Май 2013 года, Дима
День стоял солнечный, кричала ребятня и птички чирикали, но Дима сидел дома. За приоткрытыми окнами шумел привычный весенний мир, но Кукарский чувствовал себя не в своей тарелке. Беззаботно работал телевизор – огромная плоская панель, на экране в сотый раз повторяли забавные шутки «Уральских пельменей».
– АБВГДЕЁЖ, – говорил переодетый в милиционера любимчик зрителей.
«Галдёж, кругом галдёж, – сбивчиво думал Дима про улицу. – Что за странное чувство? Как будто что-то в корне изменилось. А ничего ведь не произошло! Ну, побывал в прошлом. С кем не бывает? Что?! Бред! Вот именно, ни с кем не бывает! И чего теперь делать? А ничего – пойти проверить, жива ли Лерка… Хорошо хоть воскресенье, и на работу не надо».
Он медленно встал с кресла, прошёлся по комнате. «Как узнать? Просто позвонить в дверь? Типа, тётя Валя, здрассте, я тут мимо проходил, давайте чай попьём с моим тортом. Нет, глупо. Что-то поумней надо придумать. Например, вам не попадалось извещение, а то мне должны бандероль прислать, вдруг на старый адрес…»
Дима остановился у приоткрытой двери балкона, от сквознячка шторка лизнула голень (дома он ходил в шортах). «Да, точно, про извещение спрошу. Это вполне нормально. И ненужных мыслей не вызывает: почему вдруг так случайно зашёл?»
Немного постояв у балкона, Дима вернулся в кресло. «А как же петля времени или эффект бабочки?» – вдруг подумалось ему. «Ведь если Лерка жива, то, может, и в мире что-то изменилось?! Точно у Рэя Бредбери? Может, сначала проверить, что вообще в мире творится?»
«Ну, „Уральские пельмени“ – ладно, их с телека убитыми в прошлом бабочками не выгонишь, а вот посмотрим, как остальное». Кукарский схватил пульт и принялся переключать каналы. Реклама про «сделай перерыв» со всемирно известным шоколадным батончиком – тоже вечная, дальше долгоиграющий сериал про комическую семейку, наконец, новости. Всё как всегда. Ничего необычного. Даже в новостях. Волнения в Египте, обострение ситуации в Сирии, закончено расследование смерти известного актёра Андрея Панина. Ничего из ряда вон выходящего. Нет, надо срочно поехать проверить, жива ли вообще Лерка!
С этой мыслью Кукарский выключил телевизор, быстро переоделся и решительно направился в прихожую. У входной двери затормозил, замер, затем качнул головой и цокнул языком.
– Ну ладно, – вслух сказал он, наконец, надел ботинки и, отперев дверь, вышел на площадку.
До места добрался быстро – проехал три остановки на первом попавшемся автобусе. С замиранием сердца вошёл в старый двор. «Н-да, как тут всё изменилось с тех пор!» Не существовало нынче газгольдерной, отсутствовал старинный хоккейный корт – давно убрали, исчезла, конечно, и горка высокая из дерева для деток, под которой маленький Димка впервые покурил бычок. Зато красовался новый современный игровой островок для детей, а в углу двора стояли киоски – по ремонту обуви, по овощам… И сидели новые бабки на скамейках.
Дмитрий неуверенно набрал на домофоне две цифры: три и пять, тридцать пятая. После долгих гудков ответил приятный женский голос, оперный такой, как у статной дивы, весьма вероятно, что Леркин.
– Кто там?
У Дмитрия внутри слегка похолодело.
– М-мэ, извините, это Дима Кукарский, в тридцать восьмой жил. Я хотел узнать…
– Кто-о? Димка? – резко удивилась дива-дева. – Ну-ка, поднимайся!
И дверь приоткрылась. Кукарский быстро поднялся: а, будь, что будет – скорей бы уж!
На третьем этаже его уже ждали. Из тридцать пятой выглядывала высокая статная девица, точнее, женщина, Кукарский про себя называл таких породистыми.
– Ну, здравствуй, Дима, давай заходи, – сказала дама и отступила.
Дмитрий зашёл. Она предстала перед ним во всей красе. Лера во плоти, облачённая в красноватый халатик с оранжевыми цветочками. Именно такой он её и представлял: рост навскидку метр семьдесят, ровные локоны песочного цвета – до плеч, умные серые глаза, не потерявшие былого огонька. Не сказать, что красивое, но приятное лицо с каким-то оттенком чего-то грубоватого – быть может, с неправильным рисунком скул.
Он ждал всего, чего угодно. Что вот сейчас она скажет: «где ты был вчера, я тебе звонила?»
Или: «какого чёрта ты припёрся, мы же развелись?» Впрочем, про свое прошлое он ведь ничего такого не вспомнил вдруг.
Лера сказала иное.
– Господи, Димка, как ты изменился! Сколько мы не виделись? Кажись, лет двадцать пять. Надо же, четверть века, подумать только!
«Вот, значит, как!» – мысленно поразился Кукарский.
– Думаешь, двадцать пять? – недоверчиво протянул он вслух. – Я тоже… м-м… рад тебя видеть. Ты тоже отлично выглядишь.
– Ну да, ну да, заходи, чай пить будем, – сказала Лера и, уже удаляясь на кухню, добавила глуше: – А я о тебе вспоминала. Иногда. И в детстве – в интернате, и потом – за границей.
– В интернате, – задумчиво пробормотал Дмитрий, медленно продвигаясь на кухню. – За границей… И ты только сегодня прилетела, да?
– Нет, вчера.
– А где тётя Валя? М-м, то есть, твоя мама?
– Она в парикмахерской, я её отправила прическу навести. Так, захотелось, знаешь, подарок какой-нибудь сделать. – Лера обернулась, стоя у раковины с текущей водой, блеснула глазами. – Конечно, кроме гостинцев, которые из заграницы привезла.
– Так ты сейчас в какой стране живёшь? – Кукарский машинально присел на табурет у кухонного стола.
Лерка копошилась теперь около гарнитура с мойкой – нарезала хлеб. Её крупная интересная часть четко прорисовывалась сквозь халат.
– Как, разве ты не в курсе? В Бельгии. – Подруга детства снова обернулась, поправила локон над ухом. – Ах, ну да, ты ж давно в мамином доме не живёшь… А я приезжала пару лет назад и про тебя вспоминала, но только ни телефона, ни адреса. В «одноклассниках» и «контакте» тоже тебя не нашла.
– Ну да, я в соцсетях принципиально не регистрируюсь. Но теперь-то уж будем видеться.
– Ещё бы! Теперь ты от меня никуда не денешься! – Лерка с улыбкой выставила на стол тарелку с бутербродами.
Кукарский поймал её взгляд – пронзительный и таинственный, и спрятал глаза.
– Твоя мама так ни разу и не рассказала мне, – Дима пошёл на хитрость, – а почему ты попала в интернат? И как потом сразу перебралась за границу?
Лера озабоченно присела рядом за стол.
– Как, не рассказала? Странно. А я думала, ты всё знаешь. – Лерка принялась накручивать маленький локон на палец. – Ну, это долгая история, как я попала в интернат. В общем…Короче, у мамы было тяжелое материальное положение, отец не платил алименты. Она уехала на север на заработки, а меня пристроила к знакомой в элитный интернат. А после аттестата я сразу выскочила замуж за иностранца. Очень удачно, до сих пор не жалею.
Тут вскипела вода в зелёном электрическом чайнике. Лера наполнила кружки горячим чаем.
– Да уж, тебе можно позавидовать. – Дмитрий надкусил бутерброд и хлебнул чайку. – А сколько у вас детей? Ты их не привезла?
Едва поднеся кружку к сочным губам, Лера остановилась. Лицо её вмиг погрустнело.
– К несчастью, детей бог не дал.
В голове у Кукарского проскочила мысль: «вот ведь как всё хитро обустроилось!» А вслух он поспешил подбодрить:
– Ну, это ничего, может, ещё будет, сейчас все возможно.
Он хотел ещё что-то добавить насчёт современной медицины, в особенности, бельгийской, однако вовремя осёкся.
– Да я особо и не переживаю. – Лерка махнула рукой. – Ну а ты-то как? Рассказывай быстрее, женат и двое детей, да?
Зажигательная улыбка сделала её не очень симпатичное лицо образцом красоты.
– Я развёлся, не сошлись характерами. У меня есть дочка, уже в школу ходит, – сухо доложился Кукарский, пригубив кружку с чаем.
– Даже так? – удивилась Лера. – Ну что ж, с кем не бывает… (Она как-то странно принялась разглядывать его, словно он поскользнулся на ровном месте.) А ты здорово изменился, я б тебя и не узнала где-нибудь в другой ситуации… то есть, на улице.
– Что, поправился и постарел? – натянуто улыбнулся Кукарский.
– Я тебя и молодым-то не знала. Фотки бы посмотреть.
– Если хочешь, позже я сброшу тебе пару снимков. Куда-нибудь….
– Правда? Ну, скинь по телефону, я тебе номер дам. Или электронку свою напишу!
– Вот и прекрасно, – удовлетворился Дима. – Спишемся, будем общаться!
Затем некоторое время они просто молча потягивали чай и заедали бутербродами.
– Лер, а помнишь, в детстве мы стояли там, – вдруг прервал неудобную паузу Кукарский, кивнув головой в соответствующую сторону, – на пятачке в конце дома, и ты прикладывала мою руку к своему сердцу? И говорила, вот, мол, смотри, как оно бьётся странно.
– Что-то такое смутно припоминаю, – буднично сказала Лера с легкой улыбкой. – Ой, да сколько там всего было, всё и не упомнишь! Будешь ещё чаю?
Кукарский помотал головой:
– Да не, спасибо, я не голодный.
Он весьма огорчился её ответом, но виду не подал. Не так как-то всё получилось вообще, в целом, да и беседа, собственно, не склеилась толком. И Лерка вот оказалась совсем какой-то чужой, почти забывшей про него, про тот важный момент с биением сердца. А ведь он, можно сказать, жизнь ей спас, хоть и в ином обличии, но от смертоносного троллейбуса уберёг, и вот поди ж ты!.. Чай пьёт и даже не догадывается! Не помнит даже те важные дни!
– Кстати, Дим, а ты зачем к нам шёл-то? – вдруг спохватилась подруга детства.
– Я? – Кукарский посмотрел на остатки чая в своей кружке. – Да так, очутился в этом районе по делам, шёл мимо, дай, думаю, спрошу у твоей мамы, не попадались ли извещения какие с почты. Представляешь, три с половиной года с тех пор, как моя мать продала квартиру и уехала жить в деревню, а иногда чего-нибудь да приходит!
– А, вот оно что, – кивнула Лерка. – Ну, это я не знаю, это надо у мамы спросить. Ты подожди, она скоро придёт.
– Да нет, ты знаешь, я потом как-нибудь снова загляну. А то мне тут вспомнилось вдруг: надо срочно ещё в одно место заскочить.
И Дима как-то быстро засобирался. На удивление, Лера не стала спорить, только сотовый записала. Дмитрий дал свой номер и себе вбил её телефон. Про электронную почту как будто бы и забыли оба…
– Жаль, ну что ж, у всех дела… Но ты обязательно загляни!
Кукарский пообещал. Расстались простыми добрыми знакомыми.
Дима шёл домой пешком. Лёгкий майский ветерок дул ему в лицо. Он шёл и думал о многом. О том, что не оправдались его надежды на лучшее будущее, связанное с Леркой. О том, что умная природа-мать как всегда всё хитро обстряпала. В смысле, так же хитро, как например, разукрасила когда-то крылья бабочек. Лера выжила, но ничего своим существованием не изменила. Ровным счётом ничего – ни его собственную жизнь, ни жизнь страны, и даже новой какой-нибудь жизни не произвела и путёвку не дала! Разве что скрасила серые будни некоего бельгийского бюргера.
Стало быть, фигня всё, что там фантасты понаписали. Нет никакой петли времени, и гибель бабочки ни на что не влияет!
Ну и хрен вам, вдруг возмутился про себя Кукарский, это мы ещё посмотрим, чья возьмёт! Мы ещё наворотим «делов» в прошлом. Эксперимент только начался! Нужно немедленно сманить Колю – снова отправиться в пещеры, перебраться в чудесный застойный мир под названием СССР. А там наследить гораздо основательней! Так, чтоб уж точно отразилось! Вот тогда и посмотрим!
Осталось лишь обдумать, каким именно образом наследить.
Дмитрий не заметил, как пришёл домой, и первым делом принялся готовить еду. Несмотря на его слова в гостях у Леры, на самом деле голод он почувствовал с некоторых пор адский.
А суть тут не в матушке природе, подумалось ему за чисткой картошки. Дело в какой-то божественной природе времени. Время словно посмеялось над ними с Колей. Это не они с ним поиграли, а оно с ними обоими. И ещё не раз сыграет злую шутку!
Начистив картошки, Кукарский умеючи настрогал кирпичики и накормил опасно шипящую на плите промасленную сковороду. Затем достал сало из морозилки, тоже построгал, и с предвкушением облизнулся.
Обед удался на славу. Валяясь на диване с потяжелевшим животом, Дима нашёл в мобильнике Герасименко и позвонил. Отключился, когда надоела бесконечная череда длинных гудков. Странно, трубку не берёт. Спит, что ли?
Однако вечером Коля оказался вообще недоступен. Похерив надежду поговорить с сотоварищем, Дмитрий включил телевизор и снова стал проверять на различных каналах, не поменялось ли чего.
Но пластинки играли старые. Мир озабоченно жил своей сложной жизнью, с огромными экономическими проблемами (вся Европа трещала по швам вкупе с Америкой), с больными на голову звёздами шоу-бизнеса и ютуба, с бесконечной трескотнёй пошлых юмористов, с показными преобразованиями квартир и людей, со страдающими где-то от горя и нищеты бездомными и потерянными экземплярами общества.
Так Дмитрий и уснул с телевизором – ближе к полуночи.
А утром он поехал на работу, на маршрутке. «Логан» должны были вернуть в понедельник после обеда, то есть сегодня. В маршрутке люди толпились и мешались друг другу – в основном, злые и не выспавшиеся.
Перед одной из остановок высокий худощавый парень, пробираясь к выходу, нечаянно толкнул коренастого мужчину, и тот сразу взъелся:
– Куда прёшь, аккуратней надо, да?!
Парень на секунду затормозил и злобным оценивающим взглядом вперился в коренастого.
– Чо смотришь? – не растерялся тот.
– Чего ты дёргаешься, видишь, места мало! – отпарировал долговязый.
– Ну, сейчас будешь ещё мне тут втирать. Смотри, а то с тобой выйду! – коренастый развернулся грудью к сопернику.
– Ага, щас, испугался! – бросил длинный, и поскольку маршрутка уже остановилась, быстро вышел на улицу.
Пассажиры уставились на коренастого, но тот молча отвернулся к окну. Маленький конфликт исчерпался – обычное дело.
Дмитрию в очередной раз захотелось пофилософствовать.
Интересно, как люди за тридцать лет смогли изменитьсянастолько, спросил он себя? Неужели достаточно было перевернуть всё с ног на голову, чтобы они очерствели, поглупели и полюбили деньги? Неужели пресловутый переход к грёбаному капитализму сломал их, сделал какими-то далёкими друг от друга обывателями с недобрыми выражениями на лицах?
Там, в Советском Союзе, они выглядели иначе – спокойней, добрее и светлее, что ли. В тех же автобусах никто не ругался. Хотя, может ему показалось. Но, во всяком случае, ещё позавчера ему хотелось кричать: люди! Готовьтесь! Впереди вас ждут тяжёлые испытания! И выйдите вы из них не самым лучшим образом.
Но прохожие там были так беззаботны, так просты и довольны жизнью, так добры друг к другу, что казалось, ему лишь сниться сон.
И вдруг Дмитрий додумался, в чём суть. Русский человек – ленивая и терпеливая скотина, всегда плыл по течению. Все периоды истории. Лишь отдельные личности – поэты и другие деятели – пытались его вразумить, но эти личности были, по истине, гениями. Однако одновременно тираны гнобили гениев, остальных же людей подталкивали в нужное русло.
И вот безвозвратно кончились века тиранов и гениев, никто больше не подталкивает в нужное русло и не вразумляет опомниться, и страна катится сама по себе. И уже прикатилась сюда, чёрт знает, куда! И вот теперь имеем то, что есть.
На работе Кукарского тоже ждали одни разочарования.
Окунулся он прямо с порога да в полымя. На ресепшене очутилась дежурная девица, красотка Арина с тёмными глазами под соломенным каре и несомненно мощной грудью под блузой. Она встретила Кукарского строгим взглядом и сообщила, что уже имеет для него записку от директрисы. А в ней требовательно предлагается до десяти прислать по электронке отчёт о результатах последнего мониторинга торговой сети на предмет новой маркетинговой политики.
В общем, началось опять как в сказке про Иванушку-дурачка или про старика с неводом: пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что, причём, как можно быстрей! Кукарский запёрся в личном кабинете и начал напряжённо создавать отчет. Без пяти десять послание улетело начальнице.
И потом до обеда Дима разбирался с остальными бумагами, проклиная товарно-денежные отношения, надеясь в перерыве забрать машину и уже на ней поехать по объектам.
Около одиннадцати позвонил Коля.
– Привет, как дела?
– Пока не родила, – зло съязвил Дима. – Я тебе вчера дозвониться не мог.
– А, извини, хлопотал со всякой рухлядью. Представляешь, я раздобыл почти задаром два «Зенита» начала восьмидесятых! Завтра снова махнём в Совок, один испытаю в деле – хочу купить там плёнку и поснимать советские пейзажи.
– Вот как? – удивился Дима. – А зачем тебе это?
– Знаешь, я не говорил… Ещё в детстве увлекался фотографией. Так что хочу вспомнить старое. К тому же, там такие снимки получают… Короче, там такое можно нафоткать! Ну, сам видел, всё первозданное и забавное!
– А со вторым «Зенитом» что будешь делать?
– Его попробую реализовать рублей за пятьдесят. Чтоб было нам на что жить там. Кстати, ты как, сможешь назавтра отпроситься с работы?
– Попробую, – задумчиво протянул Кукарский. – А ты не боишься опять соваться в Совок?
Дима самодовольно улыбнулся своей случайной тавтологии.
– Боюсь. Но у меня есть новый план. По телефону рассказывать не буду, узнаешь с глазу на глаз.
– Ну, Коля, ты как всегда в своём репертуаре!
– Ага. Ладно, давай сегодня вечером подтягивайся ко мне, обсудим детали, согласен?
– Окей.
– Да, и не забудь вот что: пошарься у себя дома. Вдруг у тебя завалялись советские купюры. Рубль, там, или трёшка, а? Чем чёрт не шутит! А если купюр нет, то прихвати хоть книжку какую ценную. Например, «Три мушкетёра» там продать можно, когда денег у нас не будет. А год издания чёрной ручкой подправим.
– Ладно-ладно, гляну – не забуду! – улыбаясь, пообещал Дмитрий.
На этом разговор закончился. «Два „Зенита“» – несколько раз пробормотал себе под нос Дмитрий, хмыкнул и постучал пальцами по столу.
Выбивание отгула на завтра Дмитрий не стал откладывать в дальний ящик. Помявшись на месте пару минут, Кукарский побрёл к начальнице.
Директрису за глаза звали Шахиней, просто потому, что фамилия у неё была Шахова. Пока Дмитрий шёл к ней по коридорам офиса, поглядывая на мелькающих коллег (кое-кто протягивал руку для приветствия), в голове опять закрутились глобальные мысли.
Его в очередной раз побеспокоило вот что: почему другим всё равно, что у них нет свободы? Неужели они не понимают, как замучен и зажат каждый из них? Тяжелейшая зависимость от денег заставляет людей добровольно загонять себя в клетки офиса. Только в этих клетках вместо решёток жёсткие правила.
Правило первое. Ты подчиняешься противному и своенравному начальнику (редко когда попадается добрый). На работе ты его раб. (А ведь прав был пьяный Коля, чёрт его дери!) Что шеф скажет, то ты и делаешь. От него зависит, получишь ли ты так необходимую тебе свободу на завтра – отгул или день за свой счёт.
Но разве может в двадцать первом веке, веке торжества демократии и гаджетов, разве может один человек всецело подчиняться другому? Это же анахронизм какой-то, рабовладельческий строй, полнейшая несправедливость! Поэтому всегда, когда ты идёшь на ковер в предчувствии директорской грозы, помни – вы с ним одной крови, он такой же человек, он равен тебе, а не выше. Во вселенском масштабе мы все равны.
Правило второе, касающееся вообще нашей жизни. Ты глубоко зависим от квартирного вопроса. Либо ты соришься с родителями перед сном и поутру, либо выкладываешь солидную часть зарплаты каждый месяц за бетонную коробку, в которой даже не разбежишься, либо тебе в чём-то повезло (получил наследство, выиграл в спортлото джек-пот). А вот в советское время, между прочим, квартиры почти за так раздавали!
Правило третье вытекает прямо из первого. Ты не можешь жить в своё удовольствие, по крайней мере, сорок часов в неделю. Законных сорок часов жизни в неделю ты отдаёшь другим людям. За то, чтобы остальное время пожить в свое удовольствие.
Вот такой главный парадокс часто изумлял Дмитрия. Получался замкнутый круг.
Когда Дима приблизился к аквариуму – стеклянному кабинету Шахини – хозяйка оказалась на месте. И поскольку дверь застыла на половине поворота, он ступил на порог, бросив типичное: «Можно, Александра Степанна?» Та кивнула не глядя.
– Я посмотрела твой отчёт. Вполне пойдёт, – равнодушно бросила она, пялясь в монитор.
«Только и всего?!» – с неудовольствием заметил про себя Кукарский. Но для начала решил оптимистично доложиться о прочем, чтобы создать задел для просительной части.
– У меня пока всё по плану, щас после обеда отлучусь по объектам, так что не теряйте.
Шахиня, грузная женщина с намёком на присутствие талии, приподнялась с кресла и поправила цветок на подоконнике. Кукарский про себя оценил её деловое чёрное платье на четыре из пяти.
– Молодец, давай действуй! – бодро сказала она, села и уставилась на него пронзительным взглядом больших синих глаз, по которому он понял, что сегодня барыня в настроении.
В принципе, черты лица её тоже заслуживали четвёрочку, если не считать стрижки под мальчика и грубого рисунка скул.
– У тебя всё? – спокойно добавила Шахиня.
– Да-да. Только у меня проблемы дома, можно завтра мне день взять? – Он спрятал глаза и внутренне напрягся. – Я в среду отработаю подольше и сегодня.
– Целый день? – нахмурилась Шахиня. – Ну, смотри, главное, чтоб к вечеру среды у меня лежали твои предложения по магазину южного микрорайона. Ты знаешь, о чём я.
– Хорошо, я сделаю, – с облегчением кивнул Кукарский (предложения уже крутились в голове).
– Всё, спасибо, – бросила Шахиня и уткнулась в бумаги.
Дмитрий покинул её аквариум.
В голову стрельнуло вот что. Частенько брошенное напоследок «спасибо» или «удачи» звучит как «всё, ты свободен, можешь идти, ты мне больше не нужен, я уже взял от тебя всё, что хотел», или: «я уже высказал тебе всё, что наболело и больше не хочу с тобой разговаривать».
Вернувшись к себе, Кукарский принялся собираться на обед и за машиной. Настроение приподнялось. Ему уже поверилось, что впереди его ждёт только хорошее. По крайней мере, на самую ближайшую перспективу в день-два.
