В среду утром он встретился с Ульрикой Стенхольм, которая принесла исписанный пометками блокнот.

– У тебя с собой мой приговор, – пошутил Юханссон, кивнув на ее записи.

– Если ты в состоянии слушать, то…

– Я готов, – подтвердил Юханссон, и внезапно его захлестнуло сильное и совершенно необъяснимое чувство. На сей раз радостное возбуждение.

Доктор Стенхольм четко и методично излагает суть дела, словно читает лекцию в университете. У него образовался тромб в левом полушарии головного мозга, что привело к «частичному параличу правой стороны», и в результате, помимо всего прочего, «уменьшилась подвижность» его правой руки и снизились чувствительность, подвижность и сила правой ноги. Поскольку он прекратил дышать примерно на минуту, вероятно, мозговая функция также была нарушена на короткое время, но каких-либо необратимых повреждений найти не удалось.

– В кратковременной остановке дыхания нет ничего необычного, и ее могут вызвать самые разные причины, – объяснила Ульрика Стенхольм.

– Я вообще не понимаю, почему это со мной случилось. Я никогда не имел проблем с башкой. Даже почти не пользовался таблетками от головной боли.

«И простата функционирует замечательно», – подумал он, но поскольку это не имело никакого отношения к делу, предпочел промолчать.

– Проблема не в этом, – сказала доктор Стенхольм. – Проблема в твоем сердце.

– В моем сердце, – повторил Юханссон.

«О чем, черт возьми, она говорит? Небольшая одышка порой, при излишних физических нагрузках немного давило в груди, пожалуй сердечко чуточку пошаливало, могла слегка закружиться голова, когда он вставал слишком резко. В общем, ничего сверхъестественного. Обычно, чтобы прийти в норму, хватало нескольких глубоких вдохов и короткого сна днем.

– Твое сердце, к сожалению, не в лучшем состоянии.

Она изменила положение головы и кивнула два раза, чтобы подчеркнуть свои последние слова.

– То есть тромб, в моей черепушке просто некий бонус, – сказал Юханссон.

– Да, пожалуй, можно так сказать. – Она улыбнулась. – Теперь я должна объяснить подробнее.

«Неплохой список», – подумал Юханссон, как только она закончила. Фибрилляция предсердий, нарушение сердечного ритма, увеличение сердца, аневризма аорты… Его мотор работал слишком надрывно и неровно плюс еще какой-то подарок, название которого он не запомнил, и все из-за того, что многовато ел, вдобавок чересчур жирную пищу, мало двигался, имел приличный избыточный вес и высокое кровяное давление, слишком много волновался, и у него зашкаливало содержание холестерина в крови.

– Фибрилляция предсердий – главное зло во всей драме. Из-за нее образуются тромбы, – объяснила доктор Стенхольм, в то время как ее мина не оставляла никаких сомнений относительно наличия и массы других проблем у него в груди.

– И что ты думаешь делать со всем этим? – спросил Юханссон. Сдаваться он точно не собирался. Особенно при мысли обо всех тех налоговых отчислениях на здравоохранение, которые ему пришлось сделать за долгую и нелегкую трудовую жизнь, тогда как симулянты разных мастей обкрадывали его при помощи своих доверчивых врачей.

– Лекарства, – ответила Стенхольм. – Из тех, которые понижают кровяное давление, разжижают кровь, уменьшают холестерин, и ты уже принимаешь их. Но остальное, однако, придется делать самому.

– Скинуть вес, избегать стрессов, начать прогулки, – перечислил Юханссон.

– Видишь, ты все прекрасно знаешь. – Доктор Стенхольм улыбнулась. – Тебе надо начать заботиться о себе. Только и всего, ничего сложного.

– И тогда я доживу до Рождества? – спросил Юханссон. У него стало радостно на душе, давно он не чувствовал себя так хорошо.

С чего бы это?

– Я серьезно, – произнесла Ульрика Стенхольм без намека на улыбку на лице. – Если ты не изменишь свой стиль жизни, и я имею в виду радикальные перемены, то умрешь. Если прекратишь принимать свои лекарства или даже будешь небрежно относиться к ним, боюсь, это случится довольно скоро.

– Но тромб, который проник ко мне в башку, стал просто маленьким бонусом. Поскольку мое сердце внезапно закапризничало и начало доставать меня?

– Он был предупреждением, – ответила она. – И ты еще легко отделался. У меня есть пациенты, получившие более серьезный первый звонок по сравнению с тобой. Проблемы с сердцем, вдобавок, возникли у тебя уже несколько лет назад. Разве твой врач не говорил тебе об этом?

Доктор Стенхольм внимательно посмотрела на него.

– Я регулярно проверяюсь. Ежегодно у меня слушают сердце и так далее, – объяснил Юханссон. – Но мой доктор обычно доволен мной.

– Неужели никогда ничего не говорил?

– Нет, – подтвердил Юханссон. – Только что мне надо меньше волноваться. Но никогда никаких лекарств, ничего такого.

– Странный врач, если хочешь знать мое мнение.

– Ни в коем случае, – возразил Юханссон. – Мы сто лет охотимся вместе. Ходим на лося в местах, где я родился и вырос. Он родом из соседней деревни. Его отец был ветеринаром в Крамфорсе. Сам он изучал медицину в Умео. Обычно осматривает меня, когда мы видимся на сентябрьской охоте.

– Извини за назойливость, но он никогда ничего не говорил о твоем сердце?

– Не-ет, – ответил Юханссон, его уже начало реально утомлять ее нытье, которому, казалось, не будет конца. – При нашей последней встрече он даже восхищался моим хорошим здоровьем. Завидовал мне. Сказал, что я, наверное, счастливый человек.

– Восхищался? И в каком же плане?

«Ладно уж», – подумал Юханссон и решил закончить их совершенно бессмысленный разговор.

– По поводу моего члена и простаты, – объяснил он. – Как он сказал? Буквально, будь у него мой член и моя простата, он был бы счастливым человеком. Он уролог и наверняка знает, о чем говорит. Повидал на своем веку много километров мужских достоинств.

«Ну, довольна? Сама напросилась».

Доктор Стенхольм лишь разочарованно покачала головой. С кислым выражением лица.

– У тебя самой, кстати, есть какие-то вопросы? – спросил Юханссон с невинной миной.

– А если я спрошу о том, что очень меня заинтересовало? «О чем она? И все такая же хмурая», – подумал Юханссон.

– Относительно белки, – догадался он. – Если ты в состоянии слушать.

Его внезапно вспыхнувшая злость уже угасла.

Потом он рассказал ей обо всех белках, застреленных им в детстве. О том, как они двигают головой. О тех сотнях часов, которые он просидел, наблюдая за ними. И что она для обычного наблюдателя, не имеющего его опыта в данной области, никоим образом не напоминает белку.

– У меня, наверное, что-то вроде нервного тика.

Ульрика Стенхольм кивнула в подтверждение своих слов.

Сейчас ее настроение явно улучшилось. Она даже улыбнулась, но голову держала прямо.

– Вообще-то я хотела спросить о другом. Это касается не тебя лично, а твоей работы. Твоей прежней работы, – объяснила она. – Решила воспользоваться случаем, пока мы с тобой наедине. У меня есть один вопрос.

Юханссон кивнул.

– Ты в состоянии выслушать? Это долгая история.

– Я слушаю, – сказал Юханссон.

Так это началось для Ларса Мартина Юханссона. Поскольку для других участников событий все произошло гораздо раньше.