Глава 10
Йола усмехнулась в ответ, принимая вызов. Хейм скривился, словно я была тараканом, осквернившим своим видом прекрасную картину, что развернулась перед аристократическими очами.
Не знаю, чем бы закончились наши взаимные гляделки, если бы магесса выразительно не кашлянула. Раз так десять.
Первой на чахоточный укор отреагировала огненная Икстли. Οна повернула голову в сторону Иштар Атарийской, а потом еще и локтем толкнула в бок братца, дескать, хватит пялиться, официально мы не за этим сюда пришли.
Брюнетистый Икстли чуть поморщился и тоже обратил свой взор на магессу.
Преподавательница, недовольно поджав губы, пригласила брата с сестрой выйти к доске.
А потом была эффектная демонстрация действия знаков Эль-торо и Корхор. Причем если Йола с легкостью рисовала атакующую руну огненным пальцем перед собой, оставляя росчерки пламени в воздухе, и уже в полете к брату напитывала их силой, то Хейм, в мгновение ока так же превративший одну из фаланг в миниатюру пылающего факела, выжег на второй своей ладони защитный знак. По аудитории поплыл запах паленой кожи.
Структура энергетического щита начиналась прямо из обожженной раны на его коже. Такой заслон был в разы мощнее, да и удержать над ним контроль было проще, вот только не каждый маг мог себе его позволить. Ведь руна, нанесенная на тело, активируясь, питалась энергией чародея из его резерва непрерывно, а не отдельными порциями, как в случае Йолы, которая лишь единожды вливала в свой знак силу. Потому атаки огненной Икстли имели определенный предел мощности, а щит брюнета казался мне непробиваемым.
Зато и цена у такого мощного заслона тоже была не малой: маг просто мог не заметить, когда высеченная на коже руна Кохор, пиявкой выкачав весь магический резерв, примется за ауру своего хозяина. Поэтому у чародеев ниже третьего уровня стоял запрет на использование рун, нанесенных непосредственно на свое тело. Слишком велика была вероятность не только выгорания дара, но и смерти мага.
Все это нам пояснила Иштар Атарийская, пока мы старательно перерисовывали не только изображения самих Эль-торо и Корхор в свои конспекты, но и знаков-спутников этих рун. К слову последних было три десятка.
Одногруппники выли, представляя, сколько комбинаций придется заучить, а потом и отработать до автоматизма. А я своей ведьминой печенкой чуяла, что простой зубрежкой Вивьен Блеквуд не отделается.
Так и вышло. Когда до конца занятия оставалось совсем ничего, магесса провозгласила, что у нас ещё есть время потренироваться в парах, и попробовать самим на практике воспроизвести две руны. Пока лишь в их первозданном виде, без спутников и исключительно в воздухе.
Αдепты дружно стали объединяться в пары.
Мы с Кором синхронно повернулись лицом друг к другу, как двое влюбленных на брачной церемонии, которым храмовник наконец-то разрешил поцеловать друг друга. Увы, нашу милую идиллию нарушил голос брюнетистого Икстли.
– Лерисса, а можно нам тоже поучаствовать в отработке? Помочь адептам овладеть рунами…
Он говорил, пристально глядя на нас с Кором. Ясно. Перед тем как официально назовут имена шестерых участников турнира стихий, кое-кто решил лично убедиться в том, что товарищи по команде не зря занимают свои места. Ну-ну. Тестировщик ахнов. Даже не поленился прийти на занятие к второкурсникам.
В том, что надменный брюнет – инициатор смотрин, я не сомневалась, как и в том, что именно мне этот Икстли окажет великую честь: помощь в изучении рун.
Так и вышло. Нас с Кором разлучили. В смысле поделили. Йола, озорно улыбаясь, предложила другу и моему соседу по парте свою компанию, а мне достался брюнет. Бонусом к нему шли недовольные взгляды одногруппниц. Как же, черноволосая мечта выбрала меня, совсем не красавицу, а на них и не взглянула.
Магесса хлопнула в ладоши и совершила замысловатый пасс, после которого парты растворились туманом в воздухе, оставив аудиторию абсолютно свободной от какой бы то ни было мебели, да и наших вещей.
– Итак, приступаем. Уровень атакующей руны – первый, защитной, соответственно, такой же, – напутствовала Иштар Αтарийская.
Хейм выразительно размял пальцы. Его ладонь вновь была чистой, словно и не выжигал он на ней совсем недавно руну Корхор. Либо у брюнетистого засранца есть регенерационный амулет, либо заклинание заживления отработано им до автоматизма, и не нуждается не только в звуковой формуле активации, но даже в пассе, лишь в мысленном посыле.
Но и в том, и в другом случае мне, черной ведьме, это отнюдь не на руку.
Меж тем Икстли, чуть скривив губы, произнес:
– Я нападаю, ты защищаешься.
– Просто очаровательно, – с сарказмом пробубнила я себе под нос, имея ввиду размер сомнительного подарка, преподнесено мне судьбой. Мало мне испытания у доски, так теперь еще и этот… проверяльщик.
– Ты что-то сказала? – надменно изогнув бровь, уточнил адепт.
– Я говорю, что ты очарователен, – нагло, исключительно по-ведьмински начала я, глядя в глаза.
Этот красавчик привык купаться в женском внимании. Οттого и меняет своих симпатичных пассий быстрее, чем храмовые служители свечи перед ликами светлых богов. Откровенный комплимент из уст весьма несимпатичной адептки его не обрадовал. Хейм скривился, словно кокетничать с ним решил полуразложившийся зомби.
– К сожалению, не могу сказать о тебе того же, – похоже, Икстли решил поставить наглую адептку на место.
– Ну, тогда сделай как я. Соври, – посоветовала я брюнетистому гаду.
Да, таких ценных указаний Хейм, похоже, еще не получал. По поджатым губам и холодному цепкому взгляду я поняла, что противник разозлился.
Атакующая руна моментально вспыхнула в воздухе перед лицом брюнета. Я и глазом моргнуть не успела, как он начертил ее огненным пальцем правой руки. Икстли взмахнул левой рукой, и из раскрывшейся ладони вверх полетела галька. Штук пять камешков, впитавших в себя Эль-торо.
Да, Хейм действовал строго в заданных рамках: полетевшая в меня руна не была нанесена на тело. К тому же адепт напитал Эль-торо силой лишь первого уровня, но… Но при этом в меня сейчас летел рой огненных пчел.
Я должна была на чем-то или прямо в воздухе начертить щит Корхор, влить в него силу и стойко принять удар на себя. Но это если бы я была светлой. А вот мы, темные, в первую очередь исповедуем правило: выжить. Причем сделать это с минимальными потерями. Потому я совершила то единственное, что успевала: увернуться.
Я отпрыгнула в сторону. Один из раскаленных добела камешков все же успел чиркнуть по плечу. Зачарованный материал форменного платья выдержал испытание магией, а вот кожа на моем плече – нет. Я зашипела от боли, словно на миг ко мне прислонили горяченную кочергу.
Ну все, брюнетик, ты попал. Хейм, не подозревая о том, что крупно нарвался, я бы сказала, по – черному, уничижительно бросил:
– Что, так испугалась, что не смогла вспомнить, как выглядит Корхор? Или у тебя просто опустились руки?
У меня задергался глаз. Чтобы у ведьмы опустились руки? Да разве что затем, чтобы поднять топор!
Брюнетистый поганец не только трепал языком, нет, он при этом чертил ещё одну атакующую руну. Творил он Эль-торо, как художник-монументалист, рисуя ее размашисто. Она вышла выше меня раза в два, а шире – в три. И это огненное знамя полетело в меня.
Икстли явно издевался, решив если не убить, то основательно покалечить меня, свято блюдя при этом все правила академии в целом и магессы Иштар Атарийской в частности. Уровень единица? Так и есть. А вот о размере Эль-торо или том, что ее можно растиражировать и запустить сразу роем, ничего сказано не было.
Этим Хейм и пользовался.
Краем глаза я заметила огненную шевелюру. Йола стояла недалеко от меня, удерживая перед собой щит. В нее целился Кор, пытаясь не то чтобы атаковать, а для начала хотя бы изобразить Эль-торо в воздухе. Получалось не очень.
Решение пришло мгновенно. В один прыжок я оказалась рядом с Йолой и, в последний момент схватив ее за локоть, развернула так, что щит рыжей Икстли принял на себя удар ее же братца. Вспышка вышла знатной.
Она совпала с ударом колокола, ознаменовавшего конец занятия, и сочным комментарием Хейма, не ожидавшего такой наглости от замухрышки-второкурсницы. Надо думать, что от магических атак брюнетистого Икстли никто ещё не прикрывался его же собственной сестрой.
Рыжая двойняшка тоже не остались в долгу. И поскольку она, в отличие от братца, плевать хотела на правила хорошего тона, подобающие лериссе, то высказала все. Из ее короткой эмоциональной речи выяснилось, что ее братец – тот еще альтернативно одаренный, вздумавший сделать из малявки, то бишь меня, бифшекс. Α я, пигалица, вообще потеряла страх и совесть, совершив проступок, редкий по дерзости, ловкости и наглости.
Я про себя лишь хмыкнула. Пусть Йола оставит свою лесть при себе. Все равно не раскаюсь.
Магесса взирала на все происходящее невозмутимо, словно и предполагала нечто подобное. Ее последующие слова лишь подтвердили мое предположение. Хлопнув в ладоши так, что в аудитории вновь материализовались парты и скамьи, Иштар Атарийская произнесла:
– Занятие окончено. Все свободны. Попрошу покинуть аудиторию.
Адепты засобирались к выходу, хотя и с явной неохотой. Всем было любопытно, что же за светопреставление все-таки произошло? Я была одной из последних, и до моего уха донесся голос преподавательницы, тихо выговаривающий невозмутимому Икстли:
– Я вас предупреждала, что на любую вашу хитрость Блеквуд может ответить своей непредсказуемой изворотливостью. Зачем было…
Дальше подслушивать стало совсем уж неловко, и я поспешила на выход. Интересно, а магесса Атарийская специально не вмешивалась в нашу с Икстли милую «отработку рун» или просто не заметила? Что-то мне подсказывало, что второе – маловероятно.
То ли она так верила в мою изобретательность, то ли в криворукость одного из лучших адептов боевого факультета, то ли ей просто было интересно, кто из нас кого раньше покалечит. Любопытно, что из этого верно?
В любом случае, ее невмешательство напомнило мне поведение старушек – сплетниц, что пускают слух и наслаждаются потом бурным выяснением отношений. Да уж… Α с виду такая гранд-дама… Χотя, может, я чего-то недопонимала в специфике методов обучения светлых?
То ли дело у нас, темных. Все просто и понятно: сначала практикум, например, по упокоению зомби, потом теория. Выжившие после первой очень внимательно слушают вторую. Успеваемость среди адептов черных искусств магии стопроцентная. Потому как ты либо занимаешься на хорошо и отлично, либо попадаешь в аудиторию, но уже в качестве учебного пособия, причем не всегда живого.
Размышляя о тонкостях учебного процесса светлых, я топала на начертательную чарометрию. Как по мне, это был самый женский из возможных предметов в академии: сидишь себе, доказываешь, делаешь выводы, стоишь теории, опираясь порою то ли на аксиомы, то ли на интуицию.
Вел дисциплину магистр Мальвик Мейнхель, мужчина настолько скучный и правильный, что вызывал у меня стойкую ассоциацию с затянувшейся мессой. На его занятиях хотелось непрестанно зевать, а его неразборчивый монотонный голос… Таким можно усыплять орущих младенцев, причем сразу оптом.
Его занятие, как и сам преподаватель, вышло спокойным. Что ж, хоть какое-то разнообразие в сегодняшнем суматошном дне.
Близилось самое замечательное время – большой перерыв. Я уже со смаком представляла, как спущусь в столовую и поем. Образы булочек, плюшечек, бутербродов и горячего чая напрочь вытесняли из головы золотое сечение и пентаграмму Алероссса. Проснувшийся дракоша, вяло ползавший по моему плечу под одеждой и щекотавший кожу, был полностью со мной солидарен.
В то самое время, когда мои мысли и желания были в полной гармонии с планами на ближайшее будущее, и я уже мысленно отсчитывала последние мгновения до звука колокола, который оповестил бы об окончании занятия, по академии разнесся магически усиленный голос ректора:
– В большой перерыв всем адептам и преподавателям собраться в общем зале.
Мда, а я-то только размечталась, что поработаю над своей точеной фигуркой… В смысле, заточу сдобу в обед. Нет, адептка Блеквуд, добрый Матистас Ленирросский позаботился о твоей талии и объявил о намечающемся шабаш… с смысле собрании. Поняв, что мой обед накрылся медным тазом, я уподобилась вампирам и возжелала крови. Ну, или хотя бы кого-нибудь убить. Лучше всего – ректора.
В зал я шла сильно злая. Лазурный тоже сердито утробно урчал, правда, уже в сумке, куда я его, окончательно проснувшегося, ссадила заранее. Так, на всякий случай, чтобы случайно не выполз на лицо в какой-нибудь неловкий момент. А если учесть, что у меня в последнее время вся жизнь один тот самый неловкий момент и есть, то… В общем, подстраховалась.
В актовом зале было шумно, людно и драконно, а так же дриадно, эльфячно, чуть-чуть гномно и совсем немного тролльно.
Преподавательский состав тоже казался преисполненным энтузиазма. Магистр Ромирэль сцеживал в кулак зевок, Фабиус смотрел на всех и каждого с выражением профессионального дегустатора уксуса, магесса Филвия с интересом изучала рисунок на своих ногтях. В общем, у меня создалось стойкое впечатление, что для преподавателей новости, которые должен озвучить ректор, давно уже не новости.
В толпе адептов происходило весьма оживленное движение. Будущие маги чуть ли не сталкивались лбами, многие, особенно представители боевого факультета, активно жестикулировали, и то и дело звучала фраза «команда для турнира».
Я этого ажиотажа не разделяла. Уже то, что в этом самом списке шести мишеней для пульсаров есть я, отбивало напрочь любые зачатки радужных чувств. Утешало лишь одно: моя задача, в отличие от остальных пятерых, не выиграть, а попытаться не сдохнуть. Лучше всего красиво упасть от первого удара и притвориться полутрупом.
Адепты расселись, наконец, на скамьи, которые стояли полукругом и чуть возвышались над сценой-ареной. Причем стояли не абы как, а разбитые на сектора. Первый, алый – отделение боевых магов. Второй, синий – алхимиков. Третий, белый – прорицателей. Четвертый, фиолетовый – теоретиков, куда относилась и я. Пятый, зеленый – целителей. Шестой, оранжевый – артефакторов. Седьмой, желтый (хотя представители оного задирали носы и утверждали, что золотой) – магических искусств.
Как по мне, в последний сгоняли всех тех, кто не подошел ни на один из первых шести. На желтом факультете было столько специальностей, от мастера иллюзий до искусников бытовых чар, что сам ректор, наверное, в них терялся.
Специальных отличительных знаков до третьего курса факультеты не носили, форма была единой. А вот когда адепты сдавали пограничные экзамены, им вручались броши с кристаллом того цвета, к факультету которого будущий маг и принадлежал.
Между тем голос Матистаса Ленирросского, словно из трубы, прогремел:
– Я рад приветствовать всех собравшихся в этом зале!
Выпятив изрядную гастрономическую мозоль, что приличествует каждому уважающему себя заядлому гурману и любителю пива, ректор с важным видом сложил пухлые руки на животе. Мы все уставились на главу академии, согнав… собравшего нас здесь.
Ленирросский наслаждался моментом, и когда пауза начала звенеть тишиной, продолжил свою речь. Витиеватая и обвешанная эпитетами, метафорами и сравнениями, как бродячий кобель – репьями, она сводилась лишь к одному: лучшие из адептов академии должны не посрамить имени и крыльев знаменитого Кейгу и навалять всем на турнире четырех стихий.
А потом Ленирросский отточенным движение фокусника достал из воздуха свиток и начал зачитывать имена тех, кто с легкого ректорского языка стал не головной болью всего преподавательского состава (а ведь известно, что чем умнее ученик, тем больше вероятность сесть в лужу его учителю), а гордостью и надеждой академии.
Первым ожидаемо шел Мейнс Урилла. Ну, с этим алхимиком, которому пророчили аж девятый уровень, все понятно.
Адепт, едва прозвучало его имя, поднялся и, откинув мешавшую челку так, что стал виден шрам на лице, пошел в центр, к ректору.
Вторым и третьим именами стали брат и сестра Икстли. Эти поднялись синхронно и почти так же слаженно, нога в ногу, двинулись в центр. Но если этих двоих зал встретил спокойно, то третье имя не могло не вызвать бурной реакции.
Хариш Вронг являлся личностью весьма примечательной. Одно то, что он три раза с треском вылетал из академии и столько же раз возвращался, говорит уже о многом. Этот здоровяк был на три головы выше меня, мог легко удержать одной левой и двуручный меч, весом в сноба Икстли, и оставить лишь мокрое место от паразита брюнетишки в рукопашной.
Впрочем, не только физической силой природа не обделила Хариша. Полностью инициированный маг с восемью единицами. И это в двадцать два!
Поговаривали, что у него среди предков затесались орки. Может и правда, хотя по лицу этого сказать было нельзя. Взять хотя бы то, что Вронг был блондином. Из той породы светловолосых, чья шевелюра еще не определилась: цвета она спелой пшеницы или все же светлой меди. Я бы назвала его даже рыжим, если бы не полное отсутствие веснушек и темные брови, про которые говорят, что они – признак породы. К тому же величать варваров (а Хариш Вронг был уроженцем Диких Земель) рыжими чревато для здоровья. Почему-то они как слышали в свой адрес о рыжинах и конопатости, так начинали думать, что говорящему к лицу черепно-мозговая травма. Может оттого, что исконные враги степняков – огненно-рыжие наги?
Когда Хариш Вронг, он же личная головная боль ректора, вышел на сцену, по залу пронесся гул.
Впрочем, все быстро успокоились, стоило блондину обвести сидящих на скамьях взглядом. Тяжелым взглядом, способным контузить не хуже прямого удара в челюсть.
Имя Гардрика Бьерка вызвало слаженный девичий вздох. Я усмехнулась. Пепельный и тут оказался в числе лучших. Кто бы сомневался. Почти сразу же за ним поднялась рыжая адептка. Красивая, высокая, стройная… Не девушка, а картинка.
Я удивилась: неужели ей так срочно приспичило, что она… Но рыжая стояла, словно ждала, что назовут ее имя. И когда вслед за «Бьерк» прозвучало «Блеквуд», адептка, уже шагнувшая вперед, так и замерла.
Α потом на весь зал разнеслось ошарашенное:
– Как Блеквуд?
Гард сбился с шага, резко развернувшись. Весь зал, наплевав на ректорский призыв: «Тихо!», забурлил. Шестое имя, которое до этого было не известно, произвело фурор.
– Это ошибка! – рыжая скрестила руки на груди и с прищуром посмотрела на ректора. – Там должно быть мое имя: Калирисса Моркер.
– Должно быть, но нет, – раздалось из сектора, где сидели преподаватели.
Со своего места поднялся Аэрин Ромирэль и смерил рыжую взглядом.
– По какому праву… – начала рыжая.
– По праву наставника, – перебил ее полуэльф. – Состав команды определяю я, и за победу или поражение на турнире отвечаю тоже я. Это было мое решение.
– Но я… – попыталась было возразить Калирисса.
– Но вы из уважаемого рода, приближенного к императору, у вас седьмой уровень дара, и вы уже два года тренировались вместе с остальными участниками команды? – продолжил за рыжую Ромирэль, словно зная наперед все ее слова. Калирисса подавилась вдохом. Α полуэльф продолжил: – При всем моем уважении, но есть кандидатуры более… перспективные.
– И в чем же перспективность… как ее… Блеквуд? – презрительно выплюнула мое имя рыжая.
Аэрин Ромирэль словно взвешивал что-то в уме, прежде чем ответить.
– Адептка Моркер. Вы слишком очевидны и предсказуемы. Вас легко просчитать. Даже эту вашу вспышку гнева я предвидел. К тому же не сдержаны. У вас ниже уровень дара. Слабая семерка против искрящей восьмерки, которая вот-вот перейдет в девятку. Этого достаточно для замены.
Крылья носа рыжей затрепетали, лицо покраснело. Создавалось ощущение, что еще немного, и она закипит. Но нет. Каларисса повернулась на каблуках и в абсолютной тишине гордо вышла из зала.
Я бы, как и все, провожала ее взглядом, если бы не одно «но». На меня саму в это время пристально смотрели. Четверо уже стоявших с ректором сокомандников и Гард, так и не поднявшийся на сцену. Причем дракон сжимал челюсть столь сильно, что его скулы побелели.
У меня по спине пробежал холодок. Только бы не в пару с Гардом. И Урилл и Вронг враз мне показались такими милыми, славными и приятными мальчиками…
