Кит Рид
Прогулки с Вестоном

Когда твоя жизнь совершает настолько крутой поворот, что выбивает у тебя почву из-под ног, единственный выход – начать планировать дальнейшие действия. Ты клянешься себе: больше никогда. После похорон Лоуренс Вестон уселся в слишком большое для него бархатное кресло и выслушал, как нотариус зачитал завещание его родителей. Было неважно, сколько денег ему оставили; он знал лишь, что пережил огромную потерю, и поклялся никогда больше не переживать ничего подобного.

Ему было четыре года.

Как феодал во время чумы, он поднял мост и запер свое сердце от незваных гостей. Вестон никого не впускал в свою глубоко личную, тщательно спланированную жизнь, чтобы никто не мог больше разбить ему сердце.

И поглядите, что из этого вышло.

Когда твои деньги приносят тебе еще больше денег, тебе и делать-то ничего не нужно – поэтому Вестон обычно ничего и не делает, за исключением суббот, когда он выходит на улицу, чтобы показать тебе город. Дело не в деньгах – даже не спрашивайте о величине его состояния, – ему просто хочется услышать людскую речь. Он живет один, потому что ему так нравится, но он чувствует одиночество, что уж греха таить.

Так родились «Прогулки с Вестоном».

Он мог бы позволить себе рекламу на огромном экране на Таймс-сквер, но довольствуется тремя строчками в «Виллидж Войс»: «Нью-Йорк с глазу на глаз. Откройте город с неизвестной стороны».

Он покажет вам места, которых вы не увидите, пробираясь, как форель на нерест, вверх по Бродвею или Сорок второй улице, или кутаясь в пуховик на Пятой авеню. Пешие экскурсии Вестона проходят по местам для посвященных.

Все хотят стать посвященными, поэтому вы звоните ему. Трубку он не возьмет. Телефон будет звонить и звонить в каком-то месте, о существовании которого вы, будучи туристами, и не подозреваете. Вы упорно не станете класть трубку, шепча «ну возьми же, возьми», и будете благодарны, услышав автоответчик. Даже обрадованы. Обещание Вестона устроить вам «экскурсию индивидуального пошива» звучит вдохновляюще.

Ваши пожелания он выслушивает на предварительном собеседовании за чашечкой кофе – либо в «Бальтазаре» за его счет, либо в «Старбаксе» за ваш – в зависимости от вашего внешнего вида и от того, понравились ли вы ему достаточно, чтобы провести с вами целый день. Если да, то платить вам. Он оставляет за собой право отказать вам в экскурсии. Вы можете быть одеты в самый модный костюм или лохмотья; если ему не понравится общаться с вами, он бросит на стол «Бальтазара» или «Старбакса» сотню или двадцатку соответственно и уйдет. Не его вина, что его обучение и воспитание (включая основы этикета) проходило пассивным методом. Не ваша вина, что вы приехали из города – большого или маленького, – где Вестон бы не согласился жить даже под страхом смерти. Он покажет все, что вам хочется увидеть, а если вы не уверены в своих желаниях, то вам повезло: Вестон решит за вас. Вас ждет экскурсия для посвященных!

Вам не терпится отправиться на «Прогулку с Вестоном», но вам придется подождать, пока он подготовит программу экскурсии. Вестон весьма дотошен. И вот, наконец, вы встречаетесь на условленном перекрестке. У вас с собой поясные сумки, фотоаппараты, огромные пенопластовые пальцы, кошачьи ушки на голове, а на ваших детях – короны статуи Свободы. А может, вы разодетый южанин или вообще тощий иностранец в черных строгих туфлях. Вестон же непременно одет в черные джинсы и свитер, а в руках у него табличка с аккуратной надписью.

Он куда более молод и менее разговорчив, чем вы рассчитывали. В хорошем смысле сдержан – не чета рекламным агентам с Таймс-сквер, автобусным зазывалам с Пятой авеню и кучерам, предлагающим прокатиться в карете по Центральному парку. Он покажет вам доселе невиданные вещи, начиная с клубов и грязелечебниц в деловом центре, о которых никто никогда не слышал, и заканчивая парками, где ваши любимые звезды катаются на роликовых коньках, и закрытыми для рядовой публики корпусами Американской академии искусств и литературы на самой окраине Аптауна. Он покажет вам даже величественную мраморную лестницу в клубе «Метрополитен», открытом Джей-Пи Морганом после того, как его перестали пускать в другие городские клубы.

Обратите внимание, что Вестон обязательно попрощается с вами либо на Центральном вокзале, либо на месте старого Всемирного торгового центра, либо на северо-восточном углу площади Колумба – то есть в людном месте, где он может быстро пожать вам руку и скрыться в толпе. Вам может захотеться обнять его, но ничего не выйдет – он не любит, когда к нему прикасаются. Пока вы собираетесь задать ему вопрос напоследок и решаете, стоит ли благодарно хлопнуть его по плечу, он уже скроется из виду.

Он исчезнет прежде, чем вы поймете, что экскурсия закончена.

Вам уже стало казаться, что вы с Вестоном друзья, но у него на этот счет другое мнение. Он считает, что вы вполне можете проследить за ним, ворваться к нему домой, сорвать со стены Ван Гога, перебить все его ценности, а то и вовсе убить его, спрятать труп и занять его место. Даже не пытайтесь звонить – его телефон всегда в беззвучном режиме, на столе работы Пьюджина в прихожей. Если не знаете, кто такой Пьюджин, то дома у Вестона вам точно не место.

Дом Вестона – воплощение всех его мечтаний. Мебель идеально подобрана, ценные экспонаты аккуратно расставлены. Настоящий гимн одиночеству. Элитное общежитие в престижных Сент-Поле и Гарварде было для Вестона тюрьмой, и он был счастлив оттуда освободиться. Никаких больше шумных соседей, так и норовящих сунуть нос в твои дела, никаких чужих проблем. Время от времени он встречается с женщинами и ни в чем им не отказывает, но домой не приглашает, а потому о длительных отношениях не может быть и речи. Вестон привередлив, но в этом нет его вины – помните, он ведь сирота. Чтобы выжить, все должно быть идеальным: солнце должно играть на лакированной мебели из красного дерева в библиотеке, утренние газеты должны быть аккуратно сложены, кофе готов, а экономка должна покинуть дом прежде, чем он встанет с постели. Вся семья Вестона погибла в авиакатастрофе, когда ему было четыре года, а чужаков в доме он не терпит.

С утра до вечера он сидит за компьютером, удаляя больше информации, чем набирая. Он обедает в закрытом клубе, о котором не знают даже коренные ньюйоркцы, выискивает редкие предметы искусства в художественных галереях и букинистических лавках, и может позволить себе ужин в самом роскошном ресторане, но девушки…

Нет уж, он ждет ту, что полностью разделит его интересы.

На его беду, вместо туристки с приятным голосом, в которую он с первого взгляда влюбился на собеседовании, на последней «Прогулке с Вестоном» появляется Уингз Жермен. Пока тринадцать счастливых туристов собираются у билетной кассы на перекрестке Семьдесят второй и Бродвея, Уингз дожидается в другом месте – внизу.

Вестон не знает, что его ждет. Стоит солнечный осенний денек, дует легкий ветерок – идеальная погода для классической прогулки по Центральному парку. Что может быть проще и удобнее? Да и до дома рукой подать.

Все, что ему нужно, – забрать группу у киоска. Туристы стоят, растерянно улыбаясь, но тут же оживляются, заметив его аккуратную рекламную табличку. Улыбнувшись им, Вестон убирает табличку в задний карман джинсов. Больше она не пригодится – если, конечно, кто-нибудь из туристов не потеряется.

Эта группа из «Старбакса». С фотоаппаратами и болтающимися поясными сумками, им было бы неуютно в дорогом «Кафе артистов» за углом возле дома Вестона. Не их вина, что у них нет чувства стиля. Эта компания слишком разношерстна. Вестон с беспокойством замечает, что одного туриста не хватает. Где та девушка, что ему так понравилась? Как ни печально, им пора двигаться. Быть может, она еще успеет нагнать группу. День хороший, люди тоже – за исключением разве что здоровяка в черной спортивной куртке с золотой эмблемой морской пехоты. Он шагает молча, горбясь и хмурясь. Ну и черт с ним. Погода прекрасная, а Вестон тут главный. Довольные, послушные туристы минуют место, где был застрелен Джон Леннон, и зигзагом углубляются в парк, двигаясь на восток, где над деревьями мастодонтом возвышается Метрополитен-музей. Вестон оживленно рассказывает истории, и туристы с улыбками кивают, кивают, и кивают – все, кроме хмурого мужчины, который то и дело поглядывает на часы.

Вестон осматривается. Черт. Бывший морпех, будто укрючный конь, увел табун в плохое место.

Пора отсюда убираться. Он отведет их на юг по Пятой и покажет дома людей, с которыми когда-то был знаком.

– Так, – бодро объявляет он, – пора посмотреть, как живут здешние богачи.

– Подожди, – здоровяк преграждает ему путь, словно готовый пойти на таран носорог. – И это ты называешь «экскурсией для посвященных»?

Вестон, продолжай улыбаться.

– Разве я не…

Морпех указывает на тропинку среди кустов; Вестону она слишком хорошо знакома.

– ОТВЕДИ НАС ТУДА, МАТЬ ТВОЮ!

Нет! За этими кустами открывается скальный пролом, куда ему ни в коем случае нельзя! Вестон изо всех сил придерживается типичного тона экскурсовода.

– Что вы хотите увидеть?

– Туннели.

Под парком действительно проходят туннели, оставшиеся со времен нереализованных городских проектов – например, так и не построенных станций метро. Для туристов они закрыты, и Вестон это прекрасно знает.

– А, – с облегчением выдыхает он, – тогда вам в бюро спелеотуризма. У меня есть их номер, и…

– На кой они мне сдались? Меня интересуют туннели, вырытые настоящими людьми. Ветеранами Вьетнама, старыми хиппи…

– Я не зна…

Здоровяк обезоруживающе ухмыляется и договаривает:

– Безумцами вроде меня. У меня там друзья.

– Там ничего такого нет, – Вестон вздрагивает, понимая, что не может обидеть клиента. – Это все сказки, каких много. Если вас интересуют легенды, могу порекомендовать похоронное бюро Фрэнка Э. Кэмбпелла – там хоронят знаменитостей, или дом, где Гарри Тоу застрелил Стэнфорда Уайта…

– Нет. ВНИЗ! – рявкнул турист-диссидент, будто командуя взводом, и вся группа тут же построилась, как солдаты-новобранцы. – За мной, шагом марш!

Подняв над головой свою табличку, Вестон воскликнул:

– Стойте!

Было уже поздно. Участники последней «Прогулки с Вестоном», словно лемминги, потянулись за бывшим морпехом.

Впереди их ждет очень неприятное место, Вестон даже не хочет о нем упоминать. Он размахивает руками, как сигнальными флажками.

– Не туда! Там ничего нет!

Здоровяк кричит в ответ:

– Ты прекрасно, мать твою, знаешь, что там есть!

Еще бы Вестон не знал. Он присматривается к туристам в своей группе. Вот молодожены, вот угрюмая парочка, отмечающая годовщину свадьбы, вот толстушка-библиотекарша с сыном в свитере Дерека Джитера. Остальные глядят на него холодно, оценивающе. Несмотря на их бестолковый туристический вид, люди они неглупые; конфликт для них – возможность увидеть нечто необычное, недоступное другим. Авторитет экскурсовода поколебался, и они ждут, как он отреагирует. Повисает неловкая пауза.

– Ну что?

Еще минута, и последняя «Прогулка с Вестоном» закончится гибелью всех участников от слишком долгой задержки дыхания.

Если бы вам было известно то, что Вестону, вы бы тоже испугались. Его единственный друг из Сент-Пола бесследно пропал во время поездки с классом в Нью-Йорк. Только что чудаковатый Тед Бишоп сидел на ступеньках Музея естественной истории, кутаясь в теплое шерстяное пальто, коричневое, как спинка таракана, и, несмотря на жару, застегнутое до ворота, и вдруг исчез.

Прошлой зимой Вестон встретил Теда на Третьей авеню. На Бишопе было то самое пальто, облезлое и грязное. Вид у него был удручающий, и Вестон сделал все, чтобы помочь старому другу. Он отвел его в ресторан и накормил горячей едой, стараясь не смотреть, как Тед распихал по карманам все, что не успел съесть.

– Я увидел нечто безумное, – с улыбкой заявил Тед. – Мне пришлось спрятаться, потому что я не хотел, чтобы ты об этом узнал.

– Я бы не стал тебя осуждать, – Вестона затошнило.

– Сперва я испугался, но потом… Вестон, если б ты знал! Ох!

Такое неприкрытое выражение чувств пугало, и Вестон съежился, словно безумие Теда было заразным.

– А потом они меня нашли, – бледное лицо Бишопа прояснилось. – Дружище, да там целый мир! Ты, наверное, думаешь, что я спятил.

– Вовсе нет, – Вестону не терпелось узнать подробности. – Я подумал, что ты нашел для себя более комфортное место.

– Вот именно! – Тед просиял, будто алебастровый светильник. – Я с первого взгляда понял: эта компания и это место мне по душе! Ты обязательно должен это увидеть!

– Попробую.

Так он и поступил. Проследовав за беднягой ко входу – вот здесь, прямо за этими кустами, он остановился.

– Постой…

Они с Тедом заговорили одновременно.

– Постой. Надо предупредить, что ты со мной. Подожди, хорошо?

Вестон старался не трусить, но врать не мог.

– Постараюсь.

Остановить Теда он тоже не мог. Стены туннеля сомкнулись за спиной его друга, будто челюсти какого-то огромного чудовища – из дыры даже вырвалось его зловонное дыхание. Вестон почувствовал дрожь земли, готовой следом проглотить и его. Моля Теда простить его, он убежал.

Жуткое место, куда он поклялся не… Но группа ждет.

– Хорошо, – говорит он наконец, бросаясь в кусты, ныряя в кусты, будто в бассейн с акулами. – Хорошо.

Туристы следуют за ним по пятам. Вестон заглядывает в дыру. Внутри темно, как в склепе. Он с облегчением оборачивается.

– Простите, но сегодня не получится. Без фонариков там делать нечего. А теперь…

– Я обо всем позаботился, – ветеран достает откуда-то целый мешок налобных фонариков с галогеновыми лампами и раздает остальным. – Всегда… готов, – произносит он банальный девиз.

Вестон стонет сквозь зубы.

Он ждет, пока туристы по одному спустятся в туннель. Что он скажет их родственникам, если кто-нибудь из них не вернется? На него подадут в суд? Отправят в тюрьму? Он бы с удовольствием так и остался обдумывать это у пролома, но экс-пехотинец подталкивает его к дыре.

– Твоя очередь.

Морпех спускается следом за Вестоном, заслоняя выход своим огромным телом. Теперь у Вестона один путь – вниз.

Со дня гибели родителей Лоуренсу Вестону стоило большого труда контролировать свое окружение. Теперь он оказался в месте, которое и представить себе не мог. Жизнь продолжается, но держать ее под контролем он уже не может. Углубляясь под землю, он перестает быть частью собственной системы.

Вестон ожидает встретить здесь кого угодно: крыс, затаившихся драконов, бандитов с дубинками, слепых мутантов, а то и целую коммуну хиппи, живущих в грязных подземных берлогах. От центрального входа идут сразу несколько туннелей, оканчивающихся пещерами, где есть свои входы и выходы. Вестон опасался, что подземное царство будет огромным, но оно оказалось еще больше, чем он предполагал. Он также не думал, что оно окажется настолько древним. Повсюду из земли торчит поверхностный мусор, которым подпирали своды туннелей для защиты от обвалов. Это словно школьная выставка артефактов разных эпох. Из стен торчат фрагменты трамваев 1890-х годов, куски стекла и пластика от неоновых скейтбордов «Дей-Гло» из 1990-х, материнские платы, старые кинескопы, автомобильные бамперы – слишком новые, чтобы их возраст можно было определить с помощью углеродного анализа. Стены укреплены деталями внедорожников и подсвечены светодиодными лампами, но Вестон все равно осторожно крадется, боясь, что потолок в любой момент обвалится ему на голову – что, возможно, будет не так плохо, учитывая, каким смрадом ему здесь приходится дышать. В туннелях чувствуется небольшой приток свежего воздуха, но запах грязи и разложения под землей просто невыносим. К удивлению Вестона, мочой и экскрементами в туннеле не воняет, однако затхлый аромат, какой бывает в местах, где тесно живет много людей, здесь чувствуется весьма отчетливо.

Сперва Вестон никого не замечает и не слышит ничего внятного. Он лишь повторяет себе, что не должен находиться в этом ужасном месте.

Тяжелый воздух – испарения множества людских душ – давит на грудь, и он едва может вздохнуть. Затем впереди слышится голос – звонкий, девичий, почти радостный. Вестон больше не главный – теперь последнюю пешую экскурсию Вестона ведут та самая девушка и здоровяк-морпех.

Чем дальше уходил туннель, тем шире становился проход. Вдоль земляных стен выстроились люди; луч фонаря то и дело выхватывал из тьмы их бледные лица, повергая Вестона в ужас. Человек, всю жизнь придерживавшийся неизменного порядка вещей, полностью потерял контроль; сирота, осознанно выбравший одиночество как единственно безопасный путь существования, был замурован под землей, окружен десятками – нет, сотнями – других людей, у каждого из которых были свои желания, свои неприятные воспоминания, свои тайны и свои эмоциональные потребности.

Груз их надежд едва не раздавил Вестона.

Пребывавший до этого момента с одиночном полете Вестон мгновенно понимает, что прочел в тот день на лице Теда Бишопа, и понимает, почему сбежал. Образованный, осторожный, сдержанный и дисциплинированный человек, каким стремился быть Лоуренс Вестон, на самом деле лишь на волосок отличается от этих людей.

Теперь они окружали его со всех сторон.

«Я не могу, – думает Вестон, и через поры на его коже проступает холодный пот, как в приступе клаустрофобии. – Я не пойду дальше».

Он забывает, как дышать. Еще минута и… Он не знает, что произойдет. Взмыленный, он крутится по сторонам, готовый драться хоть с самим дьяволом, если это поможет выбраться отсюда. Он предложит здоровяку-ветерану кучу денег, а если будет нужно, разорвет его на куски одними зубами и ногтями, убьет – или сам погибнет в драке. Чтобы покинуть эту потайную подземную цитадель влекущих нищенское существование, но стойких людей, он готов на все.

Выходит так, что ему не приходится делать ничего вышеперечисленного. Морпех с медвежьим рыком протискивается вперед.

– Верен долгу всегда, – произносит он.

Откуда-то из потемок отзывается неровный хор голосов:

– Верен долгу всегда!

Ветеран отпихивает Вестона.

– Я нашел того, кого искал. Теперь проваливай и гражданских с собой забери.

Каким-то чудом Вестону это удается. Он достает из кармана табличку «Прогулки с Вестоном», поднимает над головой и направляет на нее свет фонаря так, чтобы людям было видно. Затем он дует в серебряный свисток, который всегда носит с собой на чрезвычайный случай, и который еще ни разу не использовал.

По туннелям разносится пронзительный свист.

– Так, – говорит он, собравшись с последними силами. – Пора возвращаться! Нас ждет Пятая авеню и… – Вестон всячески старается выдерживать тон экскурсовода, от безысходности он готов на все, – русская чайная! Я угощаю. А также ужин и ночевка в «Уолдорфе» за счет «Пеших экскурсий Вестона».

Когда они выходят на свет – боже, еще не стемнело – и свежий воздух, Вестон с недоумением осознает, что группа хоть и изменилась, но не стала меньше. Он целую минуту не может понять, что не так, но потом соображает. Здоровяка-морпеха с ними ожидаемо нет, но выстроив туристов на автобусной остановке (да, он закидывает четвертаки в билетный автомат городского автобуса!), Вестон насчитывает все те же тринадцать человек: молодожены, парочка, отмечающая годовщину свадьбы, библиотекарша, прыщавый пацан, непримечательные, но довольные средние американцы… Кажется, группа та же, но это не так. Вестон слишком потрясен и сбит с толку, чтобы определить, кто…

Оказавшись в безопасности в русской чайной, он наконец понимает, кого в группе раньше не было. Незнакомка чувствует себя здесь, как рыба в воде. Прелестная девушка со взъерошенными волосами и спортивной фигурой в сером свитере с натянутыми до кончиков пальцев рукавами; когда она тянется к самовару и предлагает налить ему чаю, он с удивлением замечает черные полоски грязи под ее ногтями. Он не придает этому большого значения; быть может, так сейчас модно.

Вестон не отводит туристов на Таймс-сквер или Центральный вокзал, чтобы после ритуала прощания скрыться в толпе. Он оставляет их в «Уолдорфе», где они стоят перед лифтами, разинув рты, ожидая, пока портье проводит их в номера.

Вконец измотанный и напуганный столь близким контактом с людьми, Вестон сбегает. Вернувшись домой, он первым делом удаляет отовсюду свою рекламу и разбивает рабочий телефон, а затем делает то, что обычно делают в фильмах убийцы и жертвы насилия: долго моется под горячим душем, стараясь смыть с себя все следы пережитых событий. Чтобы окончательно прийти в себя и вновь выйти на улицу, ему понадобится несколько дней. Вестон успокаивает нервы, пересчитывая предметы искусства в своем тайном хранилище, заливает горе многочисленными чашками кофе, читает утренние газеты в солнечной библиотеке и утешается привычными повседневными ритуалами. Он ежедневно любуется принадлежавшей еще отцу акварелью Уильяма Тернера, гладит мраморный бок скульптуры Бранкузи и разглядывает свою любимую бронзовую статуэтку работы Ремингтона.

Когда же спустя несколько дней он выходит из дома, то едва не разворачивается, не успев ступить и шагу. На крыльце его поджидает соблазнительная девица с экскурсии. Тот же свитер, та же растрепанная прическа. От такого вторжения у него едва не останавливается сердце, его передергивает, но девушка, которая так любезно наливала ему чай в русской чайной, приветствует его радостной улыбкой.

– Думала, ты уже никогда не выйдешь.

– Вы не имеете права, вы не имеете права… – начинает Вестон, но ее улыбка настолько приятна, что он меняет тон.

– Что вы здесь делаете?

– Я живу неподалеку, – девушка одаривает его еще более сногсшибательной улыбкой.

Как объяснить красивой девушке, что она не имеет права следить за тобой? Как довести до понимания ньюйоркца, что твое крыльцо – частная собственность? Как убедить ее в том, что его личная жизнь закрыта для посторонних, к которым она, безусловно, относится?

Вестон не знает как.

– Мне пора!

– Куда ты?..

Сразу вспомнив туннель и как будто вновь глотнув тамошнего воздуха, Вестон слишком нервничает, чтобы принести вежливые извинения и посигналить своему водителю, и напрочь забывает все фразы, заученные на случай, если нужно от кого-то отвязаться.

– В Китай! – выпаливает он и бросается наутек.

На углу он оборачивается, желая убедиться, что скрыться удалось, и теряет дар речи.

– Ох!

Бросившаяся за ним со всех ног девушка врезается в него с треском, от которого сердце Вестона буквально выпрыгивает из груди наружу и разбивается. О, этот чуть сколотый зуб, который ему видно, когда девушка улыбается.

– Гм, прямо сейчас в Китай?

Вестон сконфужен.

– Ну, не сию минуту, конечно. Сначала кофе.

Просияв, девушка одергивает рукава свитера.

– Давай! Я заплачу́!

Пока они пьют капучино, Вестон раздумывает, как избавиться от девушки, не нагрубив, но неожиданно приходит к выводу, что влюблен.

Как влюбляется человек вроде Вестона?

Непредвиденно. Быстро. Он не может контролировать это чувство, но все же находит в себе силы расстаться с Уингз Жермен без дрожи в руках и слез в глазах. Ничто не должно указывать, что это их последняя встреча. Он даже обнимает ее отстраненно, пусть и терзается при этом.

– Рад был встретиться, – говорит он. – Мне пора.

– Ничего страшного. Ничто не вечно, – отвечает она, демонстрируя чуть сколотый зуб.

Готовый провалиться под землю, он отвечает сдержанной улыбкой. Это необходимо, если он и дальше хочет жить привычной жизнью, которая далась ему с таким трудом, но прощаться тяжело.

– Ну, пока.

Ее густой голос обволакивает его, словно туман.

– Всего хорошего.

Теперь они друзья – или вроде того – и он верит, что она не пойдет за ним. На часах всего четыре, но Вестон запирает дверь, занавешивает окна и включает сигнализацию.

Эта прекрасная девушка, казалось, читала его мысли. Когда они обменивались историями из жизни, она почувствовала всю боль, скрытую за заученными фразами, которые он говорил каждому. Ее улыбка разбила ему сердце.

– Мне так жаль, – сказала она.

– Не сто́ит, – ответил он. – Ты ни в чем не виновата.

– Нет, – сказала она. – Конечно, нет. Но я знаю, что ты чувствуешь. Я сама прошла через такое.

Он предположил, что она тоже сирота. Такая же, как и он – но она другая. Ее назвали в честь отца, пилота истребителя. Она сказала, что училась на искусствоведа, но не упомянула когда. А ее фраза «у тебя удивительная коллекция» совсем сбила Вестона с толку. Неужели он рассказал ей о скульптуре Александра Колдера или прадедушкином портрете работы Джона Сарджента? А может, о масляном наброске Мане? Он снова и снова прокручивает разговор в голове, но не может его вспомнить.

Ночью, даже несмотря на то, что дом под защитой, а сам он заперся в спальне, Вестон никак не может уснуть. Он несколько раз встает и повторяет обход. Он осматривает освещенные лишь тусклым светом уличных фонарей комнаты, расхаживая из одной в другую в футболке и пижамных штанах, прикасается пальцами к столешницам, гладит мраморный бок скульптуры Бранкузи, убеждаясь, что все его ценности на своих привычных местах.

И днем, и ночью Вестон – властелин своего маленького мира, убежденный в своей безопасности. Пусть сегодня он попал в засаду, устроенную незнакомой оборванкой, пусть он поддался ее желаниям вопреки своим, он все равно держит этот мир в руках.

Тогда почему ему не спится?

Когда он спускается вниз в четвертый раз, то находит ее в гостиной. Сначала он думает, что его куратор под покровом ночи привез новую бронзовую скульптуру Дега. Затем понимает, что это Уингз Жермен, усевшаяся на его фамильном парчовом диване, обхватив руками колени, будто статуя.

– Что? – восклицает он, одновременно радостно, испуганно и сердито. – Что?!

Уингз плывет в его объятия, и все остальное происходит спонтанно, как в невероятно живом сне.

– Вот, мимо проходила.

Они сменяют множество невероятных поз, пока Вестон не вскрикивает от удовольствия и не падает без сил, отпуская ее. Все еще чувствуя ее прикосновения, он мгновенно засыпает.

Когда экономка будит его утром, Уингз рядом нет.

Днем Вестон остается собой; все идет привычным чередом, а вот ночи превращаются в бесконечную пляску образов с участием Уингз Жермен, которая затыкает Вестону рот поцелуями каждый раз, когда он спрашивает, кто она такая, как проникает в его дом и не снится ли ему все то, чем они занимаются. Как он ни умоляет, она ничего не объясняет.

– Живу по соседству, – вновь и вновь отвечает она, и удовольствие от близости успокаивает его.

Вестон не исключает, что девушка может быть просто-напросто порождением его воображения и, как ни удивительно для человека, помешанного на контроле и порядке, решает, что это не так уж плохо.

Пока дни идут своим чередом, пока ничего не меняется, все будет хорошо. Так он думает.

Каждый раз, когда Уингз появляется, она делает совершенно потрясающие вещи, и Вестон даже не всегда понимает, что происходит. Он выжат как лимон – но полностью удовлетворен. Затем Уингз исчезает. Ночи Вестона чудесны; он знает, что к утру Уингз уйдет, и потому не усложняет их отношения ненужными, но столь типичными для любовников ожиданиями. Она всегда уходит. Он просыпается в одиночестве; его встречает лишь привычный утренний кофе, газеты и солнечные зайчики на полированном красном дереве. После безумия ночи Вестон возвращается в дневной мир, который всю жизнь подлаживал под свои предпочтения, и где все неизменно.

В этом он себя убеждает. В это хочет верить. Если бы он непредвзято взглянул на все происходящее, ему пришлось бы немедленно принять меры, но Вестон не хочет, чтобы дурманящие ночные игры кончались.

До сегодняшнего дня. Он в панике пробуждается в четыре утра. Кровь стучит в висках. Его синапсы то ли проходят крэш-тест, то ли бьются стенка на стенку. Он выбирается из постели и в потемках бросается вниз, мечась от одной комнаты к другой, словно громом пораженный осознанием – что-то изменилось.

Не «что-то». Изменилось все.

В поисках он ощупывает столы, рамы картин, творения знаменитых скульпторов. На его счастье, все на месте. Тогда в чем же дело?

Боже, пропали керамические тарелки Пикассо! Настоящие сокровища, которые еще прадед Вестона получил лично от мастера в его студии. Шесть подписанных тарелок за тысячу долларов, плюс неизгладимые воспоминания о знаменитой улыбке великого художника. Вестон в ужасе включает свет. На обоях, где висели тарелки, виднеются лишь бледные круги; пустые подставки глядят на Вестона с укоризной.

Он ничего не говорит Уингз, когда та приходит к нему вечером; лишь обнимает ее и дышит в ее прекрасные волосы, думая, что это не могла быть она. Только не она, только не Уингз. Затем он растворяется в ней, понимая, что это не так.

Не дожидаясь рассвета, она оставляет завороженного и благодарного Вестона дремать в смятой постели. Эти ночи – будто сказка. Одинокий богач-затворник, зацикленный на том, чтобы не допускать в свою жизнь посторонних, принимает шальную девушку несмотря на то, что ему приходится со многим расстаться. Любовь приносит ему страдания, но он полностью удовлетворен. Они проводят время вместе, и Вестон не упоминает ни о пропаже георгианского серебряного сервиза, ни об исчезновении нэцкэ династии Кан, ни о канувшей в неизвестность великолепной картине Миро. «Я слишком люблю ее, – повторяет он каждый раз, когда замечает новую пропажу. – Я хочу, чтобы это не кончалось никогда».

Он проводит новую проверку. Все охранные системы работают, сигнализация включена, следов взлома нет. Кажется, будто предметы его коллекции, ценившиеся им больше любой женщины, необъяснимым образом проваливаются сквозь землю.

Вестон убеждает себя, что проживет без них. Он сможет! Ценность вещей условна, а любовь есть любовь.

Так он думает до исчезновения его любимого Бранкузи.

Его сердце опустошено от горя.

Уингз не догадается, что сегодня он занимается с ней любовью лишь по необходимости – а может, догадается. Прямолинейный Вестон не слишком подкован во лжи. Он входит в нее, одним глазом поглядывая на дверь, полагая, что она планирует исчезнуть, как только его сморит сон – как делала каждую ночь.

Будь внимательна, Уингз. Сегодня все будет иначе.

Для Вестона она – непостижимая загадка.

Он должен раскусить этот крепкий орешек и разгадать ее тайну.

Вестон чувствует вину и стыд за то, что осмелился в ней сомневаться. Он обескуражен, потому что еще одна пропажа его доконает. Он не отпускает Уингз и старается не заснуть. Целую вечность он, прищурившись, наблюдает за ней. Она дремлет; он ждет. Ночь проходит, будто тяжелая, не дающая покоя мысль. Ожидание ужасно. Когда тусклый луч света проникает сквозь шторы, Вестон уже готов умереть. Его возлюбленная со вздохом выскальзывает из объятий. Вестон с горечью следит за ней и, отсчитав двадцать секунд, выходит следом.

Он знает дом лучше, чем Уингз; она наверняка спустится по задней лестнице, поэтому он спешит к передней. Когда она прокрадется в зал, чтобы отключить сигнализацию и стащить новый экспонат, он застигнет ее врасплох. Укрывшись в нише позади пьедестала, на котором прежде стояла скульптура Бранкузи, Вестон приседает, и его колени хрустят так, что слышно по всему дому. Уингз так и не появляется, и он не понимает, как ей удалось улизнуть.

«Вот дурак», – думает он, не зная, на кого зол больше – на себя или неуловимую Уингз Жермен.

Страхи Вестона рассеиваются, когда после полуночи они с Уингз вновь оказываются в постели. Никаких слез, никаких взаимных обвинений. Но тут на него находит страшная мысль – что если она не появилась, потому что знала?

Знала, что он проследит за ней? Неужели?

Она привычно падает в его объятия, и он со вздохом прижимает ее к себе. Что ему делать, когда все закончится? Что еще она украдет, и как поступит, если он обвинит ее? Вестон не знает, но это уже не имеет значения. С первым лучом света, как только Уингз выбирается из постели, он дает ей время спуститься по задней лестнице и начинает слежку. Он тенью проскальзывает по темным комнатам, замечая, что девушка движется уверенно, и понимает, что Уингз успела изучить дом, пока присваивала его ценности.

Ощупав остатки коллекции с быстротой и проворством матерого грабителя, Уингз оставляет все на местах.

Черт! Он ведь ждет, пока она что-нибудь стащит! Почему она медлит? Почему не возьмет хотя бы какую-то мелочь, чтобы дать ему повод выйти и со всем покончить?

С пустыми руками Уингз следует на темную кухню.

Когда она открывает люк в закоптелый каменный погреб и спускается вниз, у Вестона волосы встают дыбом.

Он падает духом. Так вот кто она такая? Просто бездомная девица, устроившая логово в его сыром подвале? Когда Уингз Жермен навещает его вечерами, она всегда чисто вымыта; от нее едва различимо пахнет дымом и свежей землей, и Вестон фантазирует, представляя, что она только-только спустилась из собственного сада на крыше или вернулась из поездки в загородное поместье.

Вот идиот.

У него два варианта: он может вернуться в постель и дальше притворяться, чтобы сохранить все как есть, несмотря на чудовищные потери – а может проследить за ней до ее логова.

Но вот вопрос! Что случилось с пропавшими ценностями, предметами искусства? Где сейчас его ненаглядный Бранкузи? Успела ли Уингз вынести их из дома и продать, или они по необъяснимым причинам до сих пор сложены где-то в углу погреба? Только бы Миро не пострадал! Только бы ничто не пострадало! Вестон должен все выяснить.

О, любовь моя! Прости, но мое сердце разрывается.

Вестон решает спуститься.

Погреб пуст. Ни следа Уингз. Вестон светит фонариком экономки по углам, ищет под стеллажами и в пустых нишах, где прадедушка хранил вино. Никого. Чтобы окончательно в этом удостовериться, Вестон тратит все утро. Приходит экономка и готовит завтрак на кухне у него над головой, ставит на поднос дымящийся кофейник, кофейную чашку, стакан апельсинового сока и тост с корицей – и вазочку с розой, потому что на дворе сезон роз. Вестон отсчитывает минуты, пока экономка относит поднос в библиотеку, где он завтракает, и ждет, пока она сменит простыни в спальне, как делает ежедневно без лишних слов и комментариев. Дождавшись, когда женщина закончит работу, включит обратно сигнализацию и покинет дом, Вестон еще час не решается выйти из погреба.

Лишь окончательно удостоверившись, что дома действительно остался лишь он один, Вестон поднимается наверх, чтобы разыскать купленные родителями в год их смерти кинематографические прожекторы, которыми они собирались освещать дом для документальной съемки.

Они яркие, но даже с их помощью Вестон не находит ничего подозрительного в старом погребе. Коробки с книгами, пачки любовных писем, которые он боится читать. Родительские лыжи, сани, его детские коньки – подарок на Рождество того же года, когда ему исполнилось четыре. Пережитки давно забытого прошлого. Это был обычный погреб обычного человека – только не выдающего своих чувств и постоянно застегнутого на все пуговицы. Вестон тяжело вздохнул.

Возможно, Уингз Жермен действительно ему привиделась.

Но не успевает Вестон окончательно признать ее игрой воображения, и списать пропажу вещей, включая драгоценного Бранкузи, на экономку или установщика сигнализации, как замечает, что пол перед винным стеллажом неровный, а на одном камне четко отпечатались следы пальцев.

Что ж, пора почувствовать себя Спиком, идущим по следам Бертона, или Ливингстоном, отправляющимся вверх по Замбези. Панцирь, в который Вестон себя заключил, становится все тверже; в конце концов он не будет слышать ничего, кроме звука собственного разбитого сердца. Он останется один.

Вестон ждет Уингз; та обычно появляется далеко за полночь. На этот раз Вестон подготовился. Он догадался, куда уходит Уингз, и поэтому заранее раздобыл кирку и шахтерский фонарь, а также наручники и моток веревки. Он проследует за ней. Главное – отбросить мысли, что приходили ему в голову, пока он как воришка прятался в собственном погребе, и забыть все рассерженные, гневные, угрожающие, горькие и жалобные речи, которые он прежде придумал.

Как только камень сдвинется, он набросится на нее. Если получится, то схватит, как только она появится. Если же она окажется проворнее и успеет скрыться внизу, тогда он пантерой бросится в дыру. Он повалит Уингз, прижмет ее коленом, выкрутит руки и добьется объяснений. Вестон знает, что в итоге смягчится и даст ей возможность исправиться, но на его условиях.

Ей придется собрать вещи и остаться жить в его доме, разделить его жизнь, потому что он любит ее. Тогда все, что он ценит, все, что находит прекрасным, будет в безопасности.

И, он клянется Богом, что она вернет все украденное! Иначе и быть не может!

Он так долго таращится на камень, что едва не забывает погасить фонарь, когда замечает движение. Он успевает в последний момент, когда камень сдвигается, как крышка канализационного люка, и из дыры показывается голова.

– Ох, – выдыхает Уингз, и Вестон не понимает, как она могла заметить его в темноте. – Вот черт!

До дна колодца далеко. Падение тяжелее, чем Вестон предполагал. Когда он приземляется на грязный пол подземного туннеля, Уингз Жермен уже не видно.

Он один в узком проходе, который вполне может окончиться тупиком, откуда нет выхода. Когда он замечает тусклый свет, говорящий о том, что выход есть, то пугается еще сильнее. Чтобы догнать Уингз, ему придется ползти в неизвестность. На четвереньках, пачкаясь в грязи, Вестон ползет нескончаемо долго, пока не оказывается в достаточно широком месте, чтобы встать. Место похоже на дыру, куда его затащил тот странный турист, но в то же время отличается. По стенам этого рукотворного грота тянутся провода, повсюду тусклые фонари, а запах такой же мерзкий, как в дыре, где исчез Тед Бишоп. Грот выглядит заброшенным. Впереди развилка; туннель разветвляется в пяти направлениях, и Вестон понятия не имеет, как далеко они ведут и в каком из них скрылась Уингз.

Он не находит ничего лучше, чем крикнуть:

– Уингз?!

Здесь, внизу, кипит жизнь. Уингз тоже где-то здесь, но как узнать, где она прячется? И прячется ли вообще? Человек в здравом уме, даже убитый горем любовник, вернулся бы назад тем же путем, которым пришел, выбрался бы наверх, приказал экономке охранять выход с ружьем во избежание постороннего вмешательства, и зацементировал бы люк, чтобы воровка никогда больше не смогла проникнуть в дом.

Вместо этого он снова кричит:

– Уингз! Эй, Уингз!

Ждать нет смысла, это он понимает. Если хочешь чего-то добиться, нужно действовать.

Вестон боится. Нет, он в ужасе. Здесь ведь не только они с Уингз, есть и другие.

Впервые в своей рациональной и размеренной жизни осмотрительный, поклявшийся никогда больше не терять дорогих себе людей и вещей Вестон находится в растерянности.

Грот пустует, но в непосредственной близости от него кто-то живет. Вестон слышит движение в скрытых от глаз пещерах, чувствует, как что-то бежит по туннелям, будто кровь по артериям. Приближается к нему.

У него перехватывает дух. Человек, которому как воздух было необходимо одиночество, осознает, что здесь, глубоко под землей, существует настоящая цивилизация, от которой бог знает чего можно ожидать. Прирожденный одиночка, он ошеломлен тем, что столько людей может жить здесь, оставаясь неизвестными и не подчиняясь законам и правилам внешнего мира.

Он здесь чужак. Боже!

Дрожа от страха, он повторяет еще раз:

– Уингз?

Так она и ответила.

В туннелях ничего не видно. Вестону хочется бежать за Уингз, но он не знает куда. Еще хуже то, что в ее глазах Вестон может выглядеть не настойчивым любовником, а огромной крысой, желающей отобрать у нее пищу. Поиски – дело хорошее, но Вестон боится того, что может найти. Ему жаль утраченных вещей, но совершенно не хочется знать, что Уингз – и ее сообщники – с ними сделали.

В смятении он возвращается к началу туннеля, ведущего к дому, и садится подумать.

Вокруг него люди! Множество людей! Привыкнув к своему окружению, Вестон чувствует их, слышит голоса, чует их запах. Где-то в глубине лежат сокровища, которые он так рьяно защищал. В подземном лабиринте кипит жизнь, но Вестон не спешит знакомиться с ней ближе. Быть может, те люди, как и он, оказались заперты под землей и сидят теперь, несчастные и беспомощные, сами вырывшие себе ямы. Как знать, вдруг они убивают друг друга или сплетаются в безумных оргиях в пещерах страсти. Кто-нибудь наверняка философствует, пишет стихи или строит революционные планы. Другие медитируют, сидя в позе лотоса в отдельных нишах, ежесекундно приближаясь к нирване. А может, они все – какой ужас! – потехи ради уничтожают его коллекцию. Вестон даже думать об этом не хочет.

Ему достаточно знать, что он один в тупике, и в каком-то смысле ему от этого легче.

Вот так сюрприз. Со дня, когда безумный турист завлек его под землю, когда появилась Уингз и принялась рушить его жизнь, Вестону впервые некуда податься. Но он не чувствовал себя настолько в безопасности с тех пор, когда ему было четыре.

Спустя некоторое время он берется за привязанную к рюкзаку кирку и принимается копать.

Проходят часы, а может, дни. Вестон не забывает о еде, но к тому времени, как яма оказывается достаточно большой, чтобы туда поместиться, его запас злаковых батончиков на исходе, а вода остается лишь на донышке фляжки. Тем не менее возвращаться домой он не готов. Время от времени он бросает копать и спит – по крайней мере, так ему кажется.

Он по-прежнему неустанно думает, и его мозг попросту отключается, оставляя Вестона на границе. Границе чего? Непонятно. Он слишком озадачен и встревожен, чтобы гадать, чем все закончится.

И тут, когда он уже свыкся с этим укромным, тесным местечком и потерял всякую надежду вновь увидеть Уингз, она появляется, словно призрак, из ниоткуда, и улыбается своей загадочной, одновременно соблазнительной и раздражающей улыбкой.

– Уингз!

Будь проклято ее дикое обаяние, будь проклята копна растрепанных волос и ее необъяснимо высокомерный тон!

– С чего ты взял, что я на самом деле здесь?

Девушка сгибается, будто треножник, и усаживается по-турецки в выкопанную Вестоном яму напротив него. Он смотрит на нее, ожидая, что будет дальше.

Он старается не смотреть ей в глаза. Сначала он должен все обдумать. На осмысление вопроса уходит больше времени, чем он рассчитывал.

– Что ты сделала с моими вещами?

Черт бы побрал ее ответ!

– Какое тебе дело? Это ведь просто барахло.

Все, что было для него важным, теряет значимость. Они сидят молча на маленьком клочке земли. Тишина длится чересчур долго. Уингз не уходит, но и ничего не объясняет. Она не издевается над ним и не предлагает ему себя. Просто сидит, разглядывая его. Это невыносимо.

В голове Вестона зарождается вопрос, и словно червь, прокладывает путь к выходу. Наконец он вырывается наружу.

– Кто ты? Дьявол во плоти?

Уингз смеется.

– Как тебе угодно, милый. Сам-то как думаешь?

– Я не знаю! – кричит он. – Не знаю!

– Придется с этим смириться.

Он не может. Не станет. Вполне удовлетворенный своим положением в собственноручно вырытой узкой яме, Вестон отвечает:

– Уходи.

Девушка медлит, и он выталкивает ее наверх и тащит к развилке – единственному месту, где они могут стоять в полный рост лицом к лицу. Она охает от удивления и отбивается. К собственному удивлению, Вестон замахивается на нее киркой. Схватив девушку за плечо свободной рукой, он, не зная еще, как поступить дальше, разворачивает Уингз Жермен и отталкивает ее. Прежде чем вернуться на свою территорию, Вестон ясно дает понять, что между ними все кончено. Его тон не терпит возражений.

– Даже не вздумай возвращаться!

Позади его ждет погреб, но Вестон не уверен, что хочет возвращаться к прежней жизни. Сперва нужно кое-что сделать. Теперь он твердо знает, что, и решительно принимается крушить киркой проход, откуда последний раз появилась Уингз.