Замечательные перемены в жизни Распутина не прошли незамеченными для властей в Сибири. И сразу возникли вопросы о тех необычных вещах, которые происходили в доме Распутина в Покровском.

5 августа 1906 года, до второй встречи Распутина с Николаем и Александрой, пристав второго стана Тюменского уезда Вишневский прислал тюменскому уездному исправнику документ касательно местного крестьянина Григория Ефимовича Распутина и приехавших к нему из столицы гостей (отец Медведь, которого в документе называли воспитателем детей великого князя Николая Николаевича, и Ольга Лохтина), которые утверждали, что в столице крестьянин Распутин «творит чудеса». Вишневский писал, что Распутин часто получал на почте деньги, присланные из Петербурга. Суммы были значительны – по 100 рублей и более. Кроме того, получал он и подарки от состоятельных людей и даже от их императорских величеств. Гости Распутина большую часть времени проводили в его доме, читая Евангелия и распевая религиозные гимны.

Этот документ стал первым официальным документом, связанным с личностью и делами Распутина. Неясно, кто приказал Вишневскому изучить дело странного крестьянина из Покровского. Возможно, этот приказ исходил от местных властей Тюмени или Тобольска. А может быть, он был получен из Санкт-Петербурга, хотя это кажется маловероятным. Тем не менее губернский полицмейстер направил отчет Вишневского Николаю Гондатти, губернатору Тобольской губернии. Гондатти не счел его заслуживающим внимания и 17 августа 1906 года перенаправил его епископу Тобольска Антонию (Александру Каржавину) «для информации». Тот факт, что Гондатти не придал значения полученным сведениям, говорит о том, что расследование было инициировано на местном уровне. Если бы приказ пришел из Санкт-Петербурга, губернатор, несомненно, отнесся бы к нему с боˊльшим вниманием.

Антоний тоже не придал документу большого значения, и дело крестьянина Распутина на этом и закончилось бы. Только через год, 14 сентября 1907 года, Антоний начал действовать. Он написал письмо в Тобольскую духовную консисторию, в котором подробно описывал подозрительное поведение Распутина, о котором он уже некоторое время собирал информацию. Антоний писал, что Распутин изучил учение хлыстов «на фабриках в Пермской губернии», где встретился и познакомился с «вождями этой ереси». Позже, уже в Петербурге, Распутин собрал вокруг себя группу женщин, и они приехали жить с ним в Покровское. Антоний располагал письмами этих женщин, в которых они описывали учение Распутина, его чудесные исцеления и его любовь.

За последние пять лет в доме Распутина одновременно проживали восемь молодых женщин. Они одевались в черное, повязывали голову белыми платками и сопровождали его повсюду, называя «отцом Григорием». Он же ласкал, гладил и даже целовал этих женщин. Религиозные собрания проходили на верхнем этаже дома. Собравшиеся пели странные религиозные песни, а Распутин проповедовал им в черном подряснике с большим золотым наперсным крестом. Односельчане называли его учение «хлыстовщиной». Ходили слухи о том, что одна из этих женщин, вполне здоровая и полная сил, неожиданно заболела и умерла при загадочных обстоятельствах. Крестьяне рассказывали Антонию о фотографиях, сделанных в Екатеринбурге. На них Распутин был изображен «в черном подряснике в рост вместе со стоящими по бокам его двумя черничками-монахинями, которые поддерживают над головой его развернутую бумажную ленту с надписью “Искатель Горняго Иерусалима”». Отец Яков Барбарин, отлученный от ведения служб и сосланный Святейшим синодом в Валаамский монастырь в Карелии по подозрению в распространении идей хлыстовства, часто гостил у Распутина и принимал участие в этих ночных ритуалах.

Опираясь на собранную информацию, Антоний велел консистории поручить отцу Никодиму Глуховцеву начать предварительное расследование дела Распутина и, в том числе, изучить характер этих ночных собраний. В письме Антоний изложил и личные наблюдения. Он писал, что Распутин несколько раз приезжал в Тобольск и настаивал на встрече с епископом, чтобы рассказать ему о своих планах расширения деревенской церкви и создании некоей «женской общины» – все на собственные деньги. «Он поразил меня крайне изможденным лицом, с впалыми и болезненно горящими (воспаленными) глазами, приторно-ласковою речью с свойственным сектантам употреблением уменьшительных (ласкательных) имен»¹. Антоний также отметил, что Распутин плохо читает по-русски, не умеет писать, а церковнославянский язык еще только начинает изучать.

Хотя после этой встречи у Антония сложилось плохое впечатление от Распутина, этого было недостаточно, чтобы начать расследование его возможных связей с хлыстами. Гораздо более встревожили Антония три письма, присланные ему этим летом, в которых содержалось описание странных действий Распутина. Первое пришло в августе от жительницы Тобольска Марии Коровиной. Местный священник, отец Александр Юрьевский, дважды приводил Распутина в ее дом. История Коровиной была очень тревожной. С самого начала она сочла его «человеком весьма странного вида как по одежде, так и по выражению лица, особенно глаз».

Во время разговора он не сидел спокойно и постоянно совершал странные жесты руками или трогал отца Юрьевского. На следующий день Распутин вернулся один. Он сказал Коровиной, что скоро уезжает и что посещение Тобольска его разочаровало, так как многие здесь называли его сектантом. «Какой же я сектант, – сказал он, – у меня просто любви много, я всех люблю, вот и тебя люблю и всех, ну скажи, чем я похож на сектанта?» Коровина ответила, что мало его знает, но ей кажется странным, что он постоянно трогает и ласкает людей, например, отца Юрьевского, и даже пытается поступать так с ней. Распутин ответил: «Если я дотрогиваюсь до твоих рук, так это опять-таки потому, что у меня много любви. […] Да я и не могу иначе, без дотрогивания за руки у меня нет вдохновения».

Далее Распутин привел слова святого Симеона Нового Богослова (949—1022). Этот византийский монах и православный святой говорил, что «человек бесстрастный может быть в толпе голых людей, соприкасаться с ними своим голым телом и от этого не потерпит вреда», на что Коровина ответила: «Да, я знаю, но там говорится, если он случайно окажется в таком положении, а отнюдь не советуется искать его, ибо кто есть человек, самовольно идущий на такое искушение». (Симеон также подчеркивал необходимость покорности духовному отцу на пути к Господу, чего Распутин избегал всю свою жизнь, за что его часто критиковали и в чем видели причины его духовных заблуждений.) Несмотря на явную напряженность, Распутин и Коровина расцеловались при прощании. «На мой взгляд, Г. Е. представляется человеком не вполне нормальным», – в заключение писала Коровина.

В том же месяце о своей встрече с Распутиным и посещении дома Марии Коровиной написал отец Юрьевский. Распутин вызвал его из тобольской церкви и с самого начала попытался произвести на него впечатление своими знакомствами с высшими клириками – например, с епископом Хрисанфом и архимандритом Андреем (Ухтомским) Казанским. Он упомянул о том, как посещал великую княгиню Милицу с епископом Антонием (Храповицким). Юрьевский заметил, что хотя Распутин, конечно же, хвастался, но он ему поверил. Он почувствовал, что Распутин знает, что епархия собирает информацию о его предположительном сектантстве. Звучными именами он хотел убедить Юрьевского в том, что его принимают истинные православные христиане, в том числе высокопоставленные служители Церкви. Он сказал Юрьевскому, что в Тобольск приехал, чтобы встретиться с архитектором касательно строительства новой церкви в Покровском. Ему нужно было еще около 20 тысяч рублей, чтобы осуществить этот проект. Когда Юрьевский усомнился в том, что он сможет найти столько денег, Распутин ответил неопределенно:

«Она даст!» – как-то загадочно проговорил Распутин.

«Кто – она?»

«Императрица».

Юрьевский был шокирован и смущен услышанным и не знал, что думать.

У Коровиной Распутин похвалялся тем, что бывал во дворце. «Меня и государь знает. Добрейший человек и страдалец большой! Он мне новую фамилию дал. Я не просил. Не знаю, почему. Он сказал мне: ты будешь называться “Новым”. Вот, посмотрите». С этими словами Распутин протянул им свой паспорт. Они увидели, что он говорит правду. Но они не могли знать, что он и лжет: он сам просил дать ему новую фамилию. Юрьевский спросил, почему Распутин ищет общества таких влиятельных людей, ведь, по его словам, такие знакомства «поселяют в человеке только гордость, самомнение». Ему было непонятно, почему Распутин не остается дома и не заботится о душах тех, кто его окружает. «Меня приглашают, – ответил Распутин, – и они люди, и их души ищут пищи, а я всех люблю. Во мне много любви. И меня они тоже любят».

Мария спросила, все ли жители Покровского «духовно сыты». Она спрашивала Распутина: «Почему же вы не питаете души своих соседей, а ездите в столицы и другие города? Ведь в настоящее время везде шатание, везде лжеучения. Почему бы вам не питать души своих крестьян?» Распутин попытался уклониться от ответа на этот вопрос, который был ему явно неприятен. Он пробормотал, что в его деревне «шатания будто бы нет».

Вскоре Распутин ушел, но только после того, как получил благословение Юрьевского. «Что за человек – Распутин? – думал Юрьевский. – Сектант ли он? Или что-нибудь иное представляет он собою?» Одной встречи было явно недостаточно, чтобы дать ответ на этот вопрос:

Слово «прелесть» в русском языке обычно означает «очарование» или «обаяние», но в религиозном контексте его можно истолковать, как «заблуждение». Прелестью официальная православная Церковь называет преувеличенное и необоснованное осознание собственной духовной одаренности. Иногда такое состояние подобно психозу: люди теряют душевное равновесие и впадают в волнение³. И в этом Распутина обвиняли постоянно.

В конце июля Антоний получил письмо от Елизаветы Казаковой. Юрьевский был знаком с Казаковой, и он расспрашивал Распутина о ней. Упоминание ее имени Распутину не понравилось. Он спросил, что именно хочет узнать Юрьевский. «А она вас прямо называет заблуждающимся», – ответил священник. «Злоба блеснула в глазах Распутина, душевное равновесие оставило его. Волнующимся голосом, с злобной усмешкой проговорил он: «Она меня считает за заблуждающегося? Как это?»⁴

Впервые Казакова познакомилась с Распутиным осенью 1903 года, когда он увидел ее на похоронах ее сестры. Она не знала, чем привлекла его внимание и почему он подошел к ней. Он ответил, что ищет молодых девушек и женщин, чтобы ходить с ними в бани, где они получат то, то он назвал «полным покаянием» и научатся «смирять свои страсти». Он заверил Казакову, что в этом нет ничего аморального или неподобающего, поскольку всех этих женщин он считает частью собственной семьи.

Распутин ушел, и Казакова принялась узнавать, что же это за человек. Она узнала, что он проповедовал в деревнях девушкам, говорил, что есть много ложных странников, которые притворяются монахами, чтобы соблазнить их. Распутин говорил этим женщинам, что единственный способ защититься от этих змеев и соблазнов – подчиниться его поцелуям до тех пор, пока они более не будут чувствовать отвращения к ним. И только тогда они смогут стать хозяйками собственных страстей. При следующей встрече Казакова рассказала Распутину о том, что слышала. Сначала он все отрицал, говорил, что это «дьявольское искушение», но потом вынужден был признать, что это правда. И в этом нечего стыдиться, поскольку он снял весь грех с этих женщин и принял его на себя.

Казакова ему поверила и была настолько впечатлена его словами, что в мае 1904 года вместе с дочерями Марией и Екатериной приехала в Покровское, чтобы увидеть, как живет Распутин. Там она увидела множество светских дам, которые его окружали, удовлетворяли все его потребности и относились к нему, как к истинному святому. Они даже подстригали ему ногти и зашивали их в свою одежду, словно священные реликвии. Во время прогулок по деревне Распутин открыто обнимал и целовал дам, говоря, что в этом нет стыда, потому что «все люди родные»⁵.

Казакова с дочерью Марией приезжали в Покровское снова, в июне 1907 года. Но после недели, проведенной с Распутиным, Казакова изменила свое представление о нем, увидев его в новом, неприглядном свете. В этом месяце она написала три письма против него местному священнику, отцу Федору Чемагину, утверждая, что Распутин – не тот, кем притворяется. Когда реакции не последовало, она отправила письмо епископу Антонию. Она писала, что потянулась к Распутину, ощутив «сочувственную любовь к заблудшей душе». Но Распутин оказался не святым, она жестоко обманулась в нем. Ее письма стали предостережением, особенно для Хионии Берладской, которая еще не смогла увидеть Распутина в истинном свете. Казакова хотела, чтобы ее опыт и испытанная ею «боль» открыли глаза женщинам, которые все еще видели в Распутине святого: «Бедные страдалицы, сестры, барыни, задыхаясь от разврата столицы, кинулись, как мухи к меду, к чистоте». Новое поколение элит склонилось перед крестьянством, и эти дамы избрали Распутина своим кумиром. Распутин сам признавался Казаковой, что он «свят да неискусен», поэтому она считала, что он представляет реальную опасность⁶. Не все считали, что это плохо. Политический ссыльный из Тобольска, Зайцев, знал Казакову. Примерно в то время он говорил репортеру, что они с Распутиным были членами одной секты, главная цель которой заключалась в моральном совершенствовании, и что отношения между братьями и сестрами в секте были «исключительно сыновними»⁷.

Впрочем, мнение Зайцева разделяли не все. Летом в Покровском пошли грязные слухи о Распутине и его окружении. 29 июня жена Распутина получила анонимное письмо из Тюмени. Автор сочувствовал ее положению и уговаривал не волноваться, поскольку «им» (всей семье Распутина) сочувствует «вся деревня». Но одна дама из окружения Распутина выступила в его защиту. 14 июня Ольга Лохтина написала епископу Антонию письмо, в котором писала, что до нее дошли слухи, и она считает своим долгом заявить: Распутин – истинно Божий человек и чудодейственный целитель. Она писала, что знакома с Распутиным два года и четыре раза была в его доме, чтобы «пожить их жизнию, слушать его наставлений». И ничто из увиденного не изменило ее мнения о нем. «Гр. Еф. учит нас любви, простоте, чтоб была совесть чиста и любовь совершенна, и тогда человек живет не для себя и способен душу свою положить за друзей»⁸.

Эти детали очень важны для понимания истоков начавшегося в сентябре 1907 и продолжавшегося до мая 1908 года расследования связей Распутина с хлыстами. В 1908 году расследование было прекращено и четыре с половиной года не имело хода, возобновившись в сентябре 1912 года. Следственные материалы на 108 листах с пометкой «секретно» хранилось в «Тобольской духовной консистории секретном деле по обвинению крестьянина слободы Покровской Тюменского уезда, Григория Евфимиева Распутина-Нового, в распространении им лжеучения, подобного хлыстовскому, и образовании общества последователей своего лжеучения». Документы имели сложную историю. После революции они оказались за пределами России и были выставлены на аукцион «Сотбис» в Лондоне в 1994 году. Впоследствии документы были возвращены в Россию и в начале 2002 года помещены в Государственный архив Российской Федерации в Москве, где и хранятся по сей день – «Фонд 1467, опись 1, единица хранения 479а». Лишь немногие биографы Распутина имели возможность познакомиться с этими бесценными документами⁹.

Дело раскрывает причины проведения расследования. Они кроются в событиях в Сибири, а вовсе не с происходящим в Санкт-Петербурге, как это часто полагают. Многие ошибочно считают, что инициатором расследования была не кто иная, как великая княгиня Милица – она считала, что Распутин стал слишком независимым и самостоятельным. Разгневанная его бесстыдством, она решила его уничтожить¹⁰. Но, судя по документам дела, ни Милица, ни другие столичные персонажи не имели никакого отношения к началу расследования. Распутин продолжал пользоваться симпатией «черных принцесс» и после 1907 года. Судя по информации, собранной о Распутине в Покровском, Милица даже приезжала сюда «инкогнито» в 1907 году и была одной из тех, кто посылал ему «значительные денежные суммы»¹¹. Нет, совершенно ясно, что причиной расследования стали подозрение и зависть, возникшие на родине Распутина, в Западной Сибири¹².

Сам Распутин многое объяснил в «Житии опытного странника», написанном в том же году. Он писал, что, когда вернулся домой с деньгами на строительство церкви, полученными от Николая, завистливые священники стали распространять о нем грязные слухи, утверждая, что он еретик и «поборник самых низких и грязных сект». Распутин утверждал, что даже епископ Антоний Тобольский настраивал священников против него¹³. На собрании 22 мая 1907 года Распутин предложил односельчанам пять тысяч рублей, полученных от царя. Односельчан он просил только о том, чтобы они тоже пожертвовали хоть какие-то деньги. Но затея его ничем не кончилась: церковные старшины заявили, что их устраивает имеющаяся церковь, и отказались собирать средства. Односельчане тоже не поддержали Распутина, сказав, что им больше нужна новая школа. В конце концов новая церковь так и не была построена. На имеющиеся деньги Распутин купил реликварий для существующей церкви, большие кресты (один золотой, второй серебряный) и серебряные лампады для иконостаса. (История о разногласиях в деревне по поводу предложения Распутина была описана в местной газете в мае – имя Распутина впервые появилось в прессе¹⁴.) Но Распутин не потерял надежды. В письме к Николаю и Александре, написанном в декабре 1908 года, Распутин все еще говорит о строительстве церкви на полученные от них деньги. Это еще не сделано, но будет «скоро» и станет великим утешением для всех¹⁵. И все же распутинская церковь осталась только мечтой.

Односельчане (по крайней мере, значительная их часть) относились к Распутину с растущим подозрением. А что они могли подумать о крестьянине, который не трудится целыми днями в поле и не занимается каким-то ремеслом, как они, но в то же время может позволить себе большой дом? Где он нашел деньги, у кого их получил и за что? Что стало со скромным странником, который бродил босиком, питался скудной пищей, а теперь путешествует на паровозах и пароходах и похваляется знатными друзьями в Петербурге? Это было уже чересчур. Это было неправильно. И многие настроились против Распутина.

В ответ на распоряжение Антония от 14 сентября отец Никодим Глуховцев через пять дней приехал в Покровское, чтобы собрать показания местных жителей.

Сначала он побеседовал с отцом Петром Остроумовым. Священник хорошо отозвался о Распутине, его семье и образе жизни. Он знал Распутина с 1897 года, когда приехал в эту деревню. И всегда Распутин вел исключительно христианский образ жизни, следовал всем обычаям и обрядам, соблюдал религиозные праздники. Так же жили и члены его семьи – жена, трое малых детей и отец, а также женщины, которые жили с ними. Остроумов сказал, что их можно назвать «образцом для подражания» – семья строго соблюдала все посты и регулярно посещала церковь. Распутин работал как обычный крестьянин: он сам выполнял всю работу, но в последние два года стал часто отлучаться из дома, и семье пришлось нанимать работников. Остроумов сообщил, что Распутин показывал ему фотографии с Феофаном и Сергием, сделанные в Петербурге, а также с другими высокопоставленными служителями Церкви.

Тем не менее он слышал пересуды крестьян о том, что Распутин «пользуется популярностью непорядочного человека как изменившего своей вере православной». Его поездки, неожиданное богатство, женщины, живущие в его доме, и его поведение вызывают подозрения. Некоторые даже говорили о трагической судьбе крестьянской девушки из деревни Дубровская. Говорили, что Распутин взял ее в паломничество и заставил идти босой по снегу. Она заболела чахоткой и умерла¹⁶. Вспомним, что поначалу Остроумов был противником Распутина, когда того только начали называть святым старцем.

Псаломщик Петр Быков также отозвался о Распутине положительно. Он сказал, что за шесть лет, что он жил в Покровском, Распутин «постоянно ходил в храм и стоял на клиросе». После каждой службы он целовал иконы. Но в то же время молился он довольно странно: «сильно размахивая быстро руками, делая при этом гримасы».

Затем Глуховцев побеседовал с Евдокией Корнеевой, двадцативосьмилетней просфорней местной церкви. Она высказалась иначе. Шесть лет назад она провела ночь в доме Распутина, когда проходила через деревню во время паломничества. Распутин попытался поцеловать ее, а когда она сказала, что это неправильно, он ответил, что ничего греховного в этом нет и «духовное лобзание» у них общепринято. Когда он показывал ей свою часовню в конюшнях, то подскочил к Евдокии и поцеловал ее в щеку. Он сказал, что «раз во время сношения его с женой ему будто являлась Св. Троица в свете»¹⁷.

Информация, которую Глуховцев собрал в тот день, была противоречивой и неубедительной. Поэтому через два месяца он вернулся, чтобы побеседовать с тем, кто знал Распутина лучше. Отец Федор Чемагин познакомился с Распутиным в 1905 году и много раз бывал в его доме на собраниях, посвященных духовным наставлениям, молитвам и пению. На первой встрече Распутин рассказал ему о своих странствиях и о видных служителях Церкви, с которыми он познакомился – в частности о Феофане, или «Фенофанушке», как называл его Распутин. Он показал Чемагину свою фотографию с Гавриилом из Седмиезерной Казанской пустыни. Распутин сказал, что в 1905 году приехал в Петербург, чтобы завести знакомства при императорском дворе, и вернулся оттуда с Ольгой Лохтиной и женой священника Медведя. Но в том же году произошел один случай, который отвратил Чемагина от Распутина. Он случайно зашел к нему, и тут «в комнату вошел мокрый из бани сам Григорий, а чрез несколько минут из той же бани пришли и все живущие женщины, тоже мокрые и парные». Тогда Распутин признался Чемагину, что «есть за ним слабость ласкать и целовать “барынишек”, и между прочим сознавался, что был вместе с ними в бане». Среди женщин, которые бывали у Распутина в Покровском, Чемагин назвал Хионию Берладскую и Зинаиду Манчтет. Распутин обращался с ними довольно фамильярно: «обнимал их за талии, ласкал, ходил с ними гулять под ручку, называл всегда их ласкательными именами: “Хоня”, “Еля”, “Зиночка”». Тем не менее Чемагин признавал, что сам Распутин и его домашние – образцовые христиане. Они регулярно посещают церковь, искренне молятся и часто жертвуют на церковь¹⁸. Это же подтверждают слова местного крестьянина, который в начале 1918 года говорил проезжавшему через Покровское Сергею Маркову об умершем Распутине: «Хороший мужик был, душевный… Нашему брату много помогал… Поди в селе ни одного двора нет, кто ему пятерку, кто тройку, а кто и пятьдесят рублев не должен… Как приедет из Питера, так и начинает помогать… Одно слово, Божий человек»¹⁹.

14 января 1908 года Глуховцев написал предварительный отчет, в котором высказывал сомнения относительно Распутина, в особенности в связи с его поведением с женщинами. Были основания подозревать, что он пользовался своей репутацией Божьего человека и чудотворца. Собрания в его доме напоминали собрания сектантов. Его внешность была странной и походила на внешность хлыстов. Еще более подозрительным было его быстрое обогащение и растущее количество поклонников – даже в Санкт-Петербурге, где самозваный святой пользовался огромной популярностью. В свете этого Глуховцев решил копнуть глубже, побывать в доме Распутина и поговорить с ним и его домашними, в том числе и с приехавшими гостями. Всем гостям было приказано оставаться в Покровском до окончания этого этапа расследования²⁰.

На следующий день Глуховцев вместе с отцом Петром Остроумовым, деревенским полицейским, старостой и тремя крестьянами прибыл в дом Распутина. Глуховцев положил перед Распутиным свой отчет, чтобы он прочитал и подписал. Распутин подписал документ своим именем: «ГРИГОРИЙ». Ему сообщили, что комиссия прибыла осмотреть его дом и снять показания со всех присутствующих. Этот момент был мучителен для Распутина. Берладская вспоминала: «Григорий страшно испугался, у него было очень страшное лицо. […] Свои все его оправдывали своими показаниями… Григорий боялся и бань, и что его сошлют в тюрьму»²¹. Сначала члены комиссии осмотрели стены, увешанные иконами, религиозными картинами и фотографиями Распутина с видными служителями Церкви и аристократами. Они осмотрели его полки и шкафы, но не нашли ничего подозрительного. Следующие два дня допрашивали всех домашних, начиная с самого Распутина.

Он сообщил им, что ему сорок два года (в действительности, через неделю ему должно было исполниться тридцать девять), что он женат и является православным. Паломничать он начал пятнадцать лет назад. Сначала он странствовал по Сибири, а в последние годы – по монастырям Петербурга и Киева. Он принимал паломников, проходящих через Покровское. Вместе с ними жили две молодые женщины из Кумаровской волости, Екатерина и Евдокия Печеркины. Женщины помогали по дому за еду и одежду. Евдокия была теткой друга Распутина, Дмитрия Печеркина, а Екатерина – ее сестрой. Распутин не хотел нанимать мужчин, поскольку часто отсутствовал, и ему не нравилось, что в его доме будут посторонние мужчины. Его часто навещали «братья во Христе», Илья Арапов, Николай Распутин и Николай Распопов. Вместе они пели религиозные песнопения и гимны, читали Библию и толковали ее в меру своего разумения. Распутин часто путешествовал по разным монастырям, где навещал знакомых, с которыми обсуждал духовные вопросы. Почти всегда он ездил по настоянию знакомых, которые приглашали его к себе. Да, у него часто бывали гости, обычно друзья, как те дамы, которые жили в его доме сейчас. Они приехали навестить его и его семью и «поучиться любви Божией». Женщин, которых он знал хорошо, Распутин целовал в щеку при встрече и расставании, «из истинной любви». Малознакомых женщин он никогда не целовал. Распутин сказал, что не помнит, чтобы утверждал, что видел Дух Святой, но признался: «Я как человек грешный делаю ошибки, и когда меня останавливает человек совершенный, я исправляюсь». В конце Распутин сказал Глуховцеву, что пятнадцать лет назад перестал есть мясо, а пять лет назад бросил курить и пить, «так как пьяный имел скверный характер»²².

Отец Распутина не мог объяснить, почему его сын «ездит постоянно», но думал, что ездит он «молиться Богу». Жена его, Прасковья, добавила, что муж часто ездит «по вызовам высоких особ», а не только по своей воле. Она тоже ездила по России – в 1906 году лечиться, а в ноябре 1907 года повидаться с мужем в Петербурге, где Распутины гостили у Ольги Лохтиной. Что же до Печеркиных, то к ним Распутины относились как к собственным дочерям, с любовью и привязанностью. Единственные собрания – с тремя «родственниками» (Араповым, Распутиным и Распоповым), которые приходят петь, читать Библию и «вести душеспасительные разговоры».

Допросили и гостей Распутина – Ольгу Лохтину, Хионию Берладскую, сестер Соколовых (Екатерину и Елену) и Акилину Лаптинскую. Лохтина стояла на том, что написала в письме 14 июня 1907 года. Сестры Соколовы познакомились с Распутиным в прошлом году по рекомендации Феофана. Екатерина говорила: «При первом разговоре он поражал меня своими ответами, своей простотой и совершенной любовью к людям». Сестры приехали в Покровское, чтобы научиться жить, как Распутин. Берладская призналась, что Распутин целовал ее, но тут же добавила: «Привычку Гр. Еф. приветствовать знакомых женщин лобзанием я не нахожу странной, она естественна, как то у него и заимствовано от наших отцев». Лаптинская подтвердила все, о чем говорили другие женщины, и добавила, что «приветствие при свидании и прощании лобзанием меня нисколько не удивляет, я смотрю на это как на чистое выражение христианской, братской любви, и оно – обыкновенное явление в интеллигентском кругу больших городов».

Все это звучало убедительно, но были более ранние показания Евдокии Корнеевой. Поэтому 17 января Глуховцев снова встретился с ней, чтобы она повторила все, сказанное ранее. Она рассказала, что шесть лет назад на сутки остановилась в доме Распутиных по пути на паломничество в Киев. Пора была страдная, и Распутин работал в поле, но несколько раз прибегал домой и каждый раз пытался уговорить ее поцеловать его. Она сопротивлялась, говоря, что это неправильно, но Распутин сказал, «что у них духовных – богомольцев, желающих спастись, существует духовное лобзание, подобно тому как апостол Павел целовал святую Феклу». Корнеева повторила, что при выходе из часовни под конюшней Распутин схватил ее и поцеловал в щеку. Затем он рассказал ей о явлении Святого Духа. В тот же день Глуховцев свел Корнееву и Распутина на очную ставку. Сидя напротив Распутина, Корнеева повторила все, что говорила Глуховцеву. На каждое ее утверждение Распутин твердил: «Ничего этого за давностью не помню, и разговора этого подробно не могу подтвердить. Может быть, со слов ее говорил это, а сам случая этого не помню».

Затем Глуховцев вновь побеседовал с Остроумовым и Чемагиным. Остроумов повторил прежние показания и ничего не добавил. Чемагин же добавил, что в личных разговорах Распутин признавался в том, что совершал «разные ошибочные поступки» – целовал разных женщин, а в церкви иногда стоял «рассеянно». Все эти записи были показаны Распутину, и тот снова отрицал принадлежность к хлыстовской секте. Свое же пребывание в бане с разными женщинами объяснил тем, что был в бане до них, угорел и лежал в предбаннике, откуда и вышел²³.

Глуховцев закончил свой отчет 23 января 1908 года и отослал его в Тобольскую консисторию. Его документ и все показания были переданы Дмитрию Березкину, инспектору Тобольской духовной семинарии, для изучения перед передачей епископу Антонию. 10 апреля Березкин писал, что в деле слишком много вопросов, оставшихся без ответа, чтобы отдавать приказ о полномасштабном официальном расследовании дела Распутина. Хотя сомнений в том, что Распутин и его последователи создали особое «общество» с собственным «религиозно-нравственным укладом жизни, отличным от православного», уверенно назвать их хлыстами нельзя. Да, по внешности и манере поведения Распутин походит на «типический вид хлыста», но следствие не смогло копнуть достаточно глубоко и собрать убедительные доказательства, чтобы понять, с чем они имеют дело. Какие именно гимны и песнопения пелись в доме Распутина? Какие именно религиозные тексты изучались? Какое толкование давал им Распутин? И почему на территории дома Распутина не обнаружено тайного хлыстовского ритуального места? По мнению Березкина, необходимо было провести новое предварительное следствие, но на сей раз поручить его следует человеку, имеющему познания в области сектантства, коими Глуховцев не обладал.

Консистория изучила мнение Березкина и согласилась с ним. В мае консистория поддержала идею нового расследования и поручила его Березкину. Некий Смирнов отмечал, что внимание множества женщин привело к пагубным переменам в Распутине: «Такое почтение, уважение и даже благоговение не могли сначала не возродить, а потом и не встретить в нем самомнения, сатанинской гордости и увлекли его впасть в “демонскую прелесть”. И нет ничего удивительного, что в особенности с 1905 года Григорий Новый взял на себя роль какого-то необыкновенного наставника, духовного руководителя, молитвенника, советника и утешителя». С другой стороны, нужно признать, что он живет жизнью истинного и доброго православного христианина, посещает службы, молится, постится и жертвует на церковь. И вся семья его ведет себя так же. Многое в Распутине не имеет смысла. И понять, кто он такой, не представляется возможным²⁴. В мае было установлено, что следствие было проведено слишком формально и сосредоточено было на внешних, физических доказательствах. Необходимо провести другое, более глубокое и тщательное, расследование²⁵.

Но по какой-то неизвестной причине майское постановление консистории было проигнорировано, и никакого следствия о Распутине не велось. Расследование связей Распутина с хлыстами было прекращено и оставалось в таком состоянии до осени 1912 года. Секретные материалы остались никому не известными, и никакие источники не дают нам информации, почему это произошло²⁶. Возможно, дело в том, что Лохтина, вернувшись в Петербург весной, сообщила о следствии при императорском дворе, что и положило конец расследованию. Но это лишь одна из теорий. По другой, Феофан, возможно, при поддержке других высокопоставленных столичных клириков, убедил царя прекратить расследование. Впоследствии председатель Думы и злейший враг Распутина, Михаил Родзянко, утверждал, что царь прекратил следствие, предложив епископу Антонию выбор: либо он прекращает расследование и получает престол в Твери, либо отправляется в монастырь. Хотя Антоний действительно получил назначение в Тверь в конце января 1910 года после отставки архиепископа Алексия (Алексея Опоцкого), документальных доказательств слов Родзянко не сохранилось. Надо отметить, что утверждение это было сделано только после свершившегося факта и вполне может быть попыткой подтвердить свою точку зрения этим совпадением²⁷. Что сомнений не вызывает, так это то, что, хотя следствие началось в Сибири, прекращено оно было в Санкт-Петербурге. Документы доказывают, что сибирские власти были готовы продолжать копаться в жизни Распутина, и остановить их могли только более влиятельные силы в столице или в самом дворце.

Хотя следствие было прекращено, слухи о нем распространились. В газете «Сибирская новь», к примеру, в январе 1910 года появилась короткая статья, в которой описывался обыск дома Распутина по подозрению в принадлежности хозяина к секте хлыстов. Впрочем, в статье сообщалось, что ничего компрометирующего найдено не было. Отец Петр Остроумов обсуждал следствие с политическим ссыльным Александром Сениным, и тот описал этот разговор на страницах «Южной зари» в июне 1910 года²⁸. Подобные истории будили любопытство.

В «Сибирской нови» писали: «Распутин, в прошлом обычный крестьянин, теперь превратился в человека загадочного даже для своих односельчан, среди которых он вырос. […] То, как “простак” Гришка превратился в “отца” Григория, остается загадкой и порождает самые дикие слухи о жизни “святого старца”».