Расцвет нового дня был особенным. Сквозь медленно рассеивающийся туман и облака пробивали мощные лучи солнца, порождая удивительную игру света. Мрачный полумрак западной стороны укреплений пока еще едва подсвечивался. И оттого был особенно депрессивными на вид. На контрасте. Иван Иванович стоял на деревянной стене внутреннего периметра и хмуро наблюдал за апокалиптической картиной. Ров перед крепостью был частично завален человеческими телами. Не только мертвыми. Уже было достаточно хорошо видно, что, то здесь, то там шевелились живые. Видимо это отползали раненые ночью. Пытались во всяком случае. Бруствер земляного вала и проход между грунтовой куртиной и деревянной стеной тоже полнился телами. Но мертвыми. Кто был способен – уже отполз и копошился там, во рве, среди завала трупов.

- Господи помилуй! – Прошептал кто-то рядом.

Ваня так погрузился в созерцание этого кошмара, что даже не заметил, как к нему подошли его командиры. Вот он и дернулся, резко обернувшись и увидев, как один из них размашисто перекрестился.

- Кого помилуй? – Вполне серьезно спросил княжич.

Это вызвало недоумение у окружающих, но отвечать не пришлось. Откуда-то сбоку раздалось громкое «Кар!». Люди вздрогнули и все резко обернулись к большому ворону, что сидел на перекладине креста местной крохотной церквушки.

- Кыш окаянный! – Кто-то крикнул, а потом схватил камень и попытался кинуть, пытаясь прогнать птицу. Но княжич остановил его, схватив за руку.

- Ты что творишь?! – Раздраженно спросил он.

- Чертову птицу гоню, - растерянно ответил Андрей – один из сотников княжича.

- Почему же она чертова?

- Так все знают о том, - еще больше растерялся Андрей.

- Дураки! Ворон – это божественная птица! Он, как и вороны, спасает людей от страшных болезней, кои порождают гниющие тела без погребения. Вы должны быть им благодарны! А вы? Эх… - покачал головой Ваня. – Кроме того, нынешней ночью именно ворон поднял тревогу и позволил часовым заметить приближение татар. Ворон спас ваши жизни! А чем платите ему вы?

И словно в подтверждение слов княжича здоровая черная птица вновь громко каркнула. Да с такой интонацией, что показалось, будто осуждает их. Во всяком случае так всем показалось после слов Вани. А тот продолжил:

- Да и как чертова птица может сидеть на кресте освященного храма? Что? Молчите? Кто вам говорил о том, что вороны – зло? Ну?

- Так священники… - тихо буркнул кто-то и пехотинцев, стоявший поодаль и прекрасно слышавший весь разговор.

- Вот же мерзкий народец… - покачал головой княжич. - Что не день, то пакость. Да не хмурьтесь! Не о вас речь. О священниках, что совсем позабыли для чего нужны. Погрязли в дрязгах да борьбе за власть. И несут уже иной раз не Благую Весть, а всякую погань и вздор несусветный…

Наступила тишина. Люди задумались. А ворон, заметив, что агрессии больше в его сторону не проявляется, решил подлететь поближе. Ум рождает любопытство. А ворон – птица умная. Одна из самых умных в мире. Вот он и спланировал с креста на зубец стены, невдалеке от княжича. Но, впрочем, выбрав место так, чтобы легко было соскочить за стену и удрать.

- Какой умниц птиц, - тихо произнес Ваня, рассматривая ворона. Тот в свою очередь скосил голову на бок и изучал одним глазом молодого мужчину. – Может быть ты посланник пращура?

- Пращура? – Тихо кто-то спросил рядом, настороженно наблюдая за этой стеной.

- Рюриковичи, - спокойно произнес княжич, - происходят от Рюрика, известного также как Хрерик Ютландский. Он был последним мужчиной и наследником дома древних конунгов севера - Скьёльдунгов.

- Ох… - выдохнул Нильс – швед в отряде княжича. Тот его еще в Новгороде прошлым годом принял на службу с ватажкой малой. И за минувшее время интегрировал в отряд.

Шведы, несмотря на сложные отношения с Русью, выставляли ей нередко ограниченные контингенты наемников. И если Польша и Литва могли набирать наемников в Богемии, Моравии и Нижней Германии, то Русь европейских наемников получала в основном именно по шведской линии, откуда могли прибывать не только скандинавы, но и германцы, и прочие.

Так вот – Нильс был младшим сыном одного бедного шведского дворянина. Наследство ему не светило, денег на нормальное воинское снаряжение для службы в коннице не было. Поэтому он сколотил небольшую ватажку охочих и отправился искать свое счастье привычным для всех честных людей образом – грабежом да наемной службой. Однако он рос в пусть и бедной, но благородной семье. А потому получил мало-мальски достойное образование. То есть, читать, писать и считать немного умел. Да старых легенд со сказками наслушался вдоволь. И сейчас, когда княжич сказал, что Рюриковичи – это Скьёльдунги он натурально ошалел. Потому что для него этот род был чем-то легендарным, мистическим, почти сказочным. Более того, он прекрасно знал, что Скьёльдунги происходили от Одина… по сказаниям. А вороны, посланники Одина…

- Мунинг? – Вымучено выдавил из себя Нильс.

- Или Хугин, - пожав плечами, ответил Ваня.

Нильс нервно перекрестился.

- Да брось. Ты видел, как ворон сидел на кресте. А значит, что?

- Что?

- Это значит, что Один принял Христа. Иначе бы его посланник не посмел приблизиться к освященной земле. Потому и переживать не стоит. Тем более что пращур просто наблюдает. Сам видишь – битва великая. Не каждое десятилетие такая случается, а то и столетие. Сколько мы степняков покрошили?

- Тьму! – Воскликнул прекрасно говорящий по-русски Нильс и снова перекрестился, опасливо наблюдая за вороном. Тот же, сохраняя спокойствие, продолжал изучать людей.

- Верно. Но мы пока не победили. А победы не бывает без наступления. Верно я говорю? – Спросил Ваня у ворона и расплылся в улыбке. Тот на секунду замер, словно что-то обдумывая. А потом громко каркнул и принялся чистить перья.

Кар! Спустя несколько секунд отозвался другой птиц. Все обернулись и увидели второго ворона, сидящего на перекладине креста.

- Принесите вареного мяса, - с улыбкой произнес княжич. И один из его помощников быстрым шагом отправился к полевой кухне. Обозное хозяйство войска осталось в основном в Москве, так как шли не пешком, а на стругах. Но вот походные кухни все одно взяли. К ним уже привыкли.

Пара минут прошла прежде чем княжичу приволокли большой кусок вареного мяса на тарелке. Рядом было очень много еды, но птицы явно побаивались лезть в раненым, ползающим по рву. Закономерно опасаясь получить люлей. Значит птицы могли быть голодны, что княжич и решил проверить. Он аккуратно отрезал от принесенного мяса кусочек и демонстративно съел, вызвав интерес со стороны черного птица. Тот не приближался, но посмотрел с любопытством. Так что Ваня отрезал еще кусочек и осторожно подойдя, положил его на зубец стены недалеко от ворона. А потом отошел. Тот несколько секунд помедлил, осматриваясь, а потом в два прыжка достиг зубца с мясом и, чуть-чуть помедлив, съел его. Размер как раз подходил для того, чтобы удобно было заглотить.

И все это в тишине. Полной. Почти гробовой. Если не считать легкий фон из стонов во рве и дальнего шума татарского лагеря.

Ваня отрезал еще один кусочек мяса. Демонстративно съел. Потом еще один и, протянув его на острие ножа вперед, осторожно приблизился к ворону. Тот хотел было отскочить, но, чуть поколебавшись резким движением метнулся вперед, схватил вкусный кусочек и отскочил на один зубец назад.

Княжич улыбнулся. И снова повторил ритуал. Сначала сам съел кусочек. А потом отрезал кусочек ворону и протянул его, но уже держа пальцами и не приближаясь. Птиц секунд десять колебался. Однако потом в пару прыжков достиг княжича, выхватил кусочек и, отпрыгнув назад, заглотил его.

Через пару минут ворон уже сидел на зубце возле княжича и вкушал с ним мясо. Кусочек Ваня, кусочек птиц. В тарелку тот не лез. Сидел чинно на дальней стороне зубца и спокойно уже брал кусочки мяса прямо из рук. Все это проходило в молчаливом наблюдении солдат княжича. Многие ничего не понимали, просто дивились на странное зрелище. Нильс же и бойцы из его ватажки, влившиеся в войско Иван Ивановича, смотрели открыв рот и вытаращив глаза. После сказанных слов сцена приобрела в их представлении удивительный, сакральный смысл.

Кар! Вновь подал голос второй ворон и, взмахнул крыльями, перелетел на зубец стены подле княжича. Прыжок. И вот он приблизился к тарелке с мясом, чуть приоткрыв от нетерпения клюв. Ваня улыбнулся и подал ему кусочек. Первый птиц же не мешал. Видимо это была пара. Или наелся. Поэтому даже чуть посторонился и спокойно наблюдал, чистя перья.

Мясо закончилось. Второй ворон с явным сожалением заглянул в пустую тарелку. Потоптался. Каркнул. И подпрыгнув улетел, вернувшись на перекладину креста. Следом последовал и первый.

- Боже… - наконец выдавил из себя Нильс и перекрестился, смотря каким-то странным взглядом на княжича. В его глазах оказалось столько всего намешано, что понять чувства шведа было совершенно невозможно. Сходу, во всяком случае.

- Пращур никогда не вмешивается. Он лишь наблюдает. Разве что иногда подает знаки. – Нарочито грустно ответил Ваня. - Даже несмотря на то, что в нынешней старшей ветви Рюриковичей соединилась вся древняя кровь севера – ему то без разницы. Только лишь наблюдает… следит за тем, чтобы те, кому много далось, оказались достойны своих предков.

- Вся кровь севера?

- Да. Три исконных дома. Скьёльдунги данские, да Инглинги – норманнские Хорфагены и свейские Мунсё. – От этих слов Нильс еще сильнее побледнел, окончательно выпучив глаза. – Супругой Рюрика и матерью его сына – Игоря была дева из норманнского дома Хорфагенов. А Ингегерда из свейского дома Мунсё прославилась как супруга Ярослава Мудрого свет Владимировича, славного сына крестителя Руси.

Услышав это, Нильс истово перекрестившись и рухнул на колени.

- Ты чего? – Наиграно удивился княжич, прекрасно осознавая тот шок, который испытал этот парень. Не каждый день оказывается, что ты ходил бок о бок с легендами старины далекой.

И тут княжичу стало по-настоящему не по себе. За Нильсом на колени упали и шведы, а потом и остальные солдаты. Почему его солдаты из местных последовали за шведами ему было непонятно. Может по вечерам они травили байки и многое рассказали о старине северных морей? Кто знает. Однако ребята, еще пару лет бывшие селянами окрестных земель московских, прониклись самым удивительным образом. И все они смотрели на него ТАКИМИ глазами, что пробирало до мурашек.

Ваня вновь забыл о том, что в эти лохматые годы люди воспринимали мистику на полном серьезе. Для них были реальны русалки, домовые и прочие чудеса больного воображения. Рационально-мистическое мышление со всеми его вывертами во всей красе.

- Семен, - достаточно громко произнес Ваня, обращаясь к командиру своей артиллерии. – Собери все «саламандры» с бастионов и поставь их в линию вот там. А в валу выбери выемки чтобы можно бить из них по лагерю. Понял?

- Так точно! – Излишне бодро отозвался парень. Повторил приказ. И убежал, развивая бурную деятельность. А следом и остальные зашевелились. Ваня хотел их всех занять хоть чем-то, лишь бы отвлечь от ставших для него слишком опасных мыслей.

Прямо сейчас татары находились в крайне уязвимой позиции. Два тяжелых поражения подряд в течение суток – это очень серьезно. К ним шел огромный, просто чудовищный урон в живой силе. Такой, что и настоящие воины не устоят. А Ваня прекрасно знал, что степняки не воины по своей сути, они разбойники. А потому не готовы к таким потерям ни коим разом. А значит, что? Правильно. Сломлены и деморализованы. Если ничего не делать то, скорее всего, они сами отойдут к вечеру или, может быть, завтра с утра. Но княжич не хотел так неоднозначно завершать это сражение. Поэтому он решил рискнуть. Тем более, что по дурости своей наговорил лишнего. Да пернатые засранцы подыграли. Вот кто их просил? Кто бы мог подумать, что они такие контактные создания? Он всегда думал, что вороны нелюдимы. А тут – нате на лопате. Приплыли. Нужно было что-то делать, чтобы не утонуть в опасных разговорах.

Выстроив дюжину «саламандр» в линию Ваня приказал открыть из них огонь по лагерю татар. Метя, разумеется, в большую юрту, которую поставили для хана Ахмета всего в пятистах метрах от куртины. Так далеко не стреляло в те годы практически ничто, кроме отдельных длинных аркебуз, не знакомых Большой Орде. Поэтому и поставили юрту без всякого опасения. Добить ничем в представлении Ахмата до него было нельзя, а вылазкой одолеть – не под силу – перед ней был довольно серьезный заслон. По которым из Алексина тоже не стреляли, благоразумно не демонстрируя все козыри, имеющиеся в рукаве.

Хан ошибся в своих оценках. Сильно. Люто. Бешено. И понял он это сразу после того, как возле его юрты стали бить в землю чугунные ядра «саламандр». И часто так! Очень часто! Дюжина орудий открыли огонь на пределе скорострельности – то есть, выплевывая по четыре ядра каждую минуту. Итого – сорок восемь ядер в минуту. Разброс, конечно, большой, но и юрта хана была немаленькой.

Минуты не прошло, как это степное жилище обрушилось, погребая под собой людей. Впрочем, «саламандры» не прекратили обстрел, продолжая работать по участку, где мельтешили люди и кони.

А пехота, тем временем, выступала от угловых бастионов к мосту. Прошли. Выстроились в три коробки. «Саламандры» замолчали. Заиграли волынки. Ударили барабаны. И вся рать, исключая раненых и базовый гарнизон крепости, двинулась вперед под развевающемся красным знаменем с золотым львом.

Большие красные щиты с золотыми львами. Длинные пики. Мерный шаг и действующая на нервы музыка. Ритмичная. И пугающая. Да еще и падение юрты хана добавило огонька. Это был символ его власти. Ставка. Олицетворение. И вот теперь он пал. Вместе с войском, которое в этот момент очень отчетливо проявило свою природу. Степные пастухи, собранные на войну так и остаются пастухами. В то время как Ваня своих селян за два года непрерывной подготовки выдрессировал изрядно. Они уже и мыслить не думали себя землепашцами и хлеборобами. Нет. Они все как один воспринимали себя равными ратникам конным. А учитывая то, что они уже разбили несколько конных ратей, то и как бы не выше.

Боя не получилось.

Татары, деморализованные двумя тяжелыми поражениями подряд, энергично отходили, разбегаясь во все стороны. Бросая обоз и прочее имущество. А в юрте, под тяжелым войлоком, кто-то шевелился. Живой верно. Поэтому, когда войско княжича подошло к ставке, ему удалось взять не только богатую добычу, но и… самого хана. Тот обнаружился без сознания. Остальным тоже досталось. Все-таки не палатка, а юрта. Но сморило удушьем их не так сильно. Впрочем, сопротивляться они все равно уже не могли. Так их и принимали, по одному, связывая и оттаскивая в сторонку. Всех приближенных хана. Они ведь там как раз сидели и обсуждали традиционные для Евразии вопросы: «что делать, и кто виноват».