Глава четырнадцатая
— Итак, мы допросили еще одного невиновного, — саркастически заметил подпоручик. — Остается предположить, что пан Доброзлоцкий попытался совершить какое-то изощренное самоубийство Сперва приставил к балкону лестницу, потом разбил стекло, выбросил шкатулку, куда-то запрятал драгоценности, после чего сот шел вниз, принес молоток, бабахнул себя по голове, да еще собрал все силы и отнес молоток назад. Вернулся в свою комнату и, лишь переступив порог, позволил себе потерять сознание. Никто в мире такого не видывал! С ума сойти можно.
Выслушав сетования молодого коллеги, полковник улыбнулся.
— Да, — кивнул он, — ситуация довольно сложная.
— И надо же, что это свалилось на меня! Пусть бы с этим маялись начальник или его заместитель! Вот незадача! Если я не найду преступника, получу взбучку за то, что провалил дело.
— А обнаружите — и все лавры достанутся вам.
— Обнаружу! Легче найти иголку в стоге сена. Все невиновны, у всех алиби. Показания одного оправдывают другого, и так всю дорогу.
— Я бы предложил, пан поручик, пройти сейчас по комнатам гостей и выяснить некоторые детали. Я хотел бы заглянуть в комнату ювелира, осмотреть приставную лестницу и место, где она обычно находится. А потом решим, что предпринять дальше.
— Идемте. С кого начнем?
Постучав к инженеру и услышав «Войдите!», полковник открыл дверь. Жарский сидел за столом. Был в костюме и читал книгу.
— Железные у вас нервы, — заметил подпоручик. — После всего этого еще можете читать.
— Я читаю книгу для специалистов. Она незаменима, если ты чем-то взволнован или подавлен. Помогает отвлечься.
— Пан инженер, — сказал полковник, — я хотел бы задать вам несколько вопросов.
С этими словами офицер милиции вынул из кармана блокнот и ручку.
— Пожалуйста, — кивнул Жарский. — Чем могу быть полезен?
— Мы хотели бы узнать вот что. Установлено: пан Доброзлодкий в 20.45 пошел к телефону. Не заходил в салон, когда возвращался?
— Может, и заглянул, но я его не заметил. Торопился починить телевизор до начала «Кобры». Стоял за аппаратом и копался внутри.
— А после, когда ювелир вернулся на второй этаж, вы не слышали, как кто-то спускается вниз и выходит из дома?
— Я не знаю, когда пан Доброзлодкий спустился звонить. Слышал на лестнице чьи-то шаги, а больше ничего добавить не могу.
Полковник записал ответ, но закрывая блокнот, уронил ручку прямо под ноги инженеру. Жарский хотел ее поднять, но офицер опередил его, нагнулся, отыскал ручку и сунул в карман.
— Уже можно ложиться? Скоро два часа ночи.
— Нам очень жаль, но потерпите еще чуть-чуть. Дело, в сущности, закончено. Все данные говорят о том, что грабитель пробрался снаружи. Остались только некоторые формальности. Это не затянется надолго.
Полковник поклонился инженеру и направился к двери. Подпоручик последовал за ним.
— Ничего не понимаю, — заявил он, выйдя в коридор.
— Есть у меня одна версия, но о ней поговорим попозже, — отмахнулся полковник и постучал к пани профессору.
Мария Рогович, одетая, лежала на кровати.
— Пожалуйста, не вставайте, — жестом остановил ее полковник. — Только два слова.
— Слушаю вас.
— Выйдя от пана Крабе, вы встретились с пани Медяновской?
— Нет. Я пошла прямо вниз. Разнервничалась и не могла сидеть одна. К счастью, я вспомнила, что пани Бася просила дать ей «Монд». Я взяла газету и пошла наверх. Встретила пани Медяновскую, когда она выходила из комнаты Доброзлоцкого.
— Было ли у Медяновской что-нибудь в руках, скажем молоток?
— Нет, ничего не было.
— А ювелира вы тогда видели?
— Не видела. Только слышала от пани Баси, что в номере Доброзлоцкого никого нет.
— Благодарю вас. Думаю, через полчаса вы, хоть и позже обычного, сможете лечь спать.
На втором этаже полковник тщательно осмотрел комнату ювелира. Особый интерес вызвало у Лясоты разбитое стекло.
— Взгляните, поручик, осколки есть только снаружи, на балконе. В комнате нет даже самого крохотного.
— Это исчерпывающе доказывает, что стекло выбито изнутри, — заметил подпоручик.
— Исчерпывающе? Я бы так не сказал. Скорее, «с большой вероятностью». В криминалистике нет, во всяком случае очень мало, исчерпывающих, как вы выразились, доказательств. Одна из самых известных судебных ошибок межвоенного времени, процесс и обвинительный приговор были основаны главным образом на том, что все осколки разбитого оконного стекла лежали снаружи, а стало быть, окно выбили изнутри. Впоследствии выяснилось, что в действительности стекло было выбито снаружи… Будем же соблюдать осторожность и избегать критических заключений.
— Пани Зося, — спросил полковник, входя в комнату кинозвезды, — не припоминаете ли вы такую деталь: у двери ювелира вы встретили пана Земака?
Пани Захвытович задумалась.
— Да. Я встретила его, направляясь вниз смотреть телевизор. Пан Земак стоял у двери комнаты пана Доброзлоцкого. О чем-то меня спросил. То ли сказал, что ювелир у себя, то ли заявил, что моего соседа нет. Я не обратила внимания. Не принадлежу к числу почитателей этого живописца.
— А когда вы шли в салон, молоток валялся на диванчике?
— Да. Это я помню. Но не там, где я его положила, а в другом углу.
— Стояла ли у балкона приставная лестница, когда вы шли к Загродским за шалью?
— Нет. Лестницы не было.
— Может, вы не заметили?
— Я не такая разиня. Эту лестницу трудно не заметить. Посмотрите! — с этими словами пани Зося отдернула занавеску. Через стеклянную дверь была прекрасно видна лестница, приставленная к балкону.
— Она стоит против моей двери. Даже слепой мог бы заметить!
— Действительно, ее трудно не разглядеть… А из соседней комнаты не доносился шум? Минут примерно за пять до «Кобры»?
— Я ничего не слышала. Меня злило, что ребята еще не пришли. От скуки и злости я включила свой маленький японский транзистор и попыталась поймать какую-нибудь музыку. Но видно, от этого трескучего телевизора были помехи, и радио только хрипело. Я чуть об пол его не треснула! В конце концов взяла плащ и шаль и вышла из комнаты, хотя поначалу собиралась ждать мою «гуральскую гвардию» здесь.
— Пан Доброзлоцкий показал драгоценности гостям только сегодня, а вы уже несколько дней назад обещали Пацине и Шафляру прийти к «Ендрусю» на танцы с великолепным ожерельем на шее. Парни сообщили, что вы выразились так: «Все бабы окочурятся». Что дало вам повод так говорить?
Пани Захвытович ничуть не смутилась.
— Пан Доброзлоцкий очень меня полюбил. Я часто его навещала и давно знала, что он потихоньку над чем-то работает. Впрочем, насколько я знаю, ювелир говорил об этом, разумеется по секрету, не только мне, но и другим гостям «Карлтона». Над чем он работает — я понятия не имела. Не догадывалась, что это такие дорогие украшения. Знала только, что они из золота и драгоценных камней.
— Пацине и Шафляру вы говорили…
— Да я сейчас объясню! Четыре дня назад я зашла к пану Доброзлоцкому. Мне просто захотелось шоколаду, а я знала, что у ювелира всегда есть разные сладости, потому что врачи велели ему бросить курение. Когда я вошла в комнату, он сидел за столом и держал в руках великолепное брильянтовое колье. Я только мельком его видела: пан Доброзлоцкий сразу же его спрятал, сказав, что оно еще не готово. А все-таки я успела заметить, что это вещь неслыханной красоты. Тогда мне пришло в го-лаву, как хорошо было бы в этом ожерелье явиться на тайцы. Я и попросила ювелира мне его одолжить.
— Пан Доброзлоцкий согласился?
— Во всяком случае, наотрез не отказал. Засмеялся и обещал вернуться к этому, когда колье будет готово. Поэтому я и мобилизовала свою гвардию, чтобы пойтц на танцы.
— Не имея уверенности, что получите ожерелье напрокат?
— Я не предполагала, что пан Доброзлоцкий так дурно воспитан и откажет женщине в подобном пустяке. Он дал мне, правда, очень красивые вещи из серебра, но сами признайте: это не одно и то же. Я была прямо вне себя, когда ушла от него с серебряными побрякушками вместо ожерелья. Увидев ювелира на полу, в крови, я поначалу даже подумала, что Бог наказал его за неучтивость.
— А может быть, это вы, от имени Бога, ударили ювелира молотком по голове? — насмешливо спросил подпоручик.
— Чтобы сделать вам приятное, я призналась бы в преступлении, — мрачно сострила пани Захвытович. — Но не могу. Ведь вы сами не верите, что я причастна к покушению. Не правда ли?
Подпоручик промолчал, а полковник попрощался с актрисой:
— Оставляем ваш гостеприимный кров и идем навестить пана Крабе. Вскоре мы пригласим всех в салон, чтобы покончить со следствием. Потерпите еще немного.
В соседней комнате полковник попросил критика показать, как он взглянул в окно. Пан Крабе подошел к балконной двери и слегка отодвинул штору. Находившийся поблизости фонарь дневного света и окна соседних комнат ярко освещали балкон и приставленную к нему лестницу.
— Видите, ее нельзя было не заметить…
Следующий визит офицеры нанесли редактору Бурскому, который жил на третьем этаже.
— Прошу прощения, — входя, сказал полковник. — Только два вопроса.
— Пожалуйста. Можно и больше, если надо.
— Когда вы сидели у Доброзлоцкого, кто-нибудь к нему заходил?
— Да, забыл вам сказать. На минутку заглянул пап Крабе, но, увидев, что ювелир не один, извинился и сразу ушел. У меня это совершенно вылетело из головы во время допроса.
— А вы заметили, который был час, когда вместе с паном Доброзлоцким выходили из комнаты?
— Во время нашего разговора ювелир несколько раз посмотрел на часы. Я даже спросил, не собирается ли он уходить, не ждет ли кого-нибудь. Он ответил, что ему надо в назначенный час позвонить по телефону. Обычно, если человек смотрит на часы, собеседник машинально делает то же самое, и потому я хорошо помню, что мы вышли из комнаты без четверти девять.
Когда офицеры расстались с журналистом, подпоручик с удивлением заметил, что полковник, не заходи в другие комнаты, направился к лестнице.
— А двое оставшихся, Медяновская и Земак?
— Они ничего нового не скажут. Выйдем наружу.
Дождь прекратился, но было еще очень сыро. Полковник подошел к приставной лестнице и осмотрел ее при свете электрического фонаря, который зажег один из милиционеров.
— Ничего интересного мы тут не найдем. Лестница как лестница. Даже если грабитель не пользовался перчатками, все равно дождь давно смыл все следы. А где она обычно стоит?
По вымощенной дорожке милиционер довел офицеров до виллы «Соколик», погруженной во тьму. Обогнув фасад пансионата, они подошли к нему с противоположной стороны и очутились на небольшой площадке с несколькими деревьями. Милиционер показал на стену под верандой.
— Она лежала здесь, боком к дому. Не подходите, пан полковник, там глина и скользко. Мы искали следы, их тут видимо-невидимо. Но все залито водой, и нельзя установить, какой след старый, а какой — свежий. Лестницу брали часто.
Возвращаясь в «Карлтон», полковник еще раз взглянул на террасу, которая шла вдоль южной стены здания, под балконом второго этажа. Действительно, для молодого человека, занимающегося спортом, не составляло труда соскочить с балкона на эту террасу. А с террасы четыре лесенки вели на дорожку, огибающую дом.
— Пошли обратно, — сказал Лясота.
В столовой он уселся на стул с видом человека, который наконец решил трудную и головоломную задачу.
— Теперь все ясно, — обратился он к подпоручику. — Примите мои поздравления. Вы прекрасно вели следствие. Допрашивая обитателей «Карлтона» и двух местных парней, вы сумели вытянуть из них все. Вы жаловались на невезение, а ждут вас заслуженные похвалы.
Польщенный подпоручик внимательно посмотрел на старшего коллегу. Издевается над ним полковник или же говорит всерьез? А тот продолжал:
— Осталось одно — арестовать виновного и забрать драгоценности. Вероятно, у вас в служебном помещении есть несгораемый шкаф, где их можно будет хранить до решения прокурора о передаче украшений собственнику— Управлению ювелирного искусства. Надеюсь, их еще успеют отослать на выставку во Флоренции. Жаль, что бедняга Доброзлоцкий не сможет туда отправиться вместе со своими произведениями. Ему придется довольно долго пролежать в больнице. Впрочем, боюсь, он не попал бы в Италию, даже находясь в полном здравии. Любителей кататься на государственный счет хоть отбавляй… Кстати, и я не прочь взглянуть на эти безделушки. Не часто случается, даже в нашей профессии, видеть драгоценности стоимостью больше миллиона злотых, и вдобавок с такой биографией. Ну, поручик, вы, разумеется, знаете, кто совершил преступление?
По лицу полковника было видно, что это вопрос скорее риторический, и ответ на него предполагается отрицательный. Однако подпоручик, вопреки ожиданиям старшего коллеги, сказал:
— Я знаю, где спрятаны драгоценности.
— Вот как? — полковник слегка поднял брови.
— Да. Я знаю, где ожерелье. Правда, мне это подсказывает не разум, а скорее интуиция, но найти их я могу за одну минуту.
— Но раз вам известно, где драгоценности, то известно и имя преступника.
— Да, — подтвердил подпоручик. — Кажется, известно. Я знаю, кто и когда приставил лестницу к балкону. Догадываюсь, что именно вы искали, пан полковник, осматривая комнаты подозреваемых. Знаю, у кого в номере вы это нашли.
Полковник улыбнулся:
— И что же это было?
— Глина. Маленький комочек желтой глины.
Лясота уже не смеялся. Он посмотрел на молодого коллегу не только с удивлением, но прямо-таки с восхищением.
— Если вам это известно, то известно и все остальное, — сказал он.
— Наверное, да, — согласился подпоручик. — Но я скорее чувствую, чем знаю. Боюсь, я не сумел бы это доказать.
— Вам только кажется. Протоколы допросов…
— Как раз показания на допросах сбивали меня с толку. Выходило, что каждый подозреваемый в результате показаний другого лица превращался в невиновного. За одним исключением. Так мне думается.
— Однако эти показания дают нам полную картину всего, что произошло после ужина. То есть с 19.30 до того момента, когда пани Рузя нашла ювелира на полу, без сознания. Обратитесь к этим протоколам, постарайтесь логически мыслить и вспомните еще раз содержание показаний. Тогда интуицию сменит железная логика. Вывод напрашивается сам собой. Об ошибке не может быть и речи. Грабитель полностью разоблачен. Самое время его арестовать.
— Я начал скорее с противоположного конца, — рассмеялся подпоручик. — Я знаю, где брильянты и кто их туда мог спрятать. А тот, кто спрятал, и есть преступник. Значит, это он воспользовался молотком и приставил лестницу. Поэтому у него на обуви следы глины.
— Вы их заметили?
— Еще когда допрашивал его в столовой. Эта глина не давала мне покоя. Я не мог понять, откуда она взялась. Ведь дождь начался только после нападения на ювелира, когда он уже без чувств лежал на полу. А до этого было сухо. Дождя не было по меньшей мере пять дней. И только заметив, что вы, пан полковник, тоже что-то ищете, я утвердился в мысли, что иду по правильному пути.
— Браво! — поклонился полковник. В его голосе не было ни малейшей досады, хотя он имел бы на это право. Расследовать сложное дело приглашают мастера сыскной службы из самого Главного управления. Мастер появляется, ведет следствие и вдруг констатирует, что в его присутствии, в сущности, не было нужды, ибо молодой подпоручик, не прослуживший и месяца, пришел к тем же выводам. Но полковник Лясота в этой ситуации решил сделать красивый жест и ничем не показать младшему коллеге, что он несколько уязвлен.
— Должен признаться, — продолжал подпоручик, — что я приглашал вас, пан полковник, со смешанным чувством. Боялся осрамиться и получить головомойку от начальства, но, с другой стороны, были и личные амбиции; мол, явится кто-то из Главного управления и присвоит себе все заслуги. А я ни при чем.
Услышав такое чистосердечное признание, полковник улыбнулся.
— Есть у меня школьный приятель, — продолжал подпоручик. — Он пошел в офицерскую авиационную школу. Рассказывал мне, что превосходно управлял самолетом при условии, что у него за спиной сидел инструктор. Пусть даже тот и не прикасался к рычагам. Достаточно было одного его присутствия. Совсем другое дело — первый самостоятельный полет. Мой друг чуть не угробил машину при посадке, а в ходе полета наделал уйму элементарных ошибок. А все потому, что инструктора сзади не было! И я вам очень благодарен, пан полковник, за ваше присутствие при моем первом расследовании.
— Значит, я выполнял роль инструктора в реактивном самолете?
— Без вас, пан полковник, я наделал бы массу ошибок и, вероятно, не установил бы личность преступника.
— Но согласитесь, поручик, что я в роли инструктора не часто брался за управление.
— Тем больше моя благодарность.
— Ну, я доволен, что вы на меня не в обиде, и сча «стлив думать, что могу наконец пойти домой и лечь спать. До свидания, поручик! Рад был с вами познакомиться.
— Пан полковник… — пробормотал Климчак.
Лясота, который собирался проститься со своим коллегой, остановился.
— У вас еще есть сомнения, поручик?
— Никаких сомнений нет. Зато есть большая просьба!
— Слушаю вас.
— Надо арестовать виновного. Я… Я никогда еще этого не делал. Это так трудно. Боюсь оскандалиться. Тем более что здесь собрались люди влиятельные и со связями. Я очень волнуюсь.
— И хотите, чтобы я проделал за вас грязную работу!
— Нет, не грязную… Ведь речь идет об аресте преступника! Только я… — подпоручик снова начал заикаться.
— Хорошо, Правда, я тоже не люблю отправлять людей за решетку, но сделаю это ради вас. При одном условии.
— При каком?
— Я прошу, чтобы в своем рапорте вы не упоминали мою скромную особу. Я в отпуске, пришел сюда только потому, что меня пригласили. К чему мне лишние хлопоты? Люди не любят впутываться в такие дела. Даже если служат в милиции. Договорились?
— Как вам угодно, пан полковник… Но ведь за успешное расследование такого важного дела наверняка полагается поощрение, а может, и денежная премия? Не лучше ли, чтобы вы, пан полковник, официально выступали в качестве руководителя следствия? — все еще сомневался подпоручик.
— Дорогой коллега, поощрение мне ни к чему — одним больше, одним меньше… Мой послужной список выглядит не так уж скупо. А кроме того, следствие и вправду вел не я, а вы. Я сидел в сторонке и прислушивался. То, что я, в отличие от вас, пришел к решению загадки скорее логически, нежели интуитивным путем, — это дело опыта. Вы бы рассмотрели все факты, перечитали все показания, и данный случай уже не представлялся бы вам неразрешимой головоломкой. Будет справедливо, если все лавры достанутся вам. Вам и вашим подчиненным.
Подпоручик был смущен.
— Не могу же я присваивать чужие заслуги!
— Какие там заслуги!
— Я же говорил, — вмешался капрал Лещинский, — что пан полковник — золотой человек. Теперь могу признаться, что это я уговорил нашего поручика пригласить вас, пан полковник. Поручик вас не знал. Он боялся, что вы откажетесь помочь и вместо этого напишете рапорт: мол, в Закопане с пустяковым делом справиться не умеют, а вызывают отпускников из дома отдыха, чтобы те за них работали.
Полковник улыбнулся.
— Сомнения поручика меня не удивляют. Разные бывают люди. В нашем ведомстве тоже. Не спорьте больше, коллега Климчак, и покончим с этим делом. Людям спать пора. Меня тоже давно подушка поджидает.
— Ну, если вы настаиваете, пан полковник…
— Именно настаиваю. И последняя просьба: соберите всех в салоне. Раз уж я должен объяснять, кто совершил ограбление и чем себя выдал, давайте вознаградим обитателей «Карлтона» и двоих спортсменов за все переживания, неприятности и бессонную ночь. Тем более, их показания помогли решить загадку. На всякий случай пусть два человека стоят на улице, под окнами салона. А остальные — внутри и в коридоре. Осторожность никогда не повредит… Да, кстати, а машина у вас есть?
— Есть, — рассмеялся сержант. — Ждет во дворе. Браслетики тоже найдутся.
— Не люблю я арестовывать, но что поделаешь! Выполняю за вас эту работу, поручик.
