Глава десятая
Тень корабля-призрака
I
– Почему они молчат?
– Перестань.
– Это слишком долго. Я устала ждать.
– Успокойся.
– Ты можешь что-нибудь сделать? Ты мужчина или тряпка?
– Я отсканировал рисунки Каджара. Я разослал их во все группы. Там обещали справиться у местных. Мы ждем ответа. Мы не можем покинуть посольство. Что я должен сделать еще?
– Накричать на меня. Обозвать неврастеничкой. Ударить кулаком по столу.
– Зачем?
– Я обижусь и замолчу. Ненадолго.
– Ты – неврастеничка.
– Еще!
– Ты величайшая дура в Галактике.
– Убери руки. И губы. И вообще уберись подальше.
– Хорошо.
Ночь прилипла к стеклу. Звякала, лязгала, пыхтела. Цокали копыта. Фыркали кони. Всадники вершили бесконечный круг почета. Наверное, они сменялись. Невозможно ездить столько времени. Толпа растаяла, как сахар в кипятке. Десятка два упрямцев торчали на улице, подбадривая всадников криками. Час назад Ник включил «глушилку», но тишина оказалась еще хуже. Все время чудилось, что к тебе подкрадываются. Что происходит непоправимое, а ты не в курсе, не готов, тебя застигнут врасплох… Так лучше. Пусть ночь и звуки.
Присутствие должно быть обозначено.
– Знаешь, они хотели поставить Артуру имплантант. Я воспротивился.
– Какой имплантант?
– Следящий. На биологической основе. Вживить «самописку»: в глаз, или еще куда… Я сказал: только через мой труп. Если ребенок пройдет сквозь Скорлупу, а имплантант – нет… Представляешь, как парня разворотит?
– Типун тебе на язык. Идиот.
– Вот-вот. Да, парень ходит туда в нашей одежде. Бреслау особенно упирал на одежду. Я сказал, чтобы он вживил имплантант себе. И обозначил подходящее место.
– Ты – мой герой. Наш герой.
– Если бы…
Я – космос, шептала ночь за окном. Черный, безбрежный космос. Помните это, вы, укрывшиеся в жалкой скорлупе посольства. Факелы – огни звезд. Всадники – спутники, скользящие по орбите. Толпа – флуктуации континуума, готовые жрать. Звуки – иллюзия, эхо радиоволн. Малейшая трещинка в обороне, и я ворвусь, отнимая дыхание, замораживая кровь.
Люди разошлись по своим комнатам. Люди притворялись, будто спят. Читают. Смотрят фильмы. Слушают музыку. Люди лгали, и не стеснялись лжи. Это называлось одним словом – ожидание. Чего? – неважно. Цель не так интересна, как процесс.
Цок-цок. Бряк-бряк. Спокойной ночи.
– Не знаю, надо ли рассказывать тебе об этом…
– Хорошее начало. Радует.
– Я говорил со спас-рейдером.
– Какие-то неприятности?
– Нет. Они готовы вытащить нас в любой момент. Просто в системе… Ты не поверишь. Я сам, когда узнал…
– Кончай жилы тянуть. Мучитель.
– В системе был замечен корабль-призрак. Представляешь? Я всегда считал его выдумкой. Флуктуация, похожая на парусник. Говорят, это к счастью.
– Врешь. Кто такое говорит?
– Я. Точно, к счастью. С рейдера сообщают: крутится неподалеку, но к планете не подходит. Агрессии не проявляет. Наверное, скоро уйдет. Как счастье наступит, так и уйдет.
– Вряд ли.
– Ты что-то знаешь?
– Нет.
– Врешь.
– Отстань от меня. Ничего я не знаю. Спроси у Тирана, он знает все.
– Эх ты, телепатка. Совершенно не умеешь врать.
– Ты меня достал! Посол-призрак!
– Все, молчу…
Ночь вздрогнула, услышав писк уникома.
– Да! Я на связи. Что? Подтверждается? Кухандиз, старая крепость в дне пути… Ага, в смысле, конного пути. Какие еще джинны? Понял, суеверия. Составь отчет, сбрось мне. Не надо сейчас! Можно утром. Все, отдыхайте.
– Что там?
– Ты слышала. На рисунках Каджара – город Кухандиз. Заброшен давным-давно. Местные туда не ездят. Боятся джиннов. Короче, город реален. Настолько, насколько вообще реально все за Скорлупой…
– Я поеду туда.
– Нет.
– Поеду. Как только все нормализуется, я поеду в Кухандиз.
– Ага, конечно. Галопом поскачешь.
– Я могу – сквозь Скорлупу.
– Ясное дело. Не забудь взять с собой Артура. Экскурсия в Джинн-парк. Покатаетесь на аттракционах, купите мороженое… Парень любит земляничное. А мы останемся ждать. Груша и Скунс с ума сойдут. Если ты не в курсе, тут один уже слетал на небеса. Не хватало нам уравновесить ситуацию… Да, я помню. Типун мне на язык.
– Здесь бывали энергеты?
– Где? В посольстве? В Джинн-парке?
– На Шадруване.
– Легкость твоих мыслей меня умиляет. Если помнишь, мы говорили о Кухандизе…
– Были или нет?
– Нет.
– Причина?
– Дурацкий вопрос. Мы не покажем Шадруван никому, пока не разберемся в Скорлупе.
– Ни один энергет не заряжал аккумулятор возле Скорлупы?
– Нет.
– Какое из твоих двух «нет» – правда?
– Отстань.
– Ответь.
– Я хочу спать.
– Ответь.
– Кто из нас телепат? Все, я уже сплю. Если тебе так неймется, залезь ко мне в голову и найди ответы. Там их навалом. Извини за беспорядок, я давно не прибирался…
Врешь, думала Регина. И предлагаешь мне взять правду без спросу. Милый Ник, я не хочу без спросу. Я хочу, чтобы ты сам. Пять минут назад я врала тебе про корабль-призрак. И мечтала, чтобы ты догадался без моего участия. Мы квиты. Я обещала молчать про судьбу экипажа «Цаган-Сара». Ты обещал молчать про энергетов, погибших на Шадруване. Смерть твоей жены, монополия Ларгитаса на Скорлупу – мы знаем каждый свою половинку правды, и лжем, не краснея; и мечтаем поделиться с любимым человеком, но так, чтобы это произошло без нашего участия. Гуси в кувшинах, мы тянем шеи, гогочем, и все без толку. Кувшины сталкиваются, высекая искры. Гусям от этого ни холодно, ни жарко. У каждого – своя свобода, свой плен. Мы можем лишь сцепиться клювами – случайный поцелуй двух Вселенных…
Гуси. Кувшины. Искры.
Она поняла, что это значит, и побледнела.
– Собери завтра всех. У меня есть кое-какие соображения.
– Насчет поездки в Кухандиз?
– Насчет природы Скорлупы.
– Ты не хочешь сперва поделиться ими со мной?
– Хочу. Ты даже не представляешь, как хочу.
II
– Начнем, господа.
Они собрались в столовой. Первый секретарь заикнулся было насчет конференц-зала, но Ник зыркнул на него бешеными, красными от недосыпа глазами, и секретарь увял. Чем зал не устраивал господина посла, осталось загадкой. Над столом висел квартет «мыльных пузырей». В сферах маячили головы ученых мужей – по одному от каждой исследовательской группы. Пограничные области физики, технесфетики, организмики, полевой информатики…
– Вчера доктор ван Фрассен сообщила мне ряд фактов, способных кардинально изменить ход наших исследований. На основе их у доктора возникла более чем оригинальная гипотеза. Но сначала – факты…
Утро лезло в окно – подслушивать.
– Первое: кроме аборигенов, в Скорлупу сумели проникнуть два человека – мой сын Артур и доктор ван Фрассен. Второе: при погружении Скорлупа для них исчезала, открывая местность, являющуюся прямым продолжением Шадрувана, данного нам в ощущениях. Это полностью совпадает с рассказами аборигенов. Третье: доктор ван Фрассен вошла в Скорлупу в состоянии «срыва шелухи», известного как «эффект Вейса». Телепат высшей квалификации, доктор не могла ошибиться…
Стук копыт на улице.
Барабанная дробь: «Смертельный номер!»
– Четвертое: Каджар-хабиб трагически погиб, когда челнок выходил на орбиту. Пятое: на рисунках покойного изображен город, находящийся за Скорлупой. Город опознан аборигенами по ряду характерных деталей. Сговор или мистификация исключены. Шестое: тот же город был опознан по рисункам Артуром и доктором ван Фрассен…
– Но они не забирались так далеко за Скорлупу! – возразила голова маркиза Соренсена.
– Вы правы.
Господин посол прошел отменную дипломатическую школу. Не верилось, что образец спокойствия, кивнувший Соренсену, и полуночный безумец, который, выслушав, чуть не ударил Регину по лицу – один и тот же человек. Слишком остро врезалось в память: она умолкает, чувствуя сухость в горле, а Ник, ее Ник, сидя на разостланной кровати… Нет, он не ударил. И ничем не показал, что хочет это сделать. Но сердце, способное дать фору телепатии, подсказало: женщина совершила какую-то ошибку, и мужчина еле сдержался, чтобы не наказать ее первобытным, звериным способом.
«Это Т-синдром. Рецидив. Я приписываю собеседнику идиотские мотивы, и сама же анализирую плоды своего воображения…» Регина знала, что Т-синдром оставил ее навсегда. Но так было легче.
– Мой сын и доктор ван Фрассен посетили этот город более двух лет назад. Подчеркиваю: посетили, не погружаясь в Скорлупу.
– Что за…
Герцог Ван Дер Гаальс сдержался в последний момент. Слово «бред» не слетело с его губ. Указательными пальцами герцог массировал виски. Бессонная ночь выдалась сегодня у всех.
– Во время лечения Артура доктор сочла необходимым провести обследование психики ребенка «под шелухой». И оказалась в городе, изображенном на рисунках.
– Вы хотите сказать, что галлюцинаторный комплекс совпал с образом, который генерирует у аборигенов Скорлупа? Потрясающе! – глаза маркиза Штольца заблестели. – Полагаю, доктор, вы извлекли этот образ из памяти какого-нибудь аборигена – осознанно или бессознательно – а затем рефлекторно спроецировали…
– У меня к вам есть встречный вопрос, маркиз. Способны ли вы – осознанно или бессознательно – залезть в карман случайному прохожему?
– Что вы себе позволяете, доктор?!
Регина приблизилась к сфере с головой Штольца:
– Я жду ответа. Уж будьте так любезны.
– В принципе, теоретически, я могу залезть в карман прохожему. Руки же у меня есть! – маркиз поднял ладони к лицу, демонстрируя их собравшимся. – Но я никогда этого не сделаю. Ваши намеки оскорбительны…
– Вы полностью контролируете свои действия?
– Да!
– Законы и мораль не позволят вам совершить кражу?
– Да!
– А рефлекторные навыки карманника у вас отсутствуют?
– Разумеется!
Маркиз сделал глоток кофе, поперхнулся и зашелся кашлем.
– Тогда почему вы оскорбляете мои принципы? Мое законопослушание? Почему считаете, что мой самоконтроль слабее вашего? Вы пробовали жить под дубль-блоком: круглосуточно, год за годом? Такова жизнь телепата. Мне проще дать вам пощечину, чем без спросу «извлечь образ» из вашего мозга! Кроме того, вы забыли одну мелочь.
– Какую же?
– До последнего времени я не умела читать мысли шадруванцев.
– Сверхслабые контакты, которых вы не замечали…
– Исключено. Могу привести аналогию, но вы опять обидитесь.
Раздались нервные смешки.
– Погодите! – взвился маркиз. – А шах? Вы ведь установили с ним контакт? Ваше похищение, доктор – не тайна, знаете ли! Вы могли случайно, в состоянии аффекта, сами того не заметив из-за стресса…
– Договаривайте.
– …прихватить из памяти шаха образ города…
– Случайно, значит. Прихватить. Вы упорно навязываете мне клептоманию, маркиз. Хочу напомнить вам: два года назад шах Хеширут был слеп.
– Он же не родился слепым? Детские воспоминания…
– Вы хватаетесь за соломинку, лишь бы не признать очевидного.
– Чего? Физического аспекта ваших профессиональных галлюцинаций?
Гася скандал, Ник перехватил инициативу:
– Согласно гипотезе доктора ван Фрассен, «галлюцинаторный комплекс», воспринимаемый телепатами «под шелухой», и Шадруван, скрытый от нас за Скорлупой – суть одно и то же. Не возьмусь судить, имеем мы дело с реальностью, доступной не всем, или с информационным фантомом… Что бы это ни было, оно существует объективно. Здесь, в Скорлупе, мы имеем локальную зону прорыва того плана бытия в наш.
Воцарилось молчание, прерванное Штольцем:
– Да вы шутник, господин посол! И ради этого вы нас собрали?
– Замечу, маркиз, что данная гипотеза объясняет все изложенные мной факты. Чего нельзя сказать ни об одной из «теорий Скорлупы», существующих на сегодняшний день.
– Вы – дипломат, Зоммерфельд. Доктор ван Фрассен – врач. Ваши суждения…
– Погодите, коллега, – вмешался герцог Ван Дер Гаальс. – Ваш напор смущает даже меня. В конце концов, мы – люди науки, а не истребители еретиков. Давайте не будем разжигать костер. Лучше попробуем верифицировать гипотезу доктора ван Фрассен. Все равно мы на карантине, и вокруг дежурят эти сердитые кавалеристы…
Маркиз скривился, словно лимон надкусил, и с неохотой кивнул.
– Итак! – молчавший до сих пор физик Рильке азартно потер руки. – Что мы имеем? Исходная посылка: энергоинформационный конгломерат за Скорлупой – это и есть «вторичная реальность» менталов. Шадруван внутри «цирка» – область ее пересечения с континуумом Ойкумены. Здесь можем находиться как мы, так и аборигены – предположительно, материализованные Скорлупой инфо-матрицы «с той стороны». Микс-зона. Я верно излагаю, доктор?
– Я сама бы не сформулировала лучше. Благодарю вас, герцог Рильке.
– Именно что цирк… – съязвил неугомонный Штольц.
Рильке его проигнорировал:
– Всегда к вашим услугам, доктор. Попытки проникнуть за границу микс-зоны оканчиваются неудачей, ибо базовые свойства «чистых» континуумов различны. Мы видим неприступную стену, а шадруванский посол – «небесный свод», о который в итоге разбивается. Пока противоречий нет. Доктор ван Фрассен «проницает» Скорлупу, находясь в состоянии «срыва шелухи». Ранее, в континууме Ойкумены, вы совершали такие переходы только на ментальном уровне?
– Да.
– А в микс-зоне переход произошел физически?
– Именно так.
– Каким же образом «проницает» Скорлупу малыш Зоммерфельд? Он телепат?
– Нет. Однако он – аутист. Ребенок много времени проводил «под шелухой», не интересуясь внешним миром. После курса лечения Артур социализировался, но по-прежнему расположен «уходить под шелуху».
– Очень интересно! Я бы сказал – необычно…
– Артур – необычный ребенок.
– Я верю вам, как специалисту. Идем дальше. Основное доказательство вашей гипотезы – рисунки покойника-Каджара. Город опознали аборигены; вы же с мальчиком видели город «под шелухой», не погружаясь в Скорлупу физически. Факт впечатляющий. Но коллега Штольц прав: одного этого недостаточно. Науке известны куда более поразительные совпадения. У вас есть другие доказательства, доктор?
– Они связаны со спецификой моей работы.
– Мы внимательно вас слушаем.
– Первое, – Регина принялась загибать пальцы, подражая Нику. – У телепатов существуют два способа работы: обычный и со «срывом шелухи». В первом случае я неспособна установить контакт с шадруванцами. Они не существуют для меня, как мыслящие существа. В этом плане я ничем не отличаюсь от приборов, отказывающихся воспринимать Скорлупу.
– Продолжайте.
– Второе: «под шелухой», используя флейту, как стимулятор процесса, я обретаю доступ к сознанию аборигенов. При этом мир вокруг меня не меняется.
– А что, должен?
– Когда у меня «срывает шелуху», я мысленно попадаю… Скажем так: в другое место. «Вторичная реальность» заметно отличается от первичной. На Шадруване мир вокруг меня при «срыве шелухи» остается прежним. Если в этот момент я контактирую с разумом кого-то из шадруванцев – я продолжаю находиться в микс-зоне, как метко выразился герцог Рильке. Обе реальности в этой зоне для меня идентичны.
– Доказательства… м-м-м… специфические…
– Я бы сказал – весьма шаткие!
– Как гипотеза, частично подтверждаемая…
– Чем? Рисунками дикаря? Галлюцинациями доктора?
– Не забывайтесь, маркиз…
– Словами малолетнего аутиста?!
Шагнув к столу, Николас Зоммерфельд изо всех сил ударил маркиза Штольца по лицу. Рука прошла сквозь голограмму. Потерявшему равновесие Нику пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. Кровь отхлынула от его щек. Дыхание с хрипом вырывалось изо рта. Казалось, господин посол только что завершил марш-бросок с полной выкладкой.
Все ахнули, как в дешевой мелодраме.
Забыв, что удар не в силах причинить ему вред, Штольц отшатнулся. Голова маркиза дернулась, как воздушный шар на ниточке, и исчезла из сферы. А когда вернулась обратно, лицо Штольца выражало обиду ребенка, наказанного без вины.
– Вот и славно, – сказал маркиз. – Вот и ладушки. Давайте бить по морде, когда не хватает аргументов. Вы лучше скажите мне, коллеги, и вы, кулачный боец… Если шадруванский цирк – микс из Ойкумены и галлюцинаций, то почему эти драные энергеты здесь дохнут?!
И он победно оглядел собравшихся.
III
Слово было сказано.
«Они все в курсе. И уверены, что я – тоже. Никто не одернул маркиза, напомнив о секретности. Они – ученые, а не „спецовка“; секретность – не их конек. Радуйся, Ник: я узнала случайно, без твоего участия…»
– У вас есть ответ, доктор?
«Не торопись. Ты изумлена. Гибель энергетов – новость для тебя…»
– Энергеты? Они что, гибнут здесь?
Головы заворочались в сферах. Маркизы и герцоги переглядывались, меняясь в лице. Квартет анти-гусей: тело свободно, зато голова в кувшине. Кажется, до мужей науки дошло, что натворил болтун Штольц.
– Гибнут, да? Как на Мондонге?!
Тишина.
– Ты знал! Знал!!! И позволил вызвать меня сюда?!
Это была лучшая пощечина Ларгитаса. Хоть выставляй в Национальном Музее Оплеух. Звук хлесткий, как выстрел. Контакт плотный, с душой. Господин посол чуть не упал во второй раз. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось сделать два шага назад. Щека багровела отпечатком женской ладони. Все линии жизни – налицо. Глаза Николаса Зоммерфельда сияли восторгом. Не будь он дипломатом – разразился бы аплодисментами.
Режиссер Монтелье – гений-мизантроп – оценил бы сцену по достоинству.
– Я могла погибнуть! Ты чуть не убил меня, мерзавец!
– Успокойтесь, доктор! Вы же не энергет!
– Вам ничего не угрожало…
– Ах, не угрожало?!
Руки затряслись – очень, очень натурально.
– А «срыв шелухи»?! Эффект Вейса?! Об этом кто-нибудь подумал?! Энергеты у них умирают? А я?! Сволочи, сукины дети, твари безмозглые…
– Великий Космос! Она права…
Регина перевела дух. Подсказка сработала.
– Все обошлось, верно? Вы живы-здоровы; деретесь, как грузчик…
– Сядьте, доктор. Дышите глубже…
– Дайте ей воды!
Она позволила усадить себя в кресло. Вцепилась в предложенный стакан. Зубы стучали о стекло, вода текла мимо рта. Блузка промокла насквозь. Ник, скотина, пялился на ее грудь. И Груша пялился. Тоже скотина. Нет чтоб спасать…
– Доктор провела интересную параллель.
Герцог Ван Дер Гаальс клюнул первым. Уступать герцогу лавры первооткрывателя было жалко до слез. Но лучше так, чем объясняться с Тираном по поводу информации, украденной у Рауля.
– Телепатов и энергетов роднит эффект «вторичной реальности». Доктор, вы говорили о двух способах менталоскопии. Правда ли, что и вы, и энергеты не так уж часто «уходите под шелуху»?
Вместо нее кивнул Штольц, специалист по биоэнергетике.
– Ментальная деятельность, – герцог рассуждал вслух, – не так жестко связана с физиологией, как расовые свойства энергетов. Доктор ван Фрассен на Шадруване, образно говоря, всего лишь оглохла.
– Всего лишь?!
– Не сердитесь, доктор! Для вас это было крайне неприятно. Но, к счастью, не смертельно. От глухоты не умирают. Но для брамайна или гематра подобная «глухота» – считай, отказала печень. Почки, легкие… В итоге – летальный исход. Верно, маркиз?
– Да.
Мрачный, как туча, Штольц словно присутствовал на чьих-то похоронах.
– Энергеты накапливают энергию, как дышат. Безусловный рефлекс, не контролируемый сознанием. Вы же, доктор, контролируете свою ментальную активность. Там, где брамайн гибнет, вы «глохнете». Но, уйдя «под шелуху», переключаете внутренние настройки, и опять «слышите». По идее, сумей энергет на Шадруване справиться с паникой и уйти…
Лицо герцога взорвалось. Звук пропал. Сфера мигнула – и схлопнулась, исчезнув в повторной вспышке белого света.
IV
– Что за…
Задавшись целью оправдать сравнение с грозовой тучей, голова маркиза Штольца извергла слепящую молнию. Вторая голосфера унеслась в небытие.
– Что со связью?
Посольский техник уже возился с панелью коммутатора. Вызвал «контрольку», нырнул в нее едва ли не по пояс. Головы Рильке и Соренсена переглянулись и, будто сговорившись, исчезли. На сей раз – без спецэффектов.
– Жаль, Паука нет… – посетовал Груша, сочувствуя мучениям техника.
– Какого еще паука? Откуда в столовой пауки?!
Нервничая, второй секретарь нарывался на скандал. Ему не хватало виноватого. Он готов был назначить виноватым кого угодно, и осудить, и сорвать злость. Будем надеяться, подумала Регина, ему хватит ума вовремя притормозить. Или у него латентная арахнофобия?
– Нет, вы мне объясните про пауков…
Груша показал секретарю кукиш, и секретарь увял.
– Ну, что там?
– Спутниковые каналы накрылись, – ответ техника прозвучал глухо, как из бочки.
– Все?!
– Ага…
– Может, поломка у нас? В посольстве?
– Тестирую. Пока – норма.
– Норма? – секретарь переназначил жертву. – Это, по-твоему, норма?! Идиот!
– Сейчас переключусь на корабельный ретранслятор…
Под потолком качнулся пузырь вирт-дисплея. Изображение дергалось, агонизируя. Оно то становилось плоским, то вновь возвращало себе объем. Темнота аритмично сменялась вспышками. Сумасшедшая дискотека качала взгляды на мертвой зыби – нутро рубки, искореженное до неузнаваемости, слепые бельма экранов, обрывки кабелей и волноводов, похожие на свежую требуху; в пульт уткнулось кресло, вырванное «с мясом», в кресле – тело, мягкое до тошноты…
Лицо.
Черные потеки превращали его в маску карнавального урода.
– …жаль. Не могу. Не могу, вашу мать…
Хрип умирающего наполнил столовую.
– Сделали, как щенков… Флот! вызывайте флот…
Голос утонул в скрежете сминаемой обшивки. Стены рубки ожили, надвигаясь со всех сторон. Лицо запрокинулось; мелькнула рука, отчаянно упирающаяся в пульт. «Давилка», вспомнила Регина. Упражнение на соревнованиях по троеборью ВКС. Сержант-канонир с «Бесстрашного» продержался до прихода спасателей. Но сержанту было, на кого надеяться…
Пузырь дисплея погас.
Белый как мел, как снег Кутхи, Ник отступил к стене.
– Ничего, – губы посла тряслись. – Ничего, все нормально. Все под контролем.
Он говорил, как заведенный, боясь замолчать.
– Не надо бояться. Не надо. В конце концов, никто не знает, когда ему суждено…
– Умереть? – подсказал деликатный Груша, выбираясь из угла, где сиднем просидел весь ученый диспут. Телохранитель закурил, хотя в столовой это было строго запрещено, и продолжил, окутан дымом: – Отчего же? Лично я, например, знаю. Вплоть до минут.
– В смысле? – вытаращился на него Ник.
Сейчас Николас Зоммерфельд забыл все: молчащие, а скорей, уничтоженные спутники, гибель орбитального рейдера, неутешительные перспективы бытия. «Не хватало нам еще безумного спецназа!» – ясно читалось в глазах господина посла. Тень корабля-призрака лежала на Шадруване, и в этой тьме, нахлынувшей из глубин космоса, все виделось иначе. Так лицо мальчишки в тени становится лицом порочного лилипута. Впору поверить, что блудная флуктуация под парусами нарочно явилась в систему мстить ларгитасцам – за что?! – спустя годы, минувшие со дня трагедии «Цаган-Сара».
Месть, вспомнила Регина одну из любимых присказок Старика, это блюдо, которое едят холодным. Великий Космос, при чем здесь месть?
– Интересуетесь? – Груша выпустил серию дымных колец. – У нас секретов нет. Сейчас мне пятьдесят девять. Я умру через девятьсот шестьдесят два дня, восемь часов и тридцать две минуты. За секунды не поручусь. Если, конечно, меня не убьют раньше…
– Откуда такая точность?
– Последствия модификации, – любезно разъяснил Груша. – Побочный эффект. Вот, не могу без курева. А у Скунса вечно течет из носа. Мой папаша, земля ему пухом, мечтал, чтобы сын пошел по его стопам. Сын и пошел – еще в животе моей драгоценной мамочки. Целевая коррекция внутриутробного развития плода… Остальное, извиняюсь, вам знать незачем. Остальное, извиняюсь, суровые будни. Ладно, я к Скунсу. Обмозгуем ситуацию…
В мертвой тишине он вышел из столовой.
Ник прислонился к стене. Ноги его подкашивались. Губы по-прежнему дрожали – то ли он отвечал Груше, не видя, что отвечать уже некому, то ли продолжал успокаивать всех, никого, себя… Николас Зоммерфельд, думала Регина. Знаешь, на кого ты похож? На человека, который долгое время, день за днем, жил в ожидании кошмара. Спал, брился, ходил в сортир – и ждал. Представив себе будущий удар судьбы в подробностях; просчитав каждую деталь, каждый возможный поворот. Составив план действий, наконец. И вот, когда кошмар явился во плоти, ты, так тщательно подготовившийся, оказался не готов…
Жил.
Ждал.
…знал заранее.
«Однажды я приняла решение не читать твои мысли без спросу…»
«Что?! Кто это?!»
«Ты прекрасно знаешь, дорогой – кто это. Я так решила, и я отступалась от данного мной слова. Волей случая, под давлением обстоятельств. Всякий раз меня мучила совесть. Мне было плохо…»
«Это подлость! Ри, это подлость!»
Мальчик с букетом люминолусов. Верный советчик. Юный любовник. Надежное плечо. Предатель. Муж Амалии. Пьяница. Дипломат. Отец Артура. Король мангала. Друг. Любимый. Лжец. Череда образов, всаженных в мозг Николаса Зоммерфельда, как очередь из музейного пулемёта. И любой образ – правда, и любой – пуля.
«Теперь я меняю решение. Я буду поступать так, как сочту нужным. Когда захочу, по своему выбору. Потому что выбирающий всегда прав. А сомневающийся всегда в убытке. Помнишь?»
«Это удар в спину – в такой момент…»
«Ты мечтал о жене-телепатке?»
«Прекрати! Немедленно…»
Опытный телепасс, пожалуй, все нашел бы быстрее. Клод Лешуа за эту секунду расчленил бы энграмму на чистую информацию и эмо-фон. Но и Регина ван Фрассен справилась неплохо. Учитывая, что стресс вывел нужный сектор памяти на поверхность, обложив участок горящими «маячками» – да, совсем неплохо.
V
– …ни одну тайну нельзя хранить вечно. Надеюсь, вы это понимаете.
Рептилоид облизнулся длинным раздвоенным языком. Прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Вполне человеческие, надо сказать, руки. И фигура – человеческая. И хвост отсутствует. Сюртучная пара цвета крепкого кофе. Туфли начищены до легкого сияния. А морда – типичный дриптозавр. Как владелица химеры, Регина разбиралась в ящерах.
Не узнать в рептилоиде Тирана было невозможно.
– У любой тайны есть свой «период полураспада». Рано или поздно информация просачивается. Это вопрос времени.
– К чему вы клоните, Бреслау?
– Феномен Шадрувана. Планеты на задворках Ойкумены. Планеты, которая по каталогам необитаема. Вы видели записи, читали отчеты. Вы летите на Шадруван нашим послом. Бросьте играть в дурачка! У нас нет времени на театр.
– Исследованиям присвоен высший уровень секретности.
– Не обольщайтесь, Зоммерфельд. Рано или поздно энергеты все узнают.
– Каким образом?
– Да какая разница!
Ящер раздраженно клацнул зубами. Регина не знала: сразу ли Ник сформировал в памяти «рептильный» образ Тирана, или дриптозавр возник позже? Жутковатая ассоциация…
– Заинтересуются чартерами в дикое захолустье. Проанализируют грузовые потоки. Обнаружат, что вся техника, поставляемая куда-то, работает только на ларгитасских источниках питания. Выяснят, что маркиз Штольц отсутствует там, где должен, по идее, находиться. Случайный разведчик сунется в систему Шадрувана. Да кто-нибудь банально сболтнет лишнего после пятой рюмки!
– Спасибо, что предупредили. Буду пить не больше четырех.
– Не смешно, Зоммерфельд.
– Мне тоже. Хорошо, однажды нас «взломают». Я хорошо представляю последствия. Заявление в Совет Лиги. Обвинение в нарушении норм галактического права. Скандал. Контакты с местными и все исследования переходят под юрисдикцию Совета Лиги…
Яркий вторичный образ: зал заседаний Совета. Долговязый вудун, пылая гневом, произносит обличительную речь. Указующий перст безошибочно находит в зале представителя Ларгитаса. Это – Ник. Фиолетовая мантия взлетает крылом нетопыря…
– Поздравляю, Зоммерфельд, – голос Тирана смыл зал заседаний, как мокрой тряпкой. – Вы сейчас изложили вариант А. Но есть еще вариант Б.
– Силовой?
– Все зависит от того, какая именно информация просочится. Если станет известно, что мы узурпировали контакт с цивилизацией Шадрувана – это одно. Дело ограничится нотой протеста и разбирательством. Но если инорасцы уяснят истинную цель наших исследований… Да хоть просто заподозрят! Вам известно, что после инцидента на Мондонге энергеты создали межрасовую группу, призванную отслеживать подобные феномены по всей Ойкумене? Поверьте, они не сидят без дела. И в случае чего не задумаются принять меры… Налить вам бренди, Зоммерфельд? Ну, как знаете. А я выпью.
Звон хрустального графина о край бокала.
– В этом случае нас ждет блокада системы. Захват корабля на орбите. Высадка десанта для захвата наших людей. Впрочем, не беспокойтесь. Вероятность утечки информации в ближайшие три-четыре года крайне невысока. И даже при силовом варианте я не вижу непосредственной опасности для вашей жизни…
Голос Тирана превращается в вой пурги. Ник – молодой, двадцатилетний! – стоит на перекрестке дорог. Разбитый съезд с шоссе, рядом догорают обломки вездехода. Косматый хвост копоти – жирной, липкой! – ползет в небо. Вокруг, до горизонта – грязный, ноздреватый снег. Ветер швыряет в лицо ледяную крупу. Над шоссе завершают боевой разворот два помпилианских «Emissarius». Холод пробирает до костей. Или это не холод? Страх? Ведь Ника здесь нет. Здесь никого нет. А значит, стрелки в своем праве. Им все можно.
Никого нет? – никого и не будет.
В руках у юноши – букет люминолусов. Ник сжимает его, как оружие. Самолеты заходят на цель. Визг нарастает, валится с небес зубьями огромной пилы…
VI
Когда лицо Тирана, утратив весь ассоциативный сюрреализм, возникло вновь, и вдруг оказалось заключенным в черную траурную рамку – Регина испугалась. На краткий миг почудилось – ментальный процесс вышел из-под контроля. Она растеряла все навыки, она сведет Ника с ума, и сама перегорит раньше, чем десант высадится на Шадруван. Паника нахлынула, обожгла и исчезла. Мокрая от пота, больше всего на свете желая принять душ, а потом – хоть расстрел, доктор ван Фрассен смотрела на рамку гиперсвязи. Из рамки, не моргая, на нее смотрел Тиран.
– Зоммерфельд? – спросил он. – Это вы?
Нет, кивнула Регина. И опомнилась: что я делаю?
– Зоммерфельд? Канал еле держится, я ни черта не вижу. Вы слышите меня?
– Слышу, – просипел Ник. – Вижу.
– Вы не один? Ладно, какая теперь разница… Это вариант 6-Б. Вы меня поняли? 6-Б, с кучей, мать их, отягчающих. Не психуйте, Зоммерфельд, мы вас вытащим. Сразу сдавайтесь десанту. Слышите? Сдаетесь и ждете. Они вас и пальцем…
– Кто там? – голос вернулся к Нику. – На орбите?
– Точно не знаю. Кажется, гематры. Предупредите руководителей групп: никакого героизма. Никакой дешевой партизанщины. Руки вверх и бегом в плен. На допросах говорите, что угодно. Это уже не имеет значения. Вы поняли меня?
– Да. Говорю, что угодно. Без разницы.
– Зоммерфельд, вы пьяны? Впрочем, так даже лучше. Яйцеголовые научники, не от мира сего. Дипломат-алкоголик. Ребенок-аутист. Лечащий врач мальчика. Эта, как ее… Химера. Безобидный набор; комар носу не подточит… С остальным мы разберемся. Это еще надо доказать, что Шадруван обитаем! Галлюцинаторный комплекс ни один закон не сочтет полноценной цивилизацией…
Тиран облизал губы – обычным, человеческим языком. Почесал щеку; дернул уголком рта. Наморщил лоб. Лицо его находилось в непрестанном движении. Это нельзя было списать на проблемы гиперсвязи. Это объяснялось лишь одним: Тиран психовал куда больше Ника.
– Да, вот еще… Не вздумайте искать защиты у Кейрина! Хан сдаст вас, едва поймет, что он – муха на ладони десанта. Дикарь пошлет им ваши головы… Проклятье! Как невовремя… Зоммерфельд, вы хоть понимаете, как это все невовремя? Мы стояли на пороге открытия. Мы держали удачу за хвост. Еще чуть-чуть, последнее усилие…
– Значит, мы успели в самый раз.
Голос, произнесший финальную реплику, был незнаком никому из собравшихся. Густой, рокочущий бас. Адмирал Рейнеке-Кровопийца говорил так же. Но дубль-дед Регины никогда не говорил сухо и бесстрастно, как машина.
В глубине рамки, за Тираном, проступило чужое лицо. Оно приближалось, глянцевым спрутом всплывая из глубин космоса. Психоз, вторая личность наслаивалась на Тирана изнутри, превращая ларгитасца в портрет работы художника-маньяка. Когда смотреть на это было уже невозможно, Тиран уменьшился, как если бы струсил, и мини-сектором удрал в верхний угол рамки.
– На связи адмирал Шармаль, – сообщил пожилой гематр, оккупировав экран. – 3-й флот ВКС Элула. Десанта не будет. Повторяю: десанта не будет. Наземный «цирк», окруженный тем, что вы называете Скорлупой, подвергнется бомбардировке. Все живое в «цирке» будет уничтожено. Все материальные объекты будут уничтожены. «Цирк» будет заражен радиацией, исключающей нахождение человека даже в спецсредствах защиты. Мне очень жаль.
Он снял фуражку, обнажив наголо бритую голову.
– Очень жаль, – равнодушно повторил адмирал Шармаль.
– Вы за это ответите! – пискнул крошка-Тиран. – Вы не имеете…
Адмирал еле заметно пожал плечами:
– Официально планета необитаема. За что мне отвечать?
– Там люди! Вы прекрасно знаете…
– Там никого нет. Ни души. Я разговариваю с призраками. И вы, Бреслау, понимаете это не хуже меня. Вы так старались, чтобы там никого не было. Ваши герцоги сейчас преподают в университетах. Ваша телепатка в отпуске, кутит на курортах. Ваши дипломаты просиживают зады в департаментах. Ваши аборигены – фикция, дым на ветру…
Наверное, в виде текста речь адмирала смотрелась бы эмоциональной. Читатель нагружает прочитанное собственными чувствами. Но слушать это было невыносимо. Язвительные, жгучие слова не подкреплялись ни единой интонацией. Только паузы, когда адмиралу требовалось набрать воздуха.
Речь судьбы, не знающей страстей.
– Ни единого свидетельства, прошедшего регистрацию в канцеляриях Лиги. Ни одного официального документа в вашу пользу…
– Прекратите!
– Я мог бы вообще не разговаривать. Мог бы сразу отдать приказ сбросить бомбы.
– Это преступление!
– Нет. Это самооборона.
– Ваш сарказм…
– Нет, Бреслау. Ваша мания величия. Она нуждается в постоянных уроках. Жестоких уроках. Так хищник нуждается в хлысте дрессировщика. Вы неразборчивы в выборе средств? Мы тоже. Насилие, Бреслау. Вы мечтали о насилии, как инструменте политики? Вы его получите.
Нас уже нет, поняла Регина. Мы – вчерашний день. Они разговаривают друг с другом, зная, что нас нет. Мы – мертвецы. Время не имеет значения. Оно пройдет, и все продолжится без нас.
Ей захотелось кричать. Но закричала не она.
– Ты не человек! Ты автомат! Бездушный компьютер!
Из Рауля Гоффера, просидевшего все заседание тише мыши, сейчас, как когда-то из его сестры Линды, бил мощный поток – страстное, запредельное чувство, и имя ему было ненависть. Ненависть пропитывала все вокруг. Заражала сердца, отравляла воздух. Шадруван корчился от яда, ворочаясь под ногами.
– Не человек! Нет!
– Вы ошибаетесь, – после долгой паузы сказал адмирал Шармаль. Речь его стала рубленой, отрывистой. Любой, разбирающийся в гематрах, отметил бы, что адмирал взволнован сверх меры. – Я человек. Аарон Шармаль, шестидесяти двух лет от роду. И вы человек. Как бы вас ни звали. Сколько бы лет вам ни было. Мы оба – люди. Один убивает, другой умирает. И у каждого есть на это причина. Веская причина. Просто я успел первым. А могли успеть вы. Знаете, что движет Вселенной?
– Ваша прихоть?!
– Случай. Других богов нет.
– И это говоришь ты, счетная машина?
– Это говорю я, Аарон Шармаль. Выполняя приказ моего командования, я даю вам двадцать шесть с половиной часов. Одни местные сутки. Считайте это последней сигаретой приговоренного. Потом упадут бомбы.
Рамка стала черной.
– Сутки, – криво улыбаясь, сказал Ник. – Это он не нам. Это он Бреслау дал время.
– Зачем? – не поняла Регина.
– Гематры умеют считать. Пригнать сюда военных наши не успевают. Ближайшая эскадра войдет в систему часов через пятьдесят, не раньше. Значит, у Бреслау есть три варианта действий. Он может вступить с гематрами в приватные переговоры. Которые, я уверен, не дадут результата. Он может заявить официальный протест в Совет Лиги. Растрезвонить об агрессии гематров на всю Ойкумену. Тогда бомбардировку придется отменить. Но в этом случае Ларгитас будет вынужден явиться в Совет с повинной, рассекретив все материалы по Шадрувану. Комиссия Лиги закроет планету на карантин, а на Ларгитас повесят всех собак. И наконец…
Ник уставился на рамку гиперсвязи, словно Тиран еще был там.
– Бреслау может промолчать. Дать гематрам отбомбиться. И молчать дальше. Это лучше, чем предстать перед Советом Лиги, отвечая на серьезные обвинения. Думаю, он так и поступит. Я так думаю, а гематры наверняка это уже вычислили. Сутки, дамы и господа. Все, что у нас есть.
– Все, что есть, – шепотом повторил Рауль.
Секретарь и техник молчали.
– Я чуть не ударил тебя ночью, – Ник обращался к Регине так, будто кроме них в столовой никого не было. – Помнишь? Ты рассказывала мне, что твой галлюцинаторный комплекс и реальность Шадрувана – одно, ты захлебывалась открытием, счастливая, а я слушал, и готов был поднять на тебя руку. Меня пишут, Ри. Меня пишут все время, пока я здесь, и пакеты уходят по гиперу на Ларгитас. Все, что услышал я, вскоре услышал Бреслау. Пока мы совещались, дома шло параллельное совещание. Если твоя гипотеза верна… Родина мудра и беспощадна. Она без колебаний похоронит надежду на скорое лидерство в Ойкумене, похоронит вместе с нами, лишь бы никто не узнал, что реальность энергетов, скрытая «под шелухой», реальна по-настоящему. Иначе мир перевернется. Путь энергетов получит физическое обоснование; техноложцев же сочтут ущербными…
Пауза.
В нее уместились бы все последние сутки, без остатка.
– Нами пожертвуют, Ри. Адмирал Шармаль бомбит идею оружия против энергетов. Генерал Бреслау руками гематров бомбит правду об изнаночной реальности. Он не скажет ни слова против. Гематры тоже будут хранить молчание. Ойкумена ничего не узнает. Статус-кво, будь он проклят…
Мы – мертвецы, вновь прозвучало в тишине. Нас уже нет. Великое ограничение вступило в свои права, и это было близко если не к великому счастью, то к великой свободе. Космос сжался в точку: здесь, сейчас, а скоро – нигде и никогда. Регина не знала, что делать, и поэтому сделала единственное, что умела – вернула Николасу Зоммерфельду энграмму, украденную у него двадцать минут назад.
Изменив ее по собственному желанию.
…вой пурги.
Ник стоит на перекрестке дорог. Разбитый съезд с шоссе, рядом догорают обломки вездехода. Косматый хвост копоти ползет в небо. До горизонта – грязный, ноздреватый снег. Ветер швыряет в лицо ледяную крупу. Над шоссе завершают боевой разворот два самолета. Холод пробирает до костей. Или это не холод? Страх? Ведь Ника здесь нет. Здесь никого нет. А значит, стрелки в своем праве.
Никого нет? – никого и не будет.
В руках у Ника – букет люминолусов. Он сжимает цветы, как оружие. Самолеты заходят на цель. Визг нарастает, валится с небес зубьями огромной пилы…
Смолкает.
Висят недвижные самолеты. Копоть – камень. Стих ветер. От вездехода к Нику иду я. Никого нет? – неправда. Вот ты. Вот я. Мы – есть.
Она перестаралась.
Сказалось нервное напряжение. Энграмма пошла бесконтрольно, с такой силой, что накрыло всех – как в детстве, на «космической свадьбе». Честное слово, она не хотела.
…от леса шел Рауль, по колено проваливаясь в снег. На колесе вездехода сидел второй секретарь. Техник исподлобья глядел на самолеты, будто прикидывая, достанет ли камнем. Лепила снежок Матильда. А по шоссе к ним бежал Артур, босой на одну ногу. Сандалией он размахивал, как саблей…
– Оставайтесь в посольстве, – сказал Николас Зоммерфельд, и шоссе сгинуло. – Я еду во дворец, к шаху. Надо организовать эвакуацию людей за Скорлупу.
Он так и сказал: людей.
– Если не вернусь через два часа – поступайте на свое усмотрение.
VII
Через два часа он не вернулся.
КОНТРАПУНКТ РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА
(из дневников)
У Вселенной – множество центров. Вселенная вертится вокруг них, сводя с ума астрономов. Вокруг каждого в отдельности; вокруг всех в целом. Это движение не опишет ни одна наука. От него кружится голова. Вы только представьте! – вот-вот, уже закружилась.
Грузчик на Хиззаце. Танцовщица на Тилоне. Банкир с Элула. Фермер с Борго. Школьница с Карттики. Полковник на Квинтилисе. Генерал с Тира. Дезертир на Принципе. Баронесса терпногнозии на Ларгитасе. Проститутка с Оуанги. Гитарист с Китты. Старик, умирающий на Магхе. Его жена, год назад эмигрировавшая на Шууду. Их дети – бригада толкачей звездолета «Солнце Тарпея».
Он. Ты.
Ее сын. Твоя мать.
Оборванец, роющийся в мусорном баке.
Впрочем, мы-то знаем, что все это ложь. Нам доподлинно известно, вокруг какого единственного центра вращается Вселенная. И это тоже правда. Которую не объяснить никакой наукой. Не опровергнуть самыми убийственными аргументами. В ответ мы просто улыбнемся, закроем глаза и представим…
Вот-вот.
Уже закружилась.
