Глава IX
Ночное бегство
За разговором они сами не заметили, как подошли к станции.
– Нам повезло, – сказал Ватсон. – Через четверть часа будет поезд, так что мы вернемся в Лондон уже через час. К тому времени, как мы закончим ужинать, уже стемнеет, и можно будет отправиться к дому мисс Раппаччини. Вы же помните, что нас ожидает дева в беде? Хотя пока у меня нет идей насчет того, как ее выручить.
– Диана, убери письмо, пока мы не сядем в поезд, – сказала Мэри. – В купе мы сможем как следует его разглядеть. Кстати, ты же знаешь, что воровать дурно?
– Ага, – сказала Диана. – Можешь поблагодарить меня попозже, я не спешу.
Когда все они уселись в купе первого класса, Диана снова вытащила письмо из кармана.
Холмс протянул за ним руку.
– Не думаю, – возразила Диана. – Пусть Мэри откроет. Вы и так слишком много о себе воображаете.
– Диана! – воскликнула Мэри, однако же чувствуя себя польщенной, что может первой вскрыть конверт. В конце концов, эта тайна принадлежала ей в большей степени, чем детективу! Его это все не затрагивало так лично. А ее затрагивало. Это ее родной отец был членом Общества алхимиков, это он совершил… что именно? По крайней мере одно убийство – точно. А может, и хуже того. То убийство не было связано с Обществом. А кто остальные его члены? Каковы его цели и средства? Конверт был адресован Джону Сьюарду, M.D., в перфлитскую лечебницу.
– Письмо директору, – сказала Мэри. – А не доктору Бэлфуру. Должно быть, это одно из писем, которые он сортировал к приезду Сьюарда.
Она вскрыла конверт, почувствовав укол вины, когда взламывала печать. Но разве она не имеет права знать, что за тайну оно скрывает? Если уж у кого-то тут и есть такое право, так это у нее. Она вытащила из конверта листок и вслух зачитала текст, написанный довольно витиеватым почерком.
«Дорогой мой друг Джон,
спасибо за интереснейший доклад, который, как я думаю, практически готов для презентации перед собранием Общества в Будапеште. Есть несколько важных моментов. Я не собираюсь оспаривать вашу методологию, друг мой, но уверен, что ваши выводы непременно оспорят более консервативные члены Общества, нежели мы с вами. Подготовьтесь достойно встретить их критику. Я вышлю вам несколько замечаний по существу доклада, как только закончу работу над собственным манускриптом. Это может затянуться до конца недели. Прошу вас об ответной любезности – скажите мне все, что думаете о моей работе. С интересом выслушаю ваши соображения.
На этом переходном этапе очень важно добиться от Общества поддержки нашего курса исследований. Когда я только начинал работать над биологической проблемой, как определял эту сферу наш коллега Моро, большинство членов Общества не принимало моих целей и методов. Но по прошествии времени приятие росло, а за последние несколько лет удалось добиться значительных результатов. С научными исследованиями всегда так, дорогой друг Джон! Если бы только наши цели не были дискредитированы нашим предшественником, если, конечно, справедливо его так называть! Вы понимаете, кого я имею в виду. Должен признаться, друг мой, что некоторое время назад меня сильно беспокоила судьба моего собственного эксперимента. Изменение не приносило ожидаемого эффекта, а когда наконец принесло, так сильно повлияло на подопытную, что я уже думал, что ее потеряю. Но за последний месяц все наконец вошло в должную колею, и я верю, что результаты окажутся более чем убедительными, по крайней мере для большинства наших товарищей. Полагаю, вы планируете отправиться вместе с мистером Прендиком? Бедняга, я надеюсь, что еще придет день, когда он снова сможет в полной мере участвовать в научном сообществе. Не могу передать словами, как я скорблю об утрате Моро. Вы с Прендиком принадлежите к молодому поколению и не представляете, как много значит для нас, старых чудаков, как, возможно, вы нас между собой называете, возрождение нашего Société из забвения прошлого и его переориентация на биологические исследования, на материю самой жизни! Я невероятно горд организацией, которую нам удалось создать, но ужасно огорчен утратой одного из наших лучших людей. Увы, у служения науке – высокая цена! Более чем единожды, друг мой, мне приходилось рисковать собственной жизнью в погоне за истиной.
Я уверен, что мы можем рассчитывать на поддержку моего друга, профессора Арминия из Будапештского университета. С нетерпением жду дня, когда я наконец смогу вас ему представить. Однако я не так уверен в том, что президент Общества примет наше исследование настолько же благосклонно! Сколь печально, что избранный нами самими предводитель не лишен косности, консервативен и предвзят и всегда предпочитает старые методы новым. Но все же мы живем не в восемнадцатом столетии! Наша эпоха – эпоха Герберта Спенсера и Фрэнсиса Гальтона. От нас требуется быть убедительными, и ваш доклад послужит нашей общей цели. Буду чрезвычайно рад встретиться с вами – и заодно представить вам несколько бутылок превосходного токайского вина, которые мне презентовал Арминий, когда приезжал познакомиться с моей методикой. Желаю легкого и приятного путешествия. Передайте мои наилучшие пожелания мистеру Прендику, которого я также буду весьма рад повидать.
Искренне ваш
Абрахам Ван Хельсинг».
Мэри дочитала, опустила листок и обвела Холмса и Ватсона непонимающим взглядом.
– Что это все значит?
Ватсон только покачал головой в ответ. Даже Холмс молчал.
– А есть кто-нибудь, кто НЕ член этого дурацкого Общества? – спросила Диана. – Я смотрю, куда ни плюнь, везде они!
– Пока что нам известны Ван Хельсинг и Арминий, Сьюард и его друг Прендик, а еще Раппаччини, Моро и президент этого Общества, кто бы это ни был, – перечислила Мэри. – Получается семеро, но точно известно, что их больше. Не может существовать научного общества, пусть даже тайного, состоящего только из семи членов. И у них есть общая конференция…
– Похоже, что Моро больше нет в живых, – сказал Холмс. – Но остальные явно продолжают общую работу – несмотря на некоторое противоречие внутри общества. Не знаю, как эта общая работа может быть связана с убийствами – и связана ли она с ними вообще. Ван Хельсинга и Сьюарда трудно заподозрить в убийстве женщин в Уайтчепеле, коль скоро они сейчас в Амстердаме, по словам Бэлфура. И этот факт объясняет, что письмо осталось нераспечатанным. Возможно, оно было отправлено до того, как в Амстредаме возникла ситуация, требующая немедленного прибытия Сьюарда. В письме никаких поездок в Амстердам явно не предполагается. Мисс Джекилл, можете на минутку передать его мне? Хочу кое-что проверить.
Мэри подала Холмсу письмо.
– Смотрите, Ван Хельсинг пишет: «Изменение не приносило ожидаемого эффекта, а когда наконец принесло, так сильно повлияло на подопытную, что я уже думал, что ее потеряю. Но за последний месяц все наконец вошло в должную колею». Возможно, нечто перестало действовать, и поэтому Ван Хельсинг срочно вызвал Сьюарда на помощь, например телеграммой?
– Что именно перестало действовать? – спросила Диана. – И кто такая – подопытная? Они там что, отравляют еще одну девушку?
– Возможно, у них есть сообщники в Англии, – заметил Ватсон. – Куда бы мы ни бросили взгляд, он падает на членов Общества. Каков наш план действий, Холмс?
– Ну, это-то ясное дело, – сказала Диана. – Надо спасти от них Ходячую Отраву, чтоб она нам рассказала, в чем дело.
– Она права, – подтвердил Холмс. – Похоже, этого нам не избежать. И, как уже заметил Ватсон, к вызволению этой дамы нам нельзя приступать до темноты. Мисс Джекилл, могли бы мы поужинать у вас? Совершенно все равно, что нам подаст ваша кухарка, лишь бы перекусить перед непростым заданием. Заодно мы могли бы вместе просмотреть бумаги вашего отца – если вы, конечно, позволите.
– Да, конечно, – отозвалась Мэри. Все равно, что им подаст ее кухарка… Будь у нее кухарка! Интересно, в доме вообще хватит продуктов, чтобы накормить двоих мужчин? Она представила, что им понадобится настоящий полный ужин – мужчины всегда едят много, ведь верно? Если бы только Мэри могла переговорить с миссис Пул до отъезда в Перфлит! Теперь у нее хотя бы появились деньги. Она коснулась сумочки – и слегка погладила ее, утешаясь осознанием, что там лежит целый разменянный фунт. Но сейчас эти деньги вряд ли ей помогут: когда они доедут до дома, магазины наверняка уже закроются. Может быть, миссис Пул сумеет заказать что-нибудь на вынос в ближайшем пабе.
Однако в этот день у них не было времени на просмотр старых писем. На Фенчерч-стрит они поймали кэб до Парк-Террейс. В дороге по лондонским улицам, на которых уже зажигались газовые фонари, Мэри думала, что сейчас, наверное, ей предстоит испытать на себе гнев миссис Пул. Она ведь не сказала экономке ни слова о том, куда и на сколько уезжает, а теперь ждет от нее, чтобы та приготовила ужин на несколько персон из ничего, будто по мановению волшебной палочки.
Миссис Пул: – Гнев! Мисс, я никогда в жизни не гневалась на вас. И все остальные – разве им случалось испытывать на себе мой гнев?
Жюстина: – Не далее чем вчера.
Беатриче: – Вспомните, миссис Пул. Что вы сказали, когда увидели, что мы не прибрали в гостиной после нашей встречи с принцем Рупертом.
Миссис Пул: – Ну, девушки, сами понимаете, я не выношу, когда вы устраиваете такой ужасный беспорядок. В конце концов, за домом присматриваем только мы с Элис, а вас тут живет довольно много. Если бы у нас было достаточно слуг – другое дело. А так Элис пришлось помимо прочего подметать за вами битое стекло.
Элис: – Ничего страшного, миссис Пул.
Мэри: – Мы пытались захватить людей в масках, которые стреляли в принца. И захватили бы их непременно, если бы им не удалось на ходу прыгнуть на задние ступеньки омнибуса. Почему в Лондоне невозможно поймать кэб именно тогда, когда он так сильно нужен? А когда мы наконец вернулись, нужно было позаботиться о принце Руперте, который лежал на диване в глубоком обмороке. Извините нас, мы собирались заняться уборкой на следующее утро. И потом, это был всего лишь стеклянный колпак, накрывавший восковые цветы. Боюсь, правда, что цветы тоже непоправимо испортились. И в одной из картин Жюстины появилась дыра.
Беатриче: – Мне, кстати, все равно никогда не нравились эти цветы. Это, конечно, был не повод по ним стрелять, но теперь мы сможем купить у Хэрродса что-нибудь получше им взамен. Что-нибудь более современное, в стиле под названием ар-нуво.
Мэри: – Как только ты начинаешь говорить по-французски, я понимаю, что речь идет о больших расходах.
Миссис Пул: – В мое время юные девушки не имели ничего общего ни с людьми в масках, ни с принцами, ни погонями на улицах Лондона. Я, конечно, не могу запретить вам эти приключения, но настаиваю на том, чтобы домашнее хозяйство велось надлежащим образом.
Когда кэб наконец остановился у дома номер 11 по Парк-Террейс, навстречу прибывшим со ступеней вскочил Чарли, который явственно их тут поджидал.
– Мистер Холмс! – крикнул он. – Старина Морковная Башка вас срочно требует к себе! Еще одно убийство.
– Еще одно! – поразился Ватсон. – Но как это возможно? Ренфилд не покидал палаты с момента возвращения в Перфлит. Ему что, снова удалось сбежать?
– Не знаю, чего там за Ренфилд, – отозвался Чарли. – Но сегодня пополудни прирезали еще одну красотку, точно так же, как в прошлый раз! Тоже мозги вытащили.
– Что? – резко вскрикнул Холмс. – Ты уверен?
– Так сказал Морковная Башка. В смысле, инспектор Лестрейд. Я сам-то ничего не видел. Он послал томми из Скотланд-Ярда найти меня, потому что я знаю, где вас найти. Велел привести вас с собой как можно скорее. Я подумал, что вы приедете или сюда, или на Бейкер-стрит. И вот я жду вас здесь, а ихний томми – там.
– Если у нее тоже забрали мозги, это первый случай, когда преступление повторяется, – сказала Мэри.
– Вы тоже обратили внимание? – заметил Холмс. – Ватсон, оставайтесь здесь с мисс Джекилл и ее сестрой. Я вернусь, как только смогу. Кэбмен, можете отвезти меня в Скотланд-Ярд?
– Конечно, сэр. Забирайтесь обратно, – сказал кэбмен. Через секунду Холмс снова укатил, а остальные остались стоять, провожая взглядом кэб.
– Ну что же, – выговорила Мэри. Другие слова ей в голову почему-то не приходили.
Неожиданно дверь у них за спиной распахнулась.
– Где вы были? – спросила с порога миссис Пул.
На ужин экономка подала ирландское рагу – она даже помыслить не могла, что джентльмена вроде доктора Ватсона могут удовлетворить холодные закуски. Мэри опасалась, что приготовление рагу займет слишком много времени, но миссис Пул заверила, что приготовила все еще сегодня утром.
– Подумала, что это дешевое сытное блюдо, и его вам, девушкам, должно хватить на несколько дней, – пояснила она. – В конце концов, достаточно только подогреть. А еще я купила несколько рулетов у Моди. Леди, конечно, могут порой проголодаться, но вот мужчинам просто необходима полноценная еда, вы знаете.
Присутствие доктора Ватсона каким-то образом перепугало миссис Пул, и она все сновала вокруг него, стараясь всячески угодить. Даже шепотом сообщила Мэри, что нужно бы открыть бутылку портвейна из бара доктора Джекилла. Они впервые за долгое время отужинали в гостиной, за большим столом красного дерева, где никто не сидел… сколько лет? Мэри даже и не помнила. Так странно было сейчас снова оказаться за этим столом в компании доктора Ватсона и Дианы.
Миссис Пул: – Чтобы меня – да перепугал доктор Ватсон? Полная чепуха.
Жюстина: – А что, в моей картине теперь правда дыра? В той, на которой изображена девочка с подсолнухами? А я-то надеялась продать ее в отель «Гросвенор»…
Рагу было изумительное, горячее и сытное, с говядиной, картошкой и морковью. Ватсон поблагодарил миссис Пул за портвейн, но налил себе только один бокал, к тому же настоял, чтобы и Мэри немного выпила.
– Это поможет вам сохранить сегодня бодрость духа, – пояснил он. – Будет темно, холодно, и у нас довольно трудная задача.
– А как насчет меня? – спросила Диана. – Мне тоже неплохо бы сохранить бодрость духа, если что.
– Твой дух и без того достаточно бодр, – возразила Мэри.
Они поужинали так быстро, как могли, под аккомпанемент чавканья Дианы – и замечаний Мэри в стиле «Бога ради, прекрати издавать эти ужасные звуки! Что за скверная привычка».
Закончив трапезу, Ватсон спросил:
– Ну что, леди, вы готовы?
– Готовы, и всегда будем готовы, я полагаю, – ответила Мэри. – Но вот как мне объяснить миссис Пул, куда и зачем мы направляемся?
– Думаю, лучший способ что-то сообщить – это говорить прямо, – предположил Ватсон.
Так что, когда миссис Пул вошла в столовую, чтобы прибрать со стола, Мэри заявила:
– Миссис Пул, боюсь, нам снова требуется выйти в город сегодня вечером. Беатриче Раппаччини, девушку из объявления в газете, держат узницей неподалеку от Линкольнс-Инн-Филдс, так что мы собираемся ее спасти.
– Что же, тогда оденьтесь потеплее, мисс, – ответила экономка. – Не хочу, чтобы кто-то из вас подхватил простуду.
– Кто-то из нас? – удивилась Диана.
– Да, ни одна из вас! – отрезала миссис Пул. – Скажем, вы, мисс Разбойница, простудившись, станете совсем уж невыносимы!
Мэри: – И вы не сказали ни слова против, миссис Пул!
Миссис Пул: – Так ведь нужно было кого-то спасти. Разве я возражаю вам, когда речь идет о важных вещах, мисс Мэри?
Они взяли кэб в направлении Линкольнс-Инн-Филдс и попросили высадить их на Хай-Холборн-стрит. Оттуда они, высадившись, свернули в улицу поменьше – Мэри вспомнила, что она называется Сирл, хотя и не могла сейчас разглядеть уличного знака. Улицы были освещены газовыми фонарями, а вот парк в центре площади стоял погруженным в полумрак – прямоугольник ломаных теней, отбрасываемых деревьями. Мэри взяла Ватсона под руку, чтобы смотреться с ним как супружеская пара, а Диана изображала их дочь. Проходя мимо дома, на который поутру указала Беатриче, они заметили свет в одном из окон первого этажа.
– Пойду посмотрю, что там творится, – сказала Диана.
Раньше, чем Мэри успела ее остановить, девочка перемахнула через ограду и подкралась к окну, подтянулась, чтобы заглянуть внутрь. Через мгновение она уже вернулась.
– Профессор Петрониус с какой-то теткой сидят за столом и считают деньги. А еще там есть собака, большая, черная. Спит у камина. Беатриче там нет.
– Никогда больше так не делай! – сказала Мэри. – Ты не должна просто отлучаться по собственной воле, как только захочешь. Мы делаем общее дело и должны следовать плану.
– Ну и какой у нас теперь план? – спросила Диана, скрестив руки на груди.
– Беатриче сказала, что ее окна выходят на задний двор и что ее запирают на ночь. Наверняка она уже у себя, и комната заперта снаружи. Нужно обойти дом и зайти с той стороны.
Они вышли на Сирл-стрит и в конце квартала свернули в переулок. По одну сторону переулка стояли дома, чьи фронтоны смотрели на Сирл, по другую – дома с параллельной улицы. Здесь не было фонарей, и единственный свет исходил из окон домов, причем большинство окон оставались темными. Одно из окон дома профессора Петрониуса светилось, но оно было на втором этаже.
– Наверняка это ее комната, – сказала Мэри. – Она ждет нас сегодня вечером, и свет служит сигналом.
– И что теперь? – спросила Диана. – Каков твой знаменитый план, сестричка?
– Пока не знаю, – ответила Мэри. – Мне нужно подумать.
– Надо как-то связаться с ней, – сказал Ватсон. – Но не могу придумать как. Если бы здесь была пожарная лестница! Может, попробуем кидать камешки в окно в надежде, что она услышит? Она наверняка подойдет к окну.
– Но мы точно не уверены, что это ее комната, – возразила Мэри. – И, возможно, она там не одна. Нет, нужно каким-то образом подняться и посмотреть.
– Сплошное дерьмо эти ваши планы! – воскликнула Диана.
И снова – раньше, чем Мэри успела ее остановить, – она перелезла через ограду дома беззвучно, как кошка, и спряталась в темноте.
– Что она делает? – в смятении прошептала Мэри, вглядываясь в сумрак.
– Кажется, снимает с себя одежду, – ответил Ватсон.
– Что? Что она снимает?..
И в самом деле, Диана скинула шляпку, пальто, стащила перчатки, ботинки и чулки. Мэри с трудом могла разглядеть ее в слабом свете, лившемся из одинокого окна: девочка подошла к стене, одетая в одно только платье и босиком. А потом обхватила водосточную трубу и принялась по ней карабкаться, упираясь в трубу босыми стопами, подтягиваясь на руках и нащупывая пальцами ног ее сочленения.
– Она похожа на обезьяну, – сказала Мэри. – Боюсь, как бы она не упала.
– Обезьяна бы не упала, – успокоил ее Ватсон. – И ваша сестра не должна упасть, судя по ее ловкости.
Мэри не видела в темноте выражения его лица, но по тону доктора догадалась, что тот немало позабавлен.
Девушка вздрогнула. Не от холода – ночь выдалась довольно теплая для поздней весны в Лондоне. Нет, содрогнуться ее заставил вид маленький фигурки Дианы, ловко поднимавшейся по водосточной трубе все выше и выше. Ведь это же ее сестра. И дочь Хайда, да. Кто она такая, дочь Хайда? Она вспомнила, как ужаснулась Беатриче, узнав, что у Хайда есть ребенок. Что эта девочка унаследовала от своего отца, кроме своего очевидно неприятного характера?
Добравшись до второго этажа, Диана отцепилась от трубы и по узкому карнизу доползла до окна. Мэри видела ее силуэт на фоне прямоугольника света. Потом в окне появилось лицо.
– Это Беатриче, – сказала Мэри. Итальянка подняла окно, и Диана скользнула внутрь комнаты. – Что она делает? Мне это не нравится.
Но через несколько минут Диана снова появилась на виду. Она вылезла из окна, добралась до водосточной трубы и спустилась на землю. Внизу она быстро подобрала свою разбросанную одежду.
– О чем ты думала? Это же опасно! – сердито сказала Мэри, едва девочка снова присоединилась к ним с доктором. Диана как ни в чем не бывало уселась на мостовую и принялась натягивать чулки и башмаки.
– Ты бы мне не позволила туда залезть, вот я сама и залезла, – ответила она. – Я привыкла выбираться из окна своей комнаты в Обществе Магдалины. Ну и сюда я без труда забралась и открыла замок на ее двери. Когда профессор Петрониус и хозяйка лягут спать, Беатриче попробует выйти из дома. Пес принадлежит хозяйке, и на ночь она его запирает на кухне. Я сказала Беатриче, что мы будем ждать ее в парке.
Они вернулись на Сирл-стрит, а оттуда – в парк Линкольн-Инн-Филдс. Там они присели на парковую скамью и стали ждать, пока погаснут огни на первом этаже. Наконец дом погрузился в темноту, но Беатриче все не появлялась.
– И сколько мы будем ее ждать? – спросила Диана. – Мне уже надоело.
– Столько, сколько потребуется, – сказала Мэри. – Может быть, за всю ночь она не найдет возможности выйти, и тогда нам придется вернуться. Я надеюсь, она сможет найти ключ от входной двери!
– Он обычно хранится недалеко от входа на случай пожара, – заметил Ватсон. – Меня скорее тревожит, как бы ее за поисками не застал профессор Петрониус, и тогда в будущем он усилит охрану.
Они ждали и ждали – казалось, ожидание занимает много часов. Мэри разок попробовала проверить время, взглянув на наручные часы, но в темноте не могла рассмотреть стрелок. Наконец входная дверь открылась, и на пороге появилась фигурка, закутанная в плащ. Наконец-то Беатриче подоспела! На голову ее был накинут капюшон, однако Мэри рассмотрела ее бледное лицо в свете ближайшего уличного фонаря. Она осторожно закрыла за собой дверь, сбежала по ступенькам и поспешила к парку.
Входя под тень деревьев, она выглядела крайне растерянной.
– Сюда! – окликнула ее Мэри, стараясь говорить приглушенно. Беатриче была совсем близко, их разделяло всего несколько футов.
Беатриче встала как вкопанная.
– О, я так рада вас видеть! – прошептала она. – Давайте скорее уходить. Когда я выходила, профессор Петрониус храпел во сне, и эта женщина, я думаю, тоже спит. Но ее комната находится возле кухни, так что я точно ничего не знаю. Не нужно, чтобы кто-то из них заметил мое отсутствие!
– В любом случае кто-то уже проснулся, – заметила Диана. – Видите свет?
Она была права – верхний свет в окнах, казавшийся до того бледным, сейчас явно стал ярче. Кто-то прибавил газа в лампе. Неужели Беатриче уже хватились? Если даже и нет, это могло произойти в любой момент. Послышался лай собаки.
– Бежим, – сказала Мэри. – По правой дорожке, скорее!
Она бросилась бежать по аллее, огибавшей парк, между живой изгородью по правую руку и высокими деревьями – по левую. Эта боковая дорожка казалась безопаснее, чем центральная аллея, которая вела к центральной беседке, и выводила на угол у Королевской коллегии хирургов. Как помнила Мэри, оттуда вела еще одна улица, выходившая – она была почти уверена – на Хай-Холборн, в нужном направлении. Туда и следовало бежать. Она развернулась на ходу, чтобы убедиться, что за ней следуют. Диана промчалась вперед, обгоняя ее, а позади Ватсон пытался помочь Беатриче, которая уклонялась от него, даже на бегу следя, чтобы не соприкоснуться с ним руками. Мэри постаралась догнать Диану. Они мчались со всех ног, ботинки глухо топотали по влажной земле. Слева появился гигантский абрис Коллегии хирургов, справа открылся проем ворот и та дорога, которую Мэри подметила сегодня утром. Они почти добежали, почти выбрались на улицу, которая должна была их вывести, и погони пока еще не было.
Но тут они услышали звук, от которого кровь в жилах моментально заледенела.
Диана: – Только не у меня.
Мэри: – Вот уж позволь тебе не поверить.
Это был собачий лай. Пес догонял их огромными прыжками, лая и яростно рыча. Очевидно, его выпустили им вслед, и он мчался по траве, черной тенью мелькая меж деревьями. Его огромный силуэт был ясно различим в темноте, но еще яснее был его приближающийся рык.
– Ненавижу стрелять в собак, – сказал Ватсон. – Но в сложившейся ситуации у меня нет выбора.
– Нет! – возразила Беатриче. – Выстрел привлечет к нам слишком много внимания. Фиделис меня знает. Позвольте мне с ним разобраться.
– Мадам, это неразумное решение, – начал было Ватсон, но Беатриче уже развернулась и пошла собаке навстречу. Она протянула к огромному черному животному руки, и пес приблизился к ней с опаской, рыча и ворча, но не решаясь атаковать.
– Фиделис, милый, – успокаивающим тоном произнесла она. – Иди ко мне, мой хороший. Помнишь, кто вчера угощал тебя печеньем?
Фиделис явно вспомнил о печенье. Он перестал рычать и подошел к девушке. Та положила руку ему на голову, а потом наклонилась и дохнула на него – прямо ему в морду, долго и сильно. Черный пес сел на месте, потом прилег, будто очень устал, и наконец содрогнулся всем телом. А потом замер.
Беатриче взглянула на товарищей снизу вверх, и Мэри увидела, что ее лицо мокро от слез.
– Я не хотела… Я не собиралась… Ох, он сделал меня слишком ядовитой! Я думала только лишить Фиделиса сознания на некоторое время!
– Мадам, это было очень впечатляющее представление, – сказал Ватсон.
– Сейчас не время для комплиментов, – оборвала его Мэри. Неужели Ватсон не видел, как сильно расстроена Беатриче? И что она имела в виду, говоря, что некто сделал ее слишком ядовитой? Ладно, время вопросов настанет позже. – Давайте скорее – нам направо на эту улицу! Нужно затеряться в толпе.
Они выбежали на улицу, поднялись по Кингсвэй и действительно постарались смешаться с толпой, направлявшейся к цирку Пиккадилли. Хотя час был поздний – Мэри глянула наконец на часы и увидела, что сейчас заполночь, – улицы все еще оставались запруженными экипажами. На тротуарах нищие выпрашивали пенни на хлеб, а ярко одетые женщины высматривали потенциальных клиентов. И все это играло на руку беглецам: при такой оживленной ночной жизни меньше было опасности, что их заметят.
У цирка Пиккадилли они взяли кэб.
– Опустите окна, – попросила Беатриче. – Прикройте рты и носы платками и старайтесь не делать слишком глубоких вдохов. Простите меня, я бы с радостью изменила свою природу, если бы только могла. Но я обречена навсегда оставаться такой – опасной для окружающих. Хотя моя токсичность со временем уменьшится. Профессор Петрониус настаивал, чтобы я принимала яды каждый день, он хотел быть уверенным, что я точно смогу убивать бедных подопытных существ быстро и зрелищно. Сегодня, к моему великому сожалению, это стало залогом успеха нашего побега. При обычных обстоятельствах я бы не убила Фиделиса одним выдохом. Ах, если бы он только остался жив! Он был хорошей собакой и делал только то, что приказывали хозяева.
– Какой ужас! – сказала Мэри. Они с Ватсоном опустили окна кэба – не так быстро, как хотелось, потому что она уже начала чувствовать легкое головокружение. К счастью, у нее нашелся запасной платок для Дианы, которая, разумеется, забыла свой дома. – Почему вы оставались с ним, если он так скверно с вами обращался?
– Мне сказали, что некий ученый нашел путь сделать меня… обыкновенной женщиной, а не угрозой собственным сородичам. Я понадеялась, что это правда, и явилась к нему, но слишком поздно поняла, что его интересует только выгода. Коллегия получала доход от его представлений, так что не в его интересах было меня исцелять.
Беатриче выглянула в окно, наслаждаясь видами и звуками ночного Лондона: рядами газовых фонарей, непрекращающейся жизнью большого города, стуком колес кэбов и маленьких экипажей по мостовой.
– Как это прекрасно! – воскликнула она. – Я ведь почти не видела Лондона с самого своего прибытия. До того я провела несколько недель в Париже, надеясь, что французские ученые, о которых идет слава по всей Европе, смогут мне помочь… Но все было тщетно. В Милане и Вене я уже побывала. Так что наконец я прибыла сюда, в самый большой город мира, в надежде на исцеление. Но к этому времени у меня совсем не осталось денег, и профессор Петрониус предложил мне способ заработать себе на жизнь. Сначала он хотел устроить меня в цирковое шоу и проехать с туром по всей стране, но потом решил, что куда выгоднее будет выставлять меня в качестве чуда науки. Так я и оказалась здесь, без средств к самостоятельному существованию и без надежды изменить свою ужасную природу. Ах, иногда я жалею, что не умерла раньше, еще в Падуе!
– Не нужно так говорить, – попросила Мэри. – Теперь вы среди друзей. И мы сделаем все, чтобы вам помочь.
Слова словами – но как она на самом деле могла помочь Ядовитой девице? От Беатриче, казалось, исходил слабый аромат, похожий на запах экзотического цветка. «Это яд», – подумала Мэри. Она нагнулась к окну, чтобы глубоко вдохнуть лондонского воздуха с его миазмами угольной пыли, навоза и испражнений шести миллионов обитателей огромного города. И все же это было лучше, чем сладкий яд, который выделяла Беатриче. Кэб уже почти прибыл на Мэрилебон, заметила она с облегчением. Скоро они все окажутся дома. А что потом?
Когда Мэри пригласила всех заходить, в доме не горел свет. Однако миссис Пул немедленно появилась из кухонных дверей, заслышав звук открываемых дверей.
– Я ждала вашего возвращения, высматривала вас в окно! – сказала она. – А вы, должно быть, та итальянская леди? Добро пожаловать, мисс.
– Благодарю, – отозвалась Беатриче. – И прошу прощения за все беспокойство, которое я уже вам причинила и которое могу причинить в будущем. С вашей стороны очень любезно оказать мне гостеприимство в таком прекрасном доме.
Миссис Пул: – Вот это называется хорошие манеры. Если бы вы, мисс Диана, были вполовину так же учтивы, вас ожидал бы совсем иной прием.
– Да хватит вам, – сказала Диана. – Лучше подумайте, где она собирается спать. Только не в моей комнате, ясно? Я лучше засну где-нибудь в кэбе, чем рядом с ней.
– Я должна спать как можно дальше от всех остальных, – сказала Беатриче. – Найдется для меня место в самой отдаленной части дома?
– Самое уединенное место тут – лаборатория моего отца, – сообщила Мэри. – От остального дома ее отделяет внутренний дворик. Миссис Пул, вы могли бы приготовить там постель для Беатриче? Хотя бы на эту ночь.
– Ее можно уложить на диван в кабинете, – предложила миссис Пул. – Сам доктор Джекилл там часто спал, когда задерживался над экспериментами до глубокой ночи. Я отнесу туда подушку, одеяло и простыни. Я как раз закончила там прибираться и проветрила помещение, так что вам, мисс, не придется дышать пылью.
Перед тем как пожелать всем спокойной ночи и откланяться, Ватсон напомнил Мэри:
– Будьте, пожалуйста, крайне осторожны, мисс. Мисс Раппаччини – прелестная дама, сказать по правде, я не встречал никого очаровательнее, но я не хочу, чтобы вы или ваша сестра заболели из-за ее присутствия. Если угроза отравления будет велика, мне и мистеру Холмсу придется подыскать ей иное пристанище.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Мэри. – Давайте посмотрим наутро, как идут дела. С утра будет яснее, что теперь делать.
Убедившись, что Диана и Беатриче в порядке и хорошо устроены на ночь, Мэри отправилась в постель – но перед тем не забыла отдать миссис Пул половину денег, которые она сняла утром сегодня в банке. Половины фунта на первое время должно было хватить на покупки.
Однако, добравшись наконец до постели, Мэри не могла уснуть. Диана вовсю храпела в детской, Беатриче наверняка сладко спала в отцовском кабинете, а вот Мэри лежала без сна, глядя в темноту и чувствуя тошноту, не имевшую отношения к яду Беатриче. Что это за тайное общество, чьи члены рассеяны по всему миру? Что за эксперименты они проводят? Если считать последнее убийство, то погибли уже пять девушек, и кто-то забирает части их мертвых тел. С какой целью? Мэри ощущала какое-то глобальное нарушение порядка вещей, некое неуловимое зло. Она вспомнила, что некогда у нее уже бывало подобное чувство… совсем давно, в детстве. Той ночью, когда она лицом к лицу увидела Эдварда Хайда.
Когда же Мэри наконец заснула, ей снились сны, которые не хотелось вспоминать после пробуждения. Там присутствовали женщины с отрубленными головами, ногами, руками, и все они с трудом тащились куда-то по улицам Лондона: те, у кого были рты, кричали, те, у кого оставались руки, махали руками… Но Мэри не слышала, что они кричат, не понимала их жестов и никак не могла уяснить, что же они пытаются ей сказать.
