Глава 4
1472 год – 17 февраля, Москва
Княжич работал в привычной для себя манере, стараясь не поддаваться влиянию эпохи. Поэтому изо дня в день не только учился и тренировался, но и уделял самое пристальное внимание своим производственным проектам.
А сложностей хватало.
Ключом всех проблем оказались кормовые мощности региона. Казалось, при чем здесь они? Однако, к сожалению, именно слабый уровень развития агротехники и малоэффективная организация труда приводила к массиву далеко идущих последствий.
Кто-то говорит и о климате, как о ключевом факторе. Однако это не верно. Вон – в Индии прекрасный климат. Палку воткни – расти будет. И что? И ничего. Климат диктует лишь особенности, такие как предпочитаемые культуры и агротехнические приемы. Главное – это уметь гибко мыслить и находить методы адаптации под конкретные условия окружающей среды.
Так вот, проблема «кормовой базы» для Руси XV века была все еще критической. Да, «взлет на холмы », произошедший в XIV веке, серьезно расширил пахотные земли Северо-Востока Руси. Что, в свою очередь, в несколько раз увеличило численность населения по сравнению с предыдущими веками. Однако все равно даже до среднего уровня европейских глухих углов Русь пока не дотягивала. Что, в свою очередь влекло за собой, вполне объективные проблемы. Ведь от объема производимых кормов напрямую зависела численность популяции. А от эффективности их получения – доля рабочих рук, которые можно занять чем-то отличным от производства пищи. То есть, количество и населенность городов напрямую зависели не столько от общей численности населения региона, сколько от эффективности сельскохозяйственного производства.
И вот с этим вопросом была БОЛЬШАЯ проблема. Например, имело место почти полное отсутствие тягловой скотины в крестьянских хозяйствах. То есть, энерговооруженность селян мало отличалась от времен палеолита. Даже плуг внедрить было невозможно в силу того, что тягать его было нечем. А посев? Зерна просто раскидывали поверх разрыхленной земли из-за чего птицы и полевые грызуны сжирали большую их часть. И таких «чудес» хватало. Что влекло за собой не только низкий объем производимых кормов, но и очень низкую эффективность труда. Из-за чего у княжича имелись серьезные проблемы с персоналом.
Даже несмотря на то, что Москва была одним из самых больших городов Руси, найти в ней лишнюю сотню рабочих рук оказалось очень сложно. В ней ведь обитатели не жили праздно. У каждого имелось свое дело, и не просто так, а вплетенное в сложную гирлянду интересов и взаимовыгодных связей. Так что Ваня был вынужден набирать персонал с разных уголков Руси, потихоньку наращивая их массив. Ограничиваясь если не кустарным, то очень компактным производством. В каждом подворье трудилось человек по двадцать-тридцать, не больше, что влекло за собой массу ограничений и технологических нюансов.
Ситуацию осложнял не только острый дефицит свободных рабочих рук, но и низкий уровень их квалификации. Все-таки из-за слабой кормовой базы класс ремесленников был на Руси малочисленным и слабо развитым во всех отношениях. Ко второй половине XV века даже к городским цехам они еще не подошли, то есть, отставали от западноевропейских реалий на несколько столетий. А ведь еще были и проблемы проживания, и безопасности, и многие другие. В общем – забот полон рот. Однако, несмотря на массу сложностей и некоторую нервозность, дела продвигались. Намного медленнее, чем хотел Ваня, но намного быстрее самых смелых ожиданий местных жителей. В их глазах он просто творил чудеса…
В этот день Великий князь выехал с кремля и отправился к одному из новых подворий, отстроенных минувшей осенью. А именно артиллерийскому двору, куда его пригласил сын. Под копытами скрипел снег. Крепкий мороз бодрил. А предвкушение чего-то нового и необычного заставляло Ивана свет Васильевича откровенно нервничать.
И вот, открылись ворота. Он въехал, оставив охрану за воротами. Лихо спрыгнул с коня, отдав поводья кому-то из сотрудников подворья.
Да, его немного бесила закидоны сына, трясущегося над безопасностью. Умом-то понимал, что дело того стоит, наверное. Но не привык он к таким вещам. Не привык. Вот и сейчас – поморщился, но смирился. И последовал к вышедшему ему навстречу Ване.
- Ну, показывай, ради чего звал, - с легким раздражением произнес отец.
- Пойдем, - проигнорировав эту реакцию, ответил сын с улыбкой. И повел Великого князя в небольшой сарай, ворота которого предусмотрительно распахнули.
Зашли. Сразу в глаза бросилось что-то, накрытое грубой тряпицей. По жесту княжича чехол сняли и перед Великим князем предстало новое бронзовое орудие, с горем пополам отлитое для нужд полевой артиллерии.
- Вот, - махнул рукой княжич.
- Тюфяк?
- Нет, - помотал он головой. – Тюфяки они вон, - кивнул Ваня в сторону дальней стенки. – Видишь какие? Грубые. Кованные. А это – красота. Юркая огненная зверушка. Я прозвал ее саламандрой.
- Красота? Так украшательств нет.
- Красота не в украшениях. Красота в простоте. Древние викинги считали, что оружие красиво само по себе. В своей изящной смертоносности. И в украшениях не нуждается. Так и тут. Видишь – все скромно и гладко. Ничего лишнего. Ведь каждое украшение – это лишний вес, если сверху накручивать, либо ослабление крепости ствола, если вырезать. А тут – все в дело…
Орудие удалось отлить очень неплохое. Ваня остановился на бутылочной форме, при которой толщина ствола варьируется от значительной в казенной части до довольно тонкой – у дульного среза. Из-за чего ствол имеет большую живучесть. Цапфы, вингард и дельфины также были простыми, но прочными и удобными.
Канал ствола – главная проблема старинных литых орудий. Ведь он остывает в последнюю очередь, из-за чего там образуется масса всяких дефектов. Поэтому, отлив ствол с заведомо меньшим каналом ствола, Ваня расточил его плоским сверлом до нужного сечения. Долго и муторно, но всяко лучше, быстрее и дешевле, чем отливать по восемь-десять раз одно и тоже оружие, чтобы получить приемлемый результат. Не идеальный, нет, просто приемлемый.
Сверленый ствол обладал заметно меньшей живучестью, но этот вопрос княжич разрешил по методу Грибоваля. А именно уменьшением зазоров между каналом ствола и снарядом. В свою очередь это позволяло существенно повысить эффективность порохового заряда. То есть, снизить расход пороха.
Украшений не было практически никаких. Лишь на казенной части выбивалось название класса орудия, серийный номер и прочие характеристики. В те годы так не поступали. Тюфяки еще ладно, но литые орудия уже старались украшать самым отчаянным образом.
Лафет был деревянный вполне классического для гладкоствольной артиллерии типа. Для эпохи – передовой. Для Вани – старина, откатанная на тюфяках в предыдущую кампанию. Разумеется, изменения были и местами значительные. Пришлось учесть нюансы и опыт эксплуатации. Но все равно – ничем принципиальным они не отличались. Тут крепление передвинули, там оковку удлинили и так далее.
- Ох! – Только и выдохнул Великий князь, заглянув в канал ствола. Ваня ведь не только плоским сверлом с малой подачей и биением ствол аккуратно рассверлил, но и отполировал. Так что он сверкал чуть ли не зеркальной поверхностью, отражая лучи света, пробивающиеся в затравочное отверстие.
- Да, отец. – Кивнул Ваня. – Не зря я кривился от тюфяков. Загляни в них. Да-да. Давай. Вот. Видишь какой кошмар. При выстреле это создает массу сложностей. А главное – грозит стволу разрывом из-за неравномерности.
- И сколько же ты мучился с этим бронзовым тюфяком?
- С «Саламандрой»?
- Да, с «Саламандрой».
- Долго. Три месяца. Это седьмая попытка. Все ведь в новинку было. Но дальше будет легче. Жаль только бронзы мало. С такими орудиями и крепости оборонять легче. Они ведь что ядра, что картечь пускают дальше тюфяков. Да и расход пороха на них скромнее.
- Да, - покачал головой Великий князь, - с бронзой совсем беда.
- Ничего, - улыбнулся Ваня. – Торговлишку наладим заморскую – будет нам бронзы вдоволь. Медь дешевая у свеев ныне, а олово – у англичан можно покупать или через Ганзу по землям кесаря. А уж составить правильную пропорцию для бронзы мы и сами сможем.
- Я слышал, что ты не стал договариваться с камнетесами на ядра. Как решил поступить?
- Железо, что я в индийских печах плавлю, не всегда доброе получается. Иной раз совсем не ковкое. Приходится ныне проверять каждую плавку. Смотреть как держит поковку – не растрескивается ли. Отчего в отвал часть дурного железа идет. Вот его я вновь и переправляю, превращая в свинское. А потом, пока оно еще жидкое, отливаю в формы земляные. Получаются вот такие шары. - Произнес Ваня, показав отцу чугунное ядро.
- Ого! – Оценил Великий князь. – Тяжелые.
- Да, - согласился княжич, - намного тяжелее каменных, в том же размере. Их после отливки на наждачном круге правят да по лекалу выводят, чтобы гладкие получались - без выступов всяких ненужных…
Еще немного поговорили про новое орудие, а потом перешли в кабинет Вани, подальше от ненужных глаз, и перешли к более важным вопросам.
Оказалось, что попытка провести военную реформу забуксовало всеми колесами. Иван Васильевич, вдохновленный успехами сына, попытался перевести Московский полк на «новый строй», но не вышло. Мало кто из бояр да дружинников согласился «старину рушить». Да, все они признавали, что Ваня добился больших успехов, но далее этого не шли. Ведь одно дело что-то признавать, и совсем другое – делать.
Как в те дни версталось войско? Например, Московский городовой полк состоял из личной дружины Великого князя и дружин бояр московских. И все эти, безусловно, уважаемые люди, не желали «плясать под дудку безусого юнца». Особенно их бесила жесткая дисциплина. Они считали такое обхождение не уместным для воинов. Дескать, Ваня словно с холопами обращается.
Сами дружинники тоже бесились с того, но не все и не в той же степени, как бояре. То есть, явно находились под их влиянием. Посему в общем и в целом настроения старых воинских контингентов было крайне неблагоприятно для перевода в новый строй.
- Ты не кручинься, бать, - усмехнувшись произнес Ваня. – Оно ожидаемо было. Гордость глаза застит. А рубить с плеча начнем – так взбунтуются.
- И что делать?
- Как что? Собаки лают – караван идет. Гнуть нужно свою линию потихоньку. Вон, моя рать вполне недурно уже воет. А значит – увеличивать ее численность надо, да заменять потихоньку ею старые дружины.
- А с дружинами что делать?
- А ничего. Просто не поднимать их по возможности. Да, при первом удачном случае, распускать. Мало ли чем провинятся? И боярство не жаловать. Поначалу то все равно придется. Но редко и неохотно то делать. Ныне ведь только князья, бояре да купцы дружины держат. Купцы – особняком стоят. А вот бояре – опасны своим желанием к самостийности. Сам же знаешь, сколько бед от того. Тут и дружины, и права старинные. Морока одна.
- Так как же без бояр-то? – Удивился Великий князь.
- А ты дворянство плоди – слуг Государевых. Да титулы им начни давать. Тут подумать нужно. С кондачка не решить. Но мню – надо табель делать о рангах. Чтобы и титулы, и звания, и должности расписать в порядке общего взаиморасположения. Кто над кем стоит и как при дворе твоем служить станет. Вот слуг своих и станешь назначать сообразно.
- Мудрено.
- Это только так кажется. Я тебе вечером привезу свои записи по этому поводу. Думал. О том, что бояре не желают переходить на новый строй службы – не знал, но догадывался. Им-то он совсем не интересен.
- А бояре смуту не учинят? – Насторожился отец.
- А чего им смуту творить? Ты их ничего не лишаешь. В случае острой нужды – к делу призываешь. А так – не дергаешь. Благодать! Новых же боярством не жалуй. Разве что изредка за заслуги особые. Старые же сами вымрут без волнений особых.
- Ну если так… - задумчиво произнес отец, покивав, - я подумаю.
И перешел к куда более насущному вопросу. В 1471 года Ахмат стал единоличным правителем Большой Орды после смерти старшего брата. Разгром Казанского ханства напугал многих правителей татарских держав. После удачной кампании 1471 года, в ходе которой Москва смогла присоединить Новгород и разбить Литву, это обеспокоенность существенно усилилась, мягко говоря. Дошло до того, что даже Крым, бывший вот уже несколько десятилетий верным союзником Москвы, обеспокоился. И не только Крым. Несмотря на предельно миролюбивую риторику и татарские державы, и Литва, и Ливония испытывали нешуточное волнение. Слишком решительные и масштабные успехи Москвы их напугали. Никому такое соседство оказалось не по душе. Даже опосредованно.
- Ты ожидаешь прихода Большой Орды? – Наконец спросил Ваня.
- Да. Поэтому Филиппу по прошлом годе и поверил. Тем более, что и повод есть – мы дань давно не платим.
- Но минувшей кампанией мне удалось побить большие рати новгородцев и литовцев. Ахмата это не настораживает?
- Как мне передали, в Орде никто не верит в эти россказни. Они считают, что мы так им голову морочим. И рати там были небольшие, раз пешцами удалось их одолеть. Будто бы ты побил два литовских отряда разбойных да Новгород сам ворота открыл.
- Хм. А что, на Москве их людей в то время не было?
- Видимо не было.
- И сколько их может прийти?
- Не знаю… - покачал головой отец. – Все зависит от того, сможет хан Ахмат примирится со своими противниками или нет. Если Сибирское и Крымское ханства да Ногайская орда выставят войско в поддержку Ахмата – много татар придет.
- Значит будем готовиться к худшему, - произнес Ваня. - Я к июню отправлюсь на стругах к Алексину и буду стоять там. При нужде, легко и быстро спущусь на стругах хоть до Коломны.
- А почему в Алексин?
- Это самый западный наш городок по Оке. Если Ахмат пойдет по литовским землям к нам, минуя Рязань, то Алексин станет первым на его пути. Если же через Рязань, то мы заранее узнаем, куда он идет. Из Алексина мне легче всего будет совершить переход рекой.
- А не боишься встать на его пути с горсткой воинов? Три сотни всадников и восемьсот пешцев – не великая сила.
- Всадников я тебе оставлю. Их на стругах перебрасывать неудобно. Да и ни к чему они там.
- Тем более. Он ведь тебя сомнет.
- Отец, ты же видел действие моей пехоты в бою. Ты опять ее недооцениваешь.
- Твои пешцы…
- Пехота.
- Хорошо, пехота, - поморщился отец, - она победила отряд всего в шесть сотен всадников…
- На реке Шелони – около двадцати сотен.
- Пусть так. Ахмад же приведет много больше. Меньше ста сотен и не жди. А может и больше.
- Так и что? Он приведет степных воинов. У них брони железные будут едва ли у шестой части. Да и то – совсем не обязательно. Остальные – это обычные пастухи, поднятые в ополчение.
- Но их будет много!
- А у меня будут стены. Ты опять не веришь моим словам? В крепости, пусть самой убогой, хан Ахмат ничего не сможет сделать моей пехоте. Особенно, если усилить ее саламандрами. Приступом он крепость не возьмет. А осаду долгую держать не сможет.
- Хорошо, - недовольно буркнул Великий князь после долгой паузы.
- Ты не веришь мне?
- Верю, - нехотя ответил Иван Васильевич. – Но уразуметь не могу. Дивно и странно все. Понимаю, что ты ту литовскую конницу под Москвой разогнал ссаными тряпками. Словно бродяжек каких. Но все одно – чую – беда приключится.
- Думаешь, что убьют?
- Чувствую.
- Ну и леший с ним. Тебе же легче станет, - усмехнулся Ваня.
- Не говори так! НИКОГДА НЕ ГОВОРИ ТАК!
- Отец, - устало произнес Ваня. – Я ведь знаю, что священники меня не любят и ежедневно тебя склоняют к озлоблению на меня. Я им враг, ибо сломал замысел великий, вгоняющий всю Русь им под пяту. Не удивляйся. Доброхоты многое мне рассказывают. Хватает и злодеев языкатых, которые подбивают меня на открытый бунт против тебя. Не явно. Но так – исподволь, исподтишка.
Великий князь промолчал, смотря хмуро на сына. Так что он продолжил после небольшой паузы.
- Я ведь должен был умереть тогда… вместе с матушкой. Посему ныне каждый день на бренной земле – подарок. Я не боюсь умереть. Поверь – это не так страшно. Поэтому нет у меня никакой робости перед выступлением к Алексину. Погибну – значит так тому и быть. А нет – дело доброе сделаю.
- Сын… - начал было говорить отец, но Ваня его перебил.
- Меня убьют. Не сегодня, так завтра. И выбор у меня не велик. Либо забиться под лист лопуха и дрожать как заяц, либо действовать открыто и смело.
- Митрополит мертв, брат мой – в монастыре прощение у Всевышнего вымаливает. Кто тебя хочет убить?
- Скажи, я ведь прав? И священники тебе стараются пакости про меня или людей моих сказывать?
- Стараются, - после долгой паузы, произнес отец.
- И что, уже антихристом называют?
- Нет, - усмехнулся Иван Васильевич. – Пока только людей твоих поносят. Дескать, бесовскими вещами занимаются, а ты их в том покрываешь.
- Вот видишь, - улыбнулся Ваня. – Если долго человеку говорить о том, что он свинья, то рано или поздно он захрюкает. В конце концов и ты поддашься этим уговорам да вкрадчивым наветам. Поверишь. Вопреки всему. Поэтому я и говорю, что убьют меня рано или поздно. Если сам не казнишь, то в опалу отправишь. А там и враги подсуетятся, дабы последовал я за своей мамой. Боюсь, что даже до монастыря не доеду.
- Ты мой единственный сын!
- Это сейчас. А потом? Ты ведь возьмешь себе жену, и она родит тебе еще наследников. Поверь, я не против. Я буду искренне рад братьям и сестрам. Но… разве мир состоит только из добрых людей?
- Сын… - начал было говорить Иван Васильевич.
- Отец! – Перебил его Ваня. – Давай не будем. Ты прекрасно все понял. Священники не смирятся с тем, что ты из-за меня рассорился с греками. Ни греков они мне не простят, ни митрополита, ни жизнь мою.
- Ваня… - попытался с жалость произнести Великий князь.
- Не надо отец. Не надо. Я живу в долг. То, что я до сих пор жив – уже чудо. Посему давай не будем. Я поеду в Алексин с пехотой и саламандрами. Бог даст – отстою город, а погибну – так тому и быть. Все лучше так погибнуть, чем умереть от яда в похлебке.
- Боже… - тихо выдохнул Иван Васильевич и схватился за голову обоими руками. А на лице его явно проступило отчаяние. – Что же делать?
- Жить, - грустно произнес сын. – Просто жить. Бог даст побарахтаемся еще. Я сдаваться не хочу и не буду. Но и по кустам прятаться не желаю. Мне не нравится война, но, веришь – я отдыхаю в походе. Не нужно постоянно искать яда буквально во всем. Я даже причастие ныне с опаской принимаю. Потравят ведь. Как крысу амбарную потравят. С них станется.
