Книга: Большое волшебство
Назад: Укрась своего быка
Дальше: В разговор вступает Марк Аврелий

В разговор вступает Тристрам Шенди

А еще попробуйте добиться, чтобы ваше вдохновение сочло вас волнующим – человеком, стоящим того, чтобы тратить на него время. В этом смысле я всегда восторгаюсь романом «Тристрам Шенди» и его автором Лоренсом Стерном, английским писателем XVIII века, эссеистом, романистом и просто образованнейшим человеком. В романе Тристрам предлагает то, в чем и я вижу отличное средство для писателя, которому не пишется, – приодеться и прихорошиться, чтобы, представ нарядными, привлечь на свою сторону воображение и вдохновение.

Особенно важно помнить об этом в случаях, когда, по словам Тристрама, он чувствует, что «туп, и мысли рождаются трудно и туго сходят с пера». Вместо того чтобы сидеть в прострации, уставившись на пустую страницу, он вскакивает со стула, берет бритву и как следует бреется. («Как мог Гомер писать с такой длинной бородой, мне непостижимо».) Затем начинается полное преображение: «По окончании бритья я меняю рубашку, выбираю лучший кафтан, посылаю за самым свежим моим париком, надеваю на палец кольцо с топазом – словом, наряжаюсь с ног до головы самым тщательным образом».

Итак, разодевшись в пух и прах, Тристрам начинает затем расхаживать по комнате, стараясь предстать в максимально выгодном свете перед своим воображением – ни дать ни взять пылкий влюбленный и ухажер. Очаровательная уловка, но что самое удивительное – она срабатывает. Как восклицает Тристрам: «Мы не можем надеть на себя новое платье так, чтобы вместе с нами не приоделись и наши мысли; и если мы наряжаемся джентльменами, каждая из них предстает нашему воображению такой же нарядной, как и мы сами, так что нам остается только взять перо и писать вещи, похожие на нас самих».

Я предлагаю вам попытаться проделать этот трюк дома.

Я и сама иногда его проделываю, когда чувствую себя совершенно никчемной и бестолковой, так что начинает казаться, что воображение навсегда меня покинуло. Я подхожу к зеркалу и строго говорю: «Ну, и как же воображению от тебя не спрятаться, Гилберт? Полюбуйся, на кого ты похожа!»

Потом я начинаю чистить перышки. Первым делом стягиваю проклятую резинку с сальных волос. Сбрасываю несвежую пижаму и отправляюсь под душ. Потом брею – не бороду, конечно, но хотя бы ноги. Надеваю что-нибудь пристойное. Чищу зубы, умываю лицо. Даже крашу губы, хотя я никогда не хожу с накрашенными губами. Расчищаю письменный стол от барахла, открываю окно настежь, могу даже зажечь ароматизированную свечу. Иногда, не поверите, я вспоминаю о духах! Я не пользуюсь ими даже по торжественным случаям, но готова надушиться ради того, чтобы обольстить и вернуть собственное творческое начало. (Коко Шанель: «У женщины, которая не пользуется духами, нет будущего».)

Я всегда стараюсь напоминать себе, что у меня роман с вдохновением, я хочу, чтобы и ему захотелось закрутить со мной, а это вряд ли получится, когда неделями слоняешься по квартире в футболке мужа, потому что дело не идет и руки опускаются. Я собираюсь, «наряжаюсь с ног до головы» (словами Тристрама Шенди) – и возвращаюсь к работе. Это срабатывает без осечек. Признаюсь как на духу – будь у меня пудреный парик XVIII века, как у Тристрама, я иногда надевала бы и его.

«Играй роль, пока роль не станет тобой» – вот в чем хитрость.

«Оденься понаряднее, если хочешь писать» – то же самое, но другими словами.

Обольсти Магию творчества, и она непременно к тебе вернется – прилетит, как ворон, привлеченный яркой, блестящей вещицей.

Страх на высоких каблуках

Однажды я влюбилась в одаренного молодого человека, бывшего, я уверена, куда более талантливым писателем, чем я сама. Ему не было и тридцати, когда он отказался от мысли стать писателем, потому что никак не получалось перенести свои мысли на бумагу в точности так, как они складывались у него в голове. Это раздражало его и выбивало из колеи. Он не хотел осквернять сверкающий идеал, существующий в воображении, перенося его на бумагу в виде несовершенного подобия.

Пока я корпела над своими робкими, неуклюжими рассказиками, этот блестящий юноша отказывался написать хоть слово. Он и меня стыдил за эти пробы пера. Неужели, говорил он, эти кошмарные результаты не причиняют тебе боли и не кажутся позором? Подразумевалось, что он наделен более совершенным чувством художественного вкуса и интуиции. Любое несовершенство – даже его собственное – ранило чувствительную душу. Он считал свое решение никогда не писать книг проявлением благородства – зачем, если эта книга не станет великой?

Он заявлял: «Блистательный провал я предпочитаю бледному успеху».

Блин, а я не согласна.

Трагический имидж художника, который готов отложить кисти, боясь не оправдать ожиданий и не сотворить идеала, меня не впечатляет. Такой путь не кажется мне героическим. По мне, больше чести в том, чтобы остаться в игре – даже когда ты явно в проигрышной позиции, – чем выйти из нее под благовидным предлогом, ссылаясь на тонкий вкус. Но ради того чтобы оставаться в игре, необходимо отказаться от фантазий о совершенстве.

Поэтому сперва давайте-ка проговорим момент с совершенством.

Известный американский романист Роберт Стоун пошутил как-то, что обладает двумя качествами, наихудшими для писателя: он лентяй и при этом перфекционист. И правда, как тут не впасть в ступор и отчаяние, причем немедленно. Если хотите жить радостной творческой жизнью, не стоит развивать в себе эти две черты, верьте слову. А надо развивать нечто противоположное: учитесь тому, как стать невероятно дисциплинированным пофигистом.

Для начала забудьте о совершенстве. Некогда нам о совершенстве рассуждать. Оно по-любому недостижимо: это миф, ловушка и беличье колесо, которое загоняет вас до смерти. Хорошо про это пишет поэтесса Ребекка Солнит: «Многие из нас веруют в совершенство, а оно разрушает все вокруг, потому что лучшее не только враг хорошего – оно еще и враг реального, возможного и радостного».

Перфекционизм мешает людям закончить работу, да, но еще хуже, часто он мешает людям начать работать. Перфекционисты часто заранее решают, что их произведение ни за что не будет удовлетворять всем требованиям, потому решают вообще не напрягаться.

Но самая противная черта перфекционизма – он выдает себя за доблесть. При приеме на работу, например, люди часто говорят о своем перфекционизме, когда хотят показать свои самые сильные стороны – они гордятся тем, что мешает им наслаждаться в полноте творческой жизнью. Они несут свой перфекционизм как почетный знак, как заслугу, как свидетельство о тонком вкусе и высоких требованиях.

Но я смотрю на это иначе. Я считаю, что перфекционизм – тот же страх, элитный, гламурный, но страх. Да, это просто страх в шикарных туфлях и норковом манто, претендующий на элегантность, а на самом деле неуверенный и запуганный. Потому что за роскошной наружностью перфекционизма стоит глубокий экзистенциальный ужас, твердящий одно: «Я недостаточно хорош и никогда этого не добьюсь».

Приманка перфекционизма особо опасна для женщин, которые, по-моему, склонны судить себя более строго, чем мужчины. Есть много объяснений тому, почему голоса женщин не так уж широко представлены в современном творчестве. Отчасти дело в старом привычном женоненавистничестве, но правда и то, что – слишком часто – женщины не спешат выставлять свои работы на суд публики. Женщины держат при себе свои идеи, не так охотно делятся достижениями и талантами, не рвутся в лидеры. Многие женщины свято верят, что нельзя вылезать вперед, пока они сами и их работа не будут полным совершенством и окажутся вне критики.

Между тем то, что работы мужчин весьма далеки от совершенства, обычно не мешает им продвигать их и участвовать в культурном диалоге. Без обид! К тому же я говорю это не для того, чтобы покритиковать мужчин. Мне нравится в мужчинах эта черта – их порой абсурдная уверенность в себе, с которой они могут заявить: «О’кей, я на 41 процент разобрался в этом деле, так что возьмите меня на работу!» Да, иногда результаты бывают нелепыми и провальными, но иногда, как ни странно, это работает – человек, который вроде бы не подходил для какого-то дела, был не готов, недостаточно хорош для него, каким-то образом раскручивает свой потенциал и совершает резкий скачок благодаря неколебимой вере в себя.

Мне просто хочется, чтобы некоторые женщины тоже не боялись совершать такие невероятные скачки.

Но чаще приходится видеть в женщинах совсем другое. Я встречала стольких блестящих, творчески одаренных женщин, которые бормочут: «Я в этом деле разбираюсь на 99,8 процента, но пока не достигну полного совершенства, лучше побуду на втором плане, так безопаснее».

Знаете, я даже представить себе не могу, чтобы хоть одной женщине пришла в голову мысль, что ей нужно стать идеальной, а иначе ей не добиться любви и успеха. (Ха-ха-ха! Вы поняли, это шутка! Как раз эту картину я прекрасно себе представляю. Более того, общество постоянно внушает нам эту мысль! Спасибо за это всей истории человечества!) Но, дорогие женщины, мы с вами должны сами разрушить этот стереотип – только мы и можем это сделать. Мы должны понять, что перфекционизм, эта погоня за совершенством, – губительная трата времени, потому что критики избежать все равно невозможно. Сколько бы часов вы ни провели в попытках сделать что-то безупречное, все равно кто-нибудь да найдет изъян. (Бывают же люди, которым кажется, что симфонии Бетховена немного, знаете ли, громковаты.) Наступает неизбежный момент, когда реально нужно закончить свою работу и оставить все как есть – и тогда вы сможете с радостью и спокойным сердцем начать заниматься чем-то еще.

А в этом вся суть.

По крайней мере, так должно быть.

Назад: Укрась своего быка
Дальше: В разговор вступает Марк Аврелий