ГЛАВА 2

Возможности… сколько у него было этой эфемерной субстанции? Сколькими из них он успел воспользоваться, прежде чем стало поздно? Ни одной. Он знал ответ на вопрос, что крутился в его голове. Он не сделал ничего. Поздно ли теперь что-то менять? Или же у него остался последний шанс? На что он способен, чтобы не потерять и его? Сомнения? Нет. Это неопределенность. Впервые в жизни он оказался перед выбором двух дорог. И если раньше он без сомнения знал, какой путь его, то сейчас он спрашивал сам себя, чего будет стоить в его жизни иной путь, если у него хватит силы духа выбрать его. Раньше ему казалось, что смелость нужна на поле битвы или для сплетения одних интриг и распутывания других. Он не знал тогда, что на самом деле это просто. Он не понимал, что самое сложное — когда ты случайно оставил свое сердце и даже сам не понял, как это произошло. Сложнее всего отважиться и шагнуть вслед за той, которая неосторожно забрала его с собой.

Что произошло во дворце? Как мог сработать тот телепорт и забрать ее из его рук, когда вся его магия, казалось, так крепко удерживала ее? Что на самом деле он знал о ней, чтобы однажды вообразить, что она в его власти?

— Я идиот, — с придыханием сказал он, тяжело прислонившись лбом к прохладной глади стекла. За окном сгущались сумерки. Алания готовилась ко сну.

— Это уж точно, — раздался голос его все еще друга за спиной.

— Ты же знаешь, куда она отправилась?

— Нет, — не моргнув и глазом, соврал Трэй. — Я никогда не спрашиваю, когда она уходит, она никогда не говорит. Это позволяет ей быть в безопасности, а мне — неопасным для нее.

— Слишком много деталей для правдивого ответа, — сказал я, повернувшись к нему лицом. — Скажи мне, я обещаю…

— Не надо, я не скажу и не поверю.

— Почему ты так поступаешь, могу я узнать? — прищурившись, спросил Рейн.

Некоторое время мужчина не отвечал, точно и не услышал вопроса друга, а после, будто что-то для себя решив, заговорил:

— Почему ты продолжаешь спрашивать? Разве ты забыл, кто твоя настоящая страсть?

— При чем тут?..

— Дослушай сперва, — оборвал его Трэй, — ты хочешь вернуть ее? Для чего? Допустим, ты решишь принять ее в свой Дом, сделаешь ее верховной наложницей — ведь даже женой не сможешь, — посадишь под замок в своей резиденции, будешь проведывать ее время от времени, рассказывая о том, как любишь, и о том, как она важна для тебя, так? Это лучшее, что ты можешь дать ей в рамках вашего мира.

— Но…

— Нет, про «но» расскажу тебе я. Соль не женщина, с которыми ты привык иметь дело, понимаешь? Ее нельзя ввести в свой Дом и окружить роскошью, заботой, драгоценностями. Ради нее можно отказаться от мира, к которому ты привык, чтобы последовать за ней. Она ветер, она дождь, она огонь, небо и земля. Она такая же стихия. И как ты собираешься удержать ее, если не готов ничего потерять? Это невозможно. Ты просто не понимаешь: чтобы быть с этой женщиной, нужно отвергнуть все, что ты привык считать своим. Такова будет цена. И если ты не готов к этому, то не спрашивай меня о том, знаю ли я, где она. Ответ будет отрицательным.

— Я найду способ.

— Ты идиот, — усмехнулся Трэй. — Как ты не понимаешь, она не человек. Она не рабыня вашей Империи. Она стихия, заточенная в плоть.

— Откуда такие познания? — Рейну не понравилось, что Трэй говорит о Соль так, словно знает ее, как никто другой.

— Сколько желчи, — вновь усмехнулся оборотень. — Не волнуйся, ревность ни к чему. Когда-то я был готов отказаться от своего мира ради нее, только вот ей это оказалось не нужно. Я смирился, я понял и принял, но не перестал любить, и у меня хватает смелости сказать тебе все это в лицо, потому что я, волк во мне, преклоняется и чтит ту силу, что скрыта в ней.

— Ты говоришь так, словно для тебя нет никого важнее нее.

— Ты вряд ли понимаешь, — с едва уловимой грустью в голосе заговорил Трэй, — но для мужчины, стоит ему встретить ту единственную, и впрямь не остается никого важнее в целом мире. Если ты все еще выбираешь, что для тебя важнее, то это всего лишь означает, что это не она.

— А может быть, это всего лишь показатель того, что я взрослый мужчина, осознающий всю свою ответственность за тех, кто под моим крылом? Тебе собственные рассуждения не кажутся незрелыми?

— Чушь, — отмахнулся Трэй. — Все чушь.

Рейн собирался возразить, когда их уединение нарушил легкий стук в дверь.

— Войдите, — сдержанно ответствовал он, хотя по большому счету не желал видеть никого, кто не мог бы принести ему информации, что так сильно интересовала его сейчас.

— Господин, — Ферт, склонившись, дожидался дозволения говорить, и, как только получил его, тут же поспешил сообщить своему господину: — В двухстах лэрах от восточной границы произошло нападение на караван.

— И? — прищурился Рейн, каким-то внутренним чутьем угадывая, что это не просто информация.

— Характер нападения необычный, — заговорил Ферт. — Погонщики клянутся, что даже не поняли, что произошло. Когда они очнулись, клети с рабами были открыты и пропал один из ящеров. Рабов все еще ищут, потому точное число сбежавших пока неизвестно.

— И, дай угадаю, каравану предстояло следовать через Элио?

— Именно, — кивнул Ферт, — детали мне пока неизвестны…

— Но ты их узнаешь, — вкрадчиво произнес Рейн. — Учитывая твой последний промах, я на самом деле не понимаю, почему мы с тобой до сих пор не распрощались. Тебе следует постараться, чтобы что-то изменить в моих размышлениях о твоей дальнейшей судьбе.

— Я понимаю, — вновь поклонился мужчина, чувствуя, как тяжелая энергия аланита буквально пригвождает его к земле. Во время болезни Рейна это не чувствовалось столь остро, но теперь находиться рядом с мужчиной, когда он был не в духе, было практически невыносимо.

— Позови ко мне брата, — сказал Рейн и, не дожидаясь ответа, повернулся к мужчине спиной. — Видишь, — обратился он уже к оборотню, — мне не нужна твоя помощь, кажется, я уже в курсе, где искать…

— Ну-ну, — усмехнулся Трэй, — всего-то и надо — перерыть песчаное море Элио.

— Как же жарко, — раздался очередной стон за моей спиной. — Это невыносимо.

Учитывая то, что уже второй день эта дамочка путешествует, укутанная в кокон из моей энергии, ее подвывания выводили меня из себя. Это мне жарко, а ей должно быть жарковато, не более. Я же, скрестив ноги перед собой, предавалась медитации, мерно покачиваясь на спине животного, что уже вторые сутки несло нас на своей спине в самое сердце Элио. Туда, где меня ждут. Впервые за многие столетия я направлялась в место, которое называла домом, и знала, что там меня ждут. Удивительное ощущение.

— Нам еще долго? Почему мы преодолеваем пустыню вместо того, чтобы вернуться в империю? Разве не таков был план?

«О как?»

— Я могу сбросить тебя с ящера и пропеть всего одно волшебное слово, чтобы твои мучения прекратились навеки. Ты только спроси меня о чем-нибудь еще, чтобы я окончательно уверился, что для тебя так будет лучше, и я это сделаю.

— Э? — вяло переспросила попутчица, судя по всему, не поняв, что я имею в виду.

— Слушай, — просто сказала я, — я не хотел начинать этот разговор в самом центре пустыни, но, пожалуй, следует это сделать, пока ты не навоображала чего-то вроде того, что я твой личный слуга, присланный сюда твоим любовником.

— Но… — достаточно резво попыталась перебить меня девушка.

— Но я не из тех людей, которым можно долго и безнаказанно действовать на нервы. Ты — это то, что нужно ему, — указала я пальцем на младенца, — только по этой одной-единственной причине я взял тебя с собой. Так что лучше бы тебе перестать представлять себя моей госпожой, иначе оставшуюся часть пути ты пройдешь пешком. Улавливаешь?

— Простите… я просто… я…

Я не стала вслушиваться в ее невнятное бормотание. Для себя я уже решила, как поступлю с этой женщиной в дальнейшем, чтобы обезопасить и себя, и свое убежище. Честно сказать, взаимодействовать через мозг с чужим сознанием я не любила. Не потому, что боялась навредить человеку и его здоровью — в моем случае это невозможно. Просто то ли моя сила, то ли натура противилась такого рода влиянию на чужую личность. Но с другой стороны, думаю, что особого вреда не будет, если эта девушка просто забудет, как именно выбралась из пустыни и из лап работорговцев. Жаль, я не могла создать ей иные воспоминания, но порой и забвение может быть полезным.

Мы провели в этом долгом, изнуряющем путешествии пять дней. Как это ни странно, пустыня не была для меня невыносимым местом. Уже долгие годы это место было моим личным чистилищем в чертогах Айда. Пекло и зной, сменявшиеся лютой стужей, которая пробиралась в самые кости, не были чем-то невозможным — скорее, лишним поводом почувствовать, что ты все еще жив. Пребывая в положении, когда тебе приходится выживать, ты не находишь времени на то, чтобы заниматься самокопанием, выискивая демонов на задворках собственной души. И сейчас, возвращаясь домой, я не страдала от условий окружающей среды. Я любила это болезненное существование на грани. Оно давало мне сил оставаться той, кто я есть. Я ощущала себя так, словно вернулась в давно ждущий меня дом. Моя пустыня, моя Элио, моя душа.

Было так естественно знать, в какое время лучше остановиться на ночлег; когда отпустить на охоту ящера; где найти капли воды, которыми готова была поделиться пустыня. Ночью мы кутались во все имеющиеся у нас тряпки и залезали под бок ящеру, который хоть и не грел, но был неплохой защитой от возможных ветров. Малыша и его мать спасала в такие ночи моя сила. В моем случае, даже если бы холод сковал мое сердце, оно бы вновь застучало с первыми лучами солнца. Бессмертие — еще та дрянь порой. Приходить в себя после обморожения совсем не весело, скажу я вам.

На шестой день нашего путешествия, когда солнце стояло в зените, опаляя своими лучами все вокруг, на горизонте показались острые пики красно-желтой горы. Действительно было странно, как именно тут могла образоваться столь огромная скалистая глыба. Должно быть, теперь только я и Киран могли угадать в этих неровных очертаниях некогда величественный дворец, утопающий в листве садов, что меняла свой цвет в мгновение ока. Магически измененные растения, точно столичные кокетки, встряхнув своими кронами, сменяли цвет согласно предпочтениям хозяев. Когда грустила королева, сад становился голубым; когда родился Киран, листья в нем стали кроваво-багряными, в день нашей свадьбы — жемчужными. В тот день вся Эйлирия казалась воплощением волшебства и чуда, а быть может, это чудо жило в наших сердцах, и все казалось чуточку прекрасней, чем было на самом деле. Словно воочию я вдруг увидела картины прошлого, чтобы вновь сравнить их с настоящим, где были лишь желтые насыпи барханов и одинокая, дрожащая на раскаленном воздухе скала на фоне голубого неба. Еще через каких-то пару часов станут видны и камни у ее подножия, и вот тогда реальность вновь вернется ко мне. Я вспомню каждого из них. С каждым поздороваюсь и не смогу пройти мимо, не сказав им хотя бы пары слов. И неважно, как долго я шла и как сильно устала, — я никогда не смогу пройти мимо и не заметить их.

Пограничье, Срединные земли, полумертвая земля, которая уже давно пользовалась дурной славой среди караванщиков и жителей Империи. Пройти здесь караваном несложно при условии, что на вас не рискнут напасть разбойники, кочующие племена и прочий сброд. Несложно, если хватит воды и еды на весь путь. И если караван достаточно богат, чтобы иметь собственных пустынных ящеров, что выдержат путь и смогут перетащить товар на другой конец Элио к землям Илонии и Иртама. Агония этой земли угнетала непривычных к подобному путников. Все здесь казалось блеклым, унылым, серым. Даже земля под ногами была похожа на прах, смешанный с пеплом. Редкая растительность и пожухлая трава на фоне тоскливого не меняющегося на протяжении километров пейзажа.

— И как это понимать? — Рейнхард, как и все присутствующие в общем-то, выглядел не на шутку озадаченным.

Говоря откровенно, он ожидал чего угодно, когда Ферт сообщил ему о том, что они нашли кое-что на месте разграбленного каравана, на что ему следует посмотреть самому, но он никак не ожидал увидеть в самом сердце степи… благоухающий сад? Ну, наверное, можно сказать и так. Хотя эти пока еще тонкие деревца и не принадлежали к культурным и благородным растениям, что было принято выращивать в садах, а скорее походили на те, что он видел в северных лесах Алании, но все же. Пушистый ковер зеленой сочной травы распростерся на площади в несколько десятков шагов в длину и ширину.

— Я не знаю, — смущенно заговорил Ферт. — Наши маги все тут осмотрели и не нашли ничего подозрительного. То есть следов примененного заклятия не найдено.

— Что говорят караванщики? — поинтересовался Рейн.

Присев у самого края поляны, он осторожно касался изумрудного ковра и внимательно просматривал каждый сантиметр пространства на предмет влияния извне. В их мире были маги, способные вырастить растение за несколько дней, но никто из них не смог бы сделать этого из пустой, потерявшей жизнь земли.

— Ничего внятного, — точно собравшись с духом, выпалил Ферт. Мужчина находился последние дни в весьма прискорбном положении.

После промаха с помощником несносного старика было удивительно, что его господин до сих пор держит его при себе. Он отлично осознавал, что таких ошибок не прощают. И вот уже не первый день он просто ждал, когда же длань возмездия опустится на его голову. Что за этим последует? Смерть? Жизнь на задворках Империи? Или же его отправят в самые опасные ее места? Что будет? Нищенское существование или пыточные? И это ожидание было хуже любого наказания, наверное. И теперь каждый раз, когда он не знал ответа на вопрос своего господина, ледяные мурашки пробегали вдоль его позвоночника, а сердце замирало от ужаса, что он опять подвел того, кому поклялся служить.

Рейн же прекрасно видел состояние подчиненного, но менять его определенностью не спешил. Пока он не хотел убирать Ферта из своего круга. Глава его личной охраны был ему нужен именно таким, как сейчас. А уже после того, как Соль окажется рядом, он решит, как с ним поступить.

— Хочешь сказать, ты не в состоянии правильно построить допрос и получить нужные ответы? — тихо спросил Рейн, на что мужчина тяжело сглотнул и нервно сжал кулаки. Все это не ускользнуло от взгляда Рейна, но сбавлять прессинг он не спешил. — Так что? — еще один спокойный вопрос, без толики раздражения в голосе.

— Я… просто все те, кто находился в караване, спали в ту ночь. Никто из них не заметил ничего странного. Последнее, что запомнили эти люди, — одна из рабынь начала рожать посреди ночи.

— Рабов из той клети, где были роды, уже поймали? — у Рейна сработало какое-то звериное чутье.

— Да, конечно, они сейчас возвращены в крепость.

— Значит, и нам следует наведаться туда, — коротко бросил Рейн, поднялся на ноги и, более не оглядываясь на Ферта, распахнул свои огромные черные крылья, что сейчас напоминали едва осязаемую дымку, которая послушно ластилась к своему хозяину, обнимая его массивную фигуру. Этот странный шлейф тут же укутал мужчину, точно плащ, и в тот же миг Рейн исчез, утягивая за собой и Ферта, которому самостоятельное такое перемещение стоило бы существенного упадка сил.

Крепость удалось восстановить после нападения практически полностью. Конечно, если бы не магия, то этого не случилось бы настолько быстро. Но Алания могла себе позволить вкладывать средства в безопасность собственных рубежей, а в свете последних событий — должна была это делать. Стоило Рейну оказаться во внутреннем дворе, у центрального входа в здание, как через несколько секунд массивная дверь отворилась и на пороге появился мужчина — судя по его внешнему виду и отличительным знакам, начальник крепости. Крепкий и коренастый аланит выглядел собранным и сосредоточенным. Белоснежная туника до середины бедра, идеально сидящий черный нагрудник, украшенный ярко-алыми вставками, и длинный алый плащ. Голова мужчины была не покрыта, что легко объяснялось тем, что надевать венец главенства в присутствии аланита, имеющего более высокое положение, было бы неудачным решением. В старые времена это могли расценить как желание бросить вызов, нынче же — лишь как дурновкусие. То, что мужчина уделил такой детали внимание, стало для Рейна очередным подтверждением, что голова у аланита есть, а стало быть, занимает он свое место не просто так. Он знал Руфуса Иль Горр: тот был его троюродным дядей по линии отца и принадлежал к роду Ариен. Хотя Руфус и не был частью ближнего круга, он носил родовые цвета, тем самым подчеркивая их родство. Как он оказался в пограничном гарнизоне, Рейн знал, но менять что-то в судьбе отбывающего здесь наказание родственника не считал нужным. Еще не время.

— Рад приветствовать вас, Ари, — положив кулак правой руки на сердце, сказал мужчина и опустился на одно колено.

«Ари» — все равно что «отец», «господин», «глава», — древнее обращение к тому, под чьим крылом ты существуешь.

— Рад видеть тебя в добром здравии, — холодно ответил Рейн, проходя мимо все еще коленопреклоненного родственника. — Отведи меня к клетям с рабами, Руфус.

— Конечно, Ари, — с готовностью отозвался мужчина, тут же поднимаясь на ноги и устремляясь вслед за Рейном. Он умудрялся указывать Рейну путь, идя все время немного позади своего господина.

Как и у большинства аланитов, у Рейна было убеждение, что человеческие рабы мало чем отличаются от животных. Это не было злым отношением, лишь субъективным наблюдением. Малообразованные, почти всегда из нищенского сословья, глуповатые и вечно испуганные, они ассоциировались у мужчины с животными. Потому он понимал, что сейчас, стоит ему подойти к нужной клети, все собьются в одну кучу и будут испуганно таращиться на него либо же мычать невнятно и непонятно. На это у него не было ни времени, ни желания размениваться. Потому, стоило им подойти к нужной клети, как Рейн вновь потянулся к собственным крыльям. Как же он скучал по этой пьянящей силе!

Флер магии окутал мужчину с ног до головы. Эта сила делала любого аланита в глазах других существ более привлекательным, прекрасным, притягательным. Рейн подходил к клетям с рабами, а люди в них зачарованно следили за каждым его шагом, за ветром, что причудливо путается в его волосах. Женщинам он казался воплощением порока и желания, мужчинам — божеством и покровителем, каждый видел в нем что-то свое, от чего уже не в силах был отвести взор.

— Кто был в одной клети с женщиной, что родила в ту ночь? — необыкновенный голос, точно жидкий шелк, заструился в пространстве, оплетая и околдовывая всех. Разве можно не ответить созданию, что спрашивает? Этот голос не может принадлежать кому-то плохому. Разве его обладатель способен обидеть? Так страстно хочется ответить. Сказать все, что он попросит, лишь бы сделать ему приятно.

Реакция людей была синхронной и однозначной. Каждый прильнул к прутьям клети и восторженно смотрел на пришельца.

— Я, я, господин! — воскликнул один мужчина, затем второй, то же подхватили и женщины, а спустя всего несколько секунд о своем присутствии в той самой клети галдели все, кого удалось поймать.

— Так дело не пойдет, — тихо буркнул Рейн себе под нос, заметив два синхронных кивка Ферта и Руфуса.

— Вы же не обманываете меня? — стоило Рейну спросить это, как хор голосов тотчас оборвался. Мужчины и женщины негодующе переглядывались, точно смущаясь, что солгали, или возмущенно ища взглядом тех, кто посмел.

— Я не лгу, господин, — с придыханием заговорила одна из женщин весьма пышных форм. — Клянусь, не лгу тебе, — подобострастно улыбнулась рабыня.

— Расскажи, что было в ту ночь. — Рейн говорил спокойно и холодно; женщине же в клети казалось, что вдруг на нее взглянуло солнце. Оно приласкало и улыбнулось лично ей. Никогда и никто не говорил с ней так, не смотрел так, точно она единственная женщина в этой Вселенной.

— Все было как всегда, мой господин. Мы готовились ко сну, когда у Эрты отошли воды.

— И что же было дальше? Я хочу знать все, что ты помнишь.

— Эрта сильно кричала, и мы хотели ей помочь, но старый ис’шерец…

— Ис’шерец? — машинально переспросил Рейн.

— Да, в нашей клети был старый раб, ис’шерец. Он сказал, что сам со всем разберется, и велел нам не мешать. Конечно, я хотела помочь, но этот ненормальный никого из нас не подпустил… Видано ли дело, чтобы мужик у бабы роды принимал, стыдоба какая…

— И? Что было дальше? — решив вернуть женщину к рассказу о произошедшем, перебил ее Рейн.

— Ну, — вдруг замялась она, — не знаю как, но все у него получилось, точно сам Айд у него в помощниках вязался, а иначе как объяснишь, чем этот демонов старик пуповину перегрыз… хотя, может, и зубами, с него-то станется! А, потом, когда пришла охрана… э… ну, приплод забрать, вы же знаете, как это бывает? Ну, я слыхивала, что ис’шерцы такой народ, что небывалой силой обладают, так вот и этот старикан один из тех самых… Как зыркнет на дверь, да как заголосит, та с петель и слетела да попутно трех охранников уложила… Да, видать, что-то и с нами со всеми сделал, так как я больше-то ничего и не помню, — подытожила рабыня, мило улыбнулась и кокетливо заправила выбившуюся из пучка прядь за ухо.

Рейн осторожно взглянул в сторону Ферта. Мужчины обменялись выразительными взглядами. Они оба понимали, что загадочный ис’шерец появился в истории неспроста.

— Опиши его, — тем временем сказал Рейн.

— Ну, — глубоко вздохнула женщина, — описывать-то особенно и нечего… — смущенно потупилась она, окончательно разволновавшись и раскрасневшись.

— Начни просто с того, что ты помнишь. Какая у него была одежда? — вкрадчиво говорил Рейн, вплетая в свои слова частицы силы, что действовали на человеческое сознание, открывая и манипулируя им.

— Одежда, — задумчиво повторила женщина, пожав плечами, — вроде ничего особенного. Грязная куртка с запахом, широкие штаны и плетеные сандалии…

— А лицо? Ты видела его лицо?

— Лицо? — нахмурилась рабыня. — Оно было закрыто, — изобразив руками то, как было скрыто лицо старика, сказала женщина.

Этого было достаточно для Рейна, чтобы картинка в голове сложилась. Оставался всего один, в сущности ничего не меняющий вопрос.

— Когда в вашем караване появился этот раб, ты помнишь?

Женщина озадаченно нахмурилась, будто всеми силами пытаясь вспомнить, когда же это могло произойти, но совсем скоро как-то печально выдохнула и покачала головой.

— Не знаю, только одно могу точно сказать: он был в нашей клети, когда мы двинулись из крепости к пустыне.

— Ясно, — бросил Рейн, повернулся спиной к плененным людям и направился в сторону главного административного корпуса крепости. — Я хочу знать, — обратился он к Ферту, — все ли амулеты переноса были возвращены после того, как целителей вернули с места прорыва? И в данном случае меня не удовлетворит простой отчет. Я хочу знать, как дела обстоят на самом деле. Думаю, господину Саймону Тору следует дать объяснения лично мне.

И каждый из присутствующих мужчин почувствовал, что данные слова прозвучали как обещание, не сулящее упомянутому главному целителю ничего хорошего.

Ящера пришлось отпустить у самого подножия моего дома. Водрузив на плечи нехитрый скарб, который мне совершенно не понадобится, стоит попасть в родные стены, но бросить который жалко все одно, я несмело ступила в сторону тропы, ведущей ко входу в пещеру. Молодая мать нервно переминалась у меня за спиной, точно сдерживая вопрос, который не давал ей покоя последние часы. А именно — какого Айда мы тут забыли?!

Я же просто старалась не обращать на нее внимания. Кое-кто другой ждал его от меня. Должно быть, когда-то, не так давно относительно моей жизни, я сошла с ума. Порой мне действительно так кажется. Иначе как еще объяснить мою любовь к разговорам с камнями? В конце концов, я целитель, и я точно знаю, что тело после смерти остается всего лишь телом. Но каждый раз, возвращаясь домой после долгой дороги, я опускаюсь на колени у ближайшего ко мне камня. Это Оттис, интересующийся всем на свете парень. Сколько бы он ни знал, у него никогда не кончались вопросы. При жизни я чаще бывала его слушателем, теперь же он вынужден терпеть мое занудство.

— Я просто присела поздороваться, — на древнеэйлирском заговорила я. — Видишь ли, у меня тут компания, и не хотелось бы, чтобы она решила, что я совершенно чокнутая. Но обещаю заглянуть к тебе вечерком и рассказать о своем пути домой. Я знаю, — тяжело сглотнула я ком в горле, — тебе всегда было интересно, что бы я ни рассказывала тебе, — осторожно коснувшись неровной поверхности камня, я привычно потянулась к нему даром — и, как всегда, не почувствовала ничего в ответ. Поднявшись на ноги, я пошла по узкой тропке, продолжая касаться кончиками пальцев камней. Каждый камень — это имя на моих губах. Забытое, древнее, никем не поминаемое имя. Я последняя, кто помнит. Последняя, кто знает и чтит. — Айрин, — имя лучшей подруги, оно всегда слетает с губ со слезами на глазах. И всякий раз сдержаться мне очень тяжело. Я вновь закрою глаза и представлю их всех такими, какими все еще помню. Точно я вновь стою в круге их силы. — Я нашла его, — все же решив поделиться, прошептала я. — Он все такой же, наш Киран. Все такой же…

Осторожно смахнув непрошеные слезы, я, не оглядываясь, пошла вверх по тропе, что вела ко входу в мою обитель. Каждый раз, когда мне приходилось покидать их, уходя под защиту этих стен или куда-то далеко-далеко, где я могла бы просто представить себя обычным человеком, я чувствовала себя предателем. Словно я бросаю их тут одних. Точно обрекаю их на одиночество. Эта тропа… всякий раз она резала мне душу. И каждый раз, уходя, я обещала им, что вернусь. Что оставляю их ненадолго и что обязательно вернусь. Даже просто пройти мимо было тяжело. Столетия назад я могла часами лежать среди этих камней, не замечая ничего вокруг. Мечтая однажды оказаться среди них. Что ж, думаю, еще пара веков — и все наладится… обязательно…

Путь нам преградила Лил. Белоснежная волчица размером с молодого теленка выглядела настороженной и напряженной. Она лишь взглянула на меня льдинками своих глаз, тщательно принюхалась, безотчетно начиная вилять хвостом под действием моей силы, точно домашняя собака. За моей спиной раздался приглушенный вдох, и это незначительное действие заставило оборотня мигом напрячься и устремиться вперед. Ну, она по крайней мере попыталась это сделать, когда моя рука легла ей на загривок.

— Даже не думай, — тихо сказала я. — Эта женщина пришла сюда со мной, а вот откуда взялась тут ты, мы еще должны разобраться.

Волчица попыталась дернуться вперед, но хватка моя стала лишь крепче. На самом деле я так устала за весь путь, что разбираться с кем бы то ни было у меня уже не было ни сил, ни желания. Но и бегать за рабыней, которая вот-вот готова припустить со всех ног, мне хотелось еще меньше.

— Если она сейчас драпанет, то ты пойдешь ее ловить и уговаривать вернуться, поняла?

Лил нервно дернула ухом, рыкнула и тут же устремилась вглубь пещеры, оставляя нас вдвоем.

— И какого ее сюда притащило? — фыркнула я вслух, гадая, кто еще из моих студиозусов может быть внутри. — Эй, — тем временем крикнула я женщине, что так и не решалась войти. — Либо заходи, либо попробую вернуть ящера и можешь покататься на нем еще, только уже без меня. Так что?

Тихие шаги за моей спиной стали мне ответом.

А всего через несколько секунд послышались частые шаги, эхом отражавшиеся от сводов пещеры, что была некой буферной зоной между улицей и моим истинным домом, и из самой ее дальней части ко мне вылетел встревоженный Кит. Его рыжие кудри торчали во все стороны, голубые глаза лихорадочно блестели, а сам парень казался настолько встревоженным, что я невольно испугалась, все ли с ним в порядке. А потом произошло нечто и вовсе неожиданное. Мальчик уставился на меня своими огромными глазищами, заморгал часто-часто, хрюкнул, точно молоденький поросенок, с силой сжал кулаки, так что я невольно отшатнулась, и опрометью бросился ко мне и сгреб меня в объятия.

— Пришла, ты все-таки пришла, — сопел и хрюкал он мне на ухо. — Я так боялся, что ты не придешь! Я так боялся, — уже особо никого не стесняясь, рыдал Кит, а я стояла и глупо не знала, что сделать.

Я чувствовала себя так, словно кто-то из другого мира, который отделяла от меня толстая стена изо льда, стучался, пытаясь прорваться ко мне. Эти его объятия, слова, взгляд — точно кусочек из другой реальности «нормальных человеческих отношений», которая так давно была мне недоступна. Я привыкла прятаться не только от мира, но и от чувств к окружающим меня людям. Я так долго запрещала себе чувствовать любовь к ним, как раньше. Но сейчас, когда этот ребенок плакал и обнимал меня, говоря, как он боялся, что не увидит меня больше… Что-то треснуло внутри меня, выпуская наружу так давно и надежно сокрытые эмоции. Я несмело обняла мальчика в ответ и погладила его по спине. Не одно столетие назад я позволяла себе так прикасаться к человеческому ребенку. Когда-то я гладила так Дорина, теперь же я впускала в свой мир нового человека, осознанно открывая ему свое сердце. Хотя о чем это я, несносный пацан уже давно и прочно там обосновался.

— Конечно же, я пришла, когда это я лажала в таких вопросах? — усмехнулась я, за нарочитой грубостью пряча свое смущение. И все же впервые за последние столетия я действительно вернулась домой. Пусть эта пещера мало напоминает нормальное жилище, тут темно и даже дует, но здесь есть маленький человек, который ждал и помнил обо мне.

— Да, — сиплым голосом согласился Кит и невольно усмехнулся, — такого я точно не припомню, — в этот момент он чуть отстранился от меня, а я смогла увидеть за его спиной двух оборотней уже в человеческом обличим. Лил выглядела растрепанной и встревоженной. Волчица постоянно принюхивалась и недовольно фыркала. Если бы я не знала, что она оборотень, то сказала бы, что «девчонка без конца корчила рожи», но я понимала, что она делает.

— Кто это, и почему вы притащили «это» сюда? — кивнула она в сторону новорожденного и его матери.

Второй же мой студент, которого, как подсказывает моя изменчивая в таких вопросах память, звали Джарред, точно так же, как и его подруга, выглядел серьезным и напряженным.

— Это, — вкрадчиво сказала я, — женщина, — указала я на рабыню. — А это — младенец. А почему они тут — не твое дело, девка. Коли притащил, значит, надо, а тебе знать не надо, — фыркнула я.

Еще не хватало, чтобы меня в собственном доме спрашивали, что и зачем мною было сделано. Хотя напряжение Лил и было понятно. Она чувствовала, что ребенок наполовину аланит, а полукровок в Империи, мягко говоря, недолюбливали.

— Я уже почти забыла, каким любезным вы можете быть, — заметила девушка, капризно поджав губы.

— Коли уж приперлась в мой дом, то рот лишний раз не разевай. Меня ваши волчьи повадки «кто первый, тот и место застолбил» мало интересуют. Тут хозяин только один, и это я.

— Мой дядя просил вас защищать!

— Конечно, — важно кивнула я, — особенно будь осторожна, когда у мелкого ослабнут пеленки и он сможет освободить руки: кто знает, на что он может быть способен? — зловеще прошептала я, махнула рукой на двух непрошеных охранников и пошла вглубь пещеры. — Ты смог открыть проем? — спросила я Кита, так как он шел рядом со мной.

— Нет, — покачал он головой, — даже не пытался.

— Почему? — удивленно изогнув бровь, спросила я.

— Ну, — замялся мальчик, — предполагалось же, что будем только мы вдвоем с Терезой, а тут как эти навалились… короче, я подумал, что, может быть, ты будешь против, — замялся парень, явно засмущавшись.

— Кстати, как так получилось, что ты пришел сюда с гостями?

— Кто его знает, — тяжело вздохнул Кит. — Одно хорошо: у них шкуры теплые и ночью греют.

— А тепловой накопитель почему не активировал?

— Ну… я… решил, что это тоже может быть небезопасно, и к тому же я его не нашел, — выпалил Кит, а я только порадовалась, что тут оставались еда и вода после пребывания младшего Ариен, иначе, боюсь, мои гости не дожили бы до памятного дня встречи со мной.

Глубоко вздохнув, я подумала, что, возможно, Кит правильно поступил, что не стал впускать никого из посторонних в бывший дворец в мое отсутствие. С ним самим ничего бы не стряслось. В нем есть частица нашей с Кираном крови, и он смог бы перенести пребывание там. С Терезой тоже, поскольку она не в себе. Но вот с оборотнями… Магия дворца королей Эйлирии изобретательна ко своим и весьма изощренна в своей жестокости к чужим.

— Все в порядке, — кивнула я, — так даже лучше. Как Тереза?

— Вроде неплохо, — пожал плечами мальчик. — Оборотни помогали мне заботиться о ней.

Женщина нашлась в дальней галерее пещеры. Ее тело, так сильно напоминающее сейчас скелет, обтянутый кожей, лежало на тех тюфяках, что остались тут после Эрдана. Не отвлекаясь более ни на кого, я подошла к ней и опустилась рядом на колени. Бывшая магичка сильно ослабла за прошедшие дни, но в целом состояние ее не изменилось. Я лишь коснулась ее своей силой, когда позади услышала сдавленный вздох рабыни. Должно быть, испугалась света, что исходил от моих пальцев? Хотя, конечно, странно, учитывая то, через что мы вместе прошли…

Я лишь слегка подпитала своей энергией женщину. Больше было нельзя, учитывая ее состояние. Тут принцип был схож с тем, как выводить из состояния продолжительной голодовки человека. Много пищи будет сродни преднамеренному убийству.

— И все же, — слово вновь взяла Лил, — я не понимаю, как вы планируете прятаться тут с младенцем и больной женщиной? Мы тут неделю, и припасов почти не осталось. Днем жарища, ночью холод такой, что даже нас пробирает, — кивнула она на своего молчаливого приятеля, которого я вдруг начала считать очаровательным. Разве может быть кто-то лучше мужчины, который умеет помалкивать?!

— Именно поэтому вам очень повезло, что я вернулся, — фыркнула я, подходя к дальней стене пещеры. — Вот только я вас сразу предупреждаю, — повернулась я лицом к собравшимся, — место, куда я хочу вас пригласить, не то, чем кажется на первый взгляд…

— Что он несет? — нарочито громко поинтересовался бывший очаровательный мужчина. Определенно страшноват, как по мне.

— Конечно, нам может понадобиться сторожевой пес снаружи, если ты так настаиваешь.

Кудрявый, возможно Джарред, недовольно засопел.

— Если вдруг надумаешь, то дай знать, — добавила я и вновь обратилась ко всем собравшимся. — Я должна донести до вас одну очень важную истину. Это место, — развела я руки, — все одно как зев чудовища, в нутро которого я хочу, — особенно выделила я два последних слова, прекрасно зная, что Он слушает, как и то, что Ему почему-то нравится, когда я говорю о Нем гадости, которые, в общем-то, не такие уж и гадости, а скорее констатация фактов, — вас пригласить. Запомните кое-что, что поможет вам существовать относительно комфортно внутри. Во-первых, лучше не ходите на личные половины, которые я вам покажу. Во-вторых, как бы сильно ни хотелось, лучше не тырить то, что приглянулось. Мне не жалко, но кое-кому может не понравиться, а я не так уж хорошо им управляю. В-третьих, постарайтесь не думать о том, как вы меня терпеть не можете и что бы вам хотелось со мной сделать, — это тоже может дурно закончиться. И, пожалуйста, постарайтесь особо не задумываться о том, кто жил там, — кивнула я себе за спину, — раньше. Готовы?

Слушатели мои нервно переглянулись и совсем без энтузиазма кивнули, должно быть, думая о том, что я немного с приветом.

Мысленно махнув на них рукой, прекрасно понимая, что совсем скоро придется все повторить по второму разу уже с другой стороны, я сняла перчатки с рук, взяла небольшой нож, что валялся тут же на полу, и осторожно надрезала ладонь. Действовать нужно было быстро, пока края раны не сошлись, потому как резать себя несколько раз подряд — занятие малоприятное.

Я знала стену перед собой до последней трещинки, выемки, камешка, потому быстро нашла нужное мне место и провела по нему ладонью. Моя кровь точно впиталась в темно-коричневую поверхность камня, активируя древнее заклятье «хозяина королевской крови». Некогда любой член королевской семьи мог самостоятельно запечатать все выходы из замка при помощи всего нескольких капель крови. Я была последней, кого династия некогда приняла. Из ныне живущих всего три человека могут открыть эту дверь: я, Киран и Кит как носитель моей и Кирана крови. Может быть, есть кто-то еще, но других наших потомков я не знаю. Я не сказала Киту об этом, он просто думал, что если будет держать в одной руке амулет, а другую порежет и помажет кровью стену, то все случится как надо. Не знаю, что меня останавливало от подобного признания… наверное, казалось, что для мальчика это будет лишним бременем в жизни. Мне было безразлично, кто кем был когда-то, какое положение занимал, но я понимала, что люди склонны сожалеть о минувшем. Нужно ли Киту такое знание? Не знаю. Тем временем поверхность камня истончилась, превращаясь в золотистую завесу, которая отделяла пещеру от того, что было внутри, за моей спиной слаженно охнули, а я, более ни на кого не обращая внимания, шагнула вперед.

Далеко не сразу за мной последовали остальные, включая Терезу, которую прямо на импровизированных носилках внесли Джарред и Кит. Но все же первой вошла Лил. И надо было видеть ее лицо, стоило ей это сделать.

Дворец Эйлирии — место, где однажды соединились ведущие направления магии того времени. Они образовали величайший оплот мысли и фантазии, на которую только были способны люди. Это огромное сооружение включало в себя все то, что было положено иметь жилищу королей: сады, галереи, внутренний парк с прудом и фонтанами, кладовые и бальные залы, кабинеты и библиотеки, шикарные личные покои и бесчисленное количество комнат для людей различных сословий и положения во дворце. Перечислять я могла бесконечно, но действительно важным было место, где его воздвигли. Прямо под этим зданием сходилось несколько магических источников, и это в буквальном смысле развязывало руки тем, кто работал когда-то над его строительством. Лучшие маги и их ученики вплетали свои заклятия в каждый сантиметр этого строения. Тут никто и никогда не занимался уборкой помещений, не думал о сохранности продуктов и сроках годности, мог не заботиться о том, чтобы звать музыкантов или танцовщиц для увеселения гостей. Вся мебель, полы, картины не знали ни старости, ни пыли. Со временем, уже после того, как Эйлирия превратилась в Элио, мы с Кираном стали кое-что замечать. Дом, вернее, то количество магии и заклятий, что было в него влито, стал преобразовываться в нечто разумное. И это разумное имело свой характер. И, честно сказать, хотя Он и не обижал меня, но пугал порой до черных кругов перед глазами. Ему нравилось оживлять картины прошлого. Причем Он мог брать их как из собственной памяти, так и из моей. Когда произошло самое ужасное, именно этот засранец чуть окончательно не перетряхнул мне мозги. Стоило мне подумать о ком-то из них, как Он устраивал мне просто бесконечный показ, точно улавливая мои воспоминания. Помимо прочего, Он мог их и переворачивать, подстраиваясь под реалии. Таким образом, я порой общалась с покойниками, они же разыгрывали передо мной сцены из прошлого, оставляя меня в качестве наблюдателя, смотрела, как я и Киран занимаемся любовью, смотрела, как этим же занимаются король с королевой, камердинер с кухаркой, кухарка с лакеем, младшей брат Кирана с кухаркой… перечислять я могу до бесконечности. Никто лучше меня не знал историю дворца и того, кто чей папа. Если сначала меня это пугало и приводило к мысли, что я сошла с ума, то где-то лет через десять мне стало даже нравиться. Мы словно общались таким вот образом. Вот и сейчас по центральной лестнице, ведущей в вестибюль, точно живая шествовала мать Кирана. Не очень высокая, плотная и миловидная шатенка, в простом для королевы домашнем платье темно-лилового цвета, она радостно улыбалась. Я помнила это, как и знала то, зачем она шла.

— Сынок, с возвращением! — громко произнесла она. — Кто эта юная особа рядом с тобой?

В моей памяти юной особой была молоденькая я — тогда Киран впервые привел меня познакомить с родителями. В реальности первой вошедшей девушкой была Лил, которая считала меня мужчиной и сейчас явно решила, что королева из моих воспоминаний — мать дедушки-целителя. Ну, судя по тому, как отвисла ее челюсть.

Я никак не отреагировала на ее появление, прекрасно зная, что старый проказник был бы в восторге, если бы я начала голосить во все горло. Потому лишь дождалась, когда улыбающаяся королева спустилась с лестницы и направилась ко мне с явным намерением обнять, как когда-то Кирана. Вот только стоило ей протянуть ко мне руки, как виденье тотчас развеялось, оседая вокруг меня неощутимой пылью прожитых лет.

На несколько секунд воцарилась тишина. За это время в вестибюль вошли и остальные, и, видимо, этого было достаточно, чтобы Лил очнулась.

— Ч-что эт-то было? — почти заикаясь, прошептала она. — К-кто это был и гд-де мы?

Старый паршивец даже рта мне не дал открыть, когда на последней ступеньке лестницы возник пожилой мужчина, которого я совершенно не помнила, но, судя по его форме, он работал тут кем-то вроде церемониймейстера.

— Его Величество древнейшего из родов божественной крови Эйлирии, Ирий Арт Соррен, — церемонно объявил мужик, с силой долбанув внушительной палкой по полу, и был таков.

— Ну, началось, — тяжело вздохнув, сказала я, набирая побольше воздуха в грудь. — Ты что тут устраиваешь, а?! — зло крикнула я, и тут же в самом центре зала, где мы находились, возник большой деревянный кухонный стол, за которым сидела девица в простом коричневом платье. Стоит ли говорить, что это была известная мне кухарка? Тогда девушка была невероятно хороша собой. Сочные алые губки, светлые волосы, аппетитные формы. Так вот, в данный момент девица имела весьма потрепанный вид: волосы распущены, корсаж лишь наполовину зашнурован. Она рукой подпирала голову и тягостно вздыхала.

— Как жаль, — вновь вздохнула юная обольстительница, — что балы заканчиваются и наступают серые будни, не находишь, Аритта? — обратилась она к кому-то за спиной. — Так скучно… — вновь тяжело вздохнула девица, исчезая в воздухе.

— Раз скучно, иди пожрать приготовь! Я неделю верхом! У меня тяжелобольной на руках! Оборотни так и вовсе голодали с неделю! Еще и младенец имеется, и его мамашу чем попало, как ты любишь, кормить нельзя!

На это ответом мне стала и вовсе сцена из ночного сада, когда какая-то кумушка, задорно хихикая, пыталась разыграть смущение, убирая руки кавалера со своих весьма податливых груди и попы.

— Ну не надо, — хихикала тетка, тем временем подставляя то, что «не надо», к ощупыванию, — нас же могут увидеть! Ну не здесь, — вновь хихикая, просила она. — Ведь наверняка кто-то смотрит… Я же совсем не такая…

— Я те дам, не такая! — не выдержала уже я. — И не вздумай показывать им что-то подобное! Особенно этим двоим, — ткнула пальцем я на Кита и младенца.

На этот раз появилась уже женщина, которую я очень хорошо знала и даже побаивалась. То была экономка Дорис. Во время нашего знакомства ей уже было за пятьдесят. Женщина строгих правил и устоев. Сухая, точно палка, сморщенная, как изюм, и вредная сверх всякой меры. Но по части ведения дел, знания этикета ей равных не было.

— Как прикажете, ваше величество, — чопорно ответствовала она мне и была такова.

Стоило очередному воплощению прошлого развеяться, как я тут же обернулась к своим спутникам. Ну, что сказать, выглядели мои гости точно группа бродячих хористов, что решили сделать групповой портрет. Будто изображая друг друга, они стояли с раскрытыми ртами и смотрели в никуда.

— Лично я, — решила я первой нарушить молчание, — собираюсь сейчас отдыхать. И это будет долго. И я не встану, даже если вы с голоду начнете жевать свои сандалии, потому я вам предлагаю закрыть рты и настроиться на краткую экскурсию. И еще, — вскинула я указательный палец, — с тропы, что я для вас сегодня протопчу, не сходить. Закончиться может печально. Это вам не я, — кивнула я куда-то в пространство, — этот может реально вас, — провела я указательным пальцем по шее, — если будете делать то, что Ему не понравится. Идем, — более не дожидаясь от «хористов» внятной реакции, сказала я. — Кудрявый, оставь Терезу уже в покое, она не пойдет, — заметив, что оборотень продолжает дергать мою лежачую пациентку за руку, не выдержала я.