47
Понедельник 26 июля 2010 года
Понедельник. Новая неделя и еще один день его жизни, который прошел почти впустую. Завтрак, лечебная гимнастика, плановый визит к Ульрике Стенхольм сорока четырех лет без намека на морщины на гладкой белой шее. Невролога, дочери священника. Очень похожей на белку, когда она крутила своей головкой с белой, коротко подстриженной шевелюрой.
– Как у тебя дела?
– Двигаюсь вперед, – сказал Юханссон.
«Черт с ней, с постоянной головной болью, с давлением в груди и с бесполезным придатком, в который превратилась правая рука. Кончай ныть».
– У меня такое же впечатление, что ты двигаешься вперед, – согласилась она. – Физиотерапевт очень тобой довольна, кстати. И по словам Пии, у тебя дома тоже все работает как часы.
– А как твои дела? – поинтересовался Юханссон.
– Ничего. – Ульрика Стенхольм покачала головой. – Я просмотрела все бумаги отца. Все пакеты и картонные коробки, и, будь уверен, действовала очень тщательно. Но не нашла ничего, кроме заколки и конверта, в котором она лежала.
– Но что-то ты все-таки, наверное, нашла, – возразил Юханссон.
– Ничего, касающегося Жасмин. Несколько старых программ выступлений Маргареты Сагерлиед в церкви Бром-мы, пару приглашений моим родителям на ужин к ней домой в ту пору, когда ее муж еще был жив, несколько старых фотографий, скорее всего сделанных, когда папа и мама гостили у нее и ее мужа. На одной она поет в церкви. По-моему, ее сделали во время рождественской мессы в семидесятые. Я положила их сюда, – сказала она и протянула коричневый конверт.
– Это все?
– Да, все, – ответила Ульрика Стенхольм. – А как дела у тебя?
– Нормально, – сказал Юханссон. – Скоро я возьму его.
– Ты знаешь, кто это? Можешь рассказать?
Ульрике Стенхольм с трудом удалось скрыть удивление.
– Обещаю, ты первой все узнаешь, – заверил Юханссон. «Почему я так сказал?» – подумал он.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Я чувствую себя предателем, – поведал его лучший друг три часа спустя.
– Я слушаю, – сказал Ларс Мартин Юханссон, уже просчитав, как обстояло дело.
Повторилась обычная история с семейными отношениями и неожиданными сложностями, порой возникающими на ровном месте. Все началось с того, что у Ярнебринга появился новый автомобиль. И пусть он даже получил его за полцены, по мнению супруги Ярнебринга, у них хватало проблем поважнее и было куда тратить деньги. Особенно у двоих людей, живущих на ее зарплату полицейского и его пенсию.
– И что тебе пришлось сделать? – спросил Юханссон, хотя уже знал ответ.
– Сдался, – ответил Ярнебринг. – Она купила горящую путевку для нас в Таиланд. Отпуск любви. По ее мнению, ей надо взять бразды правления в свои руки, если она хочет сохранить меня. Всего только неделя.
– В разгар шведского лета, – констатировал Юханссон, внезапно почувствовав возбуждение, которое отныне неизменно приходило на смену его головной боли, неприятным ощущениям в груди, страхам, злости и унынию.
– Ах, эти женщины… – проворчал Ярнебринг.
– Я справлюсь, – сказал Юханссон.
«Только обещай ничего не говорить моему брату».
– Я уже разговаривал с твоим братом, кстати, – сообщил Ярнебринг, словно научился читать чужие мысли.
– И что он сказал?
– Что не стоит позволять бабам командовать. А потом порекомендовал несколько хороших мест в Таиланде.
«Похоже на Эверта», – подумал Юханссон.
Как только Ярнебринг покинул его, вошла Матильда и принесла ему большую чашку чая и бутерброд. Грубый ржаной хлеб, салат, порезанные кружочками помидоры, все от души покрыто слоем вяленого мяса. И он снова испытал угрызения совести.
– За мной так не ухаживали с тех пор, как я в раннем детстве лежал дома больной, – сказал Юханссон.
Матильда кивком указала на ящики с бумагами, стоявшие на полу рядом с диваном:
– Работаешь над каким-то старым делом? Ты же знаешь, насколько важно для тебя сохранять спокойствие и не нервничать? Тебе надо научиться расслабляться.
– Случай как случай, – проворчал Юханссон. – Старое нераскрытое убийство.
– Убийство – это круто.
– Не будь ребенком, – сказал Юханссон и покачал головой. – Там нет ничего крутого. Просто грустная история. И ужасная к тому же.
– Если хочешь, я могу тебе помогать.
– Вряд ли получится, – сказал Юханссон.
– Почему же?
– Материалы расследования считаются секретными как раз для того, чтобы любопытные личности вроде тебя не могли в них копаться.
– Можешь не беспокоиться относительно меня, – сказала Матильда. – Я умею держать язык за зубами.
– О’кей, – сдался Юханссон, которому в голову пришла еще одна ценная мысль. – Ты умеешь искать в Сети?
– Не так хорошо, как Лисбет Саландер, но я справлюсь. «Какая еще Лисбет Саландер?» – подумал Юханссон.
– Ты, пожалуй, могла бы отобрать из Интернета все, что найдешь, о человеке по имени Йозеф Саймон.
– Понятно, смогу. Ты скоро узнаешь о нем все, – пообещала Матильда. – Он и есть главный злодей?
– Нет, – усмехнулся Юханссон. – Он – врач, родился в 1951 году. Прибыл в Швецию в качестве политического беженца из Ирана в семьдесят девятом. В девяностом покинул Швецию и перебрался в США. Вероятно, ужасно богат. Трудится в области фармакологии.
– Почему тогда он так интересует тебя?
– Я хочу знать, как он справился со своим горем, – ответил Юханссон.
Пия приходит домой и спрашивает, как он себя чувствует.
– Хорошо, – отвечает Юханссон и улыбается, несмотря на боль в голове и давление в груди. Пусть он всего четверть часа назад проглотил еще пару пилюль, которые должен принимать только в случае крайней необходимости. Но всевозможные страхи внезапно навалились на него, словно он был беззащитным ребенком, и его единственным спасением могло стать небольшое помутнение рассудка, которое дарила маленькая белая таблетка.
– Как жемчужина в золоте, – врет Юханссон. – Подходи и садись. Расскажи, как дела в банке, любимая.
«Почему я так сказал? – думает он. – Почему просто не спросил, как дела на работе?»
* * *
Вечером позвонил его зять и сообщил, что все идет по плану и пока он не столкнулся ни с какой непреодолимой проблемой.
– Я по большому счету разобрался с Эрикой Бреннстрём и двумя ее дочерьми, – поведал он.
– Ты нашел их отца?
– Да, – ответил Альф Хульт. – Он один у обеих. Его зовут Томми Хёгберг, родился в 1956-м. На три года младше Эрики Бреннстрём, которая родилась в пятьдесят третьем. Старшая из их дочерей, Каролина, появилась на свет в семьдесят пятом, а ее младшая сестра, Джессика, в семьдесят девятом. Эрика никогда официально не была замужем за Томми Хёгбергом, но они сожительствовали, и он признал отцовство в обоих случаях. Тебе послать все по факсу или по электронной почте?
– По факсу, – сказал Юханссон. – Тогда мне не придется мучиться со всеми маленькими клавишами на компьютере, – объяснил он.
«Отцовство, значит, парень признал».
– Судя по налогооблагаемым доходам, папаша, похоже, не отличался особым трудолюбием. Пожалуй, тебе стоит узнать через твоих коллег, не засветился ли он на криминальном поприще тоже. Интуиция подсказывает мне это.
– Вот как, – сказал Юханссон.
«Интересно, а у Томми Хёгберга нет ли за душой чего-либо, в чем он хотел бы признаться?» – подумал он.
Юханссон закончил разговор и едва успел отложить в сторону телефон, прежде чем заснул.
