Три дня неболомы, включая Сзета из Шиновара, летели на юг.

Они несколько раз останавливались, чтобы пополнить запасы из хранилищ, спрятанных на горных вершинах или в малоизвестных долинах. Чтобы найти сокрытые проходы, они часто взламывали по пять дюймов крема. Такое количество, вероятно, скапливалось за несколько веков, но Нин рассуждал об этих местах, как будто только что оттуда ушел. Он был сильно удивлен, когда обнаружил в одном из схронов остатки разложившейся пищи, – к счастью, запасы самосветов там были спрятаны таким образом, чтобы буря смогла их зарядить.

Только во время путешествия Сзет наконец-то начал понимать, насколько древним было это существо.

На четвертый день они добрались до Марата. Сзет бывал в королевстве раньше; он объездил бо́льшую часть Рошара в годы изгнания. Исторически Марат не был настоящим государством, но и не являлся краем кочевников, как заводи Хекси и Ту-Фалья. По сути, Марат был группой слабо связанных городов, которыми управляли племена, а во главе стоял великий князь. Хотя на местном диалекте он назывался «старшим братом».

Страна была удобной для остановки в пути из воринских королевств Востока в королевства Макабаки центрального и западного регионов. Сзет знал, что в Марате богатая культура и местные жители гордятся собой не меньше других наций, хотя в мировой политике никакой роли не играют.

Тем любопытнее было то, что Нин решил закончить их полет здесь. Они приземлились на равнине, поросшей странной коричневой травой, которая напомнила Сзету пшеницу, за исключением того, что травинки прятались в нору, оставляя на поверхности лишь колосящуюся верхушку. Колоски небрежно поедали дикие звери – широкие и плоские, словно диски на ножках. С помощью когтей они запихивали зерно в пасть.

Дисковидные животные, видимо, мигрировали на восток. Вместе с пометом они распространяли семена, которые, прилипнув к камням, переживали бурю и превращались в полипы. Следующий ветер уносил их дальше на запад, где они превращались в зерно. Все живое трудилось сообща – так Сзета учили в юности. Все, кроме людей, которые отказались от своего места. Они уничтожали, а не добавляли.

Нин кратко побеседовал с Ки и другими мастерами, и все – кроме самого Сзета и Нина – снова взмыли в воздух, устремившись к городу вдалеке.

Нин с Сзетом отправились в небольшое поселение на холме возле побережья.

Шинец знал, как выглядят последствия войны. Разбитые двери, развалины невысокой пробитой стены. Разрушения казались недавними, хотя все тела уже убрали, а кровь смыли Великие бури. Они приземлились перед большим каменным зданием с остроконечной крышей. Посреди завалов лежали сломанные могучие двери из духозаклятой бронзы. Сзет был бы удивлен, если бы кто-нибудь не вернулся, чтобы присвоить их из-за металла. Не каждая армия располагала духозаклинателями.

Ой, – очнулся меч у него на спине. – Мы пропустили веселье?

– Тиран в Тукаре решил прекратить войну с Эмулом и захватить восточные земли? – предположил Сзет, окидывая взглядом тихий город.

– Нет, – ответил Нин. – Здесь другая опасность. – Он указал на здание со сломанными дверями. – Сзет-сын-Нетуро, можешь прочитать надпись над дверью?

– Нет, абоши. Надпись на местном языке, алфавит мне незнаком. – Божественный почетный титул, как предположил Сзет, лучше всего подходил для обращения к одному из Вестников, хотя его народ так именовал лишь великих горных спренов.

– Там написано «справедливость». Это было здание суда.

Сзет последовал за Вестником вверх по ступенькам в просторный главный зал разрушенного здания суда. Здесь, куда не могла проникнуть буря, они нашли кровь на полу. Никаких тел, но много брошенного оружия, шлемов и – что встревожило – скудного имущества мирных граждан. Люди, вероятно, спрятались здесь во время битвы, в последней попытке отыскать безопасное место.

– Те, кого вы называете паршунами, именуют себя певцами, – пояснил Нин. – Они захватили город и заставили выживших трудиться в доках дальше по побережью. Сзет-сын-Нетуро, было ли случившееся здесь справедливостью?

– С чего бы? – Сзет содрогнулся. Из темных углов комнаты как будто доносились зловещие шепоты. Он приблизился к Вестнику ради безопасности. – Обычных людей, живущих обычной жизнью, внезапно атаковали и перебили?

– Плохой довод. Что, если лорд этого города перестал платить налоги, а затем заставил своих людей защищать город, когда прибыли высшие власти? Разве князя не оправдывает то, что он стремится поддерживать порядок на своих землях? Иногда справедливо убивать обычных жителей.

– Но тут-то произошло не это, – возразил Сзет. – Ты сказал, что это было вызвано армией вторжения.

– Да, – мягко согласился Нин. – Это вина захватчиков. Такова правда. – Он продолжил путь через пустой зал, и шинец держался рядом. – Сзет-сын-Нетуро, ты находишься в уникальном положении и будешь первым, кто принесет клятву неболома в новом мире – в мире, где я потерпел неудачу.

Они нашли новые ступеньки возле задней стены. Сзет достал сферу для света, поскольку Нин в нем как будто не нуждался. К тому же свет отогнал шепоты.

– Я посетил Ишара, – продолжил Нин. – Вы называете его Ишу-сын-Бога. Он всегда был самым мудрым из нас. Я не хотел… верить… в то, что случилось.

Сзет кивнул. Он понял. После первой Бури бурь Нин настаивал, что Приносящие пустоту не вернулись. Он выдвигал одно оправдание за другим, пока в конце концов не был вынужден принять увиденное.

– Я трудился тысячи лет, чтобы предотвратить новое Опустошение, – вещал Нин. – Ишар предупреждал меня об опасности. Теперь, когда Честь мертв, другие Сияющие могут нарушить баланс Клятвенного договора. Они способны свести на нет определенные… меры, которые мы приняли, и враг этим воспользуется.

Он задержался на ступеньках и посмотрел вниз на свою руку, в которой появился блестящий осколочный клинок. Один из двух недостающих Клинков чести. Народ Сзета заботился о восьми. Когда-то давным-давно их было девять, потом этот исчез.

Сзет видел его изображения: поразительно прямой и безыскусный для осколочного, но все же элегантный. Две прорези бежали по всей длине оружия – щели, которых никогда не могло существовать в обычном мече, так как они ослабили бы его.

Они двигались по мансарде в верхней части зала суда. Хранилище записей, судя по разбросанным на полу учетным журналам.

Обнажи меня, – посоветовал меч.

– Зачем, меч-ними? – прошептал Сзет.

Чтобы сразиться с ним. Я думаю, он может быть злым.

– Он один из Вестников; из тех, в ком меньше всего зла в этом мире.

Хм. Это точно не сулит ничего хорошего этому миру. Как бы там ни было, я лучше того меча, который у него есть. И могу это доказать.

Пробравшись сквозь юридический мусор, Сзет присоединился к Нину у окна мансарды. Вдалеке береговая линия изгибалась, образовывая большую бухту, где блестела голубая вода. Там виднелось множество мачт кораблей, вокруг суетились фигуры.

– Я потерпел неудачу, – повторил Нин. – И теперь, во благо людей, справедливость должна свершиться. Очень трудная справедливость, Сзет-сын-Нетуро. Даже для моих неболомов.

– Абоши, мы будем стремиться быть такими же бесстрастными и логичными, как ты.

Нин рассмеялся. В его смехе отсутствовала радость, которую ожидал услышать Сзет.

– Я? Нет, Сзет-сын-Нетуро. Меня едва ли можно назвать бесстрастным. В этом и заключается проблема. – Он замолчал, уставившись в окно на далекие корабли. – Я… отличаюсь от того, каким был когда-то. Может, я изменился к худшему? Несмотря на все это, часть меня желает быть милосердной.

– Разве… милосердие – такая плохая вещь, абоши?

– Неплохая, просто хаотичная. Если ты глянешь записи в этом зале, то увидишь, что одна и та же история повторяется в них вновь и вновь. Снисходительность и милосердие. Мужчин освобождают от наказания за содеянное, потому что они были хорошими отцами, или любимы в обществе, или ради чего-то важного. Некоторые из тех, кого освобождают, меняют жизнь и становятся полезными для общества. Другие повторяют свои преступления и творят великие трагедии. Дело в том, Сзет-сын-Нетуро, что мы, люди, не умеем предвидеть, кто и как себя поведет. Цель закона состоит в том, чтобы нам не приходилось выбирать. И тогда наивная сентиментальность не сможет нам навредить. – Он снова посмотрел на свой меч. – Ты должен выбрать Третий Идеал, – сообщил он Сзету. – Большинство неболомов посвящают себя закону и решают в точности следовать законам тех земель, куда отправятся. Хороший вариант, но не единственный. Думай мудро и выбирай.

– Да, абоши.

– Есть вещи, которые ты должен увидеть, и вещи, которые ты должен узнать, прежде чем сможешь решить. Остальным нужно истолковать клятвы, которые принесли раньше, и я надеюсь, что они узрят истину. Ты будешь первым из нового ордена неболомов. – Он посмотрел в окно. – Певцы позволили жителям этого города вернуться сюда, чтобы сжечь своих мертвецов. Большинство завоевателей не склонны к столь добрым жестам.

– Абоши… могу я задать вопрос?

– Закон есть свет, и тьма не служит ему. Спроси, и я отвечу.

– Знаю, что ты великий, древний и мудрый, – сказал Сзет. – Но… судя по тому, что видят мои недостойные глаза, ты не следуешь собственным предписаниям. Ты упоминал, что охотился на связывателей потоков.

– Я получил законное разрешение на казни, которые совершил.

– Да, – согласился Сзет, – но ты проигнорировал многих нарушителей закона, чтобы преследовать этих немногих. Абоши, у тебя были мотивы вне закона, и ты не был беспристрастным. Ты жестоко применял конкретные законы для достижения своих целей.

– Это правда.

– Так это просто твоя… сентиментальность?

– Отчасти. Хотя у меня есть определенные поблажки. Тебе рассказали о Пятом Идеале?

– Идеале, согласно которому неболом становится законом?

Нин протянул в сторону свою пустую левую руку. В ней появился… осколочный клинок, совсем не похожий на Клинок чести в правой.

– Я не только Вестник, но и неболом Пятого Идеала. Пусть я изначально скептически относился к Сияющим, но считаю, что, кроме меня, никто не присоединился к собственному ордену. И теперь, Сзет-сын-Нетуро, мне нужно рассказать о решении, которое мы, Вестники, приняли давным-давно. В день, который позже стали называть Ахаритиам. В тот день, когда мы пожертвовали одним из нас, чтобы закончить цикл боли и смерти…