Они выстроились на ступенях шеренгой, обороняя дверь. Над их головами Элинор видела смотрящие на нее окна, сбоку уверенно ждала башня. Элинор заплакала бы, если бы придумала, как объяснить им из-за чего; вместо этого она только скорбно улыбнулась дому, глядя на свое окно и спокойный, радостный лик дома. Он ждет, подумала она, ждет меня, никто другой его не устроит.

– Дом хочет, чтобы я осталась, – сказала она доктору, и тот изумленно вытаращил глаза. Доктор стоял спиной к входу, в напряженной позе, с достоинством, словно ожидал, что Элинор предпочтет его дому, словно, приведя ее сюда, рассчитывал отправить назад простым повторением инструкций в обратном порядке. Элинор сказала, честно глядя ему в глаза: – Честное слово, мне очень жаль.

– Доедете до Хиллсдейла.

Доктор говорил бесстрастно, возможно, боялся сказать лишнего или думал, что доброе либо сочувственное слово срикошетит и заставит ее вернуться обратно. Солнце озаряло холмы, дом, сад, лужайку, деревья и ручей; Элинор набрала в грудь воздуха и оглядела это все.

– Из Хиллсдейла повернете на шоссе номер пять к востоку, дальше от Эштона по шоссе номер тридцать девять до самого дома. Ради вашей безопасности, – добавил он внушительно, – ради вашей безопасности; поверьте, если бы я это предвидел…

– Мне правда очень жаль, – сказала она.

– Вы же понимаете, мы не можем рисковать. Я только сейчас вижу, какой опасности вас всех подверг. Итак… – Доктор вздохнул и покачал головой. – Запомнили? До Хиллсдейла, а дальше по шоссе номер пять…

– Послушайте. – С минуту Элинор молчала, гадая, как же им все растолковать. – Я не боюсь, – произнесла она наконец. – Правда не боюсь. Мне хорошо. Я была… счастлива. – Она с жаром взглянула на доктора и повторила: – Счастлива. Не знаю, что сказать. – Она снова испугалась, что расплачется. – Я не хочу уезжать отсюда.

– Это может повториться, – сурово ответил доктор. – Вы понимаете, что мы не вправе идти на такой риск?

Элинор дрогнула.

– Обо мне молятся, – сказала она ни к селу, ни к городу. – Одна старушка, с которой я познакомилась давным-давно.

Доктор нетерпеливо притопнул ногой, однако его голос сохранял спокойствие:

– Вы скоро все забудете. Вам надо забыть Хилл-хаус, забыть полностью. Мне не следовало вас сюда приглашать.

– Сколько мы здесь пробыли? – внезапно спросила Элинор.

– Чуть больше недели. А что?

– Первый раз в жизни со мной что-то происходило. Мне понравилось.

– Вот поэтому-то, – сказал доктор, – вы отсюда и уезжаете так спешно.

Элинор закрыла глаза и вздохнула, чувствуя, слыша и обоняя дом: цветущие кусты за кухней источали сладкий аромат, вода в ручье искрилась на камнях. Далеко наверху, возможно в детской, миниатюрный смерч пронесся над полом, вздымая пыль. В библиотеке подрагивала металлическая лестница, и свет блестел в мраморных глазах Хью Крейна, желтая Теодорина блузка висела в шкафу – чистая и немятая, миссис Дадли накрывала на стол для пятерых. Хилл-хаус наблюдал, заносчивый и высокомерный.

– Я не уеду, – сказала Элинор высоким окнам.

– Вы уедете. – В голосе доктора наконец прорвалось нетерпение. – Прямо сейчас.

Элинор со смехом повернулась и протянула руку.

– Люк, – сказала она, и он молча шагнул к ней. – Спасибо, что помог мне вчера спуститься. Я теперь понимаю, что не должна была туда лезть. А ты поступил очень храбро.

– Точно, – ответил Люк. – Это был величайший подвиг в моей жизни. И я рад, что ты уезжаешь, Нелл, потому что второй раз я туда не заберусь.

– Мне кажется, – сказала миссис Монтегю, – вам надо поспешить. Я не против прощаний, хоть и считаю, что вы придаете этому месту излишнее значение, но у нас есть дела поважнее, чем стоять тут и спорить, когда все прекрасно понимают, что вам надо ехать. Дорога неблизкая, и вы задерживаете сестру с выездом в отпуск.

– Долгие проводы – лишние слезы, – кивнул Артур.

Далеко, в будуаре, с легким шорохом осыпался в камине пепел.

– Джон, – сказала миссис Монтегю, – может быть, все-таки лучше, если Артур…

– Нет, – твердо ответил доктор. – Элинор поедет сама, как приехала.

– А кого мне благодарить за чудесно проведенное время? – спросила Элинор.

Доктор взял ее под руку, подвел к машине и открыл дверцу. Люк следовал в полушаге за ними. Чемодан стоял на полу, коробка по-прежнему лежала на заднем сиденье, плащ и бумажник – на переднем пассажирском; Люк не стал глушить мотор.

– Доктор, – умоляла Элинор, цепляясь за него, – доктор.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Всего доброго.

– Поосторожнее за рулем, – вежливо напутствовал ее Люк.

– Вы не можете так просто меня прогнать! – почти что выкрикнула Элинор. – Вы меня сюда позвали!

– И я отсылаю вас прочь, – ответил доктор. – Мы не забудем вас, Элинор, однако сейчас важно одно: чтобы вы поскорее забыли Хилл-хаус и всех нас. Всего доброго.

– Всего доброго! – твердо сказала миссис Монтегю со ступеней, и Артур подхватил:

– Всего доброго! Счастливого пути!

Тогда Элинор, держась рукой за дверцу, замерла и обернулась.

– Тео? – вопросительно проговорила она, и Теодора сбежала к ней со ступенек.

– Я думала, ты со мною не попрощаешься… Ой, Нелли, моя Нелл, будь счастлива, пожалуйста, будь счастлива. Не забывай меня совсем, когда-нибудь все снова станет хорошо, и тогда ты будешь писать мне письма, а я буду тебе отвечать, мы приедем друг к другу в гости и станем со смехом вспоминать все то, что видели и слышали в Хилл-хаусе… Ой, Нелли, я думала, ты со мной не попрощаешься…

– До свидания, – сказала ей Элинор.

– Нелли, – робко проговорила Теодора и тронула ее щеку, – послушай… может, может, мы как-нибудь еще встретимся? И устроим пикник у ручья? Мы ведь так и не устроили пикник, – объяснила она доктору, а тот, глядя на Элинор, только покачал головой.

– До свидания, миссис Монтегю, – сказала Элинор. – До свидания, Артур. До свидания, доктор. Я надеюсь, ваша книга будет иметь успех. Люк, – сказала она, – до свидания.

– Нелл, береги себя, – попросила Теодора.

– До свидания.

Элинор села в автомобиль, который показался ей каким-то неудобным и непривычным. Я слишком привыкла к уюту Хилл-хауса, подумала она и напомнила себе, что надо помахать в окошко.

– До свиданья! – крикнула Элинор, гадая, есть ли еще для нее другие слова. – До свиданья, до свиданья!

Она неловко – руки все никак не могли уверенно взяться за руль – отпустила сцепление и тронулась с места.

Они послушно махали в ответ, провожая ее глазами. Они будут так стоять, пока я не скроюсь из вида, подумала Элинор, потому что так требует вежливость; и вот я еду. Все пути ведут к свиданью. Но я не уеду, рассмеялась она вслух, Хилл-хаус не так прост, как они; меня нельзя прогнать, просто сказав «катись», если Хилл-хаус хочет, чтоб я осталась. «Уезжай, Элинор, – пропела она. – Уезжай, Элинор, ты нам больше не нужна в нашем Хилл-хаусе, уезжай, Элинор, ты не можешь остаться. А вот и могу, – пела она, – могу, могу, не вы тут командуете. Им меня не выставить, не обсмеять, не спрятаться от меня, не запереться; я не уеду, и Хилл-хаус – мой».

Радуясь своей внезапной сообразительности, Элинор сильно вдавила педаль газа; они меня не догонят, даже если побегут со всех ног, подумала она, но сейчас-то до них начнет доходить; интересно, кто первый заметит? Наверняка Люк. Теперь я слышу, как они мне кричат, и еще я слышу быстрый топоток в коридоре и тихий звук сжимающих кольцо холмов. Я правда это делаю, думала она, направляя машину прямо в большое дерево на повороте дороге, я правда это делаю, совсем сама наконец-то; это я, и я правда-правда-правда делаю это совсем сама.

В бесконечную, сокрушительную секунду перед тем, как автомобиль врезался в дерево, она подумала отчетливо: Зачем? Зачем я это делаю? Почему никто меня не остановит?