ГЛАВА 28

Уж не знаю, что имел в виду майор под «счастливым концом», но в целом все разрешилось довольно неплохо. Как мне рассказал Олаф, когда привез к себе домой и лично вымыл, а затем обработал все ссадины и занозы, которые я умудрилась насажать, избрав в качестве орудия возмездия доску, первая часть операции прошла даже спокойнее, чем мы рассчитывали. Божественное благословение, эликсир Александра, а также вдохновляющая на подвиги песнь валькирии сделали свое дело, и одержимых обезвредили в считаные минуты. Серьезно пострадали лишь двое: один из снайперов заработал сотрясение от прямого попадания в голову камнем, а Диме сломали ногу, но оба уже шли на поправку. Больше того — Александр уже провел ритуал экзорцизма и изгнал из подростков демонов. Впереди непростой этап восстановления, но прогнозы у всех положительные.

Как стало известно чуть позже, все без исключения дети после пробуждения страдали провалами в памяти. Кто-то не помнил последние два месяца своей жизни, кто-то полгода, а кто-то и год. Но ни один из них даже близко не вспоминал знакомство с Дивовым и не мечтал о сверхчеловеческих силах.

Самого Дивова и все, с ним связанное, тщательно проанализировал Александр. Зафиксировал окончательную смерть как Егора, так и Анастасии. Изгнал воздушных демонов, освободил заточенные души трех погибших подростков, проследил за реальной, а не подложной кремацией умерших и в целом согласился с моими выводами о настоящих целях Дивова. Колдун просто любил и не хотел отпускать любимую даже после смерти.

С Ольгой все было сложнее. Во время второго захвата она пострадала намного серьезнее, чем остальные подростки, и, по словам Александра, едва не убила себя в желании защитить колдуна во что бы то ни стало, выкладываясь сильнее, чем следовало. Ее кома длилась две недели. За это время у ее постели попеременно дежурили и ее мать, и Одинцов, и Виктория, и даже Александр навещал девушку через день, чтобы контролировать состояние не только тела, но и души.

На пятнадцатый день Ольга очнулась, и стало ясно, что ее настигла та же беда, что и остальных подростков, — амнезия. Она не помнила последние десять лет своей жизни и, по сути, оказалась семилетним ребенком с тем самым незамутненным представлением о жизни, которое бывает лишь у маленьких детей.

Ее мать рыдала, не представляя, что делать дальше, Одинцов хмурился и ходил сам не свой, Виктория успокаивала его как могла, а я мысленно благодарила Гекату за второй шанс для дурочки. Постепенно все успокоились, Александр лично проконсультировал Татьяну о том, как выстраивать с вновь маленькой дочерью взаимоотношения, а Виктория клятвенно пообещала лично принять в этом участие. Насчет последнего я не была уверена, что это хорошая идея, но Одинцов, как-то забежавший к нам в клуб, честно признался, что это — тот самый идеальный выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. И пусть восстановление и повторное взросление Ольги займет время и потребует уйму сил и денег, но в этот раз все будет по-другому.

— Что ж, сын Одина. — Я улыбнулась Виктору так, словно знала намного больше его. — Судьба дала тебе второй шанс. Используй его правильно.

— Я понимаю. — Виктор встретил мой взгляд прямо и даже не подумал отвести. Затем смущенно улыбнулся, будто пытался скрыть неловкость, и протянул мне красивую открытку. — Приглашение на нашу свадьбу. Надеюсь, придете?

Кроме хороших новостей, были и другие. Павла так и не нашли. Даже следов, даже отголосков магии. Я не одну ночь потратила, чтобы вдоль и поперек обследовать не только последнее место дислокации колдуна, но и заброшенную базу НКВД, но все было глухо. Звонить Михаилу с горькими новостями я не могла, но и оставлять его в неведении не имела права.

Однако все разрешилось само.

Спустя примерно месяц после смерти Дивова, когда Олаф уехал в клуб по работе, а я осталась в его доме одна, чтобы порадовать викинга собственноручно приготовленным ужином, на порог явился гость. Он долго осматривался, еще дольше решался и вот наконец вошел в сам дом. Мальчишка ступал тихо, но я уже знала о его визите и встретила юного дракона свежезаваренным чаем.

— Добрый вечер. — Парнишка, изо всех сил старавшийся вести себя как настоящий взрослый, с любопытством принюхался к содержимому кружки. — Что за сбор?

— «Драконья мята». — Я подвинула чай в его направлении. — Вижу, ты совладал с тьмой. Очень рада. Но стоит ли оно того?

— Стоит. — Юный дракон так и не приблизился, оставшись стоять на пороге кухни. В его глазах одновременно промелькнула боль и решимость. — Я все знаю. Знаю, зачем Егор нас сделал. И жалею лишь о том, что не остановил его сам. — Парень отвел глаза. — Я струсил… — Немного помолчал, словно собирался с силами, и вновь посмотрел на меня. — Я пришел сказать спасибо. За то, что вмешались. За то, что остановили Егора и спасли остальных.

Кивнула, принимая его благодарность, и не смогла не озвучить справедливо возникший вопрос:

— Могу ли я помочь и тебе?

Парнишка замялся. Я видела, он не собирается позволять мне изгонять из себя драконий дух. Дело было в ином, но он никак не мог облечь просьбу в слова. Но вот он шумно выдохнул, подобрался и произнес:

— Скажите матери и деду, что со мной все в порядке. Я знаю, он к вам обращался.

— А сам? — Я недовольно приподняла бровь. — Что мешает? Неужели юный дракон… все еще трус?

Павел стиснул зубы, и на меня глянул его демон. Всего на мгновение, но дал понять, что он не просто подросток, а серьезный противник, почти вошедший в полную силу. А затем он моргнул, и передо мной вновь стоял всего лишь человек.

— Да, вы правы. — Мальчишка опустил глаза, но говорил твердо, не мямля. — Я боюсь. Боюсь, что не сдержусь, и они увидят Его.

— Не этого ты боишься, юный дракон. — Я покачала головой. — Ты боишься того, что они не примут тебя нового. Боишься, что отвернутся и перестанут считать тебя родным. Но, знаешь… По-настоящему родные и близкие люди примут тебя любым. Сколько бы ты ни отсутствовал, где бы ни странствовал, чем бы ни занимался — те, кто зовет тебя своей семьей, никогда не закроют перед тобой ни дверь, ни сердце. — Я вздохнула и опустила взгляд в свою кружку. — Подумай об этом, юный дракон. И не причиняй боль тем, кого любишь и кто любит тебя.

Когда я подняла взгляд, мальчишки уже не было.

Михаил сам позвонил мне через три дня. Именно столько понадобилось Павлу, чтобы побороть своего главного врага — страх быть отвергнутым и вернуться домой. По словам оружейника, который, расчувствовавшись сверх меры, благодарил меня чуть ли не через слово, внук рассказал им весьма отредактированную версию произошедшего. Их похитили, ставили странные пугающие эксперименты, но когда я и моя команда спасли остальных, у Павла помутился рассудок и он сбежал. Долго приходил в себя, успокаивался, но в конце концов осознал себя как личность и наконец вернулся к родным. Когда же поток благодарностей иссяк, Михаил заверил меня, что сейчас же приступит к изготовлению обещанного клинка, и не пройдет и месяца, как он будет у меня. Правда, что делать дальше, пока не представляет, ведь он уже знает, что моя лавка сгорела…

— Все остается в силе, — заверила я оружейника без тени лукавства. — Поверьте, мне есть кому предложить ваши клинки и я всегда жду как их, так и вас самого. Кстати, подумайте заодно над тем, чтобы делать не только ножи, но и мечи.

Уже намного позже, через несколько месяцев, я узнала, что Павел так и не смог жить прежней жизнью и отправился в путешествие на Восток. Однако прежде чем исчезнуть на этот раз, парнишка обсудил свое решение не только с матерью, но и с дедом. Убедил их, что осознает, насколько это будет непросто, но действительно нуждается в этом. Обещал регулярно звонить и, насколько мне известно, держал свое слово.

Кто знает, может, вскоре мир узнает о ком-то очень мудром и великом. Кто знает…

Пока же я готовилась к самому шикарному празднованию чужой свадьбы, какое только знала. Виктория, все же решившаяся на отречение от бессмертия, не только сообщила об этом Одинцову, но и обрадовала его известием, что теперь может иметь детей. Но пока не готова, и им необходимо предохраняться. Я же пребывала в курсе всего происходящего из-за того, что именно у меня неугомонная валькирия консультировалась по поводу выбора всего: от цвета платья до сорта роз, от музыки до окончательного списка гостей, от фирмы туфель до противозачаточных средств. Список последних был не таким большим, как надеялась Вики, а уж полностью безопасными для здоровья были и вовсе единицы, так что я порекомендовала предохраняться по старинке. Печенькой, зажатой меж колен, или чаем, который вместо. Меня обозвали эгоистичной сволочью и в конце концов выбрали презервативы. С клубникой и усиками. По большому счету мне вообще было глубоко плевать, будут ли два Ви предохраняться или не будут, и чем именно, так как передо мной стояла проблема намного глобальнее, чем всего лишь выбор платья подружки невесты.

Меня тоже звали замуж.

Несколько недель все было прекрасно: сначала мы залечивали раны, затем выключили телефоны, сбежали в гостиницу на тот самый «больничный» и наконец предались долгожданному разврату. Мы любили друг друга несколько суток. Ели, спали, дурачились и снова любили. Как безумные, оголодавшие и впервые дорвавшиеся друг до друга. Это невозможно было осмыслить логически. Невозможно описать и просто остановиться на миг, чтобы обдумать. Это было настолько чудесно, что кружилась голова только от одного счастливого взгляда друг на друга.

На пятые сутки дверь нашего номера вышибла группа спецназа, организованная майором по просьбе Александра. Оказывается, некромант впервые не смог дозвониться племяннику несколько суток кряду, а когда стало ясно, что ни меня, ни Олафа уже несколько дней нет дома, а за хомяком присматривает Нина, то нас отследили по кредиткам, которыми мы расплачивались за заказанную в номер еду. Естественно, после всего произошедшего маг первым делом предположил самое худшее. Больше того — операцию по спасению возглавил сам майор Подкаминов, он-то и стал первым, кого Олаф выкинул из номера в коридор.

После этого курьезного и одновременно конфузного случая мы вернулись обратно в дом и вроде как взялись за ум. Правда, по ночам все равно нас лучше было не беспокоить, но хотя бы днем (впрочем, далеко не всегда!) мы вели себя прилично. Олаф уделял должное внимание клубу, я помогала Виктории организовывать свадьбу, отложив восстановление своей лавки на неопределенный срок, иногда мы с валькирией разминались на арене, будоража свою кровь и восторгая зрителей мастерством, а наши с хомушкой отношения прочно перетекли в стадию конфетно-букетный-постельный-везде-где-только-можно период.

Иногда я задумывалась о том, что это неправильно и надо на что-то решаться, ведь обещала же, но малодушно откладывала принятие важного решения на потом и раз за разом встречала своего мужчину горячим ужином и звонким поцелуем.

А сегодня меня позвали замуж. Прямо с утра, стоило мне только почувствовать, что на соседней подушке лежит не голова Олафа, а цветы, и открыть глаза, чтобы удостовериться в этом, как сразу же стало ясно, что кроме цветов на ней лежит еще и красная бархатная коробочка. Открытая. С тем самым кольцом. А снизу поднимается виновник происходящего, неся на подносе завтрак.

— Доброе утро, — произнес Олаф сразу же, как только понял, что я уже не сплю. Принципиально не обратил внимания на мой хмурый взгляд, поставил поднос на тумбочку, а сам встал на колено. — Итак… Думаю, ты уже поняла, но все равно скажу. Я тебя люблю. Давно и крепко. Надеюсь, ты к этому уже привыкла, потому что я собираюсь упрочить свое положение и прошу выйти за меня замуж. — Я попыталась вскинуться на него, но меня остановили поднятой рукой. — Тихо, не кипятись. Я знаю, что ты ненавидишь давление. Я ждал. Приглядывался. Оценивал. И знаешь, что понял?

Я чуть наклонила голову, милостиво разрешая просветить, и меня шутливо щелкнули по носу.

— Ты тоже меня любишь, кисуля. Наверное, ты просто забыла, что обещала ответить на мой вопрос, но я не в обиде. Все увидел сам и сделал соответствующие выводы. Так что дай мне свой пальчик, скажи заветное «да», и мы уже официально будем жить долго и счастливо.

Я растерялась настолько, что даже не сопротивлялась, когда мне на тот самый пальчик надели шикарное кольцо из белого золота с огромным бриллиантом. Лишь неуверенно пробормотала:

— А дети?

— Все решаемо, — уверенно кивнул Олаф и крепко поцеловал. — У нас будет большая и дружная семья или не будет. Все, как хочешь ты. Только скажи мне «да».

И я…

Прикусила губу, злясь на то, что сама проявляю невиданную ранее трусость, хотя не так давно стыдила за нее Павла. Зажмурилась, мотнула головой, даже всхлипнула… А затем всего за несколько мгновений перед моими глазами пронеслись последние месяцы жизни. Мои разговоры с Одинцовым, Викторией, Павлом… Все мои бесконечные мудрые советы, которые я с легкостью раздавала другим, сама же игнорируя очевидное. Почему? Боялась…

Но какой смысл жить в страхе, когда рядом со мной любимый? Готовый свернуть горы, выйти на неравную битву со злом и пойти на любые уступки, лишь бы я была рядом. Готовый даже смириться с тем, что я бессмертна и у нас никогда не будет детей…

Стоп. А почему это не будет?

— Ты ужасен, — произнесла я, когда открыла глаза. — И вообще тиран и чудовище. — Олаф переменился в лице. — Но я признаюсь тебе в том, что не знает никто. — Я сжала его руку, чувствуя, что как никогда остро нуждаюсь в решимости, и буквально выпалила: — Я люблю тебя. И выйду за тебя замуж. И детей рожу. Только немного позже, хорошо? Года через два, когда привыкну к тому, что снова стану смертной. Просто… — Я снова прикусила губу и опустила взгляд. — Я боюсь. Наверное, я буду просто ужасной матерью…

— А вот сейчас не согласен, — осипшим голосом перебил меня Олаф и порывисто обнял, буквально вытаскивая из постели. — Ты будешь самой прекрасной матерью! И даже не вздумай со мной спорить, ведьма! Тут я лучше знаю! А теперь о смертности. Я что-то не понял…

— Все просто. — По моим щекам текли слезы бесконечной радости, но я даже не думала их вытирать, прижимаясь к любимому и чувствуя, как буквально в то же самое мгновение висящий на моей шее кулон из горного хрусталя тускнеет и становится прохладнее, а моя душа возвращается на свое исконное место. В мое тело. — Я бессмертна до тех пор, пока хочу этого сама. Но рядом с тобой… Рядом с тобой я хочу быть просто женщиной. Любимой. Матерью наших детей. Но если тебя что-то не устраивает…

В моем тоне прорезались угрожающие нотки, однако продолжить я не успела — меня завалили обратно на кровать и сначала закрыли рот крепким поцелуем, а когда стало нечем дышать, в своей любимой манере категорично прорычали:

— Молчи, женщина, все нужное ты уже сказала. Остальное предоставь мне.

И пока мне на деле доказывали, что справятся даже с тем, о чем я еще не подозреваю (а Олаф умел удивлять!), я с улыбкой думала о том, что права была в свое время Плеть-наставница: женщина должна принять в жизни лишь одно судьбоносное решение — с каким мужчиной идти по жизни. Остальные решения обязан принимать ее мужчина.