127

Это очень странная запись, потому что никакого шифра ни в одной папке я не встречал. Что касается списков «терафимов», они действительно есть, я их видел и изучил. Это довольно обширные и подробные каталоги, хорошо переплетенные толстые кожаные гроссбухи, а также исписанные мелким почерком карточки в большом бюро; однако описанных вещей я не обнаружил, за исключением некоторых, вот они: каминные водяные часы, английский подсвечник колониального периода в форме танцующей богини Кали на четыре свечи, североафриканские амулеты и статуэтки (18 штук), брошь со сколотым камнем, ладанка, бронзовая лампа с засохшей веточкой раскрошившейся лаванды, медная спичечница в виде пирамидки, осколок стекла с нанесенным на него рисунком (фрагмент сумеречной улицы: обсаженная тополями аллея, желтые фонари, под одним из которых силуэт человека с сигаретным огоньком – это было похоже на дагерротип или фрагмент какой-то мозаики, я спросил А.М., что это такое, каким образом нанесли этакие изумительно нежные краски, будто влили фотографию в стекло, но он не смог дать вразумительного ответа, сказал, что похоже на кусочек разбившейся пластинки для «волшебного фонаря», и виновато улыбнулся), кресало с трутом и кремнем, восточный ритуальный реликварий, старинная чернильница, – всем этим и многим другим предметам А.М. посвятил не одну страницу описаний своих экспериментов, каждый из которых сопровождался глубокими волнующими переживаниями, причудливыми видениями, внутренними странствиями, он созерцал артикли своей коллекции на протяжении многих лет, вычерпывая из них тайну, пока те не «опустошались». Например, таинственный медальон без портрета (в каталоге под номером 31), найденный на берегу реки в Реймсе, где незадолго до этого обнаружили тело самоубийцы; А.М. писал, что медальон принадлежал мужчине, который покончил с собой. «К созерцанию № 31 возвращался до тех пор, пока не почувствовал, что вещица окончательно опустела, царапины на оправе, казавшиеся мне причудливым орнаментом, мельчайшими египетскими иероглифами, потеряли смысл, стали просто насечками, страсть человека и тень ему дорогого лика в этой овальной коробочке больше не чувствовались. Портрет из медальона выветрился, он истлел, и боль и память о призраке, которого самоубийца заключал в объятия, ушли. Много лет тот призрак вызывал в моем сердце эмоции, которые, как я полагал, обладатель медальона испытывал, в воображении моем возникали картины, которые, как мне грезилось, посещали его, и вот, оправа стала похожей на пустую глазницу и ценности для меня не представляла (я рано начал просыпаться по ночам, я лежал и не мог уснуть, иногда смотрел в окно на большую лужу, и когда в ней отражалась Луна, форма лужи преисполнялась выразительности до такой степени, что она мне казалась одухотворенной и приобретала особую власть над моим воображением, но поутру, когда я шел в лицей мимо нее, я не находил в ней никакой таинственности, это была просто вода). Я избавился от медальона тем же вечером». – Судя по этой записи, от остальных «волшебных вещей», утративших для него ценность, А.М. тоже избавился.