36-й до Эры Резины
Выскочив на свет, Тимур бросился к переулку и долго петлял между домишками, пока не наткнулся на крупные цеха. Замедлив бег, он вознес хвалу неизвестному спасителю, а когда совсем притормозил, чтоб отдышаться и проверить погоню, поклялся: если выберется, ноги его не будет на утреннем джогинге, хватит, набегался досыта.
Впереди завиднелась вывеска, гнутая из стальных прутьев, «Мясцо. Потрошки. Мозгочки». Тимур еще обрадовался, что наткнулся на продуктовую лавку, но в глазах потемнело, горло сдавило, в икры впилась боль, равновесие подкачало, а мир закружился волчком.
И тут выключили.
Дальше – «белый шум».
…В руки что-то впилось, безжалостно терзая. Попытавшись вздохнуть, Тимур понял, что сделать это не так-то просто, вернее больно: тело почему-то вытянулось в струну, легкие еле трепыхались, и любое движение причиняло истинную муку.
Заставив мозг очнуться, он обнаружил, что щеки плотно сжаты его же бицепсами, руки затекли и уже не подчиняются. Задрав подбородок, Тимур обнаружил, что его запястья схвачены массивными кандалами, от которых тянутся цепи до кронштейна в потолке. Изловчившись глянуть вниз, Тимур убедился: тело болтается над каменным полом.
В безвыходной ситуации даже храбрец ищет хвостик спасения, становясь ребенком, который защищается от демонов одеялом. И Тимуру хотелось верить, что глаза, не привыкнув к темноте, просто обознались или не разобрали толком. Хотя честной половиной мозгов сразу усек все. Видение было это столь дико, что он – парень из спального гетто – трусливо зажмурился.
Когда ты на цепях с задранными верхними конечностями, мир выглядит необычным и познавательным. Растаяли грозовые облака, многое потерялось из виду, и даже показались нелепыми прежние обиды на судьбу. Потому что зрелище предстало угнетающее и величественное.
И Тимур храбро глянул тьме в лицо.
Свет падал из невидимой дырки, так что на камнях получилось довольно правильное пятно. Строго по его линии держалась цепочка тел – все, как на подбор, превосходящие массой бегемотов средней упитанности. Одеяния, кроме широченного резинового фартука, они не имели, отчего казалось, что увесистые груди выскочат непременно. Почти обнаженная дама за центнер весом – зрелище на редкого любителя. Но когда она перед тобой вместе с дюжиной подружек – такого не выдержит и отчаянный извращенец. Однако эти чудовища считали себя соблазнительными: на раздутых щеках пылали круги румян, а куличи причесок держались благодаря воткнутым в них игривым спицам-заколкам, как у заправских гейш. Еще в воздухе витал какой-то сладковато-прокисший запах, какому не было объяснения, но тревогу он нагнетал изрядную.
Хватив эротики через край, так, что вполне мог заработать импотенцию, если выживет, Тимур задушенно пискнул:
– Эй, что творите?
Милые тётушки, зрачки которых были окрашены в доселе не виданный Тимуром желтый цвет, тихонько загомонили, прямо как за чашкой кофе.
– Быстро отпустили… Я этот… Мессер, тьфу, как его… Короче, всех, блин, порву! Поняли?!
Общество приняло новость бурно, но гомон стих, как отрезало.
– Не месрез ты, а пришлец свежий, – сказал в тишине чей-то голос уверенно и ласково, словно имел право и не на такое. И сразу Тимуру расхотелось спорить и бороться за выживание, а только расслабиться и ожидать, как с ним поступят: прикончат быстро или помучают.
В круг света двинулось раздутое резиновое брюхо, пухлая ладошка размахнулась и шлепнула об пол металлическим изделием, по виду зубной щеткой. Только вместо щетины торчали хищно отточенные штыри, а между ними болтались резиновые трубки с шестеренками. Другого названия, кроме как шестокол, Тимуру в голову не пришло. Да-да, и на краю бесславной гибели он продолжал давать названия местным орудиям убийства – ну что за напасть?
В наступившем затишье вождиха (наверняка это была именно она) придирчиво осмотрела висящего с пяток до лба, как избалованный покупатель разглядывает меховую шкурку, опять хлопнула шестоколом и провозгласила:
– Пришлец годен!
Товарки ответили одобрительным треском. И тогда, вздев шестокол, она затянула новогоднюю песенку. Прочие телеса взялись за руки и двинулись натуральным хороводом.
Впервые Тимур служил елочкой. Не беззаботный смех, а лютая ярость охватила его, такая, что снова захотелось жить, а если не получится – отдать ее задорого. С наслаждением он вколотил бы в глотку каждой хористке всю песенку по куплету, вот только руки были заняты.
Утренник окончился. Поставив руки в боки, тетки стояли и пялились на Тимура с добродушным зверством.
– Ох, не знаете, с кем связались! Я лютый, слыхали?! Ох, всех достану! Мало не покажется! – пообещал Тимур, задыхаясь.
Вождиха аккуратно ткнула шестокол ему под ребро и сообщила:
– Пришлеца – на дозревание.
На этом саммит закрыли. Дамы гуськом поплелись в темноту. Скрип невидимой двери – и вот уже Тимур оставлен в одиночестве.
Он вспомнил, как в подобной ситуации поступают настоящие герои любимых фильмов. Вот, к примеру, Три Икса – сделал кульбит: закинул ногу за перекладину и выпутался.
Дерзнув повторить трюк, пленник лишь оборвал кожу на запястьях, так что добавилась новая боль. Лучше висеть и не трепыхаться. Все равно – конец кино. Ожидать после такого приема чай с вареньем и расспросами о родителях крайне оптимистично. Даже со скидкой на местные порядки, вряд ли тут принято вешать желанного гостя на цепь.
Внизу что-то прошелестело.
Тимур покрутил щеками, скосил глаза, но никого не заметил.
– Ну как? – спросил хриплый девичий голосок.
– Нормально. – Тимур постарался углядеть, кто бы это мог быть, уж больно знакомыми показались интонации.
– Знаешь, что с тобой будет, пришлец?
– Расскажите…
– Скоро узнаешь.
– Отлично.
– Зачем ты здесь?
– Заблудился, не могу дорогу найти. Не подскажете? А то психи разные пугают, говорят, выхода, нет.
– Выхода нет.
– Да? Ну, тогда, может, познакомимся? Меня Тимур зовут. А вас?
– Я знаю.
– Как, простите?
– Это про тебя глас был: пришлец лютый?
– Кажется, да.
– Что смог?
– Да так, раскидал кое-кого… Можно вас попросить?
– Ты не можешь просить, пришлец.
– Отлично. – Тимур постарался вложить в реплику максимум доброжелательности. – А вы не могли бы как-то встать так, что б я вас видел? Разговор с красивой девушкой, которая…
– Откуда ты знаешь, пришлец, что здесь красивая девушка?
Пудрить мозги Тимур умел блистательно, но сейчас требовалось мастерство виртуозное, чтобы появился шанс, крохотный и малюсенький, но все-таки шанс:
– Такой голос, как у вас, может быть только у настоящей красотки!
За спиной послышались шаги, и в поле зрения появился затылок с черными, коротко обкромсанными волосами. Сердце тревожно ёкнуло. А она, как будто нарочно, предъявила лицо медленно. И хоть оно изрядно исхудало, его вполне можно было узнать.
– Машка?! – завопил Тимур из последних силенок. – Ты?!
– Этого имени нет, – ответила женщина, недавно любимая. – Называй меня Салах, пришлец.
