2
Геральт наклонился, проверил исправленную скобу стремени, подогнал еще не размявшийся и туго идущий в пряжке стременной ремень. Подправил подпругу, сумы, скатанную за седлом попону и притороченный к ней серебряный меч. Нэннеке неподвижно стояла рядом, скрестив руки на груди. Подошел Лютик, ведя вод уздцы своего темно-гнедого мерина.
– Благодарим за гостеприимство, уважаемая, – серьезно сказал он. – И уж не злись на меня. Я ведь все равно знаю, что ты меня любишь.
– Конечно, – серьезно ответила Нэннеке. – Люблю тебя, шалопая, хоть и сама не знаю за что. Ну, будьте…
– До встречи, Нэннеке.
– До встречи, Геральт. Следи за собой.
Ведьмак горько улыбнулся.
– Предпочитаю следить за другими. Это вообще-то полезнее.
Из-за храма, из-за оплетенных плющом колонн вышла Иоля в сопровождении двух младших послушниц. Она несла сундучок ведьмака. Иоля неловко избегала его взгляда, смущенная улыбка то появлялась, то сбегала с ее веснушчатой, пухленькой, покрытой румянцем мордашки. Сопровождающие ее послушницы не скрывали многозначительных взглядов, с трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Великая Мелитэле, – вздохнула Нэннеке. – Целая прощальная процессия. Возьми сундучок, Геральт. Я пополнила запасы твоих эликсиров, там все, чего недоставало. И то лекарство, знаешь, о чем я. Принимай регулярно каждые две недели. Не забывай. Это важно.
– Не забуду. Благодарю, Иоля.
Девушка опустила голову, подала ему сундучок. Ей так сильно хотелось что-то сказать. Но она не знала, что именно, какие слова произнести. И не знала, что сказала бы, если б могла. Не знала. И хотела. Их руки соприкоснулись.
Кровь. Кровь. Кровь. Кости словно белые поломанные прутики. Сухожилия словно белесые шпагаты, вырывающиеся из-под кожи, раздираемой огромными, ощетинившимися лапами и острыми зубами. Ужасный звук разрываемого тела и крик – бесстыдный и ужасающий в своем бесстыдстве. В бесстыдстве конца. Смерти. Кровь и крик. Крик. Кровь. Крик…
– Иоля!!!
Нэннеке с невероятной при ее комплекции скоростью припала к лежащей на земле, напрягшейся, сотрясаемой конвульсиями девушке, придерживая ее за плечи и волосы. Одна из послушниц остановилась словно громом пораженная, другая, более скорая, опустилась на колени в ногах Иоли. Иоля выгнулась дугой, раскрыв рот в беззвучном крике.
– Иоля! – кричала Нэннеке. – Иоля! Говори! Говори, детка! Говори!
Девушка напряглась еще сильнее, закусила тубу, тонкая струйка потекла по ее щеке. Нэннеке, покраснев от усилия, крикнула что-то, чего ведьмак не понял, но его медальон рванул шею так, что он непроизвольно наклонился, согнутый, придавленный невидимым грузом.
Иоля застыла.
Лютик, бледный как полотно, громко вздохнул. Нэннеке поднялась с колен. С трудом. Медленно.
– Заберите ее, – бросила она послушницам. Их было уже больше, они сбежались, серьезные, изумленные и молчаливые.
– Заберите ее, – повторила жрица. – Осторожно. И не оставляйте одну. Я сейчас приду.
Она повернулась к Геральту. Ведьмак стоял неподвижно, теребя поводья вспотевшей рукой.
– Геральт… Иоля…
– Молчи, Нэннеке.
– Я тоже это видела… Мгновение. Геральт, не уезжай.
– Я должен.
– Ты видел… видел это?
– Да. Не в первый раз.
– И что?
– Нет смысла оглядываться назад.
– Не уезжай, прошу тебя.
– Я должен. Займись Иолей. До свидания, Нэннеке.
Жрица медленно покачала головой, хлюпнула носом и вытерла рукой слезу резким, отрывистым движением.
– Прощай, – шепнула она, глядя ему в глаза.
