Май 2013 года, Дмитрий Кукарский и его личные планы насчёт всей страны
Одно из ярких воспоминаний, вынесенных Димой из семейной жизни – это запах утреннего детского сада с ароматом прогорклой каши. Когда он сдавал ребёнка воспитателю, казалось, ничего нет ужаснее этого запаха!
Но после развода Дмитрий получил невероятную свободу, и в полной мере ощутил её самую на своей шкуре. Некуда больше стало спешить, не перед кем отчитываться. Впрочем, через какое-то время он по самое «не хочу» вкусил этой свободы, пресытился ею, и почувствовал скуку и одиночество.
В досужее время, если не транслировали хоккей или футбол, и никто не звал пить пиво, Дима или читал умную книгу по истории России, или сидел в интернете. Но в сети он не делал ничего определённого, а занимался всякой ерундой. Например, просматривал на форумах обсуждения реального положения вещей в современной России. А когда становилось совсем скучно, он искал ответы на беспокоящие его каверзные вопросы. Как то: «Что помогает космонавтам обойтись без секса?» Или: «Как отмыть следы от почек на кузове автомобиля?» Либо, на худой конец, вводил какие-нибудь сочетания известных фамилий, скажем, «Путин и Кабаева».
Всё это было так, пока Дима не встретил Николая, пока не погрузился в удивительный мир далекого детства. Когда же погрузился, когда прошёл первые круги испытаний, – когда связался с кагэбэшником, – Кукарский уже стал совсем иным. Он почувствовал, что жизнь его вдруг круто изменилась, и, причём, бесповоротно.
Дошло до того, что Дмитрий решил взять отпуск пораньше, наплевать на путёвку в Турцию, и целиком провести отпуск в СССР.
Нет, вернее, сначала дошло до того, что он отправился в следующее путешествие в одиночестве, без Герасименко.
И лишь параллельно взлелеял план срочного ухода в отпуск, пусть даже за свой счёт. Потому что после второго путешествия в прошлое приступить к служебным обязанностям оказалось куда тяжелее, чем даже после первого.
Прежде всего, Дима получил втык за то, что сильно опоздал. И не от кого попало, а именно от Шахини. Как назло, начальница искала его с самого утра, чтобы выдать новые порции «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». А Дмитрия долго не было.
Впрочем, он оправдался очередной полуправдой – дескать, совершенно случайно попал в отделение, так как стал свидетелем некой бандитской разборки. Шахиня, как ни странно, поверила и, к счастью, подробности её не заинтересовали.
Весь в мыле, Дима отправился исполнять новые поручения. И сам этот процесс разозлил его, и вот тут-то он и задумался вплотную о заявлении про отпуск за свой счёт. Отсутствие оплаты взятых в оборот дней его не беспокоило – стоило лишь провернуть на пару с Колей какую-нибудь крупную товарно-денежную операцию в прошлом. Дима даже удивился сам себе, как это манящие турецкие пляжи перестали его манить, как это Советский Союз оказался интереснее и краше?!
А ну её, эту Турцию! Чего он там не видал?! Зачем он вообще туда собирался? Потому что каждый россиянин патриотом может и не быть, а в Турцию слетать обязан? Иначе чем, какими фотками, россиянин будет хвастаться виртуальным дружкам в социальных сетях? (Хотя эти друзья ради настоящей дружбы в реале и гроша ломаного не дадут!)
В общем, путешествия в восемьдесят третий куда важнее и приятнее Турции, решил Дмитрий! И если застрять в застойном прошлом надолго, то и будет отпуск куда покруче банальной турецкой пошлятины! Ведь там, в восемьдесят третьем, сущий рай!
В этот рабочий день, получив серьёзный пистон от Шахини – с повышением голоса, с противным тоном разговора, – Дима съездил на два объекта. По закону подлости объекты расположились в другом конце города относительно заветного сожжённого дома и по другому пути. И посмотреть итог поджога получалось только вечером.
По дороге Кукарский проклял пробки. Люди в соседних машинах вызывали лишь презрение. Зачем все едут? Куда все едут? Слишком много развелось автомобилей. То ли дело было в застойную советскую эпоху!
Дмитрий вспомнил, как ходил по улицам старой Перми. Тамошние люди понятия не имели о пробках! Ведь автомобиль являлся гордостью и роскошью на душу населения, а не средством передвижения и не рабочей лошадкой. А примитивная Вазовская «шестёрка» своим видом вынуждала соседей хозяина сего чуда покрываться пятнами от зависти!
Впрочем, «АВТОВАЗ» недалеко ушёл нынче от пресловутой «шестёрки», с усмешкой думал Дима, оглядывая соседние машины. «Ну что эта „Приора“, разве это машина двадцать первого века? Ну, ведь курам же на смех! Сущее извращение!»
Кстати, нынче люди в пробках ненавидели друг друга, по крайней мере, так считал Кукарский. И ещё он в один момент вдруг вывел для себя вот какую истину. Объективная особенность нашего времени в том, что люди окончательно разлюбили друг друга!
Вывел он сию аксиому уже на одном из объектов. В небольшом магазине «Мастерок», на окраине спального района, по залу Диму сопровождала молодая серьёзная дама – управляющая супермаркетом.
Дама, несмотря на свои лет двадцать семь или двадцать восемь и на очаровательное, в общем, лицо с аккуратной рыжеватой челкой, выглядела настолько серьёзной, и казалось, так по жизни была увлечена работой, читай, карьерой, что Диму это только расстроило. Как ни пытался он её раскачать шутками, когда они двигались вдоль торговых рядов, девица лишь со странными взглядами косилась на старшего менеджера из центрального офиса.
Девушки, которые слишком ко многому стремились, много учились и много работали, по определению вызывали у Кукарского стойкую душевную тошноту. Они казались ему ущербленными в чем-то глубинном, главном, а именно, в любви и сексе, и поскольку некуда им было девать ласку и любовь, занимались они, по разумению Димы, всякой ерундой.
Вместе управляющий и гость проверили состояние торгового оборудования и наполнение полок товаром. Так и не смогши расшевелить человеческое начало в девице, Дима распрощался со спутницей, прикупил кое-что себе и пошёл на кассу.
Он стоял в очереди и думал, до чего же нынче люди загружены, замкнуты, и сколько у них напыщенных масок, что даже шутками их не пронять! Но от невесёлых мыслей его отвлекло какое-то необычное оживление, сотворившееся у соседней кассы.
Дима поднял голову и увидел следующее: какой-то лысый коренастый мужичок, из тех, что ходят с вечно злобным лицом, недовольно обругал копошащегося соседа – худощавого типа в бейсболке, жующего жвачку.
– Молодой чемодан, побыстрей нельзя? Люди-то ждут! – И указал на скопившуюся очередь.
Но «молодой чемодан» взъелся и ответил что-то грубое, мол, знаешь что, мужик, иди ты к чёрту, понял, да?!
Это необычайно разозлило коренастого. Завязалась паскудная перепалка, как говорится, слово за слово и пошло-поехало!
Однако последовавшего за всем этим поворота событий никто не ожидал. Услышав очень обидное слово, лысый мужичок (оба уже стояли за линией касс, снаружи магазина) вдруг ударил под дых типа в бейсболке. Тот поначалу прижал руки к животу, но через несколько секунд сумел перегруппироваться и накинулся на зачинщика. Они вцепились друг в друга и начали как-то нелепо крутиться по холлу, скрипя подошвами ботинок.
Слава богу, сиюминутно подскочили охранники магазина. Последние и разняли неожиданно завязавшуюся драку в общественном месте. Они развели петухов в разные углы. И кто-то уже заговорил про едущую полицию, а какая-то бабка под боком у Кукарского возмущённо забормотала о том, до чего, мол, опустились люди, друг друга сгрызть готовы!
Выйдя на улицу, Дима огляделся – как раз навеяло тучу, и собрался дождь. Под стать погоде мысли полезли совсем унылые. Эта строгая карьеристка, эти два мужичка, – весь этот серый мир настоящего так разительно отличался от вчерашнего путешествия, от тех милых людей, добродушно подаривших патефон! Тут Дима и вывел истину, что люди разлюбили друг друга.
И тут же он окончательно утвердился в мысли, что вступил на правильный путь – что не зря связался с кагэбэшником, представившимся Игорем Кирычем. Что теперь уже, несомненно, надо будет заняться изменением прошлого во благо будущего.
Но сначала надо было убедиться, к чему, собственно, привёл небольшой тренировочный эксперимент с подожжённым домом.
Вечером Дима, отстрелявшись на работе, заехал-таки в тот район, где либо стоял (если восстановили), либо не стоял чёртов дом. Пока Кукарский ехал, разошёлся дождь. Капли то колошматили по окнам «Логана» со всей дури, то превращались в скупые небесные слёзы.
Когда Кукарский прибыл, дождь уже перестал. Дима вылез из машины и ноздрями втянул превосходнейший аромат майского естества после дождя. И одновременно Кукарский уже узрел, что памятник старины, им спалённый, отсутствует на старом месте.
И этот воодушевляющий аромат промокших свежих листочков на деревьях, этот свершившийся акт изменения прошлого – всё это в миг подняло в Диме волну, и всякое ненастье ушло из души, а настроение резко поднялось.
– Ага, свершилось! – сказал он вслух. – Наконец-то! Наконец-то хитрая сущность времени прогнулась!
Тут пролетели в голове все эпизоды, связанные с этим экспериментом. И то, как Коля покрутил пальцем у виска накануне махинации с домом. «Ты что, спятил? Что за дикая идея, спалить избу?» И то, как после встречи с Игорем Кирычем перебрался Дима на бензиновую заправку со смешными колонками, по шкалам которых двигались стрелки. И как подвернулся на заправке мужик на лихом «Четыреста двенадцатом». И как на задах временно брошенного дома оросил Дима брёвна бензином и чиркнул спичкой. И, наконец, как уходил по улице, оглядываясь на неожиданно бодрые языки пламени.
Правда, в эти минуты уже где-то завыла сиреной пожарка, но времени помешать ей не осталось. Люба уже, по прикидкам, приехала на автовокзал. Впрочем, пламя занялось так споро, что шансы пожарников растаяли в секунды.
И он не ошибся! Дома теперь не существовало. А на месте, где дом стоял, росло несколько небольших тополей. Значит, и не было тех шести месяцев, проведённых в офисе? Но, напрягшись, Дима вспомнил несколько ярких моментов той службы в офисе в деревянном доме.
Как же так, спросил он себя? Память не стёрлась, а здание стёрлось. Имелось там несколько комнат, отданных рекламной газетёнке. И была основная зала, где сидел Димка и сидели его коллеги. И все они ежеминутно названивали клиентам, упорно втюхивая полосы под рекламу. И была директорша (опять баба!) с каждодневными планёрками, похожая на фурию из кинофильма «Блеф» с Адриано Челентано. И была блондиночка Софья с тонким голоском, по которой сох Димка. Как раз перед знакомством с будущей супругой.
И где они сейчас все? Вот бы хоть одну сюда, чтоб спросить: ну, мол, девица, помнишь ли чего обо мне, о нас, как мы служили в той газетёнке?! Но ни одну сволочь ведь сейчас не откопаешь! Те люди, рядом с которыми ты копошился когда-то, в определённый период своей жизни, имеют свойство бесследно исчезать. А если всё же они и появляются лет через десять, вот как Коля, то в совсем неподходящий момент!
Да, и там ещё парковка имелась у крыльца, небольшая такая, аккуратная, и всё время стояли два «Жигулёнка» седьмой модели с названием газетёнки на боках, готовые сорваться сиюминутно к созревшему клиенту. И менеджеры набивались в эти «Жигулёнки», в том числе и Димка, и ездили по адресам…
А теперь вот ни парковки, ни дома. Только три тополя. «Три тополя на Плющихе», блин. Меж тем, ничего больше в городе не изменилось – это Кукарский успел заметить. И в людях тоже ничего не изменилось. Взять, например, Шахиню.
Тут Диме пришла идея. Он сплюнул, сел в машину и помчал «Логана» по направлению к центральной библиотеке. Срочно, пока не закрылась, раздобыть подшивки газет! А заодно понабрать учебников по новейшей истории России. Это для Кирыча. Ибо уже завтра назначена встреча.
Дима уже решил, что на работу завтра опять не пойдёт. Возьмёт потом больничный у знакомой медички. Главное, заранее ей звякнуть. И он позвонил по пути в библиотеку. Та пообещала посодействовать. А в ходе больничного и заявление на отпуск можно поднести, решил Кукарский.
В библиотеке оказалось пустынно. Лишь редкие странные личности, да парочка студентов попались Диме на глаза. Перво-наперво он попросил у очкастой библиотекарши лет сорока с некрасивым лицом подшивку местных газет.
Долго рылся. Но нашёл! В старинной «Звезде» за тот сентябрьский день – за двадцатое число, года тысяча девятьсот восемьдесят третьего, ютилась на второй странице заметка о печальном происшествии. В результате пожара, дескать, сгорел заброшенный дом. Причина возгорания неизвестна. Дому было семьдесят лет. На месте пепелища решено разровнять площадку и сделать в будущем маленький скверик.
Ладно, заключил Дмитрий, пусть так. Ну а что же с той газетой? Где она-то прописалась? Ведь сейчас, в мае две тысячи тринадцатого, она должна до сих пор оставаться в злополучном деревянном здании.
Кукарский сдал подшивку «Звезды» и попросил бесславную рекламную газетёнку. За любое число.
– Таких не держим! – гордо сказала дама в очках низким мужиковатым голосом.
Тогда Дима перешёл в другой абонемент и выписал себе на неделю два учебника новейшей истории России. Так чтоб с Горбачёвской перестройкой, с распадом СССР, с эпохой правления Ельцина. При беглом просмотре соответствующих глав показалось, что объясняются все эти этапы весьма доходчиво.
Наконец Дмитрий перебрался в интернет-зал и вышел в сеть. В поисковике набрал название газетёнки и таким образом отыскал всю необходимую информацию. Выяснилось, что в означенный период, а именно, зимой и весной две тысячи четвертого года, Димина рекламная «многополоска» арендовала офис в том же районе, где в тысяча девятьсот восемьдесят третьем сгорел дом.
Более того, редакция занимала площади особняка, похожего на сгинувший. Особняка, так же сложенного в два этажа из бревён в начале двадцатого века. Возможно, что и экстерьер с интерьером у сего здания напоминали стёртые Димкиным огненным ластиком экстерьер с интерьером. Впрочем, как раз таки эти интерьер с экстерьером уже постирались в Димкиной памяти. Ибо в первую очередь в голове меркнут подробности места действия.
Стало быть, само-то действие никуда и не потерялось, вдруг озарило Кукарского! Всё происшедшее с ним, с Челентановской фурией, с блондиночкой Софьей, происходило, как и происходило, но только в другом, похожем месте и в том же районе.
И, тем не менее, дом таки пропал! А следовательно, настоящее можно поменять. (Ну конечно можно! – И с Леркой, собственно, результат имелся, ведь она ожила, это тоже очень важно!) Но настоящее меняется весьма осторожно. И значит, стоит рискнуть – переделать прошлое всей страны! Ни больше ни меньше! И тогда так осторожно всё поменяется, что мы останемся теми же, за то жить станем лучше… Нет-нет! Мы все станем добрее!
Бред, сущий бред, сразу одёрнул себя Дима! Какой же он идеалист!
«Да ладно! Хуже, чем было, никак не станет! Разве может быть что-то хуже лихих девяностых? А я хочу без них. Чтобы просто: Советский Союз благополучно вступил в двадцать первый век. Вот как Китай. Только и всего. Дом пропал, пропадёт и весь этот грёбаный капитализм!
По крайней мере, мне-то что от этого? Мне-то точно хуже не станет! Ну а зачем мне это нужно? Больше всех надо, что ли? Да затем, что у меня, только у меня, единственного на всём белом свете, есть волшебная палочка! И… если не я, то кто?! Ведь люди не видят, как мир катится в тартарары. При такой озлобленной жизни, при таком влачимом существовании мы скоро все загнёмся!
Да-да, я раньше часто думал: вот как скоро мы все загнёмся. Кругом озлобленность, равнодушие, казнокрадство, отсутствие национальной идеи. И Россия вот-вот развалится. Или её разбомбят. Но я считал это замкнутым кругом. Я не видел выхода из происходящего. Мне не приходило в голову, как нам всем выпутаться из пут?
А теперь сама судьба преподнесла фантастический подарок! Надо только суметь им правильно воспользоваться. Поскольку он требует трепетного к себе отношения…»
Когда Кукарский вышел из библиотеки с учебниками под мышкой, радостно сияло солнце, но оно уже катилось по крышам и посылало прощальный ветерок. «И ещё мне бы завтра одному туда смотаться, – твердил про себя Дмитрий. – Коля будет мешать встретиться с Кирычем».
Впрочем, сложностей воплощение сей задумки не представляло – достаточно было соврать Николаю с три короба, мол, завтра не смогу, а самому с раннего утра податься к пещерам. Правда, предварительно прощупав почву – когда этот маневр собирается сделать Коля? Поедет ли он один, если приятель занят на работе?
Проблема решалась немедленным звонком. Дима достал мобильник и набрал товарища. Тот ответил сразу и затараторил:
– Представляешь, эти полисмены вернули мне патефон!
– Интересно, каким образом? – слегка удивился Кукарский.
– А, вспомнил тут про одного одноклассника, он же в ментуре по жизни. Ну, связался с ним, попросил надавить, куда следует. Коньячок ему вот сейчас повезу. Так что не знаю, сколько мы пробухаем. А завтра ещё патефон попробую реализовать, просто хочу Любе подарок сделать – шубу купить, так что деньги срочно нужны.
– Понятно, – обрадовался в душе Дима. – Значит, очередное путешествие во времени отменяется!
– Да, давай до послезавтра. Ты пока паспорт на себя советский сделай. Я ж тебе ту ксиву отдал, – напомнил Коля.
Тепло попрощавшись, Кукарский отключился.
Итак, дорога открыта, воодушевлённо сказал он себе! Завтра я отправляюсь в прошлое один-одинешенек!
Фу чёрт, нашел же приключений на свою голову!
Дома после перекуса Кукарский ненадолго уставился в экран плоского телевизора. Но там показали криминальные новости под стать последним Диминым размышлениям. Какой-то пьяный директор фирмы на своём «Гелендвагене» наехал на пенсионерку. Та пришла в себя в больнице и дала показания. «Он повернул руль в мою сторону и даже улыбнулся, – сообщила, почти плача, жалкая седая женщина в бинтах, – и я не успела ничего сделать…» Показали этого типа за решёткой суда – обычный брутальный молодой человек со свирепым лицом.
– Вот тебе, пожалуйста, – пробормотал Дима. – Да разве возможно было такое в СССР, где пожилых учили уважать с детства?
«Нет, это уж точно, – снова пришло в голову, – люди нынче окончательно разлюбили друг друга!»
Выключив телевизор, Кукарский набил чёрную походную сумку с наплечным ремнём. Сунул ноутбук с историческими роликами, которые перед ужином скачал в ютубе (Михаил Сергеевич беседует с жителями северной столицы, крах Горбачёва, Ельцин на танке и прочая), два учебника новейшей истории, томики «Консуэло» на продажу, а также всякую мелочёвку – пластиковые карточки, открытки, флэшку, – всё в качестве сопутствующих доказательств именно для Кирыча. В карман кожанки засунул последнюю советскую купюру – один рубль. На первые часы путешествия достаточно.
И во время этих сборов как-то неприятно заныло в груди у Димы, словно он паковал чемодан в командировку на Воркуту. Его начали грызть сомнения – а стоит ли? А прав ли он? Имеет ли право распоряжаться судьбой миллионов? Может, остановиться, пока не поздно, плюнуть на всё, да и просто развлечься прогулкой по прошлому?
Впрочем, ничего ведь ещё толком не решил, утешил себя Дима. Планы только в намётках. Программа-минимум – всего лишь рассказать Кирычу о невероятно крутом тридцатилетии, пройденном страной. Ибо мало какой империи давалось такое конкретное «жэ» в истории за столь короткий период! Практически почти никакой! Разве что Римской под натиском варваров. Да и то неудачное сравнение.
Дима отставил сумку и удалился на кухню. Там он выпил некрепкий кофе с бальзамом, извлечённым из старых запасов. Мысли окрасились в яркий цвет. Ну конечно всё у него получится! Всё пройдет безболезненно! И результат никак не окажется хуже того, что уже и так случилось в данное время.
Мир переделать не столь уж и сложно. Главное, чтоб повезло, и ещё надо просто захотеть!
После повторной кружки кофе с бальзамом на Кукарского вдруг навалилась необычайная сонливость. Кофе всегда действовал на Диму парадоксально. Кукарский перебрался в комнату, разделся, лёг на диван и сразу отключился.
