Сергей Жигарев
Продавец телодвижений

Лицемеры по-утреннему нежно ощупали его. Идентификация состоялась, и данные о транспортной транзакции упали на дата-сервер. Максим вошел в распахнутые автобусом двери и уселся у окна.

В ранний час народу в салоне было немного. Максим бросил на попутчиков быстрый взгляд и погрузился в размышления. Пару месяцев назад он поехал бы в лавку на собственной машине, но топливо снова подорожало. К тому же Максим заметил, что навигатор строил маршрут, оптимизируя не его передвижение, а общегородской трафик.

Макс поежился от холода и посмотрел вверх. В целях контроля и безопасности у автобуса не было крыши, и в высоком небе виднелась стайка дронов. Ее роевой интеллект искал тепловые следы незаконных майнинговых ферм.

Автобус свернул с широких центральных улиц в торговые кварталы. Максим вышел из автобуса за пару остановок до конечной, и персональный осведомитель коротко звякнул, сообщая о списании платы за проезд.

Его лавка располагалась на втором этаже небольшого павильона. Неоновая вывеска над отдельным входом – когда-то он был предметом особой хозяйской гордости Максима – гласила «ПРОДАЖА ТЕЛОДВИЖЕНИЙ», чуть ниже было приписано «Trade-in и ремонт любой сложности». Максим отпихнул ногой разбросанные перед дверью соцпакеты с мусором и замер перед лицемером. На этот раз сканирование биометрии заняло больше времени – у частных систем приоритет доступа к сетевым вычислительным мощностям был ниже, чем у государственных.

Внутри лавки было холодно и темно. Недавно общее собрание арендаторов решило, что новая экономическая реальность требует адекватных мер реагирования, и теперь отопление включалось лишь тогда, когда кто-то живой и внесенный в списки аренды оказывался внутри здания.

Сегодня первым, кто зачекинился в здании, стал Максим. День ему предстоял долгий и важный. Он вдруг вспомнил, что, проснувшись, встал не с той ноги, и недовольно поморщился: примета была дурная.

Открыв дверь в лавку, Макс по-хозяйски первым делом выставил освещение на экономный уровень. В этом тусклом свете свисающие с потолка провода и дата-кабели с переходниками и разъемами походили на сочные электрогроздья. В шкафах и вдоль стен были развешаны пустые телодвижения. Некоторые из них были сломаны, другие уже тронуты ржой.

Новых заказов давно не было. И, честно говоря, Максим уже с полгода промышлял лишь ремонтом, восстанавливая былую подвижность старых телодвижений. Профилактика и бережливое использование механизмов продлевало срок службы куда дольше гарантийного, и некоторые даже передавали свои телодвижения по наследству. Разница в размерах наследников не смущала. Тело – вещь податливая. И для полной совместимости со сложными и дорогими механизмами его можно было легко подправить – медикаментозно или грубо хирургически.

И все же без покупателей его бизнес дышал на ладан. Если смотреть правде в глаза, что Максиму делать отчаянно не хотелось, ему давно уже следовало закрыть лавочку, но воспоминания о том, сколько сил и времени он вложил в собственное дело, каждый раз останавливали его.

Еще один удар по его финансово-физическому благосостоянию нанесло Великое Объединение. В тот день, когда несколько учетных индексов, включая индексы кредитоспособности и благонадежности, были объединены в единый индекс гражданина, он обнаружил, что опасно приблизился к статусу цифрового лишенца. И чтобы набрать несколько спасительных баллов, ему даже пришлось переехать в шеринг-хаус.

Сегодняшняя затея была отчаянной попыткой изменить ситуацию.

Максим оглядел торговый зал, задержавшись взглядом на фискальном соглядатае, который подмигивал ему красным от беспрестанной работы глазом. Устройства слежения не были помехой – еще неделю назад он подключил их к списанному военными пульту, позволяющему заменить реальное изображение заранее подготовленным потоком визуальных данных.

В дверь позвонили.

Макс с опаской вывел на экран изображение с внешнего лицемера. Он специально поставил на этот день флажок занятости в онлайн-расписании, чтобы избежать визитов посторонних.

Девушка на дисплее была ему не знакома. Лицемерная система, напротив, сигнализировала об успешной верификации личности гостя и теперь предлагала купить сведения о его прошлых покупках и потребительских предпочтениях. Когда-то Максим регулярно вносил абонентскую плату за доступ к маркетинговым профилям, но теперь он считал это дорогостоящим излишеством, которое надеялся компенсировать опытом.

Он нажал кнопку связного.

– Ремонт телодвижений? – У девушки был приятный голос.

– Да. Только срочные заказы, оплата по двойному тарифу.

– Мне сильно плевать на тарифы, мне нужно срочно…

Максим увеличил освещенность торгового зала, когда в лавке появилась посетительница. Телодвижение у нее было дорогим, постсовременной модели. Он даже залюбовался, но поскольку был профессионалом, сразу предложил:

– Разоблачайтесь.

Гостья выскользнула из телодвижения, и экзоскелет замер.

– На что жалуетесь?

– Перестала работать левая рука. Очень неудобно, и функциональность сильно понизилась.

– Понятно. – Максим обошел вокруг телодвижения, постукивая по нему и проверяя прочность сочленений.

Модель заинтересовала его: несколько автономных источников питания, усиленный гидравлический двигатель, термостойкий каркас – использовать такую для повседневного ношения было странным. Хотя тот, кто мог позволить себе такое телодвижение, мог позволить любые причуды.

Хозяйка телодвижения сидела у рабочего стола Максима и наблюдала за его действиями, не скрывая интереса. Летописец на ее платье засветился зеленым, официально уведомляя о том, что осуществляет видеофиксацию всего происходящего.

Макс считал летописцев не более чем забавными игрушками. Ведь восстановить подробности того или иного дня можно было и без них: государственная лицемерная система фиксировала каждый поступок – и проступок, – совершенный гражданином в общественном пространстве.

К тому же хранение, воспроизведение и тем более анализ собранной информации требовали больших вычислительных мощностей. А их все время не хватало. Поговаривали даже, что этот дефицит был подлинной причиной Великого Объединения.

Тревога, охватившая Макса, возрастала. Кто эта девушка? Почему она пришла к нему без предварительной записи? И почему именно сегодня? Вопросы вертелись в голове Макса, пока не превратились в один-единственный, главный: как ее имя?

Он решил сосредоточиться на деле и вызвал из кладовки робота-диагноста, уцелевшего после погромов новых луддитов. Расширенное тестирование помогло определить причину поломки. К счастью, дело было не в механизме обратной связи. Работать с имплантами могли только лицензированные биомеханические клиники, а направить посетительницу к знакомому подпольному хирургу Макс бы не рискнул.

Он с привычной сноровкой отсоединил руку от телодвижения и подошел к столу:

– Ну, вот оно. Датчик движения полетел.

– Можно исправить? – Без экзоскелета девушка показалась Максу непристойно и притягательно обнаженной. Он вспомнил, что давно не был с женщиной. После объединения индексов его все чаще свайпили влево – так что теперь он появлялся лишь на последних экранах поиска, куда добирались самые упорные и отчаявшиеся одинокие сердца.

– Конечно, можно. У меня как раз есть подходящая деталь. – Макс отключил домашний вызов так некстати зазвонившего осведомителя и уточнил: – Выйдет дорого.

– И сколько?

– Семь сотен.

– Не овер дохуа ли? – На лице безымянной гостьи отобразилось возмущение, которое Макс счел несколько наигранным.

– Это же не ноунейм, фирма. Государственная гарантия на одиннадцать месяцев.

Посетительница развела руками в знак вынужденного согласия, и Макс принялся за работу.

Замена датчика в экзоскелете, пусть и незнакомой модели, была делом свойским. Время от времени он отвлекался от работы и бросал на девушку мимолетные взгляды. Та играла с брелоком от летописца и без телодвижения по-прежнему казалась Максу голой.

Завершив работу, он подошел к ней и невзначай коснулся запястья.

– Платить не обязательно.

Максим сделал понятный жест и тотчас пожалел об этом. Таким неожиданно похотливым и грубым он увидел себя. Но его брутальность мало задела безымянную гостью. Все-таки девушкой она была загадочной. Как говорили раньше, на сложных процентах.

Она уже забралась в телодвижение и теперь опробовала его, двигая подключенной рукой вверх-вниз, вправо-влево. В ответ на предложение Макса она пожала плечами экзоскелета и вытащила из нагрудного кармана рубашки несколько купюр.

Бумажные, не электронные деньги давно стали редкостью, и Макс приготовился торговаться, на всякий случай повернувшись спиной к соглядатаю. И заодно спрятав под рукавом своего осведомителя. Поговаривали, что те обладали рядом недокументированных возможностей. Теперь, если ему повезет, он сможет задекларировать сумму поменьше и сократить налоговую выплату.

Девушка протянула ему семь сотенных, и он взял их, стараясь прикрыть ладонью камеру ее летописца, а затем спросил:

– Я могу узнать ваше имя?

– Может быть, – легко и почти игриво ответила незнакомка и направилась к выходу.

Максим подошел к камере соглядатая и помахал перед ней четырьмя бумажками, фиксируя сумму сделки.

Когда он обернулся, девушка уже спускалась по лестнице. Макс снова вывел на экран картинку с внешнего лицемера и успел заметить, как незнакомка помахала камере рукой. А затем улыбнулась и исчезла из вида, оставив у недоумевающего Максима легкое сожаление и несколько бумажных купюр.

Надежда ворвалась в лавку стремительно – так же стремительно, как ворвалась в его жизнь. Тогда, несколько лет назад, он еще и не мечтал о собственном деле и работал менеджером по продажам: сидел на холодных звонках и продвигался вперед по списку потенциальных клиентов, от одного сброшенного звонка к другому. День походил на день, пока однажды офисное пространство вдруг не забурлило, не вспенилось громкими разговорами, не похожими на профессиональные скороговорки операторов. По опенспейсу носился пестрый вихрь. Он остановился перед Максимом и швырнул ему на стол рекламный буклет.

– Что это? – спросил вихрь. Теперь, когда он замедлил движение, в нем можно было узнать худенькую девушку в цветастом платье.

Макс выключил гарнитуру и улыбнулся, не в силах противостоять ее энергичному напору:

– Телодвижение. Экспериментальная разработка. Она позволяет…

– Я читала брошюру. – Девушка уперлась руками на стол и наклонилась, чтобы с вызовом посмотреть Максиму в глаза. – Телодвижение, это вот зачем?

В первую их встречу он не нашел что сказать. С тех пор Макс вырос из простого продавца во владельца лавки по продаже телодвижений, но и сейчас он не мог дать ответ, приемлемый для Надежды – уличного проповедника, восхваляющего святого Кэррингтона и призывающего Второе Событие.

Многие почитали ее как городскую сумасшедшую, но Максим неоднократно становился очевидцем, иногда даже официальным, того, что в любых обстоятельствах Надежда действовала разумно и добро. Индекс гражданина у Надежды был высокий, категории ААА+.

Она уселась за широкий рабочий стол, машинально схватила какую-то вещицу и начала быстро крутить ее в руках. Макс узнал брелок от летописца предыдущей гостьи и с удовлетворением подумал, что она может за ним вернуться.

Он перевел взгляд на Надю и присмотрелся к ней, подмечая с некоторой самому непонятной грустью и появившиеся на ее лице морщинки, и притягательные губы, уголки которых изредка опускались вниз в мгновенной и вряд ли осознаваемой гримасе, и порастраченную быстроту резких движений.

Надежда была скорее обаятельной, чем красивой, как тактично формулировал Максим, но льющаяся из нее энергия по-прежнему покоряла и влекла за собой.

– Хочешь продам? – неожиданно сказал он и махнул рукой в сторону висящих вдоль стены пустых телодвижений. – Сделаю большой дисконт.

– Что так? Покупатели кончились? – Помимо прочих достоинств Надежда обладала изрядной иронией – чертой для уличных проповедников нехарактерной.

Телодвижений она не носила принципиально. И, по ее словам, плевать хотела на врачебные рекомендации и снижение баллов в системе медицинского страхования.

– Что толку от этих экзоскелетов? Каждый раз, когда я их вижу, мне кажется, что человека сначала вывернули наизнанку, а затем спрятали в электронной клетке.

– Зря ты так, очень функциональная и эффективная штука. А женщинам здорово экономит силы, помогает поддерживать себя в форме.

– Ты мне гендер в лицо не тычь! Знаешь, Макс, для владельца лавки и частного, так сказать, предпринимателя ты удивительно наивен. Просто еще один рынок сбыта, созданный правительством. И посмотри, что с ним стало, когда перестала работать пропаганда и заработала, пусть и со знаком минус, экономика.

В чем-то она права, подумал Максим, но из соображений корпоративной солидарности возразил:

– Телодвижения бы не покупали, не будь они полезны. И как его использовать, ты решаешь сама – как и с любым другим инструментом.

– Инструмент – это верно. Только чей он? Поговаривают, что всеми телодвижениями дистанционно может управлять правительство.

Разговор выруливал на опасную дорожку, и Максим начал было жалеть, что заговорил о телодвижениях, но вспомнил, что любая беседа с Надей рано или поздно приводила к предсказуемому и неизбежному финалу.

– Знаешь, Максим, я очень устала от всех этих убогих устройств, от соглядатаев и лицемеров, от дронов и роботов…

На ее лице отразились отблески того священного огня, что всегда пламенел в сердце. И она вновь затвердила слова знакомой многим прохожим молитвы:

– Восславим же святого Кэррингтона! Что было однажды, вновь повторится. И придет Второе Событие, и солнечный гнев сожжет базы данных, и ослепит лицемеров, жадно наблюдающих за нами, и покарает распорядителей индекса, распоряжающихся нашими жизнями. И принесет нам святой Кэррингтон каскадное разрушение и спасет нас из плена экранов…

Избавит нас от цифровизации и монетизации!

И согреет своим теплом!

В зале повисла неловкая, искрящаяся тишина. Оба молчали.

Максим подумал о каскадных разрушениях и вспышках на Солнце – чем могущественнее становилась человеческая цивилизация, тем больше опасностей ей угрожало. Сложность всегда уязвима.

– Тепла хочется, понимаешь… – Надежда как-то поникла и теперь выглядела потерянной.

Максим молчал, но она встрепенулась, ожила, и во взгляде снова появилось что-то стальное.

– Ну, я пойду, – заявила Надежда и сорвалась с места, побежала к выходу.

– Завтра заходи обязательно! – крикнул Максим ей вслед.

Ермолай выскочил из телодвижения и стал выделывать гимнастические упражнения, стараясь попадать в поле зрения видеокамер. Поговаривали, что за физическую активность на медстрах начисляли дополнительные баллы.

Крупнолицый, с быстрым и внимательным, как у лицемеров, взглядом, Ермолай завершил самозарядку и подошел к Максу:

– Готово? Врубай!

Ждавший этого момента весь день Макс щелкнул тумблером, и в сеть хлынул сгенерированный заранее поток визуальных данных. Для его подготовки потребовались пять месяцев и все крохи вычислительных мощностей, до которых он смог дотянуться. Теперь в их распоряжении было пятнадцать минут – время вне наблюдения и контроля.

– Сейчас мы с тобой хакнем систему. – Ермолай потер руки.

Сколько Макс помнил, Ермолай всегда занимался темными делами. Еще работая в техноцирке, Ермолай промышлял тем, что удалял штампы правообладателей с арт-объектов и сбывал пиратские копии. А на досуге перемонтировал плоские, довоенные еще, кинематографии, изменяя сюжетные линии и концовки. И затем размещал кинематографии в глубоком темном интернете. Немногим доверенным лицам, в числе которых оказался и Макс, он говорил, что создает альтернативную историю кино – специально для тех, кто предпочитал нелегальные просмотры.

На сей раз план состоял в том, чтобы исправить кредитную историю Макса.

Ермолай достал из внутреннего кармана пиджака черный куб – новую разработку нигерийских хакеров, сдвинул в сторону металлическую пластину и продемонстрировал выемку в центре, точь-в-точь под размер паспортного чипа.

Он предложил снять в паспорте Максима ограничения на трансграничные финансовые операции и в течение месяца небольшими – ниже отметки, способной привлечь внимание налоговых операторов, – траншами погасить его кредитную задолженность. Деньги, конечно, были фантомными, они обошлись Максу в одну шестую номинала. И контрагент был хороший, надежный: диджитал-доппельгангер, выращенный на китайских цифровых плантациях.

Такие с рождения ступали по пути благодетели и служения общественному благу, пока не становились образцовыми гражданами – с разрешением на транзакции за пределами китайского файервола. Единственным их изъяном была виртуальная природа, но в многомиллиардном Китае телесное существование давно не играло ведущей роли для определения благонадежности гражданина.

В течение следующего года доппельгангера активно использовали для нелегальных операций, а затем стирали. И образцовый гражданин без следа растворялся в киберпространстве – что с функциональной точки зрения мало отличалось от участи большинства его сограждан.

Эта часть плана почти не волновала Максима: политика цифрового суверенитета затрудняла синхронизацию информации между государствами. Куда более рискованным ему представлялось редактирование чипа. Сведения обо всех действиях гражданина использовались для расчета его индекса. И посягательство на аутентичность этих данных было государственным преступлением.

Если они не успеют стереть следы редактирования в паспорте Максима до его ежегодной сверки с госхраном, то наказание будет самым суровым. Не расстрел в досудебном порядке, конечно, но его могут приговорить к цифровой погибели. А это та же смертная казнь, только чуть затянутая во времени. Никто из цифровых лишенцев не протянул без доступа к информационным системам и полугода.

И все же Максим готов был рискнуть, настолько отчаянным было его положение. Горькую иронию в ситуацию добавляло то обстоятельство, что для граждан более высокого индекса запрета на трансграничные операции не существовало.

Ермолай вложил чип в специальный паз черного куба. Нигерийская программа должна была взломать паспортную защиту и отредактировать активные запреты, связанные со статусом гражданина. Чтобы Максим мог наблюдать за работой взломщика, Ермолай присоединил к устройству небольшой дисплей. Экран тотчас ожил, и на нем появился мигающий красный треугольник, быстро побежавший вперед. На дисплее возникли синие полосы, которые, видимо, обозначали какие-то препятствия, потому что треугольник старательно и ловко избегал соприкосновения с ними. Максим заметил, что перемещение красного треугольника было лишь иллюзией: фигурка теперь оставалась на прежнем месте, а к ней на все возрастающей скорости приближались другие, явно враждебного вида и окраски, от которых требовалось уклоняться.

Неожиданно движение прекратилось.

– Прошли первый уровень защиты, – шепнул Ермолай и положил руку Максу на плечо.

Вокруг быстрее замерцавшего треугольника возникла сложная конструкция. Фигурка дернулась вправо, затем влево и словно мышь Шеннона забегала по лабиринту. Стоило красному треугольнику найти выход и освободиться, как затаивший дыхание Максим вздохнул с чувством облегчения.

– Второй! – удовлетворенно заметил Ермолай.

Красный треугольник по-прежнему мерцал в центре экрана. Казалось, что долгое время ничего не происходило, и Максим успел подумать, не было ли изображение на дисплее лишь анимированной заставкой, не имеющей никакого отношения к процессам в черном кубе. Ермолай снова привлек его внимание к экрану. Теперь, присмотревшись, Максим заметил, что вокруг его фигурки появилось несколько темных, чуть светлее фона, кругов. Они медленно и как-то безысходно сужались, и треугольник пульсировал все чаще и чаще – до тех пор, пока не исчез.

– Хак и фак! – обреченно выругался Макс.

– Да, не получилось… – Ермолай быстро отсоединил экран, вытащил из куба паспорт Максима и, тщательно протерев его платком, вернул владельцу.

Поток сгенерированных данных уже иссякал, и времени на вторую попытку, будь она возможна, не осталось.

– Ладно, не расстраивайся. – Ермолай ободряюще похлопал Макса по плечу. – В следующий раз попробуем использовать арктический хаб. Выйдет, правда, чуть дороже, но и траблов таких не будет.

Не с той ноги встал, с горечью подумал Максим. Он вздохнул и закрыл глаза на несколько долгих секунд – а когда открыл их, обнаружил, что Ермолай уже покинул здание.

На запястье закликал осведомитель, сигнализируя о загрузке персонального выпуска новостей. И не тот индекс был у Максима, чтобы отказываться от просмотра.

Первым – всеобщим – сюжетом традиционно стало выступление Верховного, посвященное актуальным вопросам современности. На сей раз лидер старых технократов объявил, что экономика страны вышла из стагнации. Максим вспомнил, что месяц назад экономика уже вышла из кризиса, и безучастно подумал, куда же она направится теперь.

Тратить время на просмотр остальных сюжетов не было необходимости, и Макс перешел к листу уведомлений. Дом не стал перезванивать после того, как утром он дропнул его звонок, и просто направил Максиму список продуктов. В шеринг-хаус нужно было купить яйца, молоко, батон и булку хлеба.

На деле дом мог заказать все продукты самостоятельно, с доставкой на себя. Но его постояльцев объединял не только низкий индекс, но и круговая порука, и дом в воспитательных целях заботился о том, чтобы каждый вносил в совместное проживание свою лепту.

В дополнение к списку дом выслал карту мест, где необходимо было закупить продукты, и по неизвестной причине настоятельно рекомендовал проделать этот маршрут пешком. Вступать в споры с умным домом Максим не рисковал – поговаривали, что за непослушание тот мог начислить штрафные баллы, которые скоринговая система учитывала при расчете индекса гражданина.

Он выключил для экономии свет и перед тем, как закрыть лавку и отправиться за покупками, несколько минут смотрел на едва различимые в темноте силуэты пустых и старых, бесполезных телодвижений.

Максим вошел в шеринг-хаус, оставил телодвижение в прихожей и убрал продукты в холодильник, на именную полочку.

День выдался тяжелый, и ему отчаянно хотелось спать. Он забрался на свободную верхнюю койку и приготовился к ежевечерней процедуре. Умный дом заранее скачал суточный апдейт по Максиму и начал вещание из небольшого динамика, вмонтированного в изголовье. Он отметил продвижение Максима в рейтинге постояльцев шеринг-хауса и напомнил о предстоящем тестировании на курение, алкоголь и наркотики. Дом советовал меньше общаться с Ермолаем – тот успел попасть в список неблагонадежных персон, хотя Максим был уверен, что это ненадолго.

В завершение входящих в арендную плату рекомендаций дом предложил ему пройти онлайн-курс обучения продажам. Так как считал, что утром за экстренный ремонт постсовременного телодвижения можно было выручить куда большую сумму.

Внизу тихо посапывал художник по видеомэппингу, вернувшийся с очередной инсталляции. Обычно он работал в домашней студии, но заказчики неизменно требовали личного присутствия и контроля. И его сосед выбирался на пленэр, как он это называл, едва ли не каждый день.

Макс отогнал от себя колючую мысль о том, что в этом городе кому-то всегда находилось, что праздновать, и мысленно закурил, старательно воздерживаясь от того, чтобы поднести ко рту пустую руку с воображаемой сигаретой. Он шепнул дому показать ночное небо, и теперь на потолок над ним проецировались ровно мерцающие звезды. Максим сделал мысленную долгую затяжку, и ему стало совсем хорошо.

Вот и прошел еще один день, подумал он.

Пусть выбраться из долговой ямы у него пока (пока!) не получилось, но зато удалось внепланово разжиться малой деньгой. Семь сотен – не овер дохуа, конечно, но этого хватит, чтобы протянуть еще немного, до той поры, когда дела пойдут в гору, а жизнь широко и по-настоящему улыбнется ему своей щербатой улыбкой. А значит, неплохой выдался денек, уже засыпая, заключил Максим.

По расчету большой квантовой машины, дней таких ему было отпущено тридцать две тысячи сто пятнадцать. Может быть, с половиной.