кормовой части корабля, спуститься, доплыть до причала и юркнуть в ближайший бар. Мы отрядили двоих в носовую часть найти и притащить трап. Они присоединились к нам на корме, волоча трап, весивший почти 50 кг. Пока мы его прилаживали, я заспорил с однокашником, кто из нас спустится первым. Мы вопили, не желая уступать, и едва не подрались. Наконец я убедил его, что идеально подхожу для этого дела, и триумфально перелез через леер проверить, надежно ли закреплен штормтрап. На самом деле он вообще не был закреплен, и я, а также полцентнера канатов и дерева рухнули с 10-метровой высоты в темную воду. Я погрузился в холодную черноту, словно пробив асфальт, как ни странно, оставшись в сознании, но скоро тяжелый трап, в котором я запутался, потянул меня ко дну. С огромным трудом мне удалось вынырнуть. Я сумел доплыть до технического причала, используемого для погрузки припасов на пришвартованный корабль, где меня поджидали кадеты инженерной специальности, чтобы вытащить из воды. Меня вконец развезло после удара о воду, не говоря уже о выпитой водке, но товарищу удалось протащить меня через люк. Я незамеченным пробрался в кормовую часть, и начальство так и не узнало о нашем приключении. В противном случае меня бы точно исключили и я потерял бы единственный шанс, за который столько боролся.
