Второй иерусалимский дневник

Пришел в итоге путь мой грустный,

кривой и непринципиальный,

в великий город захолустный,

планеты центр провинциальный.

Россия для души и для ума —
как первая любовь и как тюрьма

Мы благо миру сделали великое,
недаром мы душевные калеки,
мы будущее, черное и дикое,
отжили за других в двадцатом веке.

* * *

Остался жив и цел, в уме и силе,
и прежние не сломлены замашки,
а был рожден в сорочке, что в России
всегда вело к смирительной рубашке.

* * *

Мы жили там, не пряча взгляда,
а в наши души и артерии
сочился тонкий яд распада
гниющей заживо империи.

* * *

Россия, наши судьбы гнусно скомкав,
еще нас обрекла наверняка
на пристальность безжалостных потомков,
брезгливый интерес издалека.

* * *

Где взрывчато, гнусно и ржаво,
там чувства и мысли острее,
чем гуще прогнила держава,
тем чище любовь к ней в еврее.

* * *

Как бы ни были духом богаты,
но с ошметками русского теста
мы заметны везде, как цитаты
из большого безумного текста.

* * *

Пока мы кричали и спорили,
ключи подбирая к секрету,
трагедия русской истории
легко перешла в оперетту.

* * *

Темна российская заря,
и смутный страх меня тревожит:
Россия в поисках царя
себе найти еврея может.

* * *

Мы обучились в той стране
отменно благостной науке
ценить в порвавшейся струне
ее неизданные звуки.

* * *

В душе у всех теперь надрыв:
без капли жалости эпоха
всех обокрала, вдруг открыв,
что где нас нет, там тоже плохо.

* * *

Бессилен плач и пуст молебен
в эпоху длительной беды,
зато стократ сильней целебен
дух чуши и белиберды.

* * *

В чертах российских поколений
чужой заметен след злодейский:
в национальный русский гений
закрался гнусный ген еврейский.

* * *

Забавно, как тихо и вкрадчиво
из воздуха, быта, искусства —
проникла в наш дух азиатчина
тяжелого стадного чувства.

* * *

Мне чудится порой: посланцы Божьи,
в безвылазной грязи изнемогая,
в российском захолустном бездорожье
кричат во тьму, что весть у них благая.

* * *

Российская судьба своеобразна,
в ней жизненная всякая игра
пронизана миазмами маразма
чего-нибудь, протухшего вчера.

* * *

Не зря мы гнили врозь и вместе,
ведь мы и вырастили всех,
дарящих нам теперь по чести
свое презрение и смех.

* * *

Воздух вековечных русских споров
пахнет исторической тоской:
душно от несчетных прокуроров,
мыслящих на фене воровской.

* * *

Увы, приметы и улики
российской жизни возрожденной —
раскаты, рокоты и рыки
народной воли пробужденной.

* * *

Если вернутся времена
всех наций братского объятья,
то, как ушедшая жена, —
забрать оставшиеся платья.

* * *

Среди совсем чужих равнин
теперь матрешкой и винтовкой
торгует гордый славянин
с еврейской прытью и сноровкой.

* * *

Прохвосты, проходимцы и пройдохи
и прочие, кто духом ядовит,
в гармонии с дыханием эпохи
легко меняют запахи и вид.

* * *

В России после пробуждения
опять тоска туманит лица:
все снова ищут убеждения,
чтобы опять закабалиться.

* * *

Сквозь общие радость и смех,
под музыку, песни и танцы
дерьмо поднимается вверх
и туго смыкается в панцирь.

* * *

Секретари и председатели,
директора и заместители —
их как ни шли к ебене матери,
они и там руководители.

* * *

В той российской, нами прожитой неволе,
меж руин ее, развалин и обломков —
много крови, много грязи, много боли —
много смысла для забывчивых потомков.

* * *

Слепец бежит во мраке,
и дух его парит,
неся незрячим факел,
который не горит.

* * *

Нас рабство меняло за долгие годы —
мы гнулись, ломались, устали…
Свободны не те, кто дожил до свободы,
а те, кто свободными стали.

* * *

Послушные пословицам России,
живя под неусыпным их надзором,
мы сора из избы не выносили,
а тихо отравлялись этим сором.

* * *

Часы истории — рывками
и глазу смертному невнятно
идут, но, трогая руками,
мы стрелки двигаем обратно.

* * *

Стал русский дух из-за жестоких
режимов, нагло-самовластных, —
родильным домом дум высоких
и свалкой этих дум несчастных.

* * *

Я мало, в сущности, знаком
с душевным чувством, что свободен:
кто прожил век под колпаком,
тем купол неба чужероден.

* * *

От марша, от песни, от гимна —
всегда со стыдом и несмело
вдруг чувствуешь очень интимно,
что время всех нас поимело.

* * *

Я свободен от общества не был,
и в итоге прожитого века
нету места в душе моей, где бы
не ступала нога человека.

* * *

Уже до правнуков навряд
сумеет дух наш просочиться,
где сок и желчь, где мед и яд
и смысла пряная горчица.

* * *

Всегда из мути, мглы и марева
невыносимо черных дней
охотно мы спешим на зарево
болотных призрачных огней.

* * *

Играть в хоккей бежит слепой,
покрылась вишнями сосна,
поплыл карась на водопой,
Россия вспряла ото сна.

* * *

Российской бурной жизни непонятность
нельзя считать ни крахом, ни концом,
я вижу в ней возможность, вероятность,
стихию с человеческим яйцом.

* * *

Ровеснику тяжко живется сейчас,
хотя и отрадно, что дожил,
но время неслышно ушло из-под нас
ко всем, кто намного моложе.

* * *

Россия обретет былую стать,
которую по книгам мы любили,
когда в ней станут люди вырастать
такие же, как те, кого убили.

* * *

Сами видя в себе инородцев,
поперечных российской судьбе,
очень много душевных колодцев
отравили мы сами себе.

* * *

Я, в сущности, всю жизнь писал о том, как
мы ткали даже в рабстве нашу нить;
достанет ли таланта у потомка
душой, а не умом нас оценить?

* * *

В России ни одной не сыщешь нации,
избегнувшей нашествия зверей,
рожденных от безумной радиации,
текущей из несчетных лагерей.

* * *

Бурлит людьми река Исхода,
уносит ветви от корней,
и молча ждет пловца свобода
и сорок лет дороги к ней.

* * *

Еврей весьма уютно жил в России,
но ей была вредна его полезность;
тогда его оттуда попросили,
и тут же вся империя разлезлась.

* * *

Мы ушли, мы в ином окаянстве
ищем радости зренья и слуха,
только смех наш остался в пространстве
флегматичного русского духа.

* * *

Мой жизненный опыт — вчерашен,
он рабской, тюремной породы,
поэтому так ошарашен
я видом иной несвободы.

* * *

Я скучаю по тухло-застойной
пошлой жизни и подлой морали,
где, тоскуя о жизни достойной,
мы душой и умом воспаряли.

* * *

Я уезжал, с судьбой не споря,
но в благодетельной разлуке,
как раковина — рокот моря,
храню я русской речи звуки.

* * *

Я пишу тебе письмо со свободы,
все вокруг нам непонятно и дивно,
всюду много то машин, то природы,
а в сортирах чисто так, что противно.

* * *

Навеки в нас российская простуда;
живем хотя теплично и рассеянно,
но все, что за душой у нас, — оттуда
надышано, привито и навеяно.

* * *

Один еврей другого не мудрей,
но разный в них запал и динамит,
еврей в России больше, чем еврей,
поскольку он еще антисемит.

* * *

Чисто русский, увы, человек —
по душе, по тоске, по уму,
я по-русски устроил свой век
и тюрьму поменял на суму.

* * *

Игра словами в рифму — эстафета,
где чувствуешь партнера по руке:
то ласточка вдруг выпорхнет от Фета,
то Блок завьется снегом по строке.

* * *

От моей еврейской головы
прибыль не объявится в деньгах,
слишком я наелся трын-травы
на полянах русских и лугах.

* * *

И родом я чистый еврей, и лицом,
а дух мой (укрыть его некуда) —
останется русским, и дело с концом
(хотя и обрезанным некогда).

* * *

Боюсь с людьми сходиться ближе,
когда насквозь видна их суть:
у тех, кто жил в вонючей жиже,
всегда найдется что плеснуть.

* * *

Люблю Россию: ширь полей,
повсюду вождь на пьедестале…
Я меньше стал скучать по ней,
когда оттуда ездить стали.

* * *

Мечтал я тихой жизнью праздной
пожить последние года,
но вал российской пены грязной
за мной вослед хлестнул сюда.

* * *

До боли все мне близко на Руси,
знакомо, ощутимо и понятно,
но Боже сохрани и упаси
меня от возвращения обратно.

Храпит и яростно дрожит
казацкий конь при слове «жид»

В евреях легко разобраться,
отринув пустые названия,
поскольку евреи — не нация,
а форма существования.

* * *

Давным-давно с умом и пылом
певец на лире пробренчал:
любовь и голод правят миром;
а про евреев — умолчал.

* * *

Развеяв нас по всем дорогам,
Бог дал нам ум, характер, пыл;
еврей, конечно, избран Богом,
но для чего — Творец забыл.

* * *

Пучина житейского моря
и стонов, и криков полна,
а шум от еврейского горя
тем громче, чем мельче волна.

* * *

Везде цветя на все лады
и зрея даже в лютой стуже,
евреи — странные плоды:
они сочней, где климат хуже.

* * *

Евреи рвутся и дерзают,
везде дрожжами лезут в тесто,
нас потому и обрезают,
чтоб занимали меньше места.

* * *

Я прекрасно сплю и вкусно ем,
но в мозгу — цепочка фонарей;
если у еврея нет проблем —
значит, он не полностью еврей.

* * *

В истории все повторяется вновь
за жизнь человечества длинную,
история любит еврейскую кровь —
и творческую, и невинную.

* * *

Я подлинный продукт еврейской нации:
душа моя в союзе с диким нравом
использует при каждой ситуации
мое святое право быть неправым.

* * *

Как тайное течение реки,
в нас тянется наследственная нить:
еврей сидит в еврее вопреки
желанию его в себе хранить.

* * *

Евреи собираются молиться,
и сразу проступает их особость,
и зримо отчуждаются их лица,
и смутная меня тревожит робость.

* * *

Хотя они прославлены на свете
за дух своекорыстья и наживы,
евреи легкомысленны, как дети,
но именно поэтому и живы.

* * *

Есть мечта — меж евреев она
протекает подобно реке:
чтоб имелась родная страна
и чтоб жить от нее вдалеке.

* * *

Знак любого личного отличия
нам важней реальных достижений,
мания еврейского величия
выросла на почве унижений.

* * *

На пире российской чумы
гуляет еврей голосисто,
как будто сбежал из тюрьмы
и сделался — рав Монте-Кристо.

* * *

В еврейском духе скрыта порча,
она для духа много значит:
еврей неволю терпит молча,
а на свободе — горько плачет.

* * *

Думаю, что жить еврею вечно,
капая слезу на мед горчащий;
чем невероятней в мире нечто,
тем оно бывает с нами чаще.

* * *

У Хаси энергии дикий напор,
а вертится — вылитый глобус,
и если поставить на Хасю мотор,
то Хася была бы автобус.

* * *

Забыв, что дрожжи только в тесте
растут махрово и упруго,
евреи жить стремятся вместе,
травя и пестуя друг друга.

* * *

Горжусь и восхищаться не устану
искусностью еврейского ума:
из воздуха сбиваем мы сметану,
а в сыр она сгущается сама.

* * *

Еврейской мутной славой дорожа,
всегда еврей читает с одобрением,
как жили соплеменники, служа
любой чужой культуры удобрением.

* * *

Может, потому на белом свете
так евреи долго задержались,
что по всей планете на столетия
дружно друг от друга разбежались.

* * *

Еврейский бес весьма практичен,
гордыней польской обуян,
слегка теперь по-русски пьян
и по-немецки педантичен.

* * *

На месте, где еврею все знакомо
и можно местным промыслом заняться,
еврей располагается как дома,
прося хозяев тоже не стесняться.

* * *

В евреях есть такое электричество,
что все вокруг евреев намагничено,
поэтому любое их количество
повсюду и всегда преувеличено.

* * *

В мире нет резвее и шустрей,
прытче и проворней (будто птица),
чем немолодой больной еврей,
ищущий возможность прокормиться.

* * *

Все ночью спит: недвижны воды,
затихли распри, склоки, розни,
и злоумышленник природы —
еврей во сне готовит козни.

* * *

Ни одной чумной бацилле
не приснится резвость Цили.
А блеснувшая монета
в ней рождает скорость света.

* * *

Везде на всех похож еврей,
он дубом дуб в дубовой роще,
но где труднее — он умней,
а где полегче — он попроще.

* * *

Это кто, благоухая,
сам себя несет, как булку?
Это вышла тетя Хая
с новым мужем на прогулку.

* * *

Нынче нашел я в рассудке убогом
ключ ко всему, чему был изумлен:
да, у евреев был договор с Богом,
только он вовремя не был продлен.

* * *

Содержимому наших голов
мир сегодняшний сильно обязан,
в мире нету серьезных узлов,
где какой-то еврей не завязан.

* * *

Поверхностному взгляду не постичь
духовность волосатых иудеев;
во многих — если бороду остричь —
немедля станет видно прохиндеев.

* * *

Еврей везде еврею рад,
в евреях зная толк,
еврей еврею — друг и брат,
а также — чек и долг.

* * *

Все гипотезы, факты и мнения
для здоровья полезны еврею:
посещая научные прения,
я от мудрости сладостно прею.

* * *

А знает ли Бог в напряженных
раздумьях о высшей морали,
что пеплом евреев сожженных
недавно поля удобряли?

* * *

Логичность не люблю я в человеке,
живое нелогично естество,
та логика, что выдумали греки, —
пустое для еврея баловство.

* * *

Еврейский огонь затухал, но не гас,
и тем отличаемся мы,
но желтые звезды пылают на нас
заметней в периоды тьмы.

* * *

Наука расщелкать пока что слаба
характера нашего зерна;
еврейство — не нация, это судьба,
и гибельность ей жизнетворна.

* * *

Тайной боли гармоничные
с неких пор у целой нации,
у еврея с дымом — личные
связаны ассоциации.

* * *

Народ любой воистину духовен
(а значит — и Создателем ценим)
не духом синагог или часовен,
а смехом над отчаяньем своим.

* * *

Печально, если правы те пророки,
слепые к переменным временам,
которые все прошлые уроки
и в будущем предсказывают нам.

* * *

Нравы, мода, вкус, идеи —
все меняется на свете,
но все так же иудеи
состоят за все в ответе.

* * *

Полон гордости я, что еврей,
хоть хулу изрыгает мой рот;
видя ближе, люблю я сильней
мой великий блудливый народ.

* * *

В истории бывают ночь, и день,
и сумерки, и зори, и закаты,
но длится если пасмурная тень,
то здесь уже евреи виноваты.

* * *

Наверно, это порчи знак,
но знаю разумом и сердцем,
что всем евреям я никак
быть не могу единоверцем.

* * *

Ту тайну, что нашептывает сердце,
мы разумом постичь бы не могли:
еврейское умение вертеться
влияет на вращение Земли.

* * *

Неожиданным открытием убиты,
мы разводим в изумлении руками,
ибо думали, как все антисемиты,
что евреи не бывают дураками.

* * *

Мы в мире живем от начала начал,
меж наций особая каста,
и в мире я лучше людей не встречал
и хуже встречал я не часто.

* * *

Еще я не хочу ни в ад, ни в рай,
и Бога я прошу порой как друга:
пугай меня, Господь, но не карай,
еврей сильнее духом от испуга.

* * *

В лабиринтах, капканах и каверзах рос
мой текущий сквозь вечность народ;
даже нос у еврея висит, как вопрос,
опрокинутый наоборот.

* * *

От ловкости еврейской не спастись:
прожив на русской почве срок большой,
они даже смогли обзавестись
загадочной славянскою душой.

* * *

Мне приятно, что мой соплеменник
при житейском раскладе поганом
в хитроумии поиска денег
делит первенство только с цыганом.

* * *

Напрасно я витаю в эмпиреях
и столь же для химер я стар уже,
но лучшее, что знаю я в евреях, —
умение селиться в мираже.

* * *

Евреи уезжают налегке,
кидая барахло в узлах и грудах,
чтоб легче сочинялось вдалеке
о брошенных дворцах и изумрудах.

* * *

Душе бывает тяжко даже бремя
лишения привычной географии,
а нас однажды выкинуло время —
из быта, из судьбы, из биографии.

* * *

Так сюда евреи побежали,
словно это умысел злодейский:
в мире ни одной еще державе
даром не сошел набег еврейский.

* * *

Еврею от Бога завещано,
что, душу и ум ублажая,
мы любим культуру, как женщину,
поэтому слаще — чужая.

* * *

Из-за гор и лесов, из-за синих морей,
кроме родственных жарких приветов,
непременно привозит еврею еврей
миллионы полезных советов.

* * *

Еврей с отвычки быть самим собой,
а душу из личины русской выпростав,
кидается в израильский запой
и молится с неистовостью выкрестов.

* * *

Сметливостью Господь нас не обидел,
ее нам просто некуда девать,
евреи даже деньги в чистом виде
умеют покупать и продавать.

* * *

Я то лев, то заяц, то лисица,
бродят мысли бешеной гурьбой,
ибо я еврей, и согласиться
мне всего трудней с самим собой.

* * *

Израиль я хвалю на всех углах,
живется тут не скучно и упруго,
евреи — мастера в чужих делах,
а в собственных — помеха друг для друга.

* * *

Не молясь и не зная канонов,
я мирской многогрешный еврей,
но ушедшие шесть миллионов
продолжаются жизнью моей.

* * *

Расчислив жестокого века итог,
судить нас не следует строго:
каков он у нас, отвернувшийся Бог,
такие евреи у Бога.

* * *

Загробный быт — комфорт и чудо;
когда б там было неприятно,
то хоть один еврей оттуда
уже сыскал бы путь обратно.

Увы, подковой счастья моего
кого-то подковали не того

Вчерашнюю отжив судьбу свою,
нисколько не жалея о пропаже,
сейчас перед сегодняшней стою —
нелепый, как монах на женском пляже.

* * *

Декарт существовал, поскольку мыслил,
умея средства к жизни добывать,
а я, хотя и мыслю в этом смысле,
но этим не могу существовать.

* * *

Любая система, структура, режим,
любое устройство правления —
по праву меня ощущают чужим
за наглость необщего мнения.

* * *

Моих соседей песни будят,
я свой бюджет едва крою,
и пусть завистливо осудят
нас те, кто сушится в раю.

* * *

Я пить могу в любом подвале,
за ночью ночь могу я пить,
когда б в уплату принимали
мою готовность заплатить.

* * *

Главное в питье — эффект начала,
надо по нему соображать:
если после первой полегчало —
значит, можно смело продолжать.

* * *

А пьянством я себя не истреблял,
поскольку был доволен я судьбой,
и я не для забвения гулял,
а ради наслаждения гульбой.

* * *

Канул день за чтеньем старых книг,
словно за стираньем белых пятен —
я сегодня многого достиг,
я теперь опять себе понятен.

* * *

В тюрьму однажды загнан сучьей сворой,
я прошлому навеки благодарен
за навык жить на уровне, который
судьбой подарен.

* * *

Вчера я пил на склоне дня
среди седых мужей науки;
когда б там не было меня,
то я бы умер там со скуки.

* * *

Ценя гармонию в природе
(а морда пьяная — погана),
ко мне умеренность приходит
в районе третьего стакана.

* * *

Судьбу свою от сопель до седин
я вынес и душою, и горбом,
по не был никому я господин
и не был даже Богу я рабом.

* * *

Ввиду значительности стажа
в любви, скитаниях и быте
совсем я чужд ажиотажа
вокруг значительных событий.

* * *

Исполняя житейскую роль,
то и дело меняю мелодию,
сам себе я и шут, и король,
сам себе я и царь, и юродивый.

* * *

Подвальный хлам обшарив дочиста,
нашел я в памяти недужной,
что нету злей, чем одиночество
среди чужой гулянки дружной.

* * *

Кофейным запахом пригреты,
всегда со мной теперь с утра
сидят до первой сигареты
две дуры — вялость и хандра.

* * *

Сполна уже я счастлив оттого,
что пью существования напиток.
Чего хочу от жизни? Ничего;
а этого у ней как раз избыток.

* * *

Дыша озоном светлой праздности,
живу от мира в отдалении,
не видя целесообразности
в усилии и вожделении.

* * *

Услышь, Господь, мои рыдания,
избавь меня хотя б на год
и от романтики страдания,
и от поэзии невзгод.

* * *

Дар легкомыслия печальный
в себе я бережно храню
как символ веры изначальной,
как соль в житейское меню.

* * *

Когда мне часто выпить не с кем,
то древний вздох, угрюм и вечен,
осознается фактом веским:
иных уж нет, а те далече.

* * *

С людьми я избегаю откровений,
не делаю для близости ни шага,
распахнута для всех прикосновений
одна лишь туалетная бумага.

* * *

И я носил венец терновый
и был отъявленным красавцем,
но я, готовясь к жизни новой,
постриг его в супы мерзавцам.

* * *

Я нашел свою душевную окрестность
и малейшее оставил колебание;
мне милее анонимная известность,
чем почетное на полке прозябание.

* * *

В толпе не изобилен выбор масок
для стадного житейского лица,
а я и не пастух, и не подпасок,
не волк я, не собака, не овца.

* * *

Чертил мой век лихие письмена,
испытывая душу и сноровку,
но в самые тугие времена
не думал я намыливать веревку.

* * *

У самого кромешного предела
и даже за него теснимый веком,
я делал историческое дело —
упрямо оставался человеком.

* * *

Явившись эталоном совершенства
для жизни человеческой земной,
составили бы чье-нибудь блаженство
возможности, упущенные мной.

* * *

Я учился часто и легко,
я любого знания глоток
впитывал настолько глубоко,
что уже найти его не мог.

* * *

Увы, не стану я богаче
и не скоплю ни малой малости,
Бог ловит блох моей удачи
и ногтем щелкает без жалости.

* * *

Я, слава Богу, буднично обычен,
я пью свое вино и ем свой хлеб;
наш разум гениально ограничен
и к подлинно трагическому слеп.

* * *

Полным неудачником я не был,
сдобрен только горечью мой мед;
даже если деньги кинут с неба,
мне монета шишку нашибет.

* * *

От боязни пути коллективного
я из чувства почти инстинктивного
рассуждаю всегда от противного
и порою от очень противного.

* * *

Причины всех бесчисленных потерь
я с легкостью нашел в себе самом,
и прежние все глупости теперь
я делаю с оглядкой и умом.

* * *

Сижу с утра до вечера
с понурой головой:
совсем нести мне нечего
на рынок мировой.

* * *

Вон живет он, люди часто врут,
все святыни хая и хуля,
а меж тем я чист, как изумруд,
и в душе святого — до хуя.

* * *

Напрасно умный очи пучит
на жизнь дурацкую мою,
ведь то, что умный только учит,
я много лет преподаю.

* * *

Единство вкуса, запаха и цвета
в гармонии с блаженством интеллекта
являет нам тарелка винегрета,
бутылкой довершаясь до комплекта.

* * *

Я повторяю путь земной
былых людских существований;
ничто не ново под луной,
кроме моих переживаний.

* * *

Я проживаю жизнь вторую,
и как бы я ни жил убого,
а счастлив, будто я ворую
кусок чужой судьбы у Бога.

* * *

Житейская пронзительная слякоть
мои не отравила сантименты,
еще я не утратил счастье плакать
в конце слезоточивой киноленты.

* * *

Болезни, полные коварства,
я сам лечу, как понимаю:
мне помогают все лекарства,
которых я не принимаю.

* * *

Я курю, бездельничаю, пью,
грешен и ругаюсь, как сапожник;
если бы я начал жизнь мою
снова, то еще бы стал картежник.

* * *

Заметен издали дурак,
хоть облачись он даже в тогу:
ходил бы я, надевши фрак,
в сандалиях на босу ногу.

* * *

И вкривь и вкось, и так и сяк
идут дела мои блестяще,
а вовсе наперекосяк
они идут гораздо чаще.

* * *

Я сам за все в ответе, покуда не погас,
я сам определяю жизнь свою:
откуда дует ветер, я знаю всякий раз,
но именно туда я и плюю.

* * *

Я жил хотя довольно бестолково,
но в мире не умножил боль и злобу,
я золото в том лучшем смысле слова,
что некуда уже поставить пробу.

* * *

Чуждый суете, вдали от шума,
сам себе непризнанный предтеча,
счастлив я все время что-то думать,
яростно себе противореча.

* * *

Ушли куда-то сила и потенция.
Зуб мудрости на мелочи источен.
Дух выдохся. Осталась лишь эссенция,
похожая на уксусную очень.

* * *

Не люблю вылезать я наружу,
я и дома ничуть не скучаю,
и в душевную общую стужу
я заочно тепло источаю.

* * *

Моя душа брезглива стала
и рушит жизни колею:
не пью теперь я с кем попало,
из-за чего почти не пью.

* * *

За лютой деловой людской рекой
с холодным наблюдаю восхищением;
у замыслов моих размах такой,
что глупо опошлять их воплощением.

* * *

На лень мою я не в обиде,
я не рожден иметь и властвовать,
меня Господь назначил видеть,
а не кишеть и соучаствовать.

* * *

В шумихе жизненного пира
чужой не знавшая руки,
моя участвовала лира
всем дирижерам вопреки.

* * *

В нашем доме выпивают и поют,
всем уставшим тут гульба и перекур,
денег тоже в доме — куры не клюют,
ибо в доме нашем денег нет на кур.

* * *

Душевным пенится вином
и служит жизненным оплотом
святой восторг своим умом,
от Бога данный идиотам.

* * *

Последнее время во всем неудача,
за что бы ни взялся — попытка пустая,
и льется урон, убедительно знача,
что скоро повалит удача густая.

* * *

Высокое, разумное, могучее
для пьянства я имею основание:
при каждом подвернувшемся мне случае
я праздную свое существование.

* * *

Хоть за собой слежу не строго,
но часто за руку ловлю:
меня во мне излишне много
и я себя в себе давлю.

* * *

Усталость, праздность, лень и вялость,
упадок сил и дух в упадке…
А бодряков — мешает жалость —
я пострелял бы из рогатки.

* * *

Я пока из общества не изгнан,
только ни во что с ним не играю,
ибо лужу чувствую по брызгам
и брезгливо капли отираю.

* * *

Я все хочу успеть за срок земной —
живу, тоску по времени тая:
вон женщина обласкана не мной,
а вон из бочки пиво пью не я.

* * *

Я себя расходую и трачу,
фарта не прося мольбой и плачем;
я имею право на удачу,
ибо я готов и к неудачам.

* * *

Интимных радостей ценитель,
толпе не друг и глух к идеям,
я в зале жить мечтал как зритель,
а жил — отпетым лицедеем.

* * *

Из деятелей самых разноликих,
чей лик запечатлен в миниатюрах,
люблю я видеть образы великих
на крупных по возможности купюрах.

* * *

Я живу в утешительной вере,
что мое не напрасно сгорание,
а уроны, утраты, потери —
я в расчеты включаю заранее.

* * *

Где душевные холод и мрак
роль ума исполняют на сцене,
я смотрюсь как последний дурак,
но никто во мне это не ценит.

* * *

Есть ответ у любого вопроса,
только надо гоняться за зайцем,
много мыслей я вынул из носа,
размышляя задумчивым пальцем.

* * *

Свой разум я молчанием лечу,
болея недержания пороком,
и даже сам с собой теперь молчу,
чтоб глупость не сморозить ненароком.

* * *

Когда я пьянствовать сажусь,
душа моя полна привета,
и я нисколько не стыжусь
того, что счастлив делать это.

* * *

Как застоявшийся скакун
азартно землю бьет копытом,
так я, улегшись на боку,
опять ленивым тешусь бытом.

* * *

Мы живы, здоровы, мы едем встречать
друзей, прилетающих в гости,
на временном жребии — счастья печать,
удачные кинулись кости.

* * *

Я к мысли глубокой пришел:
на свете такая эпоха,
что может быть все хорошо,
а может быть все очень плохо.

* * *

В гармонии Божественных начал
копаюсь я, изъяны уловляя:
похоже, что Творец не различал
добро и зло, меня изготовляя.

* * *

Гнев гоню, гашу ожесточение,
радуюсь, ногой ступив на землю,
я за этой жизни приключение
все печали с легкостью приемлю.

* * *

А если что читал Ты, паче чаянья
(слова лишь, а не мысли я меняю),
то правильно пойми мое отчаянье —
Тебя я в нем почти не обвиняю.

* * *

Живя в пространстве музыки и света,
купаюсь в удовольствиях и быте,
и дико мне, что кончится все это
с вульгарностью естественных событий.

* * *

Быть выше, чище и блюсти
меня зовут со всех сторон;
таким я, Господи прости,
и стану после похорон.

* * *

Судьбу дальнейшую свою
не вижу я совсем пропащей,
ведь можно даже и в раю
найти котел смолы кипящей.

* * *

Я нелеп, недалек, бестолков,
да еще полыхаю, как пламя;
если выстроить всех мудаков,
мне б, конечно, доверили знамя.

* * *

Как раз потому, что не вечен
и тают песчинки в горсти,
я жизни медлительный вечер
со вкусом хочу провести.

* * *

Я в жизни так любил игру
и светлый хмель шальной идеи,
что я и там, когда умру,
найду загробные затеи.

Божественность любовного томления —
источник умноженья населения

Приснилась мне юность отпетая,
приятели — мусор эпохи —
и юная дева, одетая
в одни лишь любовные вздохи.

* * *

Не всуе жизнь моя текла,
мне стало вовремя известно,
что для душевного тепла
должны два тела спать совместно.

* * *

Любым любовным совмещениям
даны и дух, и содержание,
и к сексуальным извращениям
я отношу лишь воздержание.

* * *

Красотки в жизни лишь одно
всегда считали унижением:
когда мужчины к ним давно
не лезли с гнусным предложением.

* * *

В те благословенные года
жили неразборчиво и шало,
с пылкостью любили мы тогда
все, что шевелилось и дышало.

* * *

С таинственной женской натурой
не справиться мысли сухой,
но дама с хорошей фигурой —
понятней, чем дама с плохой.

* * *

Даже тех я любить был не прочь,
на кого посмотреть без смущения
можно только в безлунную ночь
при отсутствии освещения.

* * *

Храни вас Бог, любовницы мои!
Я помню лишь обрывки каждой ленты,
а полностью кино былой любви
хранят пускай скопцы и импотенты.

* * *

Она была задумчива, бледна,
и волосы текли, как жаркий шелк;
ко мне она была так холодна,
что с насморком я вышел и ушел.

* * *

Теряешь разум, девку встретив,
и увлекаешься познанием;
что от любви бывают дети,
соображаешь с опозданием.

* * *

В моей судьбе мелькнула ты,
как воспаленное видение,
как тень обманутой мечты,
как мимолетное введение.

* * *

Если дама в гневе и обиде
на коварных пакостниц и сучек
плачет, на холодном камне сидя,
у нее не будет даже внучек.

* * *

Люблю я дев еврейских вид вальяжный,
они любить и чувствовать умеют,
один лишь у евреек минус важный:
они после замужества умнеют.

* * *

Вселяются души умерших людей —
в родившихся, к ним непричастных,
и души монахинь, попавши в блядей,
замужеством сушат несчастных.

* * *

Чтобы мерцал души кристалл
огнем и драмой,
беседы я предпочитал
с одетой дамой.
Поскольку женщина нагая —
уже другая.

* * *

Вон дама вся дымится от затей,
она не ищет выгод или власти,
а просто изливает на людей
запасы невостребованной страсти.

* * *

Волнуя разум, льет луна
свет мироздания таинственный,
и лишь философа жена
спокойно спит в обнимку с истиной.

* * *

Я знание собрал из ветхих книг
(поэтому чуть пыльное оно),
а в женскую натуру я проник
в часы, когда читать уже темно.

* * *

Обманчив женский внешний вид,
поскольку в нежной плоти хрупкой
натура женская таит
единство арфы с мясорубкой.

* * *

Все, что женщине делать негоже,
можно выразить кратко и просто:
не ложись на прохвостово ложе,
бабу портит объятье прохвоста.

* * *

Во сне пришла ко мне намедни
соседка юная нагая;
ты наяву приди, не медли,
не то приснится мне другая.

* * *

У зрелых женщин вкус отменно точен
и ловкая во всем у них сноровка:
духовные невидимые очи —
и те они подкрашивают ловко.

* * *

Дуэт любви — два слитных соло,
и в этой песне интересной
девица пряного посола
вокально выше девы пресной.

* * *

Когда года, как ловкий вор,
уносят пыл из наших чресел,
в постели с дамой — разговор
нам делается интересен.

* * *

Как женской прелести пример
в ее глазах такой интим,
как будто где-то вставлен хер
и ей отрадно ощутим.

* * *

Когда я был тугой, худой, упругий
и круто все проблемы укрощались,
под утро уходившие подруги
тогда совсем не так со мной прощались.

* * *

Люблю я этих, и вон тех,
и прочих тоже,
и сладок Богу сок утех
на нашем ложе.

* * *

Как утлый в землю дом осел,
я в быт осел и в нем сижу,
а на отхожий нежный промысел
уже почти что не хожу.

* * *

Не в силах дамы побороть
ни коньяком, ни папиросами
свою сентябрьскую плоть
с ее апрельскими запросами.

* * *

Всегда готов я в новый путь
на легкий свет надежды шалой
найти отзывчивую грудь
и к ней прильнуть душой усталой.

* * *

Чем угрюмей своды мрачные,
тем сильней мечта о свете;
чем теснее узы брачные,
тем дырявей эти сети.

* * *

Женщину полночной и дневной
вижу я столь разной неизменно,
что пугаюсь часто, как со мной
эти две живут одновременно.

* * *

Супруг у добродетельной особы,
разумно с ней живя на склоне дней,
не пил я в полночь водку, спал давно бы,
уже блаженно спал бы. Но не с ней.

* * *

Есть явное птичье в супружеской речи
звучание чувств обнаженных:
воркуют, курлычут, кукуют, щебечут,
кудахчут и крякают жены.

* * *

Про то, как друг на друга поглядели,
пока забудь;
мир тесен, повстречаемся в постели
когда-нибудь.

* * *

А жаль, что жизнь без репетиций
течет единожды сквозь факт:
сегодня я с одной певицей
сыграл бы лучше первый акт.

* * *

У той — глаза, у этой — дивный стан,
а та была гурман любовной позы,
и тихо прошептал старик Натан:
«Как хороши, как свежи были Розы!»

* * *

Когда к нам дама на кровать
сама сигает в чем придется,
нам не дано предугадать,
во что нам это обойдется.

* * *

Ту мудрость, что не требует ума,
способность проницательности вещей
и чуткость в распознании дерьма —
Создатель поместил зачем-то в женщин.

* * *

Хотя мы очень похотливы,
зато весьма неприхотливы.

* * *

Не будоражу память грезами,
в былое взор не обращаю
и камасутровыми позами
уже подруг не восхищаю.

* * *

Я с дамами тактичен и внимателен;
усердно расточая дифирамбы,
я делаюсь настолько обаятелен,
что сам перед собой не устоял бы.

* * *

Не видя прелести в скульптуре,
люблю ходить к живой натуре.

* * *

Когда я не спешу залечь с девицей,
себя я ощущаю с умилением
хранителем возвышенных традиций,
забытых торопливым поколением.

* * *

Глупо — врать о страсти, падать ниц,
нынче дам не ловят на уловку,
время наплодило тучу птиц,
жадных на случайную поклевку.

* * *

Когда еще я мог и успевал
иметь биографические факты,
я с дамами охотно затевал
поверхностно-интимные контакты.

* * *

В разъездах, путешествиях, кочевьях
я часто предавался сладкой неге;
на генеалогических деревьях
на многих могут быть мои побеги.

* * *

Мы даже в распутстве убоги,
и грустно от секса рутинного,
читая, что делали боги,
покуда не слились в Единого.

* * *

Забав имел я в молодости массу,
в несчетных интерьерах и пейзажах
на девок я смотрел, как вор — на кассу,
и кассы соучаствовали в кражах.

* * *

Наши бранные крики и хрипы
Бог не слышит, без устали слушая
только нежные стоны и всхлипы,
утешенье Его благодушия.

* * *

Люблю житейские уроки
без посторонних и свидетелей,
мне в дамах темные пороки
милее светлых добродетелей.

* * *

Душевной не ведая драмы,
лишь те могут жить и любить,
кто прежние раны и шрамы
умел не чесать, а забыть.

* * *

Меж волнами любовного прилива
в наплыве нежных чувств изнемогая,
вдруг делается женщина болтлива,
как будто проглотила попугая.

* * *

С лицом кота, не чуждого сметане,
на дам я устремляю легкий взор
и вычурно текучих очертаний
вкушаю искусительный узор.

* * *

Наука описала мир как данность,
на всем теперь названия прибиты,
и прячется за словом «полигамность»
тот факт, что мы ужасно блядовиты.

* * *

Спектаклей на веку моем не густо,
зато, насколько в жизни было сил,
я жрицам театрального искусства
себя охотно в жертву приносил.

* * *

Опять весной мечты стесняют грудь,
весна для жизни — свежая страница;
и хочется любить кого-нибудь,
но без необходимости жениться.

* * *

В меня вперяют взор циничный
то дама пик, то туз крестей,
и я лечу, цветок тепличный,
в пучину гибельных страстей.

* * *

Вовсе не был по складу души
я монахом-аскетом-философом;
да, Господь, я немало грешил,
но учти, что естественным способом.

* * *

Молит Бога, потупясь немного,
о любви молодая вдовица;
зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,
с этим лучше ко мне обратиться.

* * *

Не знаю выше интереса,
чем вечных слов исполнить гамму
и вывести на путь прогресса
замшело нравственную даму.

* * *

Встречая скованность и мнительность,
уже я вижу в отдаленности
восторженность и раздражительность
хронической неутоленности.

* * *

Когда внезапное событие
заветный замысел калечит,
нам лишь любовное соитие
всего надежней душу лечит.

* * *

В дела интимные, двуспальные
партийный дух закрался тоже:
есть дамы столь принципиальные,
что со врага берут дороже.

* * *

Петух ведет себя павлином,
от индюка в нем дух и спесь,
он как орел с умом куриным,
но куры любят эту смесь.

* * *

Подушку мнет во мраке ночи,
вертясь, как зяблик на суку,
и замуж выплеснуться хочет
девица в собственном соку.

* * *

Какие дамы нам не раз
шептали: «Дорогой!
Конечно, да! Но не сейчас,
не здесь и не с тобой!»

* * *

Семья, являясь жизни главной школой,
изучена сама довольно слабо,
семья бывает даже однополой,
когда себя мужик ведет как баба.

* * *

На старости у наших изголовий
незримое сияние клубится
и отблесками канувших любовей
высвечивает замкнутые лица.

* * *

Увы, но верная жена,
избегнув низменной пучины,
всегда слегка раздражена
или уныла без причины.

* * *

Любви теперь боюсь я, как заразы,
смешна мне эта легкая атлетика,
зато люблю мои о ней рассказы
и славу донжуана-теоретика.

* * *

Семьи уклад и канитель
душа возносит до святыни,
когда семейная постель —
оазис в жизненной пустыне.

* * *

Затем из рая нас изгнали,
чтоб на земле, а не в утопии
плодили мы в оригинале
свои божественные копии.

* * *

Чтобы души своей безбрежность
художник выразил сполна,
нужны две мелочи: прилежность
и работящая жена.

* * *

Чего весь век хотим, изнемогая
и мучаясь томлением шальным?
Чтоб женщина — и та же, но другая
жила с тобою, тоже чуть иным.

* * *

Логикой жену не победить,
будет лишь кипеть она и злиться;
чтобы бабу переубедить,
надо с ней немедля согласиться.

* * *

Проблемы и тягости множа,
душевным дыша суховеем,
мы даже семейное ложе —
прокрустовым делать умеем.

* * *

Забавно, что ведьма и фурия
сперва были фея и гурия.

* * *

А та, с кем спала вся округа,
не успевая вынимать,
была прилежная супруга
и добродетельная мать.

* * *

Зов самых лучших побуждений
по бабам тайно водит нас:
от посторонних похождений
семья милей во много раз.

* * *

Любви блаженные страницы
коплю для Страшного суда,
ибо флейтистки и блудницы
меня любили — таки да.

* * *

В семье мужик обычно первый
бывает хворостью сражен;
у бедных вдов сохранней нервы,
ибо у женщин нету жен.

* * *

Кто в карьере успехом богат,
очень часто еще и рогат.

* * *

Стал я склонен во сне к наваждениям:
девы нежные каждую ночь
подвергают меня наслаждениям,
и с утра мне трудиться невмочь.

* * *

Глаза еще скользят по женской талии,
а мысли очень странные плывут:
что я уже вот-вот куплю сандалии,
которые меня переживут.

* * *

Нет, любовной неги не тая,
жизнь моя по-прежнему греховна,
только столь бесплотна плоть моя,
что и в тесной близости духовна.

* * *

Когда умру и тут же слава
меня овеет взмахом крыл,
начнется дикая облава
на тех старух, с кем я курил.

* * *

Думаю угрюмо всякий раз,
глядя на угасшие светильники:
будут равнодушно жить без нас
бабы, города и собутыльники.

* * *

Я готовлюсь к отлету души,
подбивая житейский итог;
не жалею, что столько грешил,
а жалею, что больше не мог.

* * *

Я тебя люблю, и не беда,
что недалека пора проститься,
ибо две дороги в никуда
могут еще где-то совместиться.

Наш дух бывает в жизни искушен
не раньше, чем невинности лишен

Творец нас в мир однажды бросил
и дал бессмысленную прыть,
нас по судьбе несет без весел,
но мучит мысль, куда нам плыть.

* * *

С возрастом яснеет Божий мир,
делается больно и обидно,
ибо жизнь изношена до дыр
и сквозь них былое наше видно.

* * *

Настолько время быстротечно
и столько стен оно сломало,
что можно жить вполне беспечно,
от нас зависит очень мало.

* * *

Совсем не реки постной шелухи
карающую сдерживают руку,
а просто Бог нас любит за грехи,
которыми развеивает скуку.

* * *

Не постичь ни душе, ни уму,
что мечта хороша вдалеке,
ибо счастье — дорога к нему,
а настигнешь — и пусто в руке.

* * *

Живу среди своих, а с остальными
общаюсь, молчаливо признавая,
что можно жить печалями иными,
иную боль и грусть переживая.

* * *

Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,
судьба нас утешает из пространства
то радостью от завтрашней удачи,
то хмелем послезавтрашнего пьянства.

* * *

Идея прямо в душу проникает,
идея — это праздник искушения,
идея — это то, что возникает
в уме, который жаждет орошения.

* * *

И детские грезы греховные,
и мудрая горечь облезлых —
куют нам те цепи духовные,
которые крепче железных.

* * *

Дав дух и свет любой бездарности,
Бог молча сверху смотрит гневно,
как черный грех неблагодарности
мы источаем ежедневно.

* * *

Масштабность и значительность задач,
огромность затевающихся дел —
заметней по размаху неудач,
которые в итоге потерпел.

* * *

В толкучке, хаосе и шуме,
в хитросплетенье отношений
любая длительность раздумий
чревата глупостью решений.

* * *

Все в жизни потаенно, что всерьез,
а наша суета судеб случайных —
лишь пена волн и пыль из-под колес,
лишь искры от костра процессов тайных.

* * *

Я плавал в море, знаю сушу,
я видел свет и трогал тьму;
не грех уродует нам душу,
а вожделение к нему.

* * *

Размазни, разгильдяи, тетери —
безусловно, любезны Творцу:
их уроны, утраты, потери
им на пользу идут и к лицу.

* * *

Вера быть профессией не может,
ласточке не родственен петух,
ибо правят должность клерки Божьи,
а в конторе — служба, а не дух.

* * *

В извилистых изгибах бытия
я часто лбом на стену клал печать,
всегда чуть не хватало мне чутья,
чтоб ангела от беса отличать.

* * *

Нрав у Творца, конечно, крут,
но полон блага дух Господний,
и нас не он обрек на труд,
а педагог из преисподней.

* * *

Увы, рассудком не постичь,
но всем дано познать в итоге,
какую чушь, фуфло и дичь
несли при жизни мы о Боге.

* * *

Сметая наши судьбы, словно сор,
не думая о тех, кто обречен,
безумный гениальный режиссер
все время новой пьесой увлечен.

* * *

Я вдруг почувствовал сегодня —
и почернело небо синее, —
как тяжела рука Господня,
когда карает за уныние.

* * *

Три фрукта варятся в компоте,
где плещет жизни кутерьма:
судьба души, фортуна плоти
и приключения ума.

* * *

Наш век успел довольно много,
он мир прозрением потряс:
мы — зря надеялись на Бога,
а Бог — напрасно верил в нас.

* * *

Печальный зритель жутких сцен,
то лживо-ханжеских, то честных,
Бог бесконечно выше стен
вокруг земных религий местных.

* * *

Недюжинного юмора запас
использовав на замыслы лихие,
Бог вылепил Вселенную и нас
из хаоса, абсурда и стихии.

* * *

А жить порой невмоготу —
от угрызений, от сомнений,
от боли видеть наготу
своих ничтожных вожделений.

* * *

Сурово относясь к деяньям грешным
(и женщины к ним падки, и мужчины),
суди, Господь, по признакам не внешним,
а взвешивай мотивы и причины.

* * *

Когда азарт и упоение
трясут меня лихой горячкой,
я слышу сиплое сопение
чертей, любующихся скачкой.

* * *

А если во что я и верю,
пока мое время течет,
то только в утрату, потерю,
ошибку, урон и просчет.

* * *

Кивнули, сойдясь поневоле,
и врозь разошлись по аллее,
и каждый подумал без боли,
что вместе им было светлее.

* * *

Наши духа горние вершины —
вовсе не фантом и не обман,
а напрягший хилые пружины
ветхий и залежанный диван.

* * *

Всему на свете истинную цену
отменно знает время — лишь оно
сметает шелуху, сдувает пену
и сцеживает в амфоры вино.

* * *

Не для литья пустой воды
Бог дал нам дух и речь,
а чтобы даже из беды
могли мы соль извлечь.

* * *

Я жил во тьме и мгле,
потом я к свету вышел;
нет рая на земле,
но рая нет и выше.

* * *

Я очень рад, что мы научно
постичь не в силах мира сложность;
без Бога жить на свете скучно
и тяжелее безнадежность.

* * *

Я жив: я весел и грущу,
я сон едой перемежаю,
и душу в мыслях полощу,
и чувством разум освежаю.

* * *

Увы, но никакие улучшения
в обилии законов и преград
не справятся с тем духом разрушения,
который духу творческому брат.

* * *

Нет ни единого штриха
в любом рисунке поведения,
чтоб не таил в себе греха
для постороннего суждения.

* * *

У жизни есть мелодия, мотив,
гармония сюжетов и тональность,
а радуга случайных перспектив
укрыта в монотонную реальность.

* * *

Живешь, покоем дорожа,
путь безупречен, прям и прост…
Под хвост попавшая вожжа
пускает все коту под хвост.

* * *

В любой беде, любой превратности,
терпя любое сокрушение,
душа внезапные приятности
себе находит в утешение.

Отправить