Глава 17
Катя проснулась в мокрой от пота постели, на утро не то что жара уже не было, а даже и намека на вчерашнюю температуру не наблюдалось. Однако голова гудела, руки-ноги – ватные, но еще хуже было внутри.
Катя выпила кофе с молоком, через силу и тошноту прожевала кусок сладкого рулета, не искупавшись и даже не удосужившись помыть за собой посуду, влекомая какой-то ужасной и темной силой, потащилась на улицу. Думать. Нельзя думать об этом здесь, дома. Нельзя думать об этом в стенах, где она получила все, что требовалось попавшему в беду, окунувшемуся в полное одиночество человеку: крышу, тепло, заботу, ласку. Нельзя осквернять дом этими мыслями.
Вот ведь чудо из чудес! Жила когда-то тихая, добрая девочка Катя. В меру старательная, в меру ленивая, добрая тоже в меру, словом, обычная провинциалка. Ни с кем не спорила, никому не желала зла. И вдруг не стало Кати. Куда она делась, где ее искать? Девушка покачала головой в такт своим мыслям: не найдешь уже ту Катю. Нет ее больше. Сожрало ее безжалостное чудовище, и косточки выплюнуло. Одну косточку оставило в саду Ликиного отца, другую в бабкиной комнате… И сколько еще оно будет глодать ее плоть, рвать ее сердце?
Раньше, еще у себя в райцентре, когда Кате становилось нехорошо на душе, она шла к речке, смотрела на воду, слушала птиц, дышала чистым вкусным воздухом. Здесь, в городе, конечно, особенно не подышишь – нечем. Да и речки нет. Но вода все же есть – городское водохранилище, которое делит город пополам. Но река умиротворяла не только своим медленным, размеренным потоком. Катя любила смотреть на другой берег, на камыши, густую лесополосу, простирающееся за ней гладкое поле. А здесь вода несет в себе определенную функцию и ничего больше.
На левом берегу – новые жилые массивы, дома, построенные под копирку один с другого. Коптящие и без того прокопченное небо трубы каких-то заводов, строительные краны…Ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Здесь, на правой стороне, вид интереснее. Если смотреть издали, поражаешься странному виду территорий, прилегающих к городской «большой воде». На склонах высятся новые монументальные здания в современном стиле – это два филиала каких-то мудреных столичных вузов. Выделяется элегантностью новехонький офисный центр, у подножия его простирается квадратная, чистая площадь с отреставрированной церковью. И, конечно, особняки. Множество особняков. Из белого, желтого, красного кирпича. Какие с башенками, какие с куполами, другие все сплошь из стекла – типа хай-тек.
От одного уродца Катя всегда, когда тут бывала, не могла оторвать глаз – кто же додумался вставить в конструкцию ярко-синие, зеркальные, радужные стекла? До чего же безобразно это смотрится! Интересно, какие они изнутри – эти жуткие хоромы? Хотя и от внешнего созерцания бликующего ультрамарина, кажется, можно сойти с ума. И все дома окружены высокими заборами, в обустройстве которых у денежных хозяев пределов фантазии тоже нет. А между всем этим нуворишским великолепием зияют пустоты брошенных, еще не проданных участков, покореженные временем постройки непонятного назначения. Встречаются даже до сих пор обитаемые жилища.
Дом дяди Бориса построен среди хаоса. Сползающие вниз, к водохранилищу, строения не вызывали у дяди доверия, он – за стабильность и твердую почву под ногами, потому что, по его мнению, как грунт ни укрепляй, как ни клади фундамент, сколько ни завези сюда дополнительной земли, а природа – вещь, не подлежащая проектированию. Вымоет когда-нибудь эти почвы хорошими дождями, не через пять лет, так через десять, то-то будут люди себе локти кусать. Дядин дом располагался на самом верху, на твердой почве, за зданием главного корпуса университета. Пятьсот метров от вуза – и ты уже в самом центре города, двести в противоположную сторону – и перед тобой вид на весь склон, ведущий от города к водохранилищу, на мосты, набережные и водный простор. Пусть грязный и мутный, но уж какой есть.
Борис Георгиевич, в силу своей занятости и частично лени никаким спортом не занимался, но оздоровительные прогулки совершал если не ежедневно, то почти каждый вечер и в те выходные, когда не планировал более углубленного общения с природой. Катя знала его «тропы» и тоже часто гуляла по тому же маршруту: спускалась от университета по переулку, там улица делала крутой поворот направо и раздваивалась. Одну ее ветку, как и положено, с двух сторон облепили частные дома. А другая ветка уходила вниз и втекала в улицу с другим названием. Дядя обычно в самые низы не уходил, чтобы потом не подниматься в гору, не нарабатывать одышку. Он спускался по переулку, делал поворот и гулял за домами верхней улицы, которую от склона и ветров отделяла не особенно густая, но все же живая полоса молодых деревьев. Здесь и дышалось хорошо, и можно было на воду посмотреть, и повздыхать (это Катя знала по себе).
Катя дошла до поворота и остановилась. В этом месте городская цивилизация соединялась с дикой природой. От склона проезжую дорогу отделяли тонкие, редко насаженные, какие-то беззащитные деревца и низкие кустарники, коих тут было больше. Катя взглянула вниз и у нее закружилась голова, да так сильно, что пришлось резко отпрянуть. Сколько здесь же метров до ближайшего присутствия человека? Вот так тюкнет кто-нибудь и пикнуть не успеешь – полетишь кубарем вниз.
Кате сделалось не по себе, и она поспешила вернуться на асфальт проезжей части. Машин здесь всегда мало. Ездят либо свои, либо те, кто, зная здешние места, сокращает расстояние, спасаясь от пробок или избегая постов дорожной полиции и вездесущих видеокамер. Еще эту улицу называли «дорогой алкашей», здесь действительно легко можно было проскочить на набережную, минуя постоянный пост.
Отдышавшись, Катя пошла дальше. Пока она бесцельно бродила, питая и насыщая воспаленный мозг кислородом, чудовище притихло, перестало рвать внутренности. Но было бы ошибкой думать, что оно успокоилось или снова задремало, нет, оно почувствовало неуловимый, пока еще далекий и смутный, но от того не менее соблазнительный запах добычи. Оно приготовилось к прыжку.
Среди девочек, с которыми Катя занималась фитнесом, встречались самые разные. Были в группе и далеко не девочки, а очень даже взрослые дамы, которые просто хотели держать себя в лучшей форме и иметь постоянный тонус мышц, дающий прекрасное ощущение молодости и контроля за своим телом. С ними Катя встречалась в основном на занятиях йогой. Кроме йоги, Катя посещала гимнастику пилатес, и там пересекалась с девицами, которые вызывали у нее искренне восхищение. Поднаторевшие на гимнастике, йогу они осваивали гораздо быстрее других. Среди лидеров были три девушки, которые поражали даже тренера Олю: они соревновались между собой, кто дольше простоит на голове, обгоняли друг друга в личных рекордах в совершенно немыслимой позе «лягушки». Причем все три девушки дружили, и их соперничество только развлекало и их самих, и других участниц группы.
Кате, конечно, до них было слишком далеко, она продвигалась в освоении асан медленно, во всем повинуясь тренеру, старательно исполняя все указания. Кроме этих двух занятий, Катя посещала танцы живота. Это уж так… Для разрядки, для души. Восточные танцы пользовались особой популярностью, абонементы нужно было продлевать заранее, чтобы – не дай бог – не остаться за бортом.
Эти увлекательные занятия посещала одна очень спортивного вида девушка, с которой Катя не пересекалась больше нигде, но видела ее в клубе, причем в специальной форме. Она обладала грацией молодой львицы, всегда готовой к прыжку. Мила, так звали девушку, которая, как подозревала Катя, была на самом деле Людмилой, то есть Людой, занималась женским кикбоксингом. Не настоящим, конечно, это тоже был фитнесс, но на основе популярного и жесткого мужского вида спорта. Один раз, в кафе на первом этаже клуба, за горячим травяным чаем, Катя спросила, почему Мила сделала такой интересный выбор. Девушка усмехнулась:
– Ты где живешь, городская девочка? – и подмигнула ей.
– В каком смысле? – переспросила Катя, не понявшая смысла вопроса, но очень польщенная тем, что ее принимают за городскую.
– В каком районе? – уточнила Мила.
– А, ты об этом… – поняла, наконец, Катя. – В самом центре, за университетом.
– Ну вот видишь, – хмыкнула Мила, – а я на Машмете. И этим все сказано.
– Машмет – это где-то на окраине, да? Район такой промышленный…
– Да ты что, не местная? – удивилась Мила. – Недавно приехала? Не знаешь, что такое Машмет?
– Вообще-то я и правда не очень давно здесь, слышала что-то, но не знаю, – оправдывалась Катя, – сама я даже и не была ни разу в тех краях.
– Тогда и не за чем, – подытожила Мила. – По доброй воле туда соваться не надо, поверь уж мне. Я-то там живу, судьба уж такая, будет случай, выберусь оттуда, но это такая жопа, что ты себе даже не представляешь.
– Далеко и уныло, да? Я ведь тоже совсем недавно жила далеко, и там тоже было уныло, – разоткровенничалась Катя, – так что, наверное, представляю.
– Причем здесь далеко? – возразила Мила, отхлебывая какой-то мудреный витаминный коктейль. – Район Лесной поляны тоже далеко от центра – и что? Там дома по миллиону баксов стоят, там элита. А Машмет – это ария из другой оперы. У нас такая публика живет, что туда лучше вообще не заглядывать. У нас пока от остановки до дома дойдешь, три раза Бога поблагодаришь, что надоумил на кикбоксинг пойти. Если ты молодая, симпотная и одета хорошо – или мобилу отожмут, или трахнуть попытаются, или еще что-нибудь. А так я спокойна: одному кроссовкой по роже впечатала, другому, третьему… Те, что ученые, уже не лезут.
– Криминальный район, да? – понимающе кивнула Катя.
– Не то слово, – согласилась Мила, – наркоман на наркомане, кто не сидел – по пальцам пересчитать. Рабочая окраина, сама понимаешь, только заводы-то теперь почти без заказов, народ злой, бросаются на всех как собаки, наркотой торгуют, гоп-стопят, в общем, кто во что горазд.
– Как же ты там живешь? – искренне удивилась Катя.
– Ну, жить-то надо, – пожала плечами Мила, – с нормальными ребятками я нормально общаюсь, а с совсем уж конченой приблудой делаю вот так, – и девушка, отставив коктейль, сделала выброс ногой, молниеносный, сильный, точный – будто метила в нос противнику.
Хорошо, в кафетерии больше никого не было. Барменша только улыбнулась, а Катя восхищенно открыла рот: движение получилось не только красивое и мощное, но еще и невероятно сексуальное. Вот это да! Вот это класс!
Сейчас эта пустая болтовня в кафе почему-то вспомнилась. Да не почему-то, не случайно, конечно, что уж себя обманывать. Из разговора с дядей Катя поняла, что его пиарщик раскручивает кампанию по спирали: сначала забросал информацией популярные интернет-порталы. Никакой аналитики, никаких дядиных комментариев – просто слухи и домыслы. Журналисты уже стали позванивать Борису Георгиевичу Скворцову, чтобы прояснить дальнейшую судьбу «Горпассажиртранса». Дядя, согласно сценарию, отделывался многозначительными намеками. Информационный взрыв должен произойти на пресс-конференции, которую решили не проводить в отсутствие мэра города, а тот еще неделю будет находиться в отпуске. Значит, примерно через десять дней снаряд, которым дядя и его помощники набивали пушку, должен вылететь. Надо успеть до того. Больше такого удачного стечения обстоятельств не будет.
Сейчас у Бориса Георгиевича сложная ситуация, у него могущественные враги, его не просто выживают с хорошей должности. Даже неопытной Кате понятно, что игра ведется крупная, и речь идет о больших денежных потоках, которые дает городской транспорт. Наличных потоках, между прочим. Такой ситуации, когда дядя сильно мешает переделу большого рынка, больше уже не будет. Ему не победить, его все равно сметут, всегда более сильные сметают то, что мешает им на пути. Но сейчас ситуация представляет собой конфликт интересов, а потом его уже не будет. Потом останется только быт и частная жизнь. А завтрашний дядин быт и частная жизнь – это она, Катя. И она уже не сможет решиться, момент будет упущен. Поэтому действовать нужно очень быстро. Чудовище нужно приструнить, хватит ему уже полыхать огнем, пора бы проявить себя с другой стороны. Кому как не Кате знать, что зверь внутри нее может не только опалять ее огненными языками. Он еще и очень умный, и очень хитрый, когда нужно. Ох, какой умный! И один раз этот ум уже пригодился и ее, Катю, не подвел.
На восточный танцах Катя показывала себя из рук плохо, была вялой, не попадала в такт, плохо выполняла вращения, ноги ее не слушались, а руки трепыхались в воздухе как тряпочки. Пару раз тренер сделала ей подбадривающие замечания, один даже назвала сонной мухой, Катя попыталась изобразить вымученную улыбку – не получилось. Она вышла из зала раньше всех. Оделась, но уходить не собиралась, села на скамеечке, тяжело опустив голову на руки. Позицию она выбрала очень удобную – рядом со шкафчиком, где оставила свои вещи машметовская бедовая девчонка Мила. Когда из зала стали выходить разгоряченные участницы группы, на лице Кати была отображена всеобъемлющая скорбь. Она постаралась встретиться взглядом с Милой и встретилась.
– Ты че такая кислая сегодня? – спросила Мила, подходя к своему шкафчику. – Неприятности или болит что-то?
– Да все одно к одному, – отмахнулась Катя.
– Так иди домой, займись чем-нибудь, отвлекись, – посоветовала девушка. – Ты чего не собираешься?
– Надо собираться, ты права, – кивнула Катя, – знать бы еще, куда идти…
– С родоками что ли поцапалась? – посочувствовала Мила.
– У меня родителей нет, – ответила Катя, – они умерли.
– Ой, мать, извини, я не знала, – девушка присела рядом. – С кем же ты живешь?
– С дядей, – выдавила из себя Катя так, будто само слово далось ей с большим трудом.
– С родным дядей? – уточнила Мила.
– Типа того, роднее уж и не бывает, – ответила Катя, тихонько всхлипнула и из глаз ее как по команде в два ручья потекли слезы.
– А ну-ка…
Мила схватила Катю за руку и потащила к умывальникам, поплескала водой в лицо, а потом подытожила:
– В таком состоянии тебе, как я понимаю, ни домой нельзя, ни одной нельзя. Ладно, я тебя сейчас развеселю, только обещай, что не будешь киснуть и портить всем компанию.
– Какую компанию? – испугалась Катя. – Разве я могу в таком виде идти в компанию?
– В порядок тебя привести не долго, тебе ж не сорок лет, – парировала Мила, – а вот сопли положи в карман и не доставай оттуда. Поняла? Я не знаю, в чем твоя проблема и кто тебя обидел, но ясно, что тебе нужно развеяться. Мой бойфренд сегодня при деньгах, выигрыш свой с пацанами празднует, поехали со мной.
Катя растерялась.
– Но я не готовилась, и настроение, честно говоря, не то… – промямлила она.
– Ну, смотри, как хочешь, – не стала настаивать Мила. – Нравится лить сопли и слезы, лей, у тебя их там еще много, надо думать… Никого насильно веселиться не заставишь.
– Да нет, нет! – спохватилась Катя. – Просто я сомневаюсь, что хорошо выгляжу для вечеринки…
Мила придирчиво оглядела Катю с ног до головы. На ней были черные замшевые полуботинки, черные джинсы «Кельвин Кляйн» и обтягивающая майка этой же фирмы. Сверху Катя уже успела набросить моднейшую болоньевую жатую курточку, при виде которой у Милы аж слюнки потекли, такая она была классная: с вставками из плотной ткани под гобелен, по воротнику украшенная стразами и тоненькой полоской меха. Сразу видно, фирменная вещь, а не какая-нибудь турецкая поделка. Да и причесана Катя была так, будто с самого утра только и думала о вечеринке – со стильной небрежностью, требующей кучи времени. Только вот красные от слез глаза выдавали, что с девушкой что-то не так.
– Выглядишь ты отпадно, – заключила Мила, – только глаза надо накрасить. На-ка…
Она порылась в сумке и протянула Кате тушь.
– Наводи марафет, а я пока сполоснусь, – проговорила девушка, – ты-то сегодня динамила, а я вся в мыле.
Катя сосредоточилась на процессе восстановления красоты, тушь была хорошая, и скоро глазки засияли в обрамлении пушистых длинных ресниц. Катя подправила помаду, осмотрела себя в зеркале и пришла к выводу, что для обиженной несчастной девушки выглядит слишком даже хорошо. Могут и не поверить. Хотя на первом этапе на парней нужно производить впечатление яркой внешностью, они на это падки, на первом этапе им твой внутренний мир до лампочки. А следующий этап требует другого оружия, и оно будет.
Пока Катя размышляла в ожидании Милы, позвонил Димочка. Только этого еще не хватало! В любую другую минуту она была бы счастлива нажать зеленую кнопку на мобильнике, ее охватил бы трепет, но только не сейчас, когда ей нужна собранность, когда нельзя выходить из роли ни на минуту.
– Куда ты пропала? Ты меня избегаешь? – послышался в трубке голос, от которого перехватило дыхание.
– С чего ты взял? Почему бы мне тебя избегать?
– Мы не виделись уже дней десять, наверное, – напомнил Димочка, – и ты не звонишь.
Девять дней. Девять дней они не виделись, хотела бы уточнить Катя, но вслух сказала:
– Ты же знаешь, что я плохо себя чувствовала, – объяснила она, – не хотелось показываться тебе на глаза в нелучшем виде. Я уже выздоравливаю, через пару деньков, думаю, можно будет возвращаться к полноценной жизни.
– Хочешь, я приеду, проведаю тебя, – предложил Димочка, – привезу что-нибудь вкусненького.
Скажи Димочка эти слова в любой другой момент, Катя взвыла бы от счастья. Он скучает по ней! Хочет о ней позаботиться! Она ему нужна! Но сейчас такие приятные слова только усилили и укрепили ее решимость. И как бы ей ни хотелось сейчас увидеть Димочку, вдохнуть его запах, погладить по волосам, невероятным усилием воли она произнесла:
– Приезжай, но только не сегодня. Я сегодня плохо выгляжу, и вообще хотела еще день отлежаться. Может, завтра?
– Хорошо, – согласился Димочка. – Ты уверена, что тебе не нужна никакая помощь? А то голос у тебя напряженный…
– Спасибо, – просияла Катя, – нет, не нужна, у меня все есть. Я тебе завтра позвоню.
Она чудом успела нажать кнопку отбоя, потому что рядом уже возникла Мила. Свежая, бодрая, пахнущая каким-то незнакомым парфюмом.
«А ведь я забыла надушиться», – вспомнила Катя, полезла в сумочку, извлекла маленький флакончик духов Гуччи «Раш», исправила свою забывчивость и всем своим видом изобразила готовность следовать за новой подругой, куда глаза глядят.
– Вот, уже совсем другое дело, – одобрительно кивнула Мила, – пошли.
И Катя пошла по коридору вслед за ней, полная твердой решимости. Она должна сделать это! Пусть будет трудно, пусть придется придумывать что-то на ходу, но она сделает то, что должна сделать. И сделает немедленно! Димочка еще не потерян, он думает о ней, скучает, и она сделает все, чтобы не упустить его, чтобы реализовать свою мечту, чтобы не потерять свою жизнь, свою любовь, что для нее по сути – одно и то же.
Кто бы мог подумать, что еще пару дней назад Катей владели самые черные, самые тягостные мысли, что она была буквально в шаге от того, что бы самой втоптать в землю самое драгоценное, что есть в ее жизни, обречь себя на вечную муку беспросветной тоски по любимому человеку. Никогда этого не будет! Она уже знает, какой ценой, за что нужно платить, прейскурант ей известен. Ну что ж, таковы законы жизни: дешево стоит только то, что никому не нужно. Она уже пошла по этому пути, она уже преступила все нормы морали, она уже сделала такие взносы, стоимость которых кому-то другому и в кошмарном сне не приснится. Но то другому… А она готова пройти путь до конца, иначе чем окажутся ее прошлые вложения? Одно – не чем иным, как пошлым, мерзким проступком, другое – чудовищным преступлением, если уж называть вещи своими именами. Если все это не служило одной большой цели – значит, все это подлость и грязь, моральное уродство и явная уголовщина.
Катя сжала губы и вместе со своей спутницей вышла на свежий весенний воздух. У фитнесс-клуба девушек уже ждала машина.
У небольшой и не очень чистой «Мазды» щурились на весеннее солнышко два молодых человека. Один высоченный, со спортивной осанкой, в недешевой спортивной куртке хорошей фирмы, увидев выходящую из дверей Милу, широко заулыбался. Он был так коротко стрижен, что разобрать цвет волос не представлялось возможным, в глаза бросался лишь массивный подбородок. Второй парень был пониже, слегка сутулился, одет в легкое черное полупальто. Темно-русые волосы, трехдневная щетина, а при ближайшем рассмотрении выяснилось, что у него смоляные брови и светло-зеленые глаза, обрамленные по-девичьи длинными, загнутыми кверху ресницами.
Стали знакомиться, бойфренда Милы звали Эдиком, второй парень представился Антоном, слегка улыбнулся, и стало видно, что у него ямочки на щеках.
«Вот еще!» – фыркнула про себя Катя.
Мила запрыгнула на переднее сиденье, поближе к своему дружку, и незамедлительно со смаком чмокнула его в чисто выбритую щеку.
– Ща, я свой выигрыш заберу и будем думать, что делать, – объявил Эдик, и машина тронулась с места.
Они молча проехали два или три квартала, и парень стал моститься в поисках места парковки. Кате неудобно было спросить, что за выигрыш такой, но скоро некоторая ясность внеслась сама собой, когда Эдик направился к жилому дому, первый этаж которого занимали всевозможные агентства и салоны, и нырнул в дверь под вывеской «Букмекерская контора».
– Эдик играет, да? – не удержалась Катя. – Первый раз живьем вижу человека, который делает ставки. Он на бегах играет?
Мила, которой был задан вопрос, только пожала плечами:
– По-моему, он ставит на все, на что только можно.
– Не на все, – заметил молчавший до сих пор Антон.
– А ты в этот раз не ставил? – поинтересовалась Мила.
– Нет, я пропустил, мне в другом месте деньги нужны были, – объяснил Антон, – скоро будет одно событие, где я уж точно выиграю.
– Спорт? – уточнила Мила.
– Угу, – подтвердил немногословный парень.
Эдик вышел сияющий, пружинистой походкой преодолел расстояние до машины, увесисто плюхнулся на водительское сиденье и спросил:
– Ну че, какие мысли, где будем кутить?
– Ты же собирался отмечать с пацанами, – заметила Мила.
– Передумал, – отозвался Эдик, – мы тут кратко посовещались и решили: зачем нам пацаны, с которыми мы всегда успеем побухать, когда у нас две такие хорошие девушки сидят в машине? Это ж глупо, правда, Тош?
– Правда, – без особого энтузиазма согласился Антон.
Еще минут пятнадцать они решали, где будут проводить время. Катя в общем разговоре участия не принимала, сегодня у нее должна быть совсем другая роль, и она старательно изображала мировую печаль, периодически устремляла взор в какую-то только ей ведомую точку и будто отключалась. Но чтобы не отпугнуть своим странным поведением компанию, все же периодически приходила в себя и вставляла что-то вроде: «смотрите сами», «я там не была» или «далеко ли это от центра?».
В итоге было принято решение поехать в узбекский ресторан плотно поужинать, чтобы остальной вечер оставить для чистых увеселений и уже не думать о еде. Договорились так, что Антон за ужином выпивать не будет, чтобы потом отвезти компанию в центр, в давно облюбованный караоке-клуб, где он наверстает упущенное, а машину оставит рядом на платной стоянке во дворе огромного многоэтажного дома.
Получалось, что кавалером Кати на этот вечер становился Антон. Девушку начали терзать сомнения, она рассчитывала на большую компанию машметовских аборигенов, среди которых планировала попытаться нащупать нужного человека. А все выходило совсем не так. Антон не был похож на отпетого гопника, впечатления бывалого парня он тоже не производил (хотя кто знает, как именно выглядят они, бывалые?), и в какой-то момент Катя испугалась, что попусту тратит драгоценное время. Но развернуться и уйти, даже не попытавшись что-то прощупать, было глупо, и она покорилась общей воле.
В узбекском кафе ей понравилось. Мила ела телячьи шашлыки и овощи на гриле, Эдик уписал большую тарелку жирной шурпы, потом проглотил плов и еще сцапал с тарелки Антона одну палочку шашлыка. Антон наслаждался ароматным лагманом и бараньими шашлыками, Катя ограничилась одним пловом. К ее сегодняшней роли очень подошло бы на середине обеда отодвинуть тарелку, но здоровый аппетит и искусство поваров-узбеков не позволили это сделать, и рассыпчатый бараний плов, щедро приправленный пахучими восточными приправами, Катя съела до последней крошки.
За рюмкой хорошей холодной водки все стали постепенно расслабляться, даже молчаливый Антон стал коситься в Катину сторону и отпускать какие-то реплики. Катя за долгое время впервые так расслабилась. Постоянные, непрерывные мысли о Димочке так сильно сковали ее, так парализовали все остальные эмоции и чувства, настолько крепко опутали по рукам и ногам, что она как будто заморозилась в своем малом пространстве и перестала воспринимать окружающий мир. Поэтому сейчас, в обществе почти незнакомых людей, которые открыты жизни и ее радостям, за вкусной едой и небольшой, расслабляющей дозой алкоголя, в приятной атмосфере заведения, благоухающего восточными запахами, Кате показалось, что с нее будто сняли панцирь. И она впервые за долгое время смогла дышать полной грудью.
– Наконец-то ты порозовела, – улыбаясь, заметила Мила, – а то была бледная как смерть.
И тут Катя пришла в себя, стряхнула сладкий морок. Нельзя расслабляться! Она здесь не для того, чтобы нежиться и получать удовольствие. У нее есть цель, и эту цель непременно нужно достичь.
После узбекской кухни компания переместилась в караоке-клуб. Все дружно подождали, пока Эдик поставит машину и, громко разговаривая, побежали в модное место. Катя пряталась за спинами своих спутников, отставала, озиралась по сторонам в страхе, что ее кто-нибудь увидит. Кто-нибудь – это, конечно, Димочка. Вдруг он сегодня припозднился на работе и будет возвращаться домой этим путем? И только когда компания ввалилась в клуб, Катя перевела дух.
Пели только Мила и Эдик, то по очереди, а то и дуэтом. Катя и Антон сидели на диване, и когда ведущий делал перерыв на танцы, пару раз ходили потанцевать. Антон смотрел на Катю из-под своих девичьих ресниц подолгу, не мигая, под его взглядом девушке становилось не по себе. Она чувствовала волнение. Водку больше не пили, потому как без закуски не стоит, и компания мерно накачивалась текилой.
Громкая музыка мешала говорить, и потому разговор с Антоном не клеился, зато его близость Катя ощущала все явственнее. Он то случайно задевал девушку, то прикасался ногой к ее коленке. В полумраке зала глаза его стали шальными, зрачки расширились, загорелись, и Катя физически ощутила исходящие от него волны возбуждения, хотя никаких разговоров на скользкую тематику парень заводить не пытался. И вообще был несколько скован и неловок.
На сцене объявили какой-то дурацкий конкурс, и в гуле зала появилась возможность произнести хоть слово, чтобы быть услышанным.
– Как твое настроение? Улучшилось? – спросил Антон.
– А что, было так заметно, что у меня плохое настроение? – удивилась Катя.
– Да ты себя в зеркало не видела! – воскликнул парень. – Будто с похорон пришла.
– Ну, в каком-то смысле это так и есть, – кивнула она.
– Ну вот… Зря я сказал, – протянул Антон, – ты сейчас опять загрустишь. Не надо, Кать, жизнь прекрасна, такой отличный вечер, надо радоваться. Все неприятности когда-нибудь пройдут, и ты будешь вспоминать о них со смехом. Или вообще не вспомнишь.
– Ты прав, – согласилась Катя. – Я грузить больше не буду, не волнуйся. Постараюсь соответствовать духу компании. Чин-чин?
Тост был поднят столь невеселым голосом, что Антон выпил без всякого удовольствия.
Они тусили еще часа полтора, после чего Катя стала утомляться. От громкой музыки гудела голова, гомон мешал мыслям, не давал сосредоточиться, и девушка всем своим видом начала подавать признаки скисания. Антон почувствовал это. И сам предложил закругляться. Эдик и Мила только вошли в раж, похоже, в их планы входило напиться и нагуляться до полных краев. Антон с Катей распрощались со сладкой парочкой и вышли в тишину свежего апрельского вечера. Перед выходом Катя позвонила дяде и просила ее не ждать.
Антон топтался на улице, ожидая ее.
– Куда вас доставить, мадемуазель? – галантно спросил он, не очень ловко изогнувшись в позе придворного пажа.
– Я живу в центре, за университетом, – ответила Катя упавшим голосом.
– Тогда, может, пройдемся пешком? – предложил парень. – Пройтись полчасика пешком перед сном никому не помешает. Хмель выветрим. А то тебе небось к предкам возвращаться…
– Мои родители умерли, у меня никого нет, – ответила Катя.
– Ой, извини, я не знал, – смутился Антон. – А с кем же ты живешь? Одна?
– Нет, не одна, – проговорила Катя и в ее голосе уже звучали близкие слезы.
Они еще немного прошли пешком, и Антон решился, наконец, спросить:
– У тебя дома какие-то неприятности? Я просто ничего о тебе не знаю, Милка про тебя ничего никогда не рассказывала, мы даже не знали, что у нее есть такая подруга.
– Да мы с ней и не подруги, – пояснила Катя. – Просто она меня пожалела, когда я в раздевалке плакала, вот и взяла с собой, чтобы я развеялась. Хорошая она девчонка, отзывчивая.
– Так что у тебя случилось, в конце-то концов? – воскликнул Антон. – Может, я чем-то могу помочь? Если у тебя неприятности с кем-то, ты только скажи. Не думай, что я могу только по клубам ходить и текилу жрать…
– Ну что ты, Антон, – слабо улыбнулась Катя, – мои неприятности настолько личные и настолько мерзкие, что и вслух-то не произнесешь. А уж грузить этим постороннего человека, так это и вовсе дикость.
– А может, я не хочу быть тебе посторонним, может быть, тебе нужен кто-то не посторонний, ты подумай…
Он не стал продолжать, а Катя лишь кивнула в знак благодарности. Чем ближе они подходили к университету, тем ниже она опускала голову и вжимала ее в плечи. Вдруг Катя резко остановилась, залилась слезами и воскликнула:
– Я не могу туда идти!
– Да что с тобой такое, в конце концов?! – заорал Антон, хватая Катю за руку. – Сейчас ты мне немедленно все расскажешь!
Он потащил Катю через университетскую площадь в маленькое кафе, уютно мерцающее в ночи приглушенными огоньками настольных ламп. Было еще не поздно, до закрытия далеко, на их счастье оказался свободным небольшой «кабинетик», отделенный от зала изящной ширмой. Антон заказал горячего чаю, рома и десерт.
– Немедленно рассказывай, что у тебя произошло, – потребовал он.
Катя молчала.
– Ты не можешь идти домой, значит, что-то случилось там? Да? Отвечай! С кем ты живешь?
– С дядей, – наконец-то выдавила Катя. – Это родной брат моего отца. А папа умер недавно, скоро год.
– И что произошло у тебя с этим дядей? Или он здесь ни при чем?
– Если я тебе скажу, мне конец, – сквозь слезы проговорила Катя. – Он меня сотрет в порошок. И я вообще не могу сказать такое вслух.
– Говори, – настаивал Антон.
– Тоша, спасибо тебе, ты такой славный, такой милый, такой добрый, – сказала Катя, прекрасно понимая, какой эффект производят подобные слова на заинтересовавшегося девушкой мужчину, – я так благодарна тебе за то, что ты хочешь меня защитить. Но я ведь совершенно посторонний тебе человек. Зачем тебе нужны чужие неприятности?
Ах, какая умница! Не «ты мне посторонний», а «я тебе посторонняя». Вот ведь как правильно сказала! Подчеркнула, что она готова быть ему не посторонней, но совсем не навязывает себя со своими проблемами. И что может сильнее возвысить мужчину в собственных глазах, чем спасение беспомощной женщины?
– Катя, я жду, – упрямо повторил Антон.
– Боже мой, как мне сказать это? Я не смогу…
Катя терла глаза, теребила мокрый носовой платок, но в какое-то мгновение как будто решившись, громко выдохнула и выпалила:
– Мой дядя меня изнасиловал.
Антон сжал кулаки так, что костяшки пальцев стали белыми, он бы стукнул по столу с размаху, но не стал, чтобы не набежала охрана и их не вывели под белы ручки.
– И что теперь? Заявлять, как я понимаю, ты не хочешь?
– Поздно, сразу надо было, – немного успокоившись, едва слышно проговорила Катя, – да и не получилось бы ничего. Дядя – тертый калач, а я деревенская девчонка без роду без племени. Кто мне поверит?
– Но тебе теперь и правда туда нельзя, – задумчиво проговорил Антон. – Тебе есть куда пойти? Я пока живу один, мать уехала в санаторий лечиться.
– Это не решение проблемы. Хотя спасибо, – ответила Катя. – Но дальше все равно где-то надо жить. Я уж думала домой вернуться, в район, но я свой домик продала. Поверила этому чудовищу. Думала, что с ним мне будет хорошо и спокойно. А за эти деньги в городе ничего не купишь. Вот я и не знаю, что мне теперь делать.
– Разобраться надо с твоим дядей, вот что, – уверенно произнес Антон. – Думаешь, таких возможностей нет? Есть такие возможности.
– Ну, а дальше что? – рассуждала Катя. – Ну допустим, разберутся с ним, и что? Он станет другим? Хорошим и добрым дядюшкой? Он мне попросту отомстит, да и все. Заявит, что я у него что-нибудь украла, и дело с концом. Это не выход.
– А в чем ты сама видишь выход? – спросил Антон.
– Пока не знаю, – пожала плечами девушка.
– Ладно, утро вечера мудренее, поехали ко мне, выспишься, – предложил Антон, подзывая официанта. – Не бойся, приставать к тебе не буду, хотя и очень хочется. А завтра будем думать.
Катя согласилась, они вызвали такси и, сев в машину, долго колесили по ночному городу. Таксист проехал мост, соединяющий два берега, и начались промышленные районы. Этот город Катя почти не знала. Однажды ей пришлось окунуться в левобережные трущобы, когда она искала таджикское жилье, но в этой части левобережья она не бывала никогда. Сначала они проезжали мрачные корпуса заводов, потом многоэтажки, налепленные посреди какого-то пустыря. Потом поворачивали и проезжали убогие общежития, магазины, больше похожие на сельпо.
«Где же живет Антон? – с волнением думала Катя. – А вдруг в каких-то трущобах?»
И тут они приехали. Антон жил не в трущобах, в многоэтажке вполне приличного вида. Пока они поднимались в лифте, Катя все больше волновалась. Как себя вести? Стоит ли одним, старым как мир, способом привязать Антона к себе покрепче? Или только пообещать ему вожделенную награду? Из-под полуопущенных век она взглянула на парня: губы его были плотно сжаты. Он был напряжен.
Когда Антон, пропустив девушку в квартиру, снимал с нее куртку, его пальцы коснулись Катиной спины, обтянутой только тонкой майкой. По спине пробежала змейка дрожи. Катя сняла ботинки, надела предложенные тапочки и оказалась в коридоре, освещенном одним только настенным бра, с Антоном лицом к лицу. Он приблизился, но не настойчиво. Нежно коснулся рукой ее щеки.
– Я сделаю все, чтобы ты больше никогда не плакала, – тихо сказал он.
Жар прошел по всему Катиному телу. Она испытала совершенно невиданное до сих пор животное желание, сама подалась к стоящему рядом парню, их дыхания сплелись и через минуту ее уже сотрясали волны неукротимого возбуждения.
«Боже, как стыдно», – думала она, и от этого испытывала еще больший прилив самой настоящей похоти, не завуалированной, не припудренной никакой романтикой.
Дальше Катя почти ничего не помнила, они содрали друг с друга одежду, ее тело горело под руками незнакомого мужчины как в аду, и через несколько минут Катя испытала такой дикий оргазм, что чуть не потеряла сознание.
– Я сумею тебя защитить, девочка моя, – ошалело шептал Антон. – Я тебя никому не отдам, ты будешь в безопасности.
Катя села в постели, ее обнаженный силуэт был красиво освещен полной луной.
– Ты не понимаешь, милый, – серьезно сказала она, – я не просто боюсь остаться без крыши над головой. Это все жизнь, как-нибудь решилось бы… Но он осквернил меня, он надругался надо мной, ты не представляешь, что он заставлял меня делать… Он предал память моего отца, своего брата. Он самый гнусный из всех подлецов, которые только могут быть. И его преступление окажется безнаказанным. Вот что меня мучает.
– Накажи его, – так же серьезно ответил Антон.
– Как? Что я могу? – усмехнулась Катя.
– Какое наказание ты считаешь достаточным?
– Мне не нужны ни его деньги, ничто другое. Мне не будет покоя, пока этот гад жив.
– Неразрешимых проблем нет, – уверил ее Антон.
