Совет закончился. Маршалы поднимались один за другим, неловко кланяясь королю; толстая дубовая дверь закрылась. От королевских покоев в верхних ярусах башни вниз вёл только один коридор и узкая винтовая лестница, так что волей-неволей все роханские командиры шли вместе.

Шли в тяжёлом молчании, лишь позвякивало железо.

– Э! Нельзя нам, того, ну понимаете, задуманное ему дать сделать! – внезапно и с силой произнёс Брего. Все остановились разом, как по команде; и, похоже, все думали точно так же, потому что у Фреки вырвалось:

– Верно, да вот только как?

– Как, как… – прохрипел всё ещё багровый Эркенбранд. – Не сейчас об этом толковать!.. Здесь же наёмники!..

Терпение Фолко лопнуло; хоббит развернулся резко, словно его обожгли кнутом.

– И о чём же это нельзя толковать при «наёмниках», а?! Уж не задумал ли Храбрейший заговор против своего законного короля? – сквозь зубы произнёс хоббит, кладя руку на эфес. Рядом с ним молча встали гномы; они не задавали вопросов, просто их топоры уже были готовы к бою.

– Э, вы что… эта! – всполошился Брего, мигом оказываясь между старым воином и Фолко. Несмотря на косноязычие, Третий Маршал быстро сообразил, что делать. – Храбрейший, я, ну прошу тебя…

– Если здесь зреет измена… – ледяным голосом отчеканил Торин.

– Какая измена! – яростно зашипел Фрека, не забывая понизить голос. – Король обезумел! Его приказы-то – они ж погубят Рохан! Вы же первые были против!

– Но это не значит, что мы изменим своему слову, – парировал Малыш.

– Но разве кто-то говорит об измене?! – горячо, но так же шёпотом выпалил Хама, самый молодой из роханских Маршалов. – Мы просто хотим уберечь от гибели и короля, и страну! Разве не в этом истинный долг тех, кто любит Рохан и своего правителя?!

Фолко, Торин и Малыш, переглянувшись, принялись невозмутимо и молча раскланиваться с остальными Маршалами.

– Эй, куда вы… эта… того? – всполошился Брего. – Поговорить надо, Маршалы! С нами идёмте, да, нет?

– Разве можем мы, наёмники, как поименовал нас почтеннейший Эркенбранд, обсуждать приказы нашего нанимателя? – намеренно-ледяным тоном отозвался Торин. – Повелитель Эодрейд намерен отдать некие распоряжения. Мы можем обсуждать их и даже спорить, но лишь для того, чтобы исполнить оные наилучшим образом!

Брего побагровел:

– Ну, вы, того, значит, сердца не держите. Я, эта, прощения прошу, слышите? Я, как бы… э… от всех нас, верно?

Аж вспотев от усердия (редко когда приходилось произносить вежливые речи), Брего окинул взглядом остальных роханских Маршалов.

– Вы, того, на Храбрейшего там, не серчайте. Он же… ну, значит, стар вроде как, что ли…

– Верно, верно! – подхватил Фрека. – Храбрейший…

– Храбрейший ошибался и говорил в запале, – медленно произнес Сеорл, доселе молчавший Пятый Маршал. – Не нужно из-за неразумных слов одного ссориться со всеми, почтенные гномы.

– Неразумных слов?! – вскипел Эркенбранд. – Да ты, Сеорл, мальчишка, совсем рассудка лишился!.. Я отца твоего на Исене спасал, а ты…

– Не гневайся, досточтимый Вестфольдинг, нам надо говорить со всеми, кому дорог Рохан, – холодно отрезал Сеорл.

– Я с наёмниками за один стол более не сяду! – рявкнул Эркенбранд. – Делайте, что хотите, толкуйте, с кем хотите, роняйте роханские честь и достоинство – только без меня, ладно?!

И Второй Маршал, топнув ногой, удалился, безуспешно пытаясь придать себе гордый и величественный вид – а у самого от ярости даже голова затряслась.

Хоббит посмотрел ему вслед со смешанным чувством. С одной стороны, стоит ли обижаться на гордого и самолюбивого старика, для которого «не имеющие лена в Рохане» были, есть и будут просто наёмниками, пусть даже и храбрыми, и полезными? С ними можно и плечом к плечу рубиться, и последнюю краюху преломить; но в королевском совете им делать нечего.

Это с одной стороны, а вот с другой…

Нельзя, чтобы тебя унижали. Даже если это глубокий старик, которого сам король держит в Совете, чтобы только оказать почёт последнему из сподвижников своего отца, оставшегося в живых.

– Если собравшиеся здесь досточтимые Маршалы Марки, с которыми я бился рука об руку последние десять лет, также считают нас недостойными доверия наёмниками… – начал было Фолко, но Фрека перебил его:

– Мастер Холбутла. Третий Маршал Брего уже принёс тебе извинения, чего же больше? Мы, начальники роханских полков, зовём вас, досточтимые, на наш собственный совет – надо решать, как спасать и войско, и страну.

– Страну можно спасти неуклонным сохранением закона и порядка, – отрезал Торин. – А закон – это слово короля.

– Идёмте, идёмте же, – нетерпеливо махнул рукой Хама. – Об этих вещах не толкуют на пороге!

Гномы и хоббит переглянулись. Торин и Малыш явно ожидали его, Фолко, решения – в разговорах и переговорах невысоклик был явно искуснее.

– Хорошо, – кивнул хоббит. – Идёмте. Мы готовы вас выслушать.

– Давно бы так, – проворчал Сеорл. – А то ло…

Он, наверное, хотел добавить что-то вроде «а то ломались, как девочки», но Фрека вовремя пихнул товарища локтем в бок.

Пятеро роханских Маршалов, двое гномов и Фолко спустились в большой пиршественный зал. Там сейчас было темно и тихо – праздник отшумел вне стен замка.

– Здесь мы… эта… того, поговорить сможем. – Брего опустился на лавку. – Эх, эля нету, на сухое горло разговоры разводить…

– Надо добиться, чтобы никакого похода бы не состоялось… – начал было Сеорл; Фрека досадливо оборвал его:

– Это и жеребёнку понятно!.. Чего нужно добиться – здесь знает каждый, а вот кто сможет сказать, как это сделать?

– Король Эодрейд не из тех, кто легко отказывается от замыслов, – вступил в разговор Теомунд, Седьмой Маршал. – Впрочем, раньше…

– Раньше он не принимал таких нелепых решений! – проворчал Сеорл. – Какая кобыла его лягнула? Ещё вчера у него не было и следа подобных мыслей!

– Откуда ты знаешь? – заспорил Фрека. – Король не любит делиться планами, то всем известно. Вспомните хотя бы штурм Эдораса!.. Шли мы маршем, крепость битком ховрарами набита, надо что попроще брать, и все вроде согласны, а Эодрейд…

– Да-да, завернул войско, ударил внезапно, – кивнул Сеорл. – Мы там тоже были, коль ты, дружище, запамятовал. Но речь не про вчера, а про сегодня. Знать, давно уже король это дело обдумывал, наверное, ещё у Тарбада.

– Да что тут гадать-то… неважно уже, когда и откуда они у него, значит, мысли эти, так? – Брего, старший по званию среди собравшихся, брал дело в свои руки, несмотря на косноязычие. – Не слушает, того, король-то, совета больше! Дело жуткое задумал – нам Рохан спасать надо! Так, нет? Значит, эта, войско-то из похода… э… ну, не вернётся, ясно ведь, так, нет? Не вернётся, это мы все понимаем. Так как короля-то переупрямить-то?

– Быть может, когда его гнев остынет… – осторожно начал молодой Хама. – Можно будет поговорить с ним снова…

– А коль и тогда откажет? – гнул своё Третий Маршал.

– Тогда вновь соберёмся и посоветуемся. – Хама уклонился от прямого ответа.

– Здорово придумал! – фыркнул Сеорл. – Пока собираться да советоваться станешь, время и кончится, король войско на убой погонит! Сейчас надо решать, сегодня, немедленно!..

– Ну… эта… а что, значится, скажут Холбутла-мастер и почтенные гномы? – Брего вдруг повернулся к Фолко и его друзьям.

Наступила тишина; Маршалы Марки дружно воззрились на отмалчивавшуюся доселе троицу.

– На войне приказы короля не обсуждаются, я уже говорил, – Торин пожал могучими плечами. – А если и обсуждаются, так лишь для того, чтобы исполнить их наилучшим образом. Мы можем сколько угодно спорить с правителем в Совете, но если он всё же поступит по-своему, королевское слово подлежит неукоснительному исполнению.

– Ты, значится, мастер Торин, из себя тупого наймита иль закупа-то не строй, э, да, не таковский ты, мы-то знаем! – не сдался Третий Маршал. – Приказы исполнять – дык даже коль они… ну, того… страну, понимаешь-скать, погубят, а народ, ну, уцелевший там, значит, в рабство ввергнут?

Брего шириной плеч почти не уступал гному. Светло-карие глаза Третьего Маршала потемнели от сдерживаемого гнева, и Фолко вдруг вспомнил, что Брего приходится дальним родственником Эодрейду, и если не принимать в расчёт сына и дочь короля, Третий Маршал оказывался, пожалуй, одним из первых в очереди к трону Марки.

– А… это… что сделать должны… ну… преданные воины… то есть народу своему преданные… если правитель, значит, ведёт всех к неминуемой погибели? – продолжал Брего, распаляясь всё больше и больше.

– И что же? – ледяным тоном поинтересовался хоббит, скрещивая руки на груди.

Третий Маршал слегка смешался, отведя взгляд.

– Какие же меры предлагает досточтимый Брего, чья храбрость уступает только его же доблести? – продолжал с прежней холодностью Фолко.

Маршалы переглядывались, и как-то не слишком уверенно.

– Нет, ты скажи сперва, мастер Холбутла! – нашёлся наконец роханец. – Я-то, того, первее вопросил!

– Сделать так, чтобы рискованный приказ правителя привел бы войско к победе, а не к поражению, – пожал плечами Торин. – Во всяком случае, так принято у нас, гномов. Думать, как исполнить слово короля, а не как уклониться от исполнения собственного долга.

Брего аж хлопнул себя по коленям от досады:

– Ар-р! Ну… Э… Представь – король, он, значит, приказывает войску э… всему… значит, со скалы броситься. Как его ты тогда «к победе приведешь»?!

Торин ответил не сразу; сидел, с кажущимся равнодушием барабаня пальцами по столу, в то время как правая рука его была сомкнута на боевом топоре. Фолко бросил быстрый взгляд на Маленького Гнома – тот сохранял дурашливо-сонливый вид, но хоббит понимал, что это лишь притворство. Как и у Торина, ладонь Малыша лежала на эфесе, он был готов к бою.

– Я не поддакивал королю бездумно, – заговорил наконец сын Дарта. – И правитель Рохана не приказывал никому бросаться со скалы; не преувеличивай, Третий Маршал, не подменяй его слов. Дело, конечно, рискованное, да и слово Эодрейда отбрасывать я считаю неразумным; но коль придётся воевать, то победить всё равно можно, если с умом. И не такое осиливали. Что ховраров, что хазгов разбить сейчас можно. Другое дело, потом нам со всей Степью схватиться придётся, да ещё и с Арнором в придачу!.. Но первое, что задумали, повторю, очень даже по плечу. Может статься, кабы не договор, я сам бы предложил такое. Внезапность – мать победы, как говаривали у нас в Халдор-Кайсе…

– Так ты что же, согласишься с этим безумием? – высоким голосом выкрикнул Брего, от волнения обретший вдруг небывалое красноречие.

Торин в ответ лишь покачал головой:

– Не хочу я с тобой ссориться, Третий Маршал. И сколь смогу, короля от этих его намерений отговаривать буду. Но не потому, что нам по шапке дадут, а потому, что королевское слово – сейчас оно любых побед дороже. Там, где можно решить дело миром, зачем воевать? А вера Эодрейду сейчас для Рохана ценнее пеших дружин да конных сотен. Так я, во всяком случае, думаю. Но от короля не отвернусь. Его приказы исполню. Думаю, что и ты поступишь точно так же, не правда ли, досточтимый Брего?

Роханец молчал, на скулах его играли желваки.

– Как бы то ни было, – нарушил тишину Фолко, – долг наш, всех, кто служит знамени с Белым Конём, бегущим зелёной степью, – прежде всего не допустить гибельного нестроения, когда брат встаёт на брата, а спор превращается в распрю. Неважно, рождены ли мы в окрестностях Эдораса или за тысячи лиг от него – мы все воины Марки. Я тоже не считаю, что решение короля – наилучшее из всех. Но возможность переубедить его ещё есть. Я попробую это сделать, а мои друзья Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, в этом помогут. Смуту же должно подавить в зародыше, пока гадина не отрастила ядовитых зубов. Я сказал.

– Смуту? – поднял бровь Фрека. – Но кто говорит о смуте? Тебе послышалось, почтенный мастер Холбутла. То, что Третий Маршал изрёк в запале и от боли в сердце, – верно ведь, почтенный Брего? – никак не значит, что есть какая-то «смута». Не стоит придумывать истории, мастер Холбутла, или мы, Маршалы Марки, решим сгоряча, что ты задумал подняться, облыжно обвиняя других в неверности королю, наговаривая на его верных друзей и соратников!

Эвон оно как пошло, подумал Фолко.

Гномы молча звякнули железом, и сейчас хоббит невольно пожалел, что мифрильные доспехи остались в их временном обиталище.

– Маршал Фрека, – сына Хэмфаста было не так-то просто сбить с толку. – Досточтимый Брего, возводя хулу на приказ нашего короля, не изрёк, увы, ничего дельного. Мы так и не услышали, что же он предлагает.

Роханцы переглянулись, и Фолко вдруг ощутил в груди холод настоящего страха.

– Погодите, друзья, погодите, – успокоительно поднял обе руки Теомунд. – Не надо ссориться и бросаться в запале словесами, о которых потом придётся жалеть. Мы все хотим блага Рохану, мастер Холбутла, мастера гномы. Мы долго сражались, мы вернули всё, чем владели от века. Утрачено только то, что даровано после Войны за Кольцо, ну так легко пришло, легко и уходит. Не наше это. Наши табуны там не ходили, пахари пашню не поднимали. Каждый да держит свою отчину. На чужое рот разинешь – Назгулом сделаешься, как у нас говорят. Живи и другим жить дай. Нету больше у степняков второго Олмера, некому их объединять да на нас вести. Сколько уже лет прошло с Нашествия? Терлинг в Арноре укрепился, Отон – на побережье… Хотели бы, давно бы уж напали. Тем более что и поводы имелись. Ан нет. Нам бы передышку сейчас, спину разогнуть, копьё из рук выпустить, хозяйством заняться…

Они устали от войны, мрачно подумал Фолко. Им хочется верить, что вот она, последняя победа, «вечный мир», и теперь их не тронут хоть какое-то время. А король, несмотря на данное слово, вновь тянет в поход.

– Допустим, Седьмой Маршал. Но к чему слова твои? Смысл их по-прежнему туманен, – Торин глядел прямо в глаза Теомунду и тот, не выдержав, отвернулся.

– Король должен внять совету нобилей, – проговорил Фрека. Лицо его сделалось каменным. – Рохан никогда не был тиранией. Правитель всегда преклонял слух к словам лучших своих сподвижников. Отвратить его могло только колдовство – например, Сарумана. Мы все помним эту историю, не так ли, друзья мои?

– Король изрёк свою волю, – отрезал Маленький Гном, которому, похоже, всё это изрядно наскучило. – Хватит вертеть круг без точила, Маршалы!

«Неужели они успели сговориться? – думал хоббит, переводя взгляд с одного роханского нобиля на другого. – И когда? По пути к Хорнбургу? Но все были уверены, что войне конец».

– Тебе, мастер Холбутла, простительно не знать нашего древнего закона, – с некоторым презрением бросил Фрека. – Если король безумен и Маршалы согласны в этом, но при этом он не утратил телесных сил – ему можно и должно предложить поединок.

Слово было сказано, и в пиршественной зале воцарилась поистине мёртвая тишина.

Да, подумал Фолко с горечью. Об этом я не вспомнил. Брего нет нужды лгать и устраивать заговоры, он может не унизиться до лжи – роханцам она вообще несвойственна, – а прямо заявит, что король безумен и более не может править. И в том, и в другом случае исход один – поле, суд мечами. Хорошему полководцу и смелому бойцу, Брего не будет так уж трудно склонить на свою сторону остальных Маршалов. И если войско останется в стороне… Неужели Третий Маршал всерьёз задумал стать Первым?

– А почему же тогда все в Эдорасе послушно выполняли приказы Гримы Змееуста? Почему никто не бросил вызова ему? – прищурился Торин. – Почему никто не объявил, что король Теоден безумен, что его рассудком овладела злая сила?

Но Фреку оказалось не так-то просто смутить.

– Потому что это было колдовство, мастер гном. Великое колдовство великого чародея, и потребовался маг Гэндальф, Гэндальф Белый, чтобы его рассеять. Где ты видишь колдовство в том, что Эодрейд творит сейчас?

– Если почтенный Четвёртый Маршал не видит колдовства, это ещё не значит, что его нет, – вырвалось вдруг у Фолко.

– Мастер Холбутла готов явить доказательства своим словам? – в упор взглянул на него роханец.

– Мастер Холбутла готов приложить все усилия к тому, чтобы понять, нет ли здесь и сейчас колдовства.

Маршалы переглянулись. Понятно, думают, что он станет тянуть время; ясно было, что ни он, ни его полк не выступят против законного правителя.

– Всё это, того, замечательно, но, э-э, а если завтра – в поход? – Брего буравил хоббита взглядом, и Фолко казалось, что Третий Маршал тоже на что-то решился. Если на заговор – то для заговорщика он слишком плохо умел скрывать свои чувства.

– Я постараюсь уложиться до зари, – посулил невысоклик.

Маршалы зашумели, как показалось Фолко – с известным облегчением. Не так-то легко решиться на мятеж.

…Однако осторожность это, само собой, не отменяло. Про себя хоббит уже решил, что сумеет найти сотню верных воинов в своём полку. У него состояли не только коренные роханцы, хватало и других – арнорцев, гондорцев, беорнингов, прибилось даже несколько бардингов из Приозёрного Королевства. Со многими из них хоббит сдружился ещё в дни Весеннего Похода; как и Фолко, они получали жалованье из королевской казны, и поднять их для защиты Эодрейда ничего не стоило. Полк пеших лучников крепче, чем в ежедневный восход солнца, верил в слово своего маленького командира, «чей рост никак не соответствовал его доблести». Конечно, роханцы вряд ли примут его сторону, но хватит и других. К тому же сотни две панцирников, родом из других мест, также пошли бы за Торином и Малышом.

Будет распря, тяжело подумал Фолко. На душе было смутно – междоусобица в Рохане означала, скорее всего, конец лишь недавно восстановленной Марки. А за этим неизбежно следовал крах и всех надежд на возрождение Запада, на освобождение Арнора…

Далеко же ты зашёл, брат хоббит. Наверное, нам, половинчикам, иначе и нельзя, мы должны мечтать о том, чтобы всё стало совсем-совсем хорошо, как у нас в Хоббитании до войны – хотя там и сейчас неплохо. Умён Терлинг, его присные не трогают родных мест Фолко, жизнь вновь спокойно течёт в Забрендии и Тукборо, в Хоббитоне и иных местах.

– Что ж, – Четвёртый Маршал, Фрека, поднялся, выразительно глянул на Брего. – Тогда на том и порешим. Мастер Холбутла и мастера гномы, уж коль король вам доверяет больше всех, попытайтесь уговорить правителя не… не совершать опрометчивых поступков. Мы же, в свою очередь, тоже подступимся к нему… завтра. Доброй всем ночи, Маршалы, и вам, досточтимые, – роханец с деланой учтивостью поклонился хоббиту и его друзьям.

…А под стенами Хорнбурга всё ещё длилось празднество. Пиво лилось рекой; народ плясал, точнее, плясали вернувшиеся и дождавшиеся. Невернувшиеся лежали во вновь отвоёванной земле, недождавшиеся рыдали в одиночестве.

– Плохо дело, надо предупредить наших! – выпалил Фолко, как только Малыш захлопнул дверь в их покоях. Наших – то есть таких же, как и они сами, «наёмников». Фолко сильно сомневался, что стрелки-роханцы станут повиноваться, коль он прикажет им взять на прицел Третьего Маршала Марки и тех, кто пойдёт за ним.

– Предупредить и по местам расставить? – деловито осведомился Торин.

Фолко молча кивнул. Малыш торопливо открывал замки, друзья облачались в мифрильные доспехи. Ночь могла выдаться жаркой, если, конечно, Брего и остальные совсем лишатся рассудка.

– Тогда пошли, – спокойно сказал Маленький Гном, вооружаясь с головы до пят. – Не думал, что до такого дело дойдёт, да, видать, старика Вестфольдинга слушает куда больше народу, чем нам того б хотелось.

Они спустились во двор крепости. По какому-то странному стечению обстоятельств ночные часовые оказались из личного эореда Третьего Маршала; гномы и хоббит переглянулись. Когда Брего мог успеть?.. Или он на самом деле задумал недоброе уже давно, и спорное решение Эодрейда стало лишь последней каплей?

А вокруг с треском горели костры, бесчисленное множество факелов помогало разогнать тьму; за длинными столами продолжалось пиршество, а рядом народ кружился в пляске. Музыканты, казалось, не знали устали.

– Расходимся, – негромко предложил Торин. – Как только оповестим своих, сразу назад. Я теперь верю Брего не больше, чем в свое время Гэндальф Саруману!

Фолко кивнул и двинулся к столам, отыскивая взглядом своих десятских. Таких же, как он, воинов со всех краёв света хоббит свёл в особую сотню, и сам же стал ей командовать. Кое-кто из Маршалов косился и, как оказалось, не зря.

Впрочем, и сводил тоже не зря.

Ага, вот и его люди.

– Бранд!.. Тириод!.. Хельсе!..

Десятники Фолко знали своё дело. Хватило одного взгляда мастера Холбутлы, чтобы враз забыть о хмеле и празднестве.

Все они начинали ещё с Весеннего Похода; Фолко знал эту троицу почти десять лет. Сохраняя спокойный и беспечный вид, Бранд, Тириод и Хельсе собрались вокруг хоббита. Они понимали – случилось нечто из ряда вон, уж коли командир вырвал их из-за праздничных столов.

– Быстро соберите всех, кого сможете. Лучше всю сотню. Пусть вооружатся и будут наготове. Если я протрублю в рог – вы знаете как, – врывайтесь в королевскую башню. Перекройте вход, займите все бойницы на этажах. Стрел брать, сколько сможете унести. – И, понизив голос до еле слышного шепота, хоббит закончил: – Роханцам пока ни слова!

Если кто-то из десятских и удивился, то виду не подал; коротко кивнув, воины исчезли в толпе.

Сам Фолко приостановился – вокруг в ночи длился праздник, песни, пляски, дозволительная в таких случаях похвальба; кажется, что ничего не изменилось. Он стоял, завернувшись в плащ, под которым крылась броня, не снимая руку с эфеса. За спиной – саадак с луком и стрелами. Не достать ли? Или это будет выглядеть слишком уж… вызывающе?

И тут хоббита кто-то осторожно тронул за плечо.

Он круто и резко развернулся, готовый драться, готовый выхватить клинок, раз уж не успел взяться за лук; но перед ним оказался отнюдь не Третий Маршал Брего и не кто-то из верных ему людей.

– Мастер Холбутла! – прозвенел девичий голосок.

Дёргая от волнения густую золотистую косу, перед ним стояла тонкая, точно былинка, совсем ещё юная девушка. Хоббит узнал её – та самая, что кричала, приветствуя его, когда полк торжественным маршем входил в крепость.

– Я – Эовин. – Она отчаянно краснела и столь же отчаянно боролась со смущением. – Я… Я искала вас весь вечер… Я бы очень хотела… если можно… сплясать с вами…

Фолко так и вытаращил глаза.

Растерявшись, он промямлил что-то насчёт своего неподобающего одеяния, однако этот довод на Эовин не подействовал. Справившись с собою, она тронула хоббита за рукав:

– Ну давайте! Что вам стоит? Или… – она вновь залилась румянцем, – вы… думаете, что я дурнушка?!

Дурнушкой она отнюдь не была, в чем Фолко по мере своих сил и попытался её убедить. Правда, опыта в произнесении комплиментов он имел непростительно мало – куда меньше, чем в стрельбе из лука или бое на мечах.

Эовин вовлекла его в круг. Руки девушки легли Фолко на плечи; хоббит осторожно, словно огнедышащего дракона, коснулся немыслимо тонкой талии. Несложные фигуры танца он помнил ещё с давних времен, когда – после взятия Эдораса – впервые попал на роханский праздник и сама королева Морвен помогала ему, пройдя с ним первые пять кругов. Тогда это никому не показалось зазорным, даже ворчливому Вестфольдингу.

Времена изменились.

– Мастер Холбутла… уж простите меня, но… вас спросить можно? Вы где живёте? – Эовин старалась одновременно и перекричать музыку, и перебороть смущение.

– Где живу? – хоббит тоже смущался. – Где роханское войско, там и дом мой, всё просто. Вернёмся в Эдорас – король Эодрейд укажет, где голову преклонить. Но тебе-то это зачем, прекрасная Эовин?

– А может, я захотела бы разыскать вас… чтоб в гости к нам пригласить! Я пироги печь умею… все говорят – лучше сестры!

– Ну, тогда приду обязательно! – рассмеялся Фолко, сам думая о том, как бы поделикатнее выбраться из круга танцующих. Удалось это не сразу, но всё-таки удалось.

– Прости, мне надо идти, я и так пожертвовал ради танца с тобой, Эовин, спешным королевским приказом…

– И всё равно я позову вас в гости, мастер Холбутла! – крикнула она вслед. Фолко торопливо махнул рукой на прощание и поспешил ко входу в башню.

Гномы уже нетерпеливо топтались на месте.

– Опаздываешь, – шёпотом укорил друга Малыш. – Где твои все?

– Должны вот-вот быть, – озирался хоббит. – Всех предупредил. А вы?

– Мы тоже, – коротко кивнул Торин. – Собираем верных.

Они и в самом деле начали собираться – стрелки из сотни Фолко, панцирники из полка Торина и Строри. Молчаливые, хмурые, вооружённые словно для боя.

– Мастер Холбутла, – десятник Бранд шагнул к своему полковому начальнику. – Приказ исполнен. Надёжный народ здесь. К чему готовимся, мастер?

– Обустройтесь вокруг башни, – вполголоса распорядился хоббит. – Если кто начнёт лезть ко входу – останавливать, мол, приказ короля, ничего не знаем.

– Там, – заговорил вдруг другой десятник, Хельсе, высокий и молчаливый беорнинг, – там Брего ходит и его люди, его эоред. До сотни, наверное. Мы видели. Чего им не спится-не лежится, спрашивается?

– По местам, – глухо рыкнул Торин, и его панцирники тотчас рассыпались у подножия башни, сливаясь с темнотой. – Встретим Третьего Маршала на пороге, как положено – этакую-то важную персону!

В небольшом отдалении горели многочисленные костры расположившегося на отдых войска – прямо под открытым небом, в Хорнбурге не хватало строений на все вернувшиеся полки. И вот там-то, меж этих костров, где уже укладывались спать хорошо погулявшие воины, Фолко вдруг заметил молча скользящие тёмные силуэты. Впереди всех виднелась мощная фигура Третьего Маршала.

И направлялись все они прямиком сюда.

– Клянусь великим Орлангуром! – невольно вырвалось у хоббита. Значит, Брего всё-таки решился… Хоббит поднес к губам небольшой рог, готовясь подать сигнал своим.

Нельзя сказать, что Рохан совсем уж не знал внутренних смут – лорд Фрека, тёзка Четвёртого Маршала, что держал западные земли возле реки Адорн, когда-то поднял мятеж против самого Хелма Молоторукого, девятого короля Рохана, выдержавшего долгую осаду здесь, в Хорнбурге. Но всё-таки они остались в далёком прошлом. А сейчас? Стоит ли так легко начинать новую распрю?..

– Эгей, почтенный Брего, поздновато гуляете, однако! – во весь голос крикнул Фолко, приветственно маша рукой роханскому нобилю. – И сколько с тобой воинов!.. Что стряслось, тревоги-то вроде б не было? Или хазги уже возле Долгой Стены, а мы и не знаем?

Брего замер, точно ноги его внезапно пустили корни.

– Надеюсь, твой эоред моих стрелков будить не станет, – не унимался Фолко. – Они, видишь ли, славно повеселились сегодня, если растолкать – вельми недовольны окажутся!..

Косноязычный Третий Маршал явно растерялся. Он, как видно, не ожидал наткнуться на охрану королевской башни, а потому и без того нескладные фразы застряли у него в горле.

– А, ну… эта, а я его, ответ, тебе, что ли, давать должен? – рявкнул он. И добавил, явно пытаясь с ходу придумать что-то правдоподобное: – Посты я проверял, ну, понятно, нет, значит?

– Посты, досточтимый? Это дело хорошее. Посты проверять надо. И брать с собой самое меньшее сотню мечников, – съехидничал Фолко. – А то ведь боязно в темноте-то ходить, верно?

Брего аж топнул ногой, задохнувшись от ярости.

– Ты!.. – проревел он, хватаясь за меч.

– Я, – хладнокровно отозвался хоббит. – Уж не желаешь ли ты развлечься поединком, досточтимый Маршал?

Ему требовалось сейчас как можно больше шума.

Хоббит легко мог догадаться, о чём сейчас думает роханский богатырь: этот коротышка начеку, его приятели гномы тоже, и верные их наёмники… Тихо зайти в башню не удастся, начнётся замятня… Войско исполнит приказ короля…

Несколько томительных мгновений Брего молчал, а Фолко не выпускал рога из рук.

– А дак ведь они того… перебрали, значит, я проветриваться их и заставляю! – нашёлся наконец Третий Маршал и, поворачиваясь к своим людям, скомандовал так, чтобы Фолко слышал: – А ну, гуляки, давайте по местам!

Малыш хлопнул невысоклика по плечу так, что тот едва не растянулся.

– Лихо ты его, брат хоббит!..

– Точно. Я уж, признаться, думал, что драться придётся, – согласился Торин.

– Ага, лихо. Теперь до утра тут сидеть, стражу нести, – вздохнул хоббит.

– До утра сидеть не будем, – решительно заявил Малыш. – Идём наверх, я там место хорошее приметил…

– Когда наш Строри не мог найти «места хорошего», чтобы завалиться спать? – усмехнулся Торин. – Кстати, Фолко, что ты говорил Маршалам про «колдовство»? И что ты якобы это «выяснишь»?

Хоббит кивнул.

– Всё, что у меня осталось волшебного – это клинок Отрины да перстень принца Форвё. Только они уже давно… э-э… спят, наверное. Обычный перстень, обычный кинжал, разве что старинные, и работа тонкая. Но я ведь не пробовал их разбудить – а вдруг получится? Что, если короля и в самом деле околдовали?

– Сомневаюсь, – фыркнул Малыш. – Какая магия? Не осталось уже ничего. Разве что у Золотого Дракона да у самих эльфов-Авари, ну и в том сказочном Срединном Княжестве. А у нас одно Мертвецкое кольцо было, так мы его сами в Ородруин сбросили, и потом чуть штаны не потеряли, когда от извержения драпали.

– Может, и так, – вздохнул Фолко. – Да и кому околдовывать Эодрейда? И для чего?

– Саруман… – негромко напомнил Торин.

– Саруман-то да, он мог, – кивнул хоббит.

Все эти десять лет Фолко не забывал о том, что Храудун – он же Саруман – жив-живёхонек и до сих пор таится где-то в восточных пределах; кто знает этого отца лжи, уж не взялся ли он за старое? Фолко помнил, как мастерски ссорил друг с другом соседние деревни старый странник Храудун в последние годы истинного Арнорского королевства; намерения старого майа, отвергнутого Валинором, неведомы. С него станется плести интриги и сеять вражду просто так, для собственного удовольствия.

«А может, нам просто хочется, чтобы Эодрейд был бы и впрямь околдован? – подумал невысоклик. – Мы гадаем, стараемся понять, что подвигло умного и справедливого короля на столь внезапное и жестокое решение, готовы вспомнить чародейство и волшбу, чтобы только не признаваться себе – меняет правителя не колдовство, а власть. Вполне человеческая причина».

Но тогда могут подействовать и человеческие же доводы «против».

В том числе и заговор.

…На ночлег Фолко, Торин и Малыш расположились внутри, возле развилки коридоров, перекрывая путь наверх, к королевским покоям. Ещё выше стражу несли воины из личного эореда правителя, им можно было доверять.

На стене, над головой хоббита, потрескивал догорающий масляный светильник, в узкое окошко заглядывали полуночные звёзды. Гномы притихли и даже похрапывали. А Фолко… Фолко осторожно извлёк из ножен древний кинжал с бегущими по лезвию синими цветами. Десять лет кинжал Отрины не проявлял себя, словно волшебство в Средиземье и впрямь умерло. Но сегодняшний совет у короля Эодрейда, дурные предчувствия, ощущение тяжкой, чужой ненависти, вползающей в королевский покой… Внезапные решения правителя, возмущение Маршалов, едва не кончившееся смутой… Нет, отворачиваться от этого никак нельзя.

Потому хоббит сжал потёртую рукоять кинжала, а сам вгляделся в прозрачно-голубой самоцвет перстня, что носил на правой руке. Носил как обычное украшение, потому что и эльфийский перстень давно его не тревожил.

Грани самоцвета играли и переливались в слабом свете лампы. Фолко искал, тянулся к чему-то отдалённому, что и сам не мог понять, а только чувствовал; вспоминал свои предчувствия, резкость Эодрейда, ярость Эркенбранда и Брего; однако волшебные вещи молчали. И только под конец, когда Фолко уже отчаялся разбудить перстень, в тёмно-голубой глубине мелькнул алый сполох. А рукоять кинжала словно бы ощутимо потеплела в кулаке.

Или ему показалось?..

«Что я скажу завтра Маршалам? – думал Фолко, устраиваясь на полу напротив безмятежно храпящего Малыша. – Вроде и есть здесь какая-то магия, а вроде и нет… Впрочем, завтра будет завтра».

Лет десять уже, как Фолко научился засыпать моментально и при любых обстоятельствах. Ведь когда ты в походе – неизвестно, когда удастся снова преклонить голову; и потому в ту ночь хоббит спал столь же безмятежно, как под крышей родного дома. Когда что-то случится – оно случится. А до поры до времени нужно спать. Сон и силы – такое же оружие, как и всё остальное.

В свой черёд наступило утро, снежные вершины Белых Гор окрасились алым. Хорнбург просыпался неспешно – уж больно славный выдался вчера праздник.

Свой пост в башне хоббит и гномы покинули ещё до рассвета и, наскоро позавтракав, стали держать совет.

– Нельзя отмалчиваться, – горячился Торин. – Король должен обо всём узнать. Если это не была попытка мятежа, то я не знаю тогда что! И мы всё равно обещали маршалам поговорить с Эодрейдом ещё раз.

– Попытка, не попытка, – урезонивал друга Малыш. – Никто ни на кого не напал. Ходил Брего по лагерю – ну так это не преступление, даже если со всем эоредом.

– Маршалы Марки не подлежат единоличному суду короля, – напомнил Фолко. – Только общему совету. Он к нашим доводам может и не прислушаться.

– Эодрейд, похоже, не слишком доверяет сейчас своему совету, – не сдавался Торин. – Если мы его не предупредим, дело и вовсе может кончиться хазгской стрелой в спину. Или полной осадой. Как бы и впрямь не опоздать, как с Олмером!..

– Нет, – покачал головой хоббит. – Брего – не Злой Стрелок. Лучше будем охранять короля. Сделаем так, чтобы наши три сотни были бы всегда наготове.

– За королём всегда следует его эоред, – напомнил Торин. – Мы не имеем отношения к ближней королевской страже!.. И что же, разделять полки?..

Бурные споры оказались прерваны явившимся королевским посыльным. Эодрейд звал всех немедленно к себе.

Постель в покое правителя была несмята. Глаза у владыки Рохана глубоко запали, под ними залегла синева – сказалась бессонная ночь.

– Мастер Холбутла, о чём это вы так громко спорили с Третьим Маршалом этой ночью? – без предисловий начал король. – Что он делал возле башни с сотней вооружённых воинов?

Друзья переглянулись. Эодрейд оказался куда наблюдательнее, чем они думали.

– А… э… – замялся хоббит. – Повелитель, Третий Маршал, как мне кажется, остался недоволен твоей волей, не мог успокоиться, бродил по Хорнбургу, искал, на ком бы злость сорвать…

– И едва не сорвал на вас, – усмехнулся король. – На вас, очень вовремя собравших у подножия башни три сотни верных лично вам воинов, не роханцев по рождению.

– Мой повелитель поистине хорошо осведомлён, – только и смог выдавить Фолко.

– Оставь, мастер Холбутла, – отмахнулся Эодрейд. – Не нужны здесь эти придворные игры. Маршалы в негодовании от моего приказа. Брего – хороший, храбрый воин и военачальник – мой отдалённый родственник. Не требуется мудрость Гэндальфа Серого, чтобы сложить эти два факта. И тем не менее вы не обвиняете его в мятеже?

– Не обвиняем, мой король, – твёрдо сказал хоббит. – Для этого требуются поистине железные доказательства. Раздражение, досада и даже гнев почтенного Брего к таковым не относятся.

– Да если б Брего чего удумал, мы б с ним точно мечами бы позвенели! – встрял Малыш. – Он же прямой, как палка, да простятся мне слова эти. Бесхитростный. Куда ему плести заговоры!.. Уж он скорее тебя, мой король, на поединок вызовет.

Эодрейд не сводил с хоббита и гномов пристального взгляда.

– Ну что ж, – задумчиво проговорил он. – Похвально, что вы не обвиняете человека на основании одних лишь подозрений, и всё же веры Брего больше нет. Я всё видел и слышал. Пустых обвинений я ему не брошу, но командовать отныне он будет только собственной женой.

– Повелитель, но едва ли воины Брего будут этим довольны, – возразил Фолко. – Сейчас они служат под знаменем Третьего Маршала Марки – высокая честь. А если их расформировать… пойдут толки…

– Толки? – поднял бровь король. – Ерунда! Всё, не будем об этом больше. Я позвал вас для иного. Вчера вы были совершенно правы, нам нужен союз с Морским Народом. На Исене всё ещё стоит дружина тана Фарнака – что-то делают со своей добычей. Отправляйтесь туда немедленно, а затем вместе с ним – в Умбар. Ведите переговоры моим именем, заключайте сделки, у вас будут самые широкие полномочия.

Король кивнул на свёрнутые трубкой грамоты.

Хоббит и гномы потрясённо молчали. Чем только не приходилось заниматься во время странствий по Средиземью, но послами они ещё не бывали.

И так не вовремя…

– Обещайте эльдрингам всё, что угодно – в разумных пределах, конечно же. Упирайте на земли в Минхириате, многие из Морского Народа недовольны тем, что до сих пор сидят в Умбаре. С Харада много не возьмешь – те по морю ничего не возят, кроме покойников. Фарнак давно уже зарится на устье Исены, хочет устроить там свою стоянку. Я от этого не в восторге – потеряв устье Исены, мы лишимся свободы торговли, – но ради успеха готов пойти даже на такую уступку, особенно если сумеем не отдать Фарнаку те места в полное владение.

Король прошёлся от стены к стене, размышляя вслух:

– Терлинг и Отон поступили неразумно, поссорившись с Морским Народом; думали, что раз эльдринги вступили в союз с Олмером, то будут и с ними заодно. Наивные! – Эодрейд присвистнул с легким презрением. – Морской Народ заключает союзы, только когда это выгодно. Потом Отон наложил руку на устье Гватхло… и после этого только глупый или ленивый на моём месте не заключил бы ряд с умбарскими танами!.. Но то дело прошлое, досточтимые мастера. Сейчас перед вами другая задача. И – вам я доверяю больше всех. Брего – да и многим иным – уже нет. Но когда же они успели… – Эодрейд отвернулся, потирая лоб.

Да, когда они успели? Или роханским нобилям давно уже надоел слишком независимый, решительный король, вдобавок стремящийся, насколько возможно, расширить пределы Марки?

– Повелитель… – Фолко шагнул вперёд, взглянул Эодрейду в глаза, – повелитель, сейчас нам не время уезжать. Хоть мы и не обвиняем досточтимых маршалов ни в чём, но то, что случилось ночью… ты не должен сейчас оставаться в одиночестве.

– И снова ты прав, уважаемый мастер Холбутла, – усмехнулся король. В глазах его застыл лёд. – Однако более надёжных посланников, чем вы, тех, кто и впрямь исполнит порученное, у меня пока нет. А ещё… Подумайте, король, отправляющий в опалу одного из самых любимых войском маршалов, ослабляющий власть нобилей – что скажут о нём? Что он попал под влияние чужаков, «наёмников», как выразился вчера Вестфольдинг. Поэтому ваше присутствие здесь и сейчас будет весьма нежелательно. Видите, я откровенен с вами… – Эодрейд вновь усмехнулся, но уже устало. – Да и плох тот король, который ни на что не способен без кого-то из своих подданных.

Как видно, у него задумано что-то ещё, есть другие расчёты и другие секреты, подумал Фолко. Но не спрашивать же о них короля! И потому он только склонил голову в знак согласия.

– На время вашего отсутствия командовать в полках поставьте тех, в ком уверены, как в себе. И – не роханцев. Ваша же задача – как можно скорее добраться до тана Фарнака, и отплыть с ним в Умбар, где и набрать войско. Не меньше четырёх тысяч мечей, а лучше и того больше.

Гномы переглянулись.

– Владыка, позволь мне сказать откровенно… – начал Торин.

Эодрейд усмехнулся и махнул рукой.

– Будешь отговаривать меня, мастер гном?

– Не буду врать, повелитель Эодрейд, что это дело мне по сердцу, – угрюмо проговорил тот. – Риск очень велик – одна неудача, и Рохан окажется на краю гибели. С Исенской Дуги ушла живой половина войска. И тогда оно, это войско, было куда многочисленнее того, что мы можем выставить сейчас. В Весеннем Походе участвовало тридцать тысяч всадников, а теперь? Десять едва наскребем…

Против ожиданий, Эодрейд не разгневался, хотя всё это и было уже сказано вчера на Совете. Правитель кивнул, смахнул упавшую на глаза прядь.

– Победы стоили нам недёшево, сын Дарта, но отчего ты не говоришь, почему мы можем сейчас выставить только десять тысяч копий?.. Да потому, что большинство выживших в Исенской Битве были ветеранами. Десять лет не прошли даром. Бойцы постарели, в поле их уже не выведешь. Но они ещё могут – и ой как могут! – сражаться на стенах крепостей. Ведь ховрары так и не взяли ни одного из наших убежищ в горах! Я понимаю твои опасения, мастер Торин, но и отступать не намерен. Оставь дунландцев, хеггов, тех же хазгов в покое, и через пять лет на наших границах появится настоящая орда. Я ведь знаю, сколько там подрастает молодёжи. Нет, удар, только удар, решительный и беспощадный, спасёт Рохан. Я в этом абсолютно убеждён. Поэтому мне и нужны вы трое в Умбаре и успех вашей миссии. Торопитесь – я буду ждать вашего возвращения, потому что без Морского Народа и его силы победить будет весьма нелегко.

– А если нам не удастся набрать четыре тысячи мечей? – встрял Малыш. Если эльдринги откажутся?

– Тогда и будем думать, – с непроницаемым видом ответил правитель. – Сейчас же отправляйтесь, не мешкая.

«Он и тогда не отступит, – подумал Фолко. – Не знаю, что на него нашло, откуда такая уверенность, что на Рохан непременно нападут… но король словно знает что-то, чего не знаем мы».

…Наставления были получены, приняты верительные грамоты в восковых осургученных тубусах и зашитых сумах. Им оставалось только откланяться и оставить короля и его Маршалов на волю судьбы.

Вскоре друзья уже оставляли за спиной стены старой крепости Хорнбург.

Причальным назывался тот самый торговый посад, что возник на Исене задолго до вторжения Олмера и где друзья познакомились сперва с Хьярриди, а потом и с таном Фарнаком. Во время Исенской Битвы посёлок сровняли с землёй; его отстроили ховрары, однако король Эодрейд в 1730-м взял Причальный вновь – правда, победителям достались одни пылающие развалины. Роханцы взялись за топоры, в одно лето срубив городок заново. К белым, не успевшим ещё потемнеть брёвнам пристаней один за другим потянулись корабли Морского Народа – роханские товары высоко ценились и в истерлингском Арноре, и во владениях Отона, и на юге – в Гондоре, Умбаре и Хараде. Сейчас в Причальном ошвартовался корабль всё того же Фарнака.

По мирному договору с ховрарами, хазгами и дунландцами роханский рубеж был отодвинут от реки ещё дальше на запад – на три дня конного пути, как записали хронисты в анналах.

Посыльные короля Эодрейда уже отправились вместе с выборными вчерашних противников ставить межевые знаки, следом выступили первые сотни пограничной стражи – возвести там малые дозорные крепостицы.

Пройдет ещё немного времени – и на отвоёванные земли двинутся первые табунщики; но пока что Причальный оставался пограничьем и стража в воротах долго сличала королевскую печать на подорожной друзей с имевшимся у воинов оттиском.

– Да мы ж с тобой уже лет семь как знакомы, Эофар! – не выдержал Торин. – Ты что, не узнаёшь меня, что ли?

– Узнаю, не узнаю – какая разница? – не слишком приветливо буркнул стражник, пристально вглядываясь в королевский герб на свитке. – Время военное. Мир-то он, конечно, мир, да всякое может случиться. Ладно, проезжайте…

– Ты сегодня просто сама любезность, Эофар, – фыркнул Малыш. – Эль дурной вчера привезли, что ли?

– Я на службе хмельным не обпиваюсь, – недобро бросил роханец. – В отличие от тебя, гном.

Фолко покачал головой. Неладное что-то творилось в Роханской марке, начиная с короля и его Маршалов и заканчивая простыми воинами. Или и впрямь в приграничье не так спокойно, как кажется маршалам в Хорнбурге?

…Причальный был невелик – две улицы, на три четверти застроенные складами и амбарами, единственная таверна да длинный дом, где квартировала роханская стража.

– Да, всё другое, – вздохнул Малыш, обозревая новенькие срубы.

– Одна река какой была, такой и осталась, – в тон ему отозвался Торин.

Корабли Фарнака они нашли без труда – на высокой мачте трепетало знакомое знамя. За минувшие годы морской тан сильно разбогател (не в последнюю очередь – благодаря союзу с королем Эодрейдом), приобрёл немало новых судов и теперь явился на Исену с целой флотилией – под погрузкой стояло пять барж.

Малыш подтолкнул хоббита:

– А помнишь, тогда, в таверне?..

Фолко кивнул. Он помнил. А теперь от той таверны не осталось даже углей.

Времена идут, а тороватый Морской Народ не любит сиднем сидеть на пепелищах. Хоббит знал, что и давний знакомец их, Хьярриди, выслужился, скопил деньжат, обзавёлся собственным кораблём и баржей, правда, всё равно держался старого своего тана и промышлял больше торговлей, а не разбоем, ну или относительно честным наёмничеством. Так что если в Причальном развевается флаг Фарнака, где-то рядом наверняка сыщется и его бывший помощник.

Так и оказалось. Фарнак давно уже сам не следил за погрузкой, а вот Хьярриди, ещё не заслуживший почетный титул тана, оставаясь просто «старшим», присматривал и за своими кораблями, и за Фарнаковыми, самолично суетился на палубе, покрикивал на ленивых носильщиков из числа дунландцев. Заключение мира обязывало короля Эодрейда допускать их в свои владения на заработки – правитель Рохана не без оснований видел в этом подвох, но земли на Западе того стоили.

За десять лет бурной жизни смуглолицый мореход сильно изменился. Чёрная борода изрядно поседела, лицо иссекли ранние морщины, высокий лоб изуродовало шрамом. Прежними, однако, остались не только акцент да словоохотливость, но и неизменная жизнерадостность.

– Хой! Эгей! Морской Отец, кого я вижу! – заорал эльдринг, едва завидев на причале хоббита и двух гномов. – Мыслимо ли?! Какими судьбами?

– Мы, мы это, Хьярриди! – крикнул в ответ Малыш. – Каково плавалось?

– Не плавалось, а ходилось, сколько повторять-то! А ходилось-то отменно!.. Эй, а чего там стоите? Фраг, Брок – быстро поводья у гостей приняли! Пони расседлать и накормить! А вас милости прошу на борт!

Друзья не заставили просить себя дважды.

– С чем пожаловали? – Хьярриди усадил их в тесной носовой каютке, достал из рундука большой глиняный кувшин с пивом и бутыль красного вина. – Кому что по душе – эй, Смилга! Закуски нам сюда, да самой лучшей! Клянусь оком бури, когда же здесь наконец построят нормальный трактир?

– А тот, что есть, что с ним не так? – полюбопытствовал Малыш, немедля придвигая к себе эль.

– Рыбу делать не умеют, только портят, – поморщился мореход. – Но, друзья мои!.. Я ведь догадываюсь, вы здесь не просто так. Далёко ли путь держите, позволено ли будет спросить?

– Позволено будет, – без обиняков брякнул Маленький Гном, опередив и Торина, и Фолко. – В Умбар нам надобно.

Хьярриди так и поднял брови, выразительно взглянув на хоббита.

– Всё верно, друг, – с некоторым усилием улыбнулся Фолко. – Нам надо в Умбар. Королевское дело, очень важное.

– Да уж понятно, что не виноградом лакомиться, – хмыкнул эльдринг, наливая себе вина. – И не на солнышке греться. Где этот Смилга, лентяй, не дозовёшься, как нужен!.. В Умбар!.. Хм, ну и дела!..

– А куда ж ещё, как не в Умбар? – пожал плечами Фолко. – Там ведь ваша столица, верно?

– Там, ага, – Хьярриди осушил глиняный стакан, налил себе ещё. – Харадримов мы оттуда попросили… по-хорошему, можно сказать, по-соседски. Да, собственно, я ж тебе это год назад рассказывал!..

– Именно. Вот потому, что Умбар – столица Морского Народа, нам туда и надо. Потолковать с вашими…

– Само собой, – хмыкнул эльдринг. – Тут гадать нечего, зачем вы туда собрались – королю Эодрейду вновь мечи наши потребовались, притом срочно.

Последнюю фразу Хьярриди произнёс безо всякого шутовства, да ещё и полушёпотом.

– Трудно будет собрать, – оглядел он друзей. – Только что всех распустили, мошна ещё опустеть не успела…

– У нас королевское слово, – начал было хоббит, но Малыш молча раскатал на столе внушительного вида грамоту, украшенную полновесной двухцветной – белое с зелёным – печатью короля Рохана; Хьярриди уважительно причмокнул губами.

Так же молча, без слов, Малыш спрятал свиток.

– Не из простых дело-то, говорю, – эльдринг проводил взглядом королевскую грамоту. – Это и впрямь только в Умбаре справлять. Но цена окажется… высокой. Готов ли Эодрейд платить?

Фолко молча кивнул.

Хьярриди вновь слегка поднял брови, но не в знак сомнения, а как бы удивляясь выгодности грядущей сделки, и уставился в потолок, словно что-то подсчитывая.

– Ну, а торговать-то… где станем? – и он выразительно подмигнул.

Фолко молча обвел руками вокруг себя, словно показывая – здесь. Глаза Хьярриди округлились от изумления.

– Дак ведь… расторговали тут уже всё? И ряд взяли…

Хоббит многозначительно кашлянул.

– Тут, брат Хьярриди, такие дела… Большие, очень большие.

– Да уж вижу, – взгляд эльдринга сделался острым, пронзающим. – Недёшево встанет, ой, недёшево…

– Король об этом ведает, – перебил Фолко морехода. – Ему есть что предложить, получше красивых игрушек и звонких монет.

– Это что же? – Хьярриди жадно облизнул губы.

Хоббит нагнулся к самому его уху:

– Земля. Земля здесь, в устье Исены. Старый городок Тарн. И притом не в лен, а навечно. Понимаешь?

– Вот это да… – протянул Хьярриди, невольно вознамерившись чесать в затылке. – Тарн… Видать, и в самом деле припекло… Цена-то и впрямь королевская! Устье Исены отдать… Но зачем? Чего ж такое стряслось? Ряд-то, как ни крути, Рохану выгоден!

– Королевское слово, – развёл руками Фолко.

– Слово-то оно конечно, слово-то оно да, только и у нас собственные головы на плечах имеются. Сбор-то где? И когда?

– Ишь ты, «сбор где»! – усмехнулся Фолко. – Имя своё в королевский ряд впиши, тогда уж всё остальное!..

– Твоя правда, – рассмеялся Хьярриди. – Ну, и без этого догадаюсь. Коль Морской Народ потребен – значит, собирается Эодрейд по берегам шариться да по рекам идти. А река тут такая одна – Гватхло. А на ней торчит, как заноза в глазу роханском, крепость Тарбад. Не спустил, видать, владыка эдорасский той неудачи, грызёт она его, всё прозакладывать готов!.. Оно и понятно, столько лет побеждать, а тут на тебе! И с нашей помощью, и с гномами морийскими – ан всё равно не вышло!

– Вышло, не вышло, – строго сказал хоббит, – то, брат эльдринг, не нашего ума дело. Король хорошую цену даёт, смотри, поостынет, второй раз не предложит!

– Это точно, что цена хорошая, – согласился мореход. – Тут ты, брат хоббит, и тысячу, и две, и три наберёшь – только мигни! Да что там три! И десять соберётся…

– Вот об этом мы с Фарнаком и поговорим, – заметил Фолко.

– Со стариком-то? Поговори непременно, у него сейчас мечей раз в десять против моего больше, да немало таких, что уже в годах… Их, как ни крути, земля манит. Так что ответит он вам так же, как и я, Морским Отцом клянусь!..

– Так ты, приятель, нам ещё ничего и не ответил, – усмехнулся Торин, отхлёбывая пива.

– Чего это «не ответил»? Отвечу! Скажи только, по скольку золотых на меч положишь?..

Мореход впился глазами в протянутый Маленьким Гномом свиток.

– Деньги-то какие-то небольшие… – для порядка проворчал он.

Фолко усмехнулся – начиналась обычная торговля.

… – Вот теперь славно, вот теперь всё честь по чести, – Хьярриди старательно вывел своё имя на чистом листе королевского списка. – Мои не откажутся, мне даже и говорить с ними незачем. Сами справлялись, мол, скучно одни мешки таскать, мы не каботажные крысы. Так где сбор-то, значит?

– Развалины Тарна, в исенском устье, – ответил Торин. – Дальше часть поднимется по Исене, а часть морским прибрежьем до самого Гватхло и дальше вверх по ней.

– Ну, понятно всё, – кивнул Хьярриди. – Как я и говорил – на Тарбад король нацелился. Только помнить надо, что устье Гватхло сейчас под Отоном, он там крепость ладит, цепи поперёк русла натянул. А на Отона хвост поднять – это с Терлингом Арнорским опять схлестнуться.

– Неужто испугаешься, эльдринг? – ухмыльнулся Торин, и мореход тотчас же вспыхнул, словно пук соломы в костре.

– Мы? Боимся? Да мы от этих приторочней восточных мокрого места не оставим! Не брались всерьёз по сю пору, вот и всё…

– Вот и молодцы!

– И, я так понимаю, – хитро прищурился эльдринг, – первым согласившимся лучшая земля? Чтоб у реки и всё такое? Чтобы, значит, и пристань своя, и прочее?

Про это король Эодрейд ничего не говорил, и хоббит лишь многозначительно возвёл очи горе, мол, разумный поймёт. А правитель-то Рохана оказался, похоже, куда хитрей – конечно, «лучшая земля первым согласившимся», а это значит – потом, как до настоящего дележа дойдёт, начнется большая свара. А там, глядишь, и мечи в дело пустят, так что достанется потом скорбящему по союзникам королю Эодрейду исенское устье в целости и сохранности назад, а что трупами всё завалено – так это не беда. Большие погребальные костры сооружать умеем.

– Вот это славно, это по-нашему, – одобрил Торин. – Быстро по рукам ударили, разговоры не разводя! Тогда, с твоего позволения, любезный хозяин, пойдём мы. Нам ещё с Фарнаком говорить.

…Тан Фарнак, несколько огрузневший, весь седой как лунь, но державшийся по-прежнему прямо, встретил трёх друзей ещё более гостеприимно, чем Хьярриди. Его тоже не пришлось долго уговаривать.

– Море перестаёт кормить, – вздохнув, посетовал старый тан.

– Это как, неужто рыба перевелась? – попытался пошутить Малыш.

– Рыба?! – вознегодовал Фарнак. – Да что ты, гноме! Мы ж всё-таки не рыбаки, мы воины! Пока были Гондор с Арнором, богатые и изобильные, с ними мы то воевали, то мир заключали – по надобности. А теперь… Нынешний Гондор – блёклая тень, в Арноре истерлинги, наверное, только теперь перестали на каменные башни с дворцами разинув рот глядеть. Отону ещё строить и строить, а про всю мелюзгу, что в Минхириате расселась, я и не говорю. Харад богат и силён, да уж слишком властен; а морской торговли у них, почитай, что и нет. Земля нужна как никогда!

– А Умбар? Не земля разве? – осторожно осведомился хоббит.

– Умбар? Земля, конечно, чай, не море! Да вот в чём загвоздка, там сейчас те верховодят, что с Олмером ходили и добычу собрали; а мне с ними не по пути. Мутят что-то, на юг всё дальше забираются, с Харадом толки ведут, у тамошних золото берут…

– А чего хотят-то тамошние? Золото за мечи брать – обычное дело, разве нет? – встрял Малыш.

– Обычное-то оно обычное… – чесал бороду Фарнак. – Да только они всё больше к Хараду нанимаются, а мне южане эти не по нутру. Уж больно хитры.

– А зачем им ваши дружины? С кем воевать? С Гондором?

– Бывает, нанимают, да; с Гондором они сами воюют, но так, для порядка больше. Что могли, добычей уже взяли; нет, больше на полдень давят, в места богатые, но дикие. Там леса до самого неба, горы незнаемые, прииски изобильные. Туда Харад сейчас жмёт. Гондор-то, сам понимай, выжали, почитай, досуха, а что осталось – то уже не укусишь. Вернее, укусишь, но не вдруг, кровью умоешься. Минас-Тирит-то уже сколько лет, как под гондорской рукой, владыкой Этчелионом назад отвоёванный? – в том-то и дело. Я с Гондором тоже скорее торговать стану, чем набеги творить. Одно дело их… э-э-э… пощипать, когда богатеями были, мошна от деньжищ лопалась, и совсем другое – сейчас, когда страна наполовину выжжена, наполовину обезлюдела.

– А Харад не думает… Белый Город обратно вернуть? – осторожно спросил Фолко. – Не слыхал ли ты, почтенный тан, в том же Умбаре каких разговоров?

– Как не слыхать, половинчик, слыхал, само собой! Крепко их Этчелион-то по носу тогда щёлкнул, унизил, можно сказать, на всё Средиземье – с малым отрядом этакую крепость взял одной атакой, ни тебе осадных башен, ни таранов, одни мужество да решимость!.. Это, друг мой Фолко, по-нашему, такое Морской Народ уважает. С тех пор и успокоиться не могут – да ведь и пробовали, ты не слыхал разве?

Хоббит криво усмехнулся.

– Не то что «слыхал», почтенный тан, но и на стенах дрался! – снова встрял неугомонный Малыш. – Ну и мы с другом Торином…

– Не сомневался, – ухмыльнулся Фарнак в густые усы. – Уверен был, что без вас там не обошлось. В общем, наниматься к харадримам ни чтобы с Гондором воевать, ни чтобы на дальнем юге в гнилых болотинах голову класть ни я, ни люди мои не хотим. И таких в Умбаре немало сыщется. Многим, многим королевский ряд по душе придётся, точно тебе говорю. Думаю, королю Эодрейду мы друзьями верными будем, нам с ним ссориться – себе дороже. Хотя дело его – не скрою – кровью сильно пахнет, большой кровью: Терлинг силён и не дурак, отнюдь нет, увы. Тарбад то показал. А тут ещё и «вечный мир» этот…

– А что с «вечным миром»? – поинтересовался Фолко, сохраняя каменное выражение лица.

Фарнак покряхтел недовольно, вновь почесал бороду.

– Да так… подписал король уговор с теми же дунландцами да хазгами, слово дал, а теперь, получается, что слово-то своё – побоку. Как бы не стал он… гм… беспокойным соседом. Не ровён час, нашими руками уберёт пришельцев из Энедвейта, захватит Тарбад, а потом и мы ему мешать станем. Не хотел бы я против его конницы драться, разве что хирд в союзниках имея, да и то вряд ли. Но и отказать Эодрейду – как? Он один нас поддерживает, пошлины его низки, а товары хороши, их наверняка продать можно – хоть истерлингам тем же, в Арноре. Но почему ему вообще этакая мысль в голову вступила? Он же воин чести, слово дал – умри, но сдержи…

Гномы выразительно уставились на хоббита – выручай, мол, у тебя со словами куда ловчее, чем даже у нас с топорами.

– Что такое честь, и даже королевская, в сравнении с жизнью мирного люда? – как мог, убедительно пожал плечами Фолко. – Король Эодрейд ожидает скорого вторжения восточных племён, расселившихся по Минхириату. Чтобы это предотвратить, он готов пожертвовать даже своим добрым именем – что большее может отдать истинный король?

– Эвон оно как… – в раздумье протянул Фарнак. – Ну, королю, само собой, виднее. Мыслю я, не полез бы Эодрейд в драку сейчас без настоящего к тому повода. Так что поверю тебе, невысоклик. Сам королевский ряд подпишу и в Умбар вас доставлю. Уж больно кусок лаком, чего уж, – признался он со вздохом. – Верно Хьярриди сказал – тут и десять тысяч легко набрать можно. И всё-таки с такими силами войну против Терлинга затевать – нелегко, ой, нелегко! Он же тысяч сто выставит!

– Сто не сто, – покачал головой Фолко, – но войско у него изрядное. Однако Терлинга бояться тоже нечего. Если укорот ему не давать, так он сам под себя всё подожмёт, весь Эриадор от Брандуина до Исены.

– Твоя правда, хоббит, – кивнул Фарнак. – Вот потому-то мы и поверим Эодрейду. Будьте моими гостями, друзья. Трактир тут никуда не годен. Орки какие-то его держат, не иначе!.. Хотя, наверное, этакую стряпню даже орки есть бы не стали.

– Тогда не пойдём никуда, – безмятежно объявил Малыш. – У них небось и пиво никуда не годится!

– Это не пиво! – аж сплюнул Фарнак. – Это… рыбья моча какая-то!..

– Не. Точно не пойдём, – вынес вердикт Маленький Гном.

…Они остались на корабле старого тана. Здесь всё шло своим чередом; над головами раскинулся купол летнего неба, радостно зеленели вокруг берега Исены, эльдринги, ховрары, роханцы и даже обитатели Дунланда вполне мирно торговались, рядились, покупали и продавали, и никто никому не собирался вонзать ножи в спину.

Все устали от войны, безнадёжно подумал хоббит. Все устали, даже самые непримиримые; всем хочется просто идти по улице, не опасаясь стрелы из-за угла или боевого топора в лицо.

Но это не мы пришли к ним с войной, не так ли? Мы только защищались; чего не жилось в своих степях на востоке тем же истерлингам, тем же хазгам? Теперь они тут; они повсюду, они решили, что эти земли принадлежат им по «праву крови»; но разве не может Эодрейд сражаться за то, чем его предки владели с незапамятных времён?

Разве не должно вновь подняться старое знамя над башнями Аннуминаса? Разве не должен вновь воздвигнуться в прежней славе Минас-Тирит, на одну половину сожжённый и на другую – разграбленный?

Разве не стоит это того, чтобы сражаться и умереть?

Прочь сомнения, хоббит. Они нужны, чтобы выбрать правильный путь, но, когда путь выбран, их надлежит отбросить.

…В трактир они таки сходили, по настоянию Малыша, уверявшего, что «пиво совершенно само по себе, и даже у самого последнего неумехи может получиться славный эль».

Таверна была новой, недавно срубленной, и пахла свежим лесом, а отнюдь не едой. Несмотря на все жуткие словеса, сказанные про неё и Хьярриди, и Фарнаком, толклось там немало эльдрингов, равно как и хеггов с ховрарами. Попадались дунландцы, а вот хазгов не было совсем.

Содержали заведение, конечно, никакие не орки, а люди, похожие на знакомых хоббиту по Пригорью. Правда, зыркали и пялились на друзей они так, словно по сю пору служили если не Кольценосцам, то, по меньшей мере, Саруману.

– Что подать? – прорычал верзила в относительно чистом фартуке, нависая над гномами и хоббитом.

– Эля, – опередил всех Малыш. – Нам ваш эль, правда, бранили, да небось сгоряча, как у таких ладных хозяев эль дурным выйти может?

Верзила скорчил такую гримасу, словно Маленький Гном в одночасье лишил его всего имущества, причём исключительно бесчестным путём.

– Чудные дела тут творятся, так глядит, словно вот-вот зарежет, – пожаловался Малыш. – Или, того хуже, в пиво плюнет!

– Что-то физиономия его мне знакомой кажется, – задумчиво проговорил хоббит.

– Да небось у Олмера встречали, – кивнул Торин. – Мы-то его не запомнили, а вот он нас, похоже, очень даже.

– Тогда не пил бы я здешнего пива, – поднялся хоббит. – И вообще, уносил бы отсюда ноги.

– Как это «уносил бы ноги»?! – возмутился Маленький Гном. – Когда это мы от какого-то трактирщика бегали?!

Спор их умер, не успев начаться. Верзила вернулся с тремя пенными кружками эля, с грохотом поставил.

– Пиво как пиво, – принюхался Малыш.

– Отменное пиво, – прохрипел трактирщик. – Сами варили с братом.

– Отведай тогда с нами, хозяин, – хоббит пододвинул верзиле свой эль. – Вот прямо отсюда и отведай.

– Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха! – загоготал тот. – Половинчик решил, я его травануть тут вздумал!.. Ну, гляди, гляди, из какого отпить-то надо?

Он протянул волосатую лапищу, сграбастал кружку Фолко, шумно хлебнул.

– А-атменный эль! Сам бы пил, да деньги надо! – он утёр губы.

Хоббит и гномы переглянулись.

– Пиво – оно всегда пиво, – решился Малыш.

Он только успел поднять кружку, как…

– Мастер Холбутла! – послышался робкий голосок. Из дальнего угла вышагнула невысокая, очень тонкая фигурка, чью хрупкость не мог скрыть даже свисавший до земли бесформенный грубый плащ.

– Эовин! Силы земные, что ты здесь делаешь?! – так и подпрыгнул Фолко. Малыш впервые в жизни поперхнулся пивом.

Девушка стояла, сцепив руки так, что пальцы побелели. Под распахнувшимся плащом виднелась обычная одежда молодого всадника, на тонком поясе – кинжал, за плечами – небольшой охотничий лук. Щёки девчонки пылали.

– Фолко, ты её знаешь? – вытаращил глаза и Торин.

– З-знаю, – кое-как подтвердил хоббит. – Н-немного. Совсем. Так зачем ты здесь, Эовин? И что скажет твоя родня, когда узнает?

– Я хотела… я думала… – пролепетала девушка и, словно устыдившись этого лепета, гордо вскинула голову. – Возьмите меня с собой! – выпалила она единым духом.

– Чего? Взять с собой? Куда взять? Зачем взять? – растерялся хоббит. – О чём ты говоришь, юная госпожа?

– Возьмите меня с собой. Куда угодно, – Эовин умоляюще сжала руки. – Куда угодно, хоть на край света… не могу я больше за крепостными стенами сидеть! Имя, которое я ношу… нет сил… Я тоже хочу стать воительницей!

– Совсем ополоумела, – вынес вердикт Малыш. – Что ж, нам теперь обратно в Хорнбург тащиться, её домой отводить?

– Зачем? – удивился Торин. – Она из дома сбежала? – сбежала. Поэтому сдадим роханской здешней страже. Пусть отправят к родным, чтобы как следует выпороли!

– Никто меня пороть не может! – возмутилась девушка, засверкав глазами. – Я Эовин, дочь Эотара, и ответа ни перед кем держать не стану! Родители мои погибли, сестра старшая замуж выходит, а тётки мне не указ! Не хочу племянников нянчить! Знаю, как лук натянуть и как за саблю взяться! Раны врачевать умею тоже!

– А ещё пироги печь… – проворчал хоббит. – Сама говорила!

– Пироги тоже умею! – тряхнула она волосами. – Потому как с пирогами лучше, чем без них!

– Какая мудрая девушка! – восхитился Маленький Гном. – Истину речёшь!

– Малыш! – рявкнул хоббит, но было уже поздно.

– Возьмите! Куда б дорога ваша ни лежала, к какому горизонту! Возьмите, я вам пригожусь! – взмолилась Эовин. – Возьмите, мастер Холбутла! Вот и досточтимый гном говорит…

– У досточтимого гнома язык без костей, особенно, как он в пиве его омочит, – проворчал Фолко. – А если убьют тебя, что тогда? Совсем у тебя, дева, в голове помутилось! Там, куда мы направляемся, тебе ну совершенно делать нечего!

– Ой ли? А это куда? А вдруг там что-нибудь ка-ак найдётся? Вспомните меня, да поздно будет!

– Не, она мне нравится, – ухмыльнулся Малыш. – Смелая, а смелых я люблю! Кто сперва делает, а потом уже думает.

– Тихо ты, Строри! Вот и видно, что вы с ней два сапога пара, «сперва делать, а потом уже думать»! Иди лучше дозор роханский поищи, беглянку сдать!.. А ты, Эовин!.. Уж как-нибудь измыслим мы, как без тебя справиться! Детьми прикрываться не привыкли!

– Я всё равно за вами пойду! – Эовин стиснула кулачки.

– Девчонка!.. – Фолко терял терпение, но тут Торин вдруг слегка тронул разошедшегося друга за рукав.

– Она ж влюблена в тебя по уши, – прошептал гном на ухо хоббиту. – А коли так – дело непростое. Роханских дев не знаешь? В реку бросится, утопится, к хазгам в лапы попадёт, а от своего не отступится!

Гномы к делам сердечным всегда относились с небывалой серьёзностью, делая в жизни один-единственный выбор – или не делая его вообще.

– И ты туда же, – отмахнулся хоббит. – Были б мы с ней оба Подгорного Племени… А у людей, сам ведь знаешь, ветер в голове порой. Особенно у юных дев.

– Это Судьба, – Малыш бахнул по столу пустой кружкой. – И в самом деле. Не пиво, а помои, но всё равно – пиво.

– Да вы что? – у хоббита округлились глаза. – Белены объелись оба?! Взять с собой… туда… эту девчонку?! Эодрейд прикажет нас повесить за… за… она ж малолетка совсем!

– И никакая я не малолетка! Уже полгода, как могу волосы платом замужества повязывать! – гордо задрала нос Эовин.

Это было правдой – в обезлюдевшем Рохане теперь выходили замуж и женились рано. Гномы молча смотрели на Фолко, а он на гномов. Молчаливая игра «кто кого переглядит» продолжалась довольно долго.

– Куда двое, туда и третий, брат хоббит, – нарушил молчание Торин.

– Вы рехнулись. Оба, – решительно заявил Фолко. – Помимо всего прочего, мы втроём – сила, потому что, – и он выразительно тряхнул рукавом мифрильной кольчуги. – А она? Мы друг друга прикрываем, если что, и стрелу в грудь примем, и даже копьё, а она, опять же?!

Гномы переглянулись, аргумент хоббита, очевидно, подействовал.

– Значит, наш долг – её прикрыть, – вдруг очень серьёзно ответил Торин.

– Это Судьба, – повторил Малыш. – Нельзя спутнику отказывать, когда Судьба его посылает.

Хоббит, лишившись дара речи, только и мог, что таращиться на друзей.

Эовин мигом всё поняла.

– Так, значит, я с вами? – выдохнула она, прижимая руки к груди.

Фолко отвернулся.

Это было очень неправильно, донельзя неправильно и несправедливо. Они сражались, чтобы такие, как Эовин, могли жить – а не затем, чтобы при первой возможности тащить замечтавшихся о геройских подвигах девчонок под чужие мечи и стрелы.

– Если Фарнак не возьмет её на борт, я не виноват, – наконец проворчал он.

Эовин взвизгнула и, недолго думая, кинулась на шею сперва Торину, а потом Малышу. Взглянула на хоббита и жарко залилась краской.

– Мастер Холбутла, ты не пожалеешь.

Фолко закатил глаза.

– С эльдрингами сами объясняться станете, ладно? Нечего меня вперёд выпихивать.

…На корабле Фарнака Эовин, словно мышка, забилась в уголок и помалкивала. Старый тан только поднял брови, выслушав гномов – Фолко стоял, демонстративно повернувшись к борту и скрестив руки на груди.

– Судьба! – вещал меж тем Малыш – ему, видать, полюбилось это слово. – Никакой моряк не пройдёт мимо тонущего, даже если это его злейший враг; так и здесь, когда Судьба посылает тебе спутника, нельзя отворачиваться!.. Мы, гномы, верим в Судьбу и волю Махала, и потому почтительно просим у тебя, могучий тан…

Могучий тан кивнул.

– Мы тоже верим в Судьбу и в волю Морского Отца, и, конечно, не покинем тонущего, ты прав, даже если только что бились с ним борт о борт. Пусть дева Эовин, дочь Эотара, остаётся с нами.

Вечером того же дня Фолко сидел в одиночестве – Малыш помогал Эовин обустраиваться. Гномы осмотрели её снаряжение, нашли в нём немало «изъянов и нехваток», как выразился Торин, и с задором взялись за дело.

Пальцы хоббита нащупали перстень принца Форвё. Как он говорил друзьям – теперь это обычное украшение, волшебство давно ушло, или угасло, или расточилось; как и с клинком Отрины, тоже сделавшимся обычным оружием, хотя и прекрасной работы и с идеальной заточкой.

Магия ушла из Средиземья, ушла вместе с эльфийскими кольцами, вместе с кольцами гномов и людей; последнее из них самолично сбросил в Ородруин не кто иной, как он, Фолко, сын Хэмфаста.

И, как бы ни хотелось объяснить всё случившееся с Эодрейдом «злой волей иномировых сил», воля тут, скорее всего, была самая что ни на есть обычная, человеческая.

Лунный свет коснулся поверхности отполированного голубого камня; хоббит сидел, задумчиво вглядываясь в него и вспоминая. Где-то они теперь, верные друзья, эльфы-Авари, что творится у них дома, на дальнем востоке? Хорошо, конечно, что доля его есть и в возрождённом Эдорасе и в отвоёванном Минас-Тирите, где по-прежнему цветёт Белое Древо, осквернить которое не осмелились даже харадримы. Орки – те бы, наверное, не поколебались, особенно пока служили Саурону, а вот харадримы – нет. Всё-таки они люди, пусть в большинстве своём скверные и злобные, такие, что с ними приходится драться насмерть.

Цветёт Белое Древо, стоит Минас-Тирит, правда, король Гондора так до сих пор и не вернулся туда, предпочитая куда более безопасный Дол Амрот, но всё равно. Гондор выстоял и воспрял, воспрял и Рохан, а там, глядишь, удастся восстановить и Арнор…

Так думал хоббит, сидя под летними звёздами, и сам не заметил, как в глубине самоцвета на его пальце вдруг ожил алый мотылёк, чьи призрачные крылышки опускались и вновь поднимались в такт биению сердца самого Фолко.

Хоббит замер, впившись взглядом в самоцвет. Он не знал, почему ожил дремавший столько времени камень; но, отбрасывая сомнения, попытался, как встарь, мысленно дотянуться до подарившего ему эту вещь – до принца Форвё.

Где-то глубоко в душе хоббита, словно взламывая корку льда, вдруг шевельнулось нечто, казалось бы, прочно забытое, воскрешающее давние дни погони за Олмером. Нечто вроде долгожданной боли, когда с хрустом выдирается гнилой, распавшийся зуб.

Невольно Фолко схватился за грудь – где, как всегда, висел клинок Отрины – и уже не удивился, ощутив слабое, но всё-таки тепло.

Ночью, под звёздами и луной, ему напоминала о себе древняя сила, что, казалось, успела уснуть навсегда.

Хоббит всматривался всё пристальнее и пристальнее в трепетание алых крылышек; он переставал ощущать собственное тело, казалось, он парит в неведомом призрачном океане, где, кроме него – лишь его поводырь, огнистое создание из раскрывшегося камня на перстне.

Впереди среди серой мглы лучился яркий, обжигающий глаза свет. И не просто лучился – он пронзал хоббита насквозь, бился огненными сполохами в его сознании; и туда, к этому свету, стремглав мчался также и крылатый дар принца Форвё.

Хоббиту чудилось: он, Фолко, тоже взмывает в поднебесье вслед за чудесной бабочкой. Серая мгла чуть расступилась, мелькнули изломы коричневых гор, сверкающие ледяные короны на вершинах, полоса лесистых всхолмий и, наконец – беспредельность моря. Откуда-то из-за горизонта, из тех краёв, где солнце стоит прямо над головой, струился яростный свет, пугающий и жгучий. Мотылёк купался в его лучах, и вдруг – лёгкие крылья охватил огонь, стремительное пламя пробежало по телу летучего создания, обращая его в невесомый пепел. И в тот же миг навстречу Фолко рванулась земля.

Он пришёл в себя от льющейся сверху ледяной воды. Над ним склонялась Эовин, закусив от волнения губу, у неё за плечами маячили друзья-гномы.

– У тебя кровь, мастер Холбутла! Лоб разбит весь!.. Да как же это так?..

Фолко только и простонал, мол, хоббитов шрамы украшают.

Оказалось, что он свалился со стула, да так неудачно, что в кровь разбил лоб. Удар о старые доски, твёрдые, словно камень, оказался настолько силён, что хоббит впал в забытьё.

Вот только что же он на самом деле видел? В перстне огненный мотылёк по-прежнему плавно взмахивал крыльями, целыми и невредимыми.

– Ты, брат хоббит, нас не пугай. Сидел-сидел себе, да ка-ак грохнется вдруг!.. Я чуть из штанов не выскочил, – укорил друга Малыш.

Эовин хихикнула.

– Язык у тебя, брат гном, что помело, – поморщился Фолко.

– Так то ж от скуки! Дай порубить кого, враз как рукой снимет!

– Порубить… – Хоббит бросил взгляд на перстень. – Боюсь, этого дела у нас скоро окажется выше головы. Ещё и надоест.

– Шутки шутишь, Фолко, – покачал головой Торин. – Шутки шутишь, а сам лбом в пол валишься. Говори уж толком, что стряслось!

Вместо ответа хоббит молча поднял руку с перстнем Форвё.

– Ожил, – коротко сказал он. – И ещё – я видел…

И в несколько слов пересказал друзьям увиденное; у Эовин восхищённо горели глаза. Эх, девочка, тебе бы небось всё тайны, приключения да подвиги мечтаются, а ну как пахнет дело новым вторжением?!

Но Малыш, похоже, был полностью согласен с юной воительницей.

– Здорово! – простодушно восхитился он, глядя на алого мотылька в глубине камня. – А я уж, того, думал, и вправду навсегда погас…

– Знать бы ещё, что всё это значит. – Торин утёр мокрый лоб. – Что ж его разбудило, Дьюрин меня вразуми?

– Да уж явно ничего хорошего, – буркнул Фолко. Эовин, несмотря ни на что, успела умело и ловко перебинтовать ему лоб. – Уж лучше какие-нибудь хазги, чем все и всяческие иномировые силы, будь они трижды неладны!

– И сияло где-то на юге… – задумчиво проронил Торин.

– На юге. – Фолко держал руку на эфесе кинжала Отрины, чувствуя ожившую в нём теплоту. – Насколько я мог понять, это Дальний Харад. Очертания берегов были смутно похожи на Умбарскую гавань, и дальше, как на картах старых Королей-Корабелов Гондора. Где-то там.

– Гадать можно бесконечно. – Торин уселся рядом с хоббитом, опёрся на топор, словно готовясь вот-вот пустить его в дело. – Но мы знаем, что сил может быть много. Золотой Дракон один чего стоит! Ночная Хозяйка… иные страхи. Шелоб та же, кто знает, сдохла она или нет?

– Мелковато для Шелоб, – заспорил Маленький Гном.

– Будет вам, будет, – поморщился Фолко. – Круг без точила вертеть только и можем. Тут, чтобы разобраться, или сам Форвё нужен, или маг какой…

– «Маг какой», – фыркнул Малыш. – Какие ж тут маги? Расплющи меня Хругнир, где же теперь чародея искать? Радагаст-то – тю-тю, Срединное Княжество далёко, а больше мы никого и не знаем.

Друзья замолчали – Маленький Гном был совершенно прав.

– Посмотрим, может, кинжал и перстень сами что подскажут? – предположил Фолко. – Помнится, говаривал Форвё, будто его кольцо укажет дорогу на Воды Пробуждения из любого места; может, и ещё на что сгодится?

– Что-то мы прошлый раз без всякого перстня обошлись, – фыркнул Малыш.

– Так это потому, что принц Форвё сперва дорогу на Срединное Княжество указал, а потом уже вместе с тем караваном Авари шли, – пояснил Фолко. – Я в перстень и не заглядывал. А потом… я, признаться, о нём и забыл – столько там навидался разных диковинок!

– Насчет диковинок – это да… – покряхтел Торин. – Эх, славное было времечко! Эльфов-то войной не затронуло… Ладно, что впустую болтать! Сами не захотели там оставаться – что станем делать-то? После ожившего перстня?

– А что же тут сделаешь? – Малыш глубокомысленно пожал плечами. – Одни догадки и те несладки! Можно их солить, можно коптить – всё равно пока ничего не знаем.

– Ты и десять лет назад так говорил, – невольно улыбнулся Фолко.

– Говорил-говорил, – буркнул Маленький Гном. – Что тогда было – лучше и не вспоминать.

– А придётся, – заметил Торин. – Потому как если Фолко прав, то, боюсь, как бы опять какое-то Сауроново наследство на поверхность не вылезло! Вот про Кольца мы знаем. А может, он ещё чего-то намастерил? За тысячи-то лет, пока в Мордоре отсиживался?

– Ой, да хватит пугать! – поморщился Малыш. – Как Серых Гаваней не стало, так я теперь уже ничего не боюсь.

– При чём тут Серые Гавани? – заспорил было Торин, но тут его остановил хоббит:

– Погодите, друзья. Решили мы тут, что волшебники нужны? С магами у нас и в самом деле плохо, а вот Древобород-то жив-живёхонек! Вот у кого спрашивать нужно!.. До Золотого Дракона нам не добраться, Авари тоже за тридевять земель, а старый энт рядом!

– А что он сказать сможет? – удивился Малыш. – Он, конечно, древний и всё такое, да сам-то ведь никакой не чародей!

– Может, и не поможет, наперёд не скажешь, но Фолко и в самом деле прав, – вступил Торин. – Кроме Фангорна, нам и вправду никто сейчас не поможет; на самом-то деле, что мы потеряем? Фарнак всё равно стоит под погрузкой и ради нас отплывать не спешит. Крюк до Исенгарда невелик. Предупредим Фарнака, чтобы подождал денёк в случае чего, и…

– А если Древобород в чащобы свои уволокся? – упорствовал Маленький Гном. – Как ты его там искать-то станешь? Или забыл, что леса его чуть не до самого Дол Гулдура тянутся?

– Всё бы тебе спорить, Строри, – фыркнул Торин. – Скажи уж прямо – тащиться тебе лень!

– Не лень, а времени жаль! – вывернулся Малыш. – Сами же говорите – не маг наш Фангорн, не маг!

– Не маг. Зато стар и мудр. И у него связь с землёй, с водой, с лесами… – заметил Фолко.

– То-то он нам в прошлый раз помог… – Малыш скорчил гримасу.

– А вдруг теперь сможет больше?

– «Вдруг»! Нечего сказать, хороший довод!..

Маленький Гном не собирался сдаваться, и после изрядных препирательств Фолко с известным сарказмом вспомнил о только что использованном гномами в отношении Эовин правиле их компании – «куда двое, туда и третий».

Ворча и морщась, Малыш всё-таки подчинился.

Трое друзей и Эовин без всяких происшествий добрались до границы роханских владений. Девушка оказалась отличной спутницей – не капризной, выносливой и упорной. Как и все в Рохане, она словно бы родилась в седле, умела почти из ничего сотворить сытный походный ужин, а кроме того, – что особенно оценил Малыш, – неплохо пела и знала множество баллад, от рвущей сердце «Бури над Исеной» до ликующей «Эодрейд в Эдорасе». Пела она и об Олмере, Короле-без-Королевства, – величайшего завоевателя чтили даже враги.

Трое друзей вновь шли тем же путем, что и десять лет назад, когда тайком пробирались к Исенгарду в надежде найти там следы загадочного Вождя; на сей раз всё было иначе, и прятаться не потребовалось. Роханская стража мигом пропустила их, стоило лишь Фолко показать грамоты; Эовин же ловко, точно змейка, проползла по зарослям. Её не заметили.

Оставив на всякий случай топоры гномов начальнику заставы, Фолко и его спутники двинулись дальше. Здесь, в Нан Курунире, за истёкшие годы ничего не изменилось, в отличие от Рохана, Арнора и всего Эриадора. Так же негромко переговаривалась под летним ветром листва буков и грабов, спокойно текла Исена, и видно было, что уже немало лет люди избегают этих мест. Роханцы никогда не приближались к краю Сторожевого Леса ближе, чем на три полёта стрелы.

Эовин притихла, с опаской поглядывая на вздымающуюся стену деревьев.

– Ну что, опять крутить да водить начнёт, как тогда? – проворчал Малыш. – Неохота мне что-то по пням да корягам плутать!

– Мы ему сейчас представимся, – откликнулся Фолко, вплотную подходя к зелёной стене зарослей и высоко вскидывая руку с надетым на палец эльфийским перстнем.

Мотылёк в камне, казалось, начал быстрее взмахивать крылышками – или, может, это просто стало сильнее биться от волнения сердце самого хоббита?

– Мэллон! – чётко выговорил он.

«Друг» на синдаринском. Слово, открывавшее двери Мории. «То были счастливые времена», поистине.

Лес не откликнулся, только ветви по-прежнему мрачно шумели. Здесь, в первых древесных рядах, стояло множество хуорнов, подобных Старому Вязу, обосновавшемуся в Вековечном лесу на границах Хоббитании; молчаливые стражи, суровые и зачастую недобрые. Собственно, пограничники Рохана стремились более уберечь своих сородичей от опасности забрести куда не следует, чем ожидали появления из лесных глубин какого-то врага.

– Мэллон! – повторил Фолко. Он чувствовал – на них взирает бесчисленное множество глаз. Верно, ощущая то же самое, гномы неловко задвигались, поднимая безоружные руки и всячески показывая, что топоров при них и в помине нет.

Зелёная стена леса оставалась неподвижной, деревья не раздвинулись, не открылась ведущая в глубину чащи тропа, и путникам не явился чудесным образом сам старый Фангорн.

Однако короткое время спустя хоббит вдруг понял, что направленные на них взгляды исчезли, словно молчаливые стражи леса потеряли интерес к незваным гостям.

– Пошли, – обернулся Фолко к друзьям.

– Куда?! – завопил Малыш. Лезть в чащобу ему ужасно не хотелось.

– Старым путём, держась края гор. В конце концов доберёмся до Древобородова дома.

Маленький Гном в сердцах сплюнул.

На сей раз дорога через заросли оказалась куда легче. Сплошные переплетения ветвей исчезли, деревья не смыкались, подобно брёвнам в крепостном частоколе, и довольно скоро путники достигли края долины; оставив склоны гор по левую руку, осторожно двинулись дальше, в самую глубь леса. Ловчее всех прыгала через корни и коряги легконогая Эовин.

– И сколько так ещё нам топать? – бурчал Строри, в очередной раз запнувшись.

Ему никто не ответил. Эовин во все глаза таращилась на окружавшие её старые деревья – за триста лет энты совершенно заполнили Нан Курунир, вырастив там глухие чащобы.

А потом под ногами словно сама по себе зазмеилась неприметная поначалу тропка, подхватила, повела дальше – до тех пор, пока не раскрылась перед ними круглая поляна с мягкой тонкой травой; серое тело скалы, пенный росчерк водопада; бурливый ручей, утекавший куда-то в чащу; каменный стол и каменные кувшины в скальной нише.

Дом Старого Энта.

Эовин тихонько ойкнула – особую магию места ощущали все.

Однако травянистое ложе подле скалы куда-то исчезло, обиталище Фангорна было покинуто, как давно – кто знает?

– Ну что, не послушались? – напустился на друзей Строри. – Протаскались, ноги посбивали? И куда теперь – до Лориэна скакать прикажете?

Не удостоив его ответом, Торин пристально взглянул на хоббита.

– До Лориэна никто скакать не станет, конечно, – задумчиво сказал Фолко. – Да и искать Старого Энта по всему Фангорну, само собой, тоже смысла нет. Жизни не хватит, особенно если он не хочет, чтобы его нашли. Разве что… – он взглянул на каменные кувшины. – Вот в них я бы точно заглянул.

– Зачем? – поразился Торин. – Подрасти разве что ещё хочешь, брат хоббит?

Фолко покачал головой.

– Что-то изменилось тут… – проговорил он, медленно и осторожно перенося пальцы с одной запечатанной глиной горловины на другую. – Опустело словно…

– Будто мы сами не видим! – фыркнул Маленький Гном, по-прежнему пребывавший в отвратительном настроении, несмотря на всегдашний свой оптимизм.

– Старый Энт сюда не вернётся…

– Фолко! Тебе что, наковальня на затылок свалилась? – Строри упёр руки в бока. – Ты-то откуда это знать можешь?

Фолко вздохнул, сел прямо на тёплую землю, подле каменного стола. Запрокинув голову, хоббит взглянул вверх, где смыкались беспечно-зелёные кроны и еле слышно переговаривалась листва.

– Когда мы шли сюда десять лет назад – место это было полно чародейства. Не такого, чтобы огненные смерчи или ураганы, нет. Древнего, тонкого, негромкого, словно тени духов под лунным светом. Тогда мне виделись холодные звёзды, они возвещали, что Старый Энт вот-вот пожалует. А теперь ничего этого и в помине нет. Лес был тогда настороже, нас пытался не пропустить, а теперь здесь пусто, тихо да сонно. Трава и деревья спят себе безмятежно, только хуорны на страже, ну так на то они и хуорны. Чародейство покинуло эти места, и воротится ли – кто знает? Древобороду тут разонравилось, он ушёл обратно в глубины Фангорна. Знать бы ещё, почему и отчего!

Перед его взором внезапно вновь закружились лепестки синего цветка, спасённые им от жадной земной пасти десять лет назад. Фолко не удивился вернувшемуся видению, скорее, его бы озадачило, не появись совсем ничего.

Неужели вновь возвращались древние силы, навсегда, казалось бы, покинувшие этот мир после падения Серых Гаваней и исхода эльфов?

Гномы озадаченно косились на друга, Эовин глядела на Фолко, разинув рот.

– Эк ты, брат хоббит, вновь заговорил-то, – Торин покачал головой. – Ровно мы опять за Олмером гонимся…

– Вы гнались за Олмером? – изумилась Эовин; Торин метнул на неё короткий взгляд, мигом заставив умолкнуть.

– То-то и оно, что опять, – буркнул Малыш. – Плетёте невесть что! Притащили меня в чащу, Древоборода не нашли, само собой – так и будет он нас тут дожидаться; а теперь снова видения да пророчества!.. Что, теперь так и будем тут стоять? – сварливо осведомился он, когда на его гневную тираду никто не ответил. – Бери мешки да айда отсюда!

– Древобород навек покинул этот край? А кувшины, значит, оставил? Да ещё и запечатал на совесть, – игнорируя Малыша, задумался Торин.

– А может, не бросил, но специально оставил? – предположил Фолко, пристально разглядывая каменный бок одного из сосудов. – Я вот этот, похоже, помню. Он мне из него питьё наливал…

– Не, точно, брат хоббит ещё подрасти хочет! – хохотнул Малыш. Ему было всё ясно, а следовательно, и скучно, он переминался с ноги на ногу, яростно теребя бороду.

– Не подрасти, – сумрачно возразил хоббит. Пальцы его по-прежнему ощупывали глиняные печати-пробки на горлышках кувшинов. – Думается, это не просто так тут забыто или брошено, это оставлено для тех, кто поймёт зачем. – И он решительно наклонил один из сосудов.

В правой руке Фолко появился короткий ножик, удар – посыпалась глиняная крошка.

– Э, э, брат хоббит! – всполошился Торин. – По уму ль дело такое – без хозяина добро его ворошить? Да и питьё энтов – штука непростая, я без Фангорна его касаться б не решился.

Вместо ответа Фолко поднял руку с перстнем – даже сейчас, ярким летним днём видно было, как развернул алые крылья огненный мотылёк. Кольцо полыхало, казалось, языки пламени вот-вот вырвутся из тёмной каменной клетки и над поляной промчится дивная огненная птица.

– Это оставлено для тех, кто поймёт, – повторил хоббит.

Решительным движением наклонил кувшин – из горлышка полилась прозрачная жидкость прямо в подставленную широкую чашу. Поверхность напитка резко потемнела, и в чаше вдруг проявилась живая картина: ночь, звёзды над лесом, темный, уходящий к самому небу склон и высокая фигура Старого Энта, аккуратными и медленными движениями ставящая один за другим запечатанные кувшины на те места, где их обнаружили Фолко с гномами.

– Я знаю, настанет день, и ты придешь сюда, торопливый хоббит, непоседливый мой друг, – произнёс голос Фангорна чуть нараспев на всеобщем языке. – Я знаю, чего ты станешь алкать. Видения! Того, что поможет тебе взглянуть далеко за окоём сущего; поэтому оставляю здесь моё питьё, составленное специально для тебя. Мои слова запомнят вода и камни, трава и ветви. И, когда бы ты ни пришёл, дар эльфов поможет тебе меня услышать. Я предвижу: мир наш ещё ждут великие испытания, и судьба поведёт тебя в самое пламя.

Слова Старого Энта отзвучали; гномы застыли, во все глаза уставившись на каменную чашу, где медленно менялась магическая картина – словно птица, неспешно взмахивая крыльями, летела над бескрайними просторами Фангорнского леса, протянувшегося ныне далеко на восток.

Фолко молча поднёс чашу к губам, сделал глоток, передал её Торину.

– А мне? – пискнула Эовин.

– А тебе нечего, – буркнул хоббит, устремляя на девушку нарочито суровый взгляд. – Кто знает, ещё потравишься!.. Людского питья тут не оставлено.

– Так вы, мастер Холбутла, значит, ещё и колдовать умеете! – Эовин восхищённо взирала на Фолко, не обращая внимания на его насупленные брови.

– Будет чушь молоть! – прикрикнул хоббит. – Какое тут колдовство? Мы такое уже пили. А вот что с тобой случится, коль ты этого отведаешь, одни Валар знают! Так что сиди смирно.

Эовин потупилась, словно послушная девочка.

– Возблагодарим же владыку Фангорна за его доброту. – Торин сделал добрый глоток, передал чашу дальше, Малышу.

Ароматное и терпкое питьё напоминало хоббиту хорошо выдержанное вино; оно и походило, и не походило на то, что Фолко попробовал в первую встречу с Древобородом. Сладкое и горькое, кислое и солёное – всё вместе. Голова от него закружилась так, что у хоббита подкосились ноги. Малыш тоже пошатнулся, с трудом поставил чашу наземь, и в ней внезапно отразились неведомые глубины Фангорна и неспешно бредущая фигура пятнадцатифутового исполина. Старый Энт внезапно замер, поднял глаза вверх – и его взгляд встретился со взором хоббита.

– Хуум, хум, хуум-хум-хом! – раздалось из каменной чаши. – Я рад, что мой дар нашел тебя, хуум-хом! О чем ты хотел спросить меня? Торопись! Даже я скажу сейчас – торопись!

– Свет! Ты чувствуешь свет?! – выкрикнул Фолко. – Свет, хлынувший откуда-то с юга?

– Свет? Хуум-хом, да, да! Древний свет! Я помню – отблески его были в глазах правителя Тингола, прозывавшегося Серой Мантией! И той, что с ним – эльфы звали её Мелиан. В их глазах я помню этот свет, хоббит Фолко!

– В их глазах? Этот свет?

– Да, хоббит, да! Мне поневоле приходится спешить. Но знай, что свет – он тот же самый!

– Владыка Фангорн! Но… я должен спросить… не околдовали ли короля Эодрейда? Нет ли какой-то злой силы, наподобие Сарумана, опутавшего чарами великого Теодена?

Энт остановился, руки-ветви его скрестились, словно в раздумье.

– Хуум-хом, трудный вопрос, торопливый хоббит! Очень трудный! Я не отвечу на него сейчас, но буду слушать ветра и воду, они часто приносят вести из дальних краёв! Я ощутил пробудившуюся силу, но не знаю, успела ли она овладеть кем-то из смертных или бессмертных!

– Могу ли я увидеть тебя, владыка Фангорн?

– Нет, любезный мой хоббит. Я уже не поверну назад. Это мой путь, и не спрашивай, куда он ведёт! Мой дар поможет тебе найти меня и говорить; возьми с собой моего питья, сколько сможешь унести. А теперь прощай, невысоклик Фолко, сын Хэмфаста!..

И поверхность энтского настоя в чаше вновь сделалась прозрачной.

– Свет, – выдохнул Торин, качая головой, словно не веря собственным глазам.

– Свет Тингола и Мелиан, – негромко подхватил Малыш.

– Свет тех, кто побывал в Валиноре и вернулся в Средиземье, – закончил хоббит.

Глаза у Эовин сделались точно чайные блюдца.

– Если, конечно, это нам всё не привиделось, – буркнул Маленький Гном, приходя в себя. – Питьё энтов, оно такое, с него может…

– Так или иначе, надо возвращаться, – вздохнул Торин. – От службы Эодрейда мы не отказывались, Фарнак ждёт.

Фолко меж тем возился, переливая дар Старого Энта себе во флягу.

– Мастер Холбутла, а мастер Холбутла! – Эовин осторожно тронула хоббита за рукав. – А… вы не расскажете мне… про Валинор… страсть как хочется узнать!

– Про Валинор? – хмыкнул хоббит. – Эльфийские предания? – расскажу как-нибудь по дороге…

Щёки Эовин вновь пылали, но на сей раз не от стыда – от предвкушения великой тайны, к которой, оказывается, причастен и мастер Холбутла.

«Как же она на меня-то похожа», – вдруг осознал Фолко.

Да, на него тогдашнего, ещё до великой войны, на него, жадно и по крупице собиравшего всё, что мог – о могучих силах этого мира, об эльфах и Валар, о Великом Враге и тех, кто противостоял ему. С этой жажды начался его путь, приведший сперва на стены Серых Гаваней, а теперь и сюда.

– Обязательно расскажу, – добавил Фолко уже куда мягче. – Расскажу, Эовин! В море выйдем, времени достанет.

– Спасибо, мастер Холбутла! – девушка даже в ладоши захлопала.

Основные битвы времён Вторжения Олмера кипели далеко от этих мест. Кровавый кошмар исенской катастрофы, где полегла половина роханского войска; разгром гондорской армии и гибель самого короля; отступление Эодрейда через Туманные Горы – всё оставалось где-то в подёрнутой мглою дали.

Здесь, где Исена – она же Ангрен – достигала западного моря, всё оставалось тихо и мирно. Во времена Фродо и Сэма, Мерри и Пина это была пустыня, дикий край, покинутый людьми; триста лет спустя, перед великой войной, роханцы выстроили там небольшой городок Тарн, через который вывозили товары и торговали с тем же Морским Народом. По соглашению с владыкой Минас-Тирита и Аннуминаса, в Тарне стоял арнорский отряд, более «для чести», чем для защиты; северяне покинули городок, едва пришла весть о прорыве Олмера за Андуин. Часть дружин Морского Народа вступила в союз с Вождём и участвовала в его походе на Север; однако они зря надеялись на благодарность победителей.

Устье Исены мимоходом заняли хегги; несколько сотен эльдрингов, роханцев, арнорцев, задержавшихся в Тарне, отразили два штурма, но в конце концов полегли все до единого. Хегги спалили склады и причалы, не зная, что делать с добычей, – море они ненавидели и боялись. Бросив развалины, хегги ушли на север, пепелище Тарна досталось ховрарам, однако и они не стали ничего здесь строить.

Обглоданные огнём сваи, остовы причалов, обугленные скелеты домов, складов, сторожевых башен… Новых хозяев всё это не интересовало. Им требовались пастбища для их бесчисленных гуртов, отар и табунов, и они обрели всё это на широких просторах Эриадора, от Исены до Брендивина.

После восстановления Роханской марки король Эодрейд пытался овладеть устьем Исены, и частично ему это удалось, во всяком случае, ховрары не маячили теперь на её северном берегу. Морской Народ, однако, точа зубы на речное устье, не рисковал в одиночку идти войной на все степные ополчения; Эодрейд же в своём «вечном мире» выговорил лишь «свободу плавания и торговли» через исенское устье. В Тарне ничего не было, кроме развалин – товары, доставляемые по Исене на мелкосидящих баржах, здесь перегружались на мореходные «драконы», и не более того.

Правда, нынче для торговли настали плохие времена – ховрары мало что покупали и продавали после последней войны, а Гондор обеднел.

Тарн являл собой сейчас лишь несколько кораблей, пришвартованных возле кое-как подлатанных пристаней; там стояли «драконы» танов Хедвига, Ория и Фрама, как, взглянув на стяги, определил Фарнак.

– Говорить стоит только с Орией. Остальные мелочь, да вдобавок из худших. А у Ории – тысяча мечей. Сильнее его только Скиллудр, но тот сейчас далеко, в Умбаре. Может, вы его ещё увидите…

– Если и увидим, звать не станем, – жёстко ответил Торин.

Скиллудр после падения Серых Гаваней попытался вторгнуться в Арнор по Брендивину, нарвался на отпор вчерашних союзников-истерлингов и счёл за лучшее повернуть обратно. Истерлинги не любили спускать обиды и попытались перекрыть ему дорогу ниже Сарн Форда, однако Скиллудр в жестокой схватке прорвал их заслон, опрокинул высланный полк только что коронованного тогда Отона и ушёл к устью.

После этого Ястреб, как называли Скиллудра, пронёсся по всему побережью точно разрушительный ураган. Не вступая ни с кем в союзы, он в одиночку опустошил берега Минхириата и Энедвейта, грабил Белфалас и даже подступал к Дол Амроту, но взять неприступную крепость конечно же не смог.

Его дружина сильно выросла, он выводил в море целый флот – три десятка «драконов» – и командовал настоящей армией в шесть тысяч мечей, оставив далеко позади всех остальных танов, довольствовавшихся пятью-шестью сотнями воинов и двумя-тремя кораблями.

Десять лет Скиллудр разорял прибрежные земли, воюя и с Гондором, и с Харадом, и с Терлингом, и с Отоном. Из-за его разрушительных набегов харадские правители не раз грозились стереть Умбар с лица земли, но их рати, конечно, ничего не смогли бы сделать с этой твердыней, тем более что морские просторы безраздельно принадлежали эльдрингам, а Скиллудр, как любой осильневший, имел немало зависимых от него вассалов.

Тан Ория принял высоких послов на палубе своего лучшего корабля. Фарнак уже успел шепнуть старому приятелю, что к чему, и до посольских грамот дело дошло только в крошечной каюте кормчего.

Ория, высоченный, худой, совершенно лысый, со следами страшных ожогов на черепе (как-то в молодости попался харадским охотникам за пиратами), выслушал речь Фолко, не моргнув глазом.

– Фарнак, жначит, уже шоглашилшя, штарая лиша… – прошамкал тан. Зубы его были изрядно прорежены харадскими тюремщиками. – Жначит, шемьшот мешей у вас уже ешть… Ну так добавьте ещё мою тышячу! – и он решительно потянулся к выложенному Малышом договору.

– В Умбар я ш вами не пойду. Буду ждать в Тарне. Да! Вам тоже лучше прижадержатьшя – должен вот-вот подойти Шваран. У него людей три шотни, но малый он чештный. Думаю, череж день-два покажетшя.

– Коли так дело пойдёт, то и в самом деле целую армию соберём! – шепнул хоббиту Торин.

– Собрать-то соберём, да только к добру или к худу? – вздохнул Фолко в ответ. – Одно слово Эодрейд уже нарушает, может и второе…

– А может, и нет, – вдруг заявил Малыш. – Околдовали короля или не околдовали, мы не знаем. И Древобород не знает. А коль так, то уж скорее Рохан отдаст устье Исены друзьям и союзникам, чем вчерашним врагам. С Морским Народом договориться можно, считает Эодрейд, а с хеггами-ховрагами – нет. Правитель может ошибаться, может быть прав, но вот никаким колдовством тут и не пахнет.

– Хорошо б, коли так, – отозвался Фолко. – Хватит с нас одного Олмера с его кольцом. Нам бы врагов простых, понятных, тогда справимся.

Фарнак, выслушав друзей, тоже посоветовал подождать.

– Сваран-то? Как же, знаю его. Из молодых, но отличный боец. Одно время смотрел в рот Скиллудру, однако тот стал гондорских пленниц в Харад продавать, нас, старых ярлов, честь блюдущих, позором покрыл, и Сваран, даром, что молод, от Ястреба отошёл. Теперь вот сам ходит… Ория-то ему сыздавна покровительствует. В общем, подождём!

Переночевав на корабле, друзья с утра решили пройтись и размять ноги. Особенно тут ходить было некуда – ни трактиров, ни таверн, ни даже рынка; в отличие от восстановленного Причального, Тарн так и оставался грудами развалин, меж обугленных венцов весело зеленели травы.

Однако в окрестностях раскинулся большой лагерь – дунландцы, ховрары, хегги, даже сколько-то хазгов. Все они жили работой на морских танов, понемногу приторговывая выделанными кожами и подобным грубым товаром.

Несмотря на протесты Эовин, Фолко запер её в каморке кормчего, наказав корабельщикам Фарнака присматривать за ней, чтобы невзначай не сбежала.

Вооружившись с головы до ног, Торин, Фолко и Малыш выбрались из тарнских руин. Исена осталась по правую руку; покрытый травой прилуг – обрывистый степной кряж вдоль речного берега – принял на свои плечи тропу.

Навстречу попалось несколько дунландцев; перед незнакомцами в блистающей броне они поспешно сняли шапки, как и полагалось, но взгляды, коими они проводили Фолко и гномов, были весьма далеки от дружелюбных.

– Фолко! Мы что, к этой братии на пиво собрались? – удивился Малыш, когда Фолко решительно направился к лагерю.

– Не на пиво, но собрались, – кивнул хоббит.

– Зачем?!

– Хочу взглянуть, что у них там делается. Слишком долго мы на них смотрели только сквозь прорезь шлема. А ты что, никак боишься, что ли?

– Не подначивай, – вздохнул Маленький Гном. – Ничего я не боюсь. Просто не люблю, когда так смотрят, словно зарезать мечтают…

– Тоже мне, новость! Да таких не счесть, которые нас зарезать мечтали! Почитай, всё войско Олмера! И потом…

– Так то на войне! – отговорился Малыш. – А то вроде как при мире…

– Ничего удивительного, – заявил Торин. – Или, думаешь, тут неведомо, кто такой мастер Строри, полковой начальник панцирной пехоты в войске короля Эодрейда? И двух месяцев не прошло, как тех же дунландцев под Тарбадом крошили!

Строри промолчал.

В лагере их и впрямь встретили безо всякой приязни. Перед богато вооружёнными гномами и хоббитом встречные ломали шапки и кланялись, но вслед сквозь сжатые зубы раздавалось злобное шипение.

Ни Фолко, ни гномы не подали и виду, что слышат.

Лагерь оказался самым обычным скопищем на скорую руку возведённых землянок, полуземлянок, лёгких балаганов, палаток и шалашей. Фолко только дивился, как здешние обитатели переживают зимы – хоть и юг, хоть и возле моря, а холод всё равно холод.

В отдалении возле костра сидела на корточках группа хазгов – человек десять, с саблями, но без своих страшных луков. Один из них внезапно бросил в костёр щепотку какого-то порошка, отчего пламя тотчас же сделалось синим. Бросивший медленно выпрямился, заведя протяжную песню на своём языке; слова в ней были сплошь древние, и Фолко, неплохо зная обиходную речь хазгов, ничего не мог понять в этом песнопении.

Продолжая петь, хазг выбрался на открытое место. Кривоногий, седой, старый, весь в сабельных шрамах и смутно знакомый, как и тот трактирщик в Причальном, – уж не в отряде ли Отона вместе ходили?

Старый хазг меж тем закружился, широко раскинув руки и запрокинув голову. Фолко внезапно замер, прислушиваясь.

– Ты чего? – удивился Малыш.

– Тихо! – бросил хоббит. – Что они такое поют…

Фолко провёл достаточно времени в одном отряде с хазгами, чтобы заучить основы их языка. Здесь, однако, всё пелось совсем иначе, чем он помнил – степные воины любили песни протяжные и долгие, плавные, словно сменяющие друг друга холмистые гряды их далёкой родины. Тут же, напротив, слова теснились, налезали одно на другое, сливались в непонятную кашу.

Хоббит разобрал лишь отдельное – что-то про «свет», который куда-то «льётся», про «врага», который не то «встаёт», не то «идёт», про «огонь», про «землю», которая то ли сгорит, то ли, напротив, спасётся – в общем, совершенно непонятную белиберду.

Но пели зло, с силой, с напором – тут ошибиться было невозможно.

Старый хазг кружился всё быстрее, сабля так и мелькала, он словно рубил ею невидимых врагов. Песня становилась неразборчивее, слова оборачивались бессвязными выкриками; вскакивали и другие хазги, тоже начинали кружиться, исступлённо пластуя направо и налево кривыми клинками – удивительно, как умудрялись никого не задеть.

– Фолко, идём отсюда, – нахмурился Малыш. – Они, по-моему, тут все белены объелись или там грибов, не знаю уж, чего.

Сказано было не то чтобы громко, но старый хазг, похоже, расслышал. И не только расслышал, но и разобрал имя хоббита.

Всё ещё кружась, он ринулся прямо сквозь мелькающие сабли сотоварищей, не обращая внимания на клинки.

Его собственное оружие уже смотрело в лицо хоббиту.

– Шрага! – хрипло бросил он; сабля взметнулась для удара.

«Шрага» – «предавший, изменивший» на хазгском. Смертельное оскорбление у степняков, за которым – только поединок. В глазах хазга стояло безумие, на губах пузырилась пена.

– Ше вра?! – только и успел выкрикнуть Фолко, уклоняясь. «Ты что?!», но хазг явно не собирался ничего объяснять.

– Мадраш!

Ещё одно подсердечное оскорбление. «То, чем кормят свиней». Свиньи у хазгов отчего-то считались «нечистыми», их не держали как домашний скот и не употребляли в пищу.

Уворачиваясь, хоббит успел вглядеться в лицо нападавшего – дважды ему казалось, что он вспоминает тех, с кем ходил в Олмеровых отрядах, и на третий раз уже ошибки быть не могло: этот самый хазг предводительствовал своими соплеменниками у Отона!

Понятно тогда, почему он, Фолко, и «шрага», и «мадраш».

Гномы меж тем уже оказались справа и слева от хоббита, меч Малыша и топор Торина готовы к бою.

Остальные хазги, ни о чём не спрашивая, тоже схватились за оружие. Словно из-под земли появились страшные луки. Прогудела отпущенная тетива; по налобью предусмотрительно надетого хоббитом шлема скользнула стрела. Фолко пошатнулся, старый хазг мгновенно воспользовался этим, атаковал. Лезвие полоснуло по наплечнику и бессильно отскочило от мифрильной пластины.

– Шарыз оч! – выкрикнул Фолко, отбивая новый выпад. «Не сможешь» по-хазгски, но «не сможешь» не потому, что слаб, а потому, что преграда возведена самими Небесами, как, скажем, горный хребет, который ты пытаешься срыть голыми руками. Шарыз оч говорят сильному, признавая его силу и советуя заняться иным, полезным для других.

Хазг не ответил. Фолко крутнул меч над головой, притворяясь, что открывается, и, поймав противника на замахе, чётко направил острие в правое плечо старого воина. Хазг был в обычных кожаных доспехах своего племени; хоббит хотел лишь обезоружить противника, однако того словно подхватила какая-то злая сила: хазг внезапно споткнулся, неловко качнулся вперёд, пытаясь удержаться, и сам насадил себя на меч Фолко, насквозь пробивший ему сердце.

Завидев упавшего товарища, на хоббита и гномов со всех сторон ринулись все хазги, что случились неподалёку.

– Да остановитесь же, болваны! – заорал Малыш, но хазги, похоже, не понимали всеобщего языка, продолжая атаковать.

– Мы ж вас всех перебьём! – с присущей ему скромностью продолжал Маленький Гном. Меч и дага его так и сверкали.

Эти степняки кинулись в бой, не надев доспехов, даже самых простых. Нет чести убивать таких, когда на тебе – мифрильный бахтерец.

– Это мы – вас! – вдруг гаркнул кто-то на вестроне, хоть и с сильнейшим акцентом. В драку кинулся ещё один хазг, выше других и шире в плечах; он единственный оказался в доспехе.

Меч Малыша скользнул по умело подставленной сабле, а выкрикнувший хазг вдруг ловкой подсечкой сбил Маленького Гнома на землю. Четверо степняков тотчас же навалились сверху.

Дело принимало серьёзный оборот, и Торин уже не только защищался. Его топор взлетел и рухнул, тяжело шмякнулось сброшенное Маленьким Гномом мёртвое тело.

Фолко молча проткнул насквозь ещё одного степного воина. Загудели страшные хазгские луки, тяжёлая стрела ударила хоббита в грудь, отбросила назад; другая скользнула по шлему, но в голове всё равно загудело и в глазах на миг помутилось. Пущенные в упор, хазгские стрелы пробивали стальной доспех, если бы не мифрил, хоббит был бы уже мёртв.

Торин ещё дважды махнул топором, помогая подняться Маленькому Гному. Тот стряхнул с себя выживших, привстал даже; однако, защищая друга, Торин упустил из виду хазга в доспехах, так удачно свалившего Строри наземь. Степняк эфесом сабли ударил гнома в лицо, и – то ли тот забыл как следует затянуть ремни, то ли один из них порвался – но шлем слетел с головы Торина, а в следующий миг хазгская сталь глубоко рассекла гному лоб и бровь.

Хлынула фонтаном кровь, Малыш с диким воплем вскочил, размахнулся – но хазг успел ловко уклониться, в свою очередь отпрыгнув и вскинув руку. Степняки, как по команде, дружно остановились.

– Хватит крови! Уходите отсюда, уходите прочь!.. Этому, – он презрительно кивнул на Торина, прижимавшего ладони к окровавленному лицу, – я поставил свою метку. Второй раз свидимся – голову снесу. Забирайте его и проваливайте, только оружие бросьте. Плата за нашу кровь.

– Вот как?! – зарычал Малыш, подбираясь.

– Так, так, – кивнул хазг. – Я вашу троицу знаю… наслышан… без брони своей хитрой вы – никто. Сдохнете мгновенно. По одной стреле на каждого хватит.

Несколько лучников уже целились в незащищённую голову Торина.

– Жить хотите?.. делайте, как я сказал, – высокомерно бросил хазг.

– Ага, я доспех сниму, а ты мне стрелу в спину вгонишь?! – продолжал негодовать Маленький Гном.

– В отличие от вас троих, мы слова не нарушаем, – степняк презрительно скривился. – Ну, бросаете? Или мы…

– Погоди, Малыш. Шевер ын, харр. Погоди, воин. – Фолко осторожно поднимал руки, словно боясь, что резкое движение заставит кого-то из стрелков отпустить тетиву. – Погоди. Храбрые степные воины забыли об одной очень важной вещи. Очень, очень важной вещи.

Говоря так, Фолко медленно разворачивался боком к надвинувшимся хазгам.

– О чём же это мы забыли? – с издёвкой вопросил их вожак.

– О празднике рода Харуз, например, – спокойно проговорил Фолко.

Он резко развернулся, что-то блеснуло в воздухе; трое лучников повалились один на другого, из груди каждого торчало по рукояти метательного ножа.

Хазги оторопели. Воспользовавшись моментом, Малыш подхватил с земли шлем Торина, нахлобучил тому на голову.

– Крови-то сколько… – процедил он сквозь зубы. – Идти можешь?

Торин только едва заметно кивнул.

– Я не промахнусь, – спокойно пообещал хазгам Фолко. Он пятился следом за друзьями, в обеих руках зажаты веером верные ножи. – Ваш вожак прав, хватит крови. Мы пришли мирно, как гости, и подверглись нападению. Мы имели право защищаться и не должны платить долг крови. Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Так они и отступали, странным порядком – впереди Торин, тяжело опираясь на плечо Малыша, за ними пятившийся Фолко. Хазги двигались следом, держали на прицеле, но не стреляли, словно ждали чего-то.

Дунландцы угрюмо взирали на происходящее, но не вмешивались.

В конце концов друзей выручили эльдринги: десяток воинов Ории зачем-то направлялся в лагерь.

– Это что ещё за непотребство? – заорал коренастый десятник, едва завидев вооружённых хазгов. – Вам тут луков не положено! Забыли Тарнский Уговор?!

Кто-то из степняков тотчас натянул тетиву, и, наверное, смелый воин Ории тут же и нашел бы свой конец, если бы не вожак хазгов.

– Шеверрам кып!

Наконечники стрел нехотя опустились к земле.

– Мы чтим Уговор, – хрипло проговорил степняк на всеобщем. – Оружие будет убрано. Но меж нами и этими – счёт кровью. Мы ещё встретимся, мадраш.

Хазги поворачивали назад, что-то злобно ворча себе под нос. Вожак задержался, в упор глядя на хоббита, словно желая что-то сказать.

Эльдринги уже обступили Торина, пытаясь помочь.

Фолко задержался, шагнул обратно, навстречу вожаку хазгов.

– Я пролил первым вашу кровь, но сделал это, защищаясь. Зачем он напал на меня?

– И ты ещё спрашиваешь? – Вожак презрительно сплюнул в траву. – Разве не ты приносил клятву Вождю Эарнилу? Разве не ты ходил в отряде Отона? И разве не ты потом командовал у соломенноголовых, когда те ворвались на наши земли? Кожу бы с тебя живьём содрать следовало! Небу угодно будет, я это ещё увижу!

– И это всё, что ты хотел сказать? – невозмутимо осведомился Фолко. – Вспоминать Олмера, который привёл вас на чужие земли, грабить и убивать невинных?

– Нет! Не всё! – Хазг в ярости выплёвывал слова, словно чёрные проклятия. – Королю своему скажи, что мы ничего не забыли и не простили. Мы знаем, что Великая Сила расправляет крылья где-то на юго-востоке – об этом сказали нам провидцы, одного из которых ты, нечестивец, убил сегодня! Грядут времена горя и бедствий, быть может, кто-то вновь захочет стереть с лица земли мой народ. Так вот знай: мы не станем покорно ждать вашего удара, словно быки на бойне!

Хазг плюнул под ноги Фолко, повернулся и быстро зашагал прочь, вслед за сородичами. Половинчик скрипнул зубами и тоже заторопился.

Рана Торина обильно кровоточила, но, по счастью, оказалась неопасной. Сабельное лезвие рассекло кожу на лбу, почти до самого черепа. Могучий гном с трудом доковылял до корабля Фарнака и только там позволил себе свалиться. Эовин тихонько ойкнула, зажимая рот ладошкой, и тотчас кинулась помогать.

Поднялся большой переполох. Эльдринги не владели устьем Исены, но похоже, и без Эодрейда добились тут от степняков неких прав: работать на себя они позволяли, но не более.

Ория с ходу предложил двинуть несколько сотен воинов и сжечь дотла все хазгские жилища; его насилу успокоили. Устраивать большую войну из-за одной стычки никто не собирался, но и сойти с рук хазгам это не должно – попробовали раз, попробуют другой, и никто не ведает, до чего дойдёт.

Добрая сотня эльдрингов в полном вооружении окружила лагерь, таны потребовали «выдачи зачинщиков». Старшины хазгов качали головами, цокали языками и уверяли, что «горячий молодняк» уже сбежал, куда глаза глядят, однако они, старшины, чтя Тарнский Уговор, готовы заплатить виру за пролитую кровь гостя.

На том и порешили.

В положенный срок, как и предсказывал Ория, появился Сваран со своими кораблями. Молодой тан без долгих колебаний подписал рядную грамоту, вместе с Орией оставшись в устье Исены ждать подхода главных сил флота эльдрингов.

– А мы-то? Мы? В море выходим или как? – сердито справлялся Фарнак у Маленького Гнома.

– Выходим, выходим, – успокаивал тот. – Сам же видишь, почтенный тан, – хоббиту травы собрать надо, снадобья сварить! Торин не шибко хорош.

Торин и впрямь был «не шибко хорош» – лежал в беспамятстве, рана гноилась, и кто знает, чем бы всё кончилось, если бы Фолко не посчастливилось набрести на целему, невесть каким ветром занесённую сюда с севера.

Спустя сутки отвары и компрессы наконец подействовали, Торину стало куда лучше, он уснул, дыхание сделалось глубоким и ровным.

– Можно отваливать, – утёр пот Фолко.

Они и без того задержались тут слишком долго.

Улов в тот день казался совсем никудышным. Немолодой рыбак, в одних холщовых, закатанных до колен штанах, брёл по тропе к хижине. На спине он нёс плетёную корзину с рыбой – её попалось в снасти почти вдвое меньше обычного.

Тропа поднималась на зелёный откос и ныряла в укромную, заросшую ивняком ложбину. К затенённому склону притулилась избушка, кривовато, но прочно срубленная из нетолстых брёвен – таких, чтобы мог поднять один человек.

Кудлатый пёс приветственно тявкнул, бросился в ноги хозяину.

– Привет, Сан, привет. – Рыбак потрепал собаку по загривку. – Сейчас поедим. Сегодня еда будет, а завтра придётся поголодать. Как, потерпим?

Пёс умильно вилял хвостом – завтрашний день для него не существовал.

Человек принялся за разделку улова, однако не управился и с третью, когда в ложбине вдруг появился всадник. Был он низок, с заметным животом и красноватым лицом; несмотря на затрапезные одеяния, держался с гонором, по-хозяйски.

За собой он вёл второго коня, вьючного, с корзинами у седла.

– Трудишься, Серый? – властно произнёс гость. – Это правильно, молодец, жупан будет доволен. Вот только, – он быстро окинул опытным взглядом горку разделанной рыбы, – маловат улов-то! Чем подать платить станешь?

– Что делать… – рыбак вяло пожал плечами, не глядя на сборщика, – сколь выловилось, столь и выловилось… Ты что же, всё сейчас и заберешь, Миллог?

Они говорили на языке ховраров. Для низенького и толстого мытаря это наречие явно было родным, рыбак же по имени Серый изъяснялся с некоторым трудом.

– Ну что же я, злодей, по-твоему? – возмутился названный Миллогом. – Работник тогда работает, когда есть что жрать. А коль жрать нечего, так и совсем свалится! Кому от этого прибыток? Мне? Иль жупану? Не боись, совсем голодным не оставлю!

Он быстро отодвинул в сторону пяток рыбёшек поплоше.

– Это тебе и псу твоему. Лопай давай, да помни мою доброту!

– Спасибо досточтимому, – равнодушно поклонился рыбак.

Миллог снял с вьючного коня одну из корзин, сноровисто смахнул туда оставшуюся добычу, однако уезжать не спешил.

– Эх, Серый ты, Серый… Как дураком был, так, прости, и остался. Уж десять лет, как нашли тебя в дюнах – только и мог бормотать что-то не по-нашему! – а так и не поумнел. Едва-едва урок исполняешь! Кабы не я, отведал бы плетей нашего жупана!

– Спасибо тебе, Миллог, – вяло шевельнулся Серый. – Знаю, ты меня защищаешь…

На лице толстяка появилось нечто похожее на сочувствие.

– Давно я тебе толкую – смени ремесло! Хоть в дроворубы подайся или углежоги. Лес стоит – вали не хочу. А с рыбой будет ли добыча, нет – урок плати. И сколько можно бобылём сидеть? Бабу тебе нужно, а то живёшь чисто зверь лесной. Хочешь, подыщу? Баб сейчас безмужних, что мурашей в куче. Сколько мужиков полегло… Скажи спасибо, тебя в ополчение не поставили!

Серый стоял и покорно слушал, упёршись натруженными руками в стол, блестевший от рыбьей чешуи. Голова его склонилась на грудь.

– Куда ж мне в ополчение… – глухо проговорил он. – Я и меча-то держать не умею…

– Да уж! – Толстяк презрительно фыркнул. – Помню я, как тебе его дали…

– Что уж вспоминать… – вяло махнул рыбак.

– Ладно. Мне пора уже, чтобы рыба не стухла. Так чего насчет бабы, а, Серый?

– Стар я для этого, Миллог.

– Стар, стар… Я вот за десять лет постарел, а ты, по-моему, ничуть не изменился. Да! И ещё! Слышал, болтают: хазги тут в Тарне схлестнулись с какими-то роханскими шишками? Шхакара убили, шамана ихнего, или как там у них такие зовутся…

– Шхакара? – Серый поднял руку к наморщенному лбу.

– Ну да! Насквозь проткнули, представляешь? И ещё то ли троих убили, то ли пятерых… А сами заговорённые, стрелы от них отскакивают…

Тусклые глаза Серого внезапно блеснули, но лишь на краткий миг.

– Стрелы отскакивают… Хазгские? Байки ты изволишь рассказывать, досточтимый…

– Да нет же, говорю тебе! Какие ещё байки? Верные люди сказывали, я им как себе верю. Трое этих было, с Рохана. Два гнома и ещё один какой-то недомерок…

– Недомерок в роханском войске? Ты же говорил, они все очень высокие…

– Дурак! Он не роханец, понял? С Севера он. Таких половинчиками кличут. В третий год нашей земли они хеггов Гистадиса да орков Грахура порубили почитай что до единого. Помнишь, я тебе рассказывал?

Серый молча кивнул.

– А теперь один такой здесь объявился, – разглагольствовал мытарь. – И зачем только притащился? Все ж знают, они роханскому правителю, Эодрейду, чтоб ему на ровном месте шлёпнуться, служат! Ну, Шхакар, понятно, и полыхнул. Надо ж так, с Вождём Великим, Эарнилом, столько войн прошёл, Аннуминас брал, потом город другой – эльфийский, что под землю провалился, – и цел оставался, а тут погиб!

– Шхакар погиб… – пробормотал Серый. – Шхакар… Шхакар…

– Болтал он тут в последнее время много ерунды какой-то. Будто видит огонь за горами, свет силы нездешней, что вот-вот прорвётся и настанут тадысь бедствия великие, земли да горы с места стронутся, реки из берегов выйдут, леса наползут, корнями давить станут, ветвями душить… Чушь, да и только. Может, и был когда-то он шаманом могучим, да к старости, видать, совсем из ума выжил.

Рыбак молчал, тупо глядя перед собой.

– Заболтался я тут. – Кряхтя, Миллог влез в седло. – Эй, ну чего стоишь? Помогай! Я сам, что ли, на коня это вьючить должен?..

…Сборщик наконец уехал. Рыбак по имени Серый некоторое время смотрел ему вслед, а затем, ссутулившись, поплёлся на берег.

– Сети там сушатся, посмотреть бы надо – не прорвались ли где… – пробурчал он себе под нос.

Однако с каждым новым шагом в бормотание его вплетались иные слова.

– Шхакар… – Серый тащился к морю проторённой за десятилетие тропинкой. – Ну да, помню его! Точно, помню! Хазг… Старый такой, седой, на шее шрам… Проклятье, но я же его здесь ни разу не видел! Так откуда ж мне знать?

Пёс трусил рядом, озабоченно поглядывал на хозяина и рад был бы помочь, да вот только не знал – чем.

Рыбак по прозвищу Серый жил в этих краях уже почти десять лет. Память так к нему и не вернулась, однако обузой приютившим он не стал – научился ловить рыбу, кое-как справляться с неводами да немудреным бобыльим хозяйством. Когда его нашли, он не помнил ничего, совсем ничего – ни имени, ни возраста. На вид ему можно было дать лет сорок; волосы стали совершенно седыми, приобретя грязно-пепельный цвет.

Правда, за прошедшие годы он и впрямь изменился мало, и, поскольку в деревне ховраров Серый появлялся редко, это как-то сразу бросалось в глаза. Телом он казался воином из воинов; ховрарский жупан-князь обрадовался было поначалу, решив, что попавший к нему человек явно из Морского Народа, а значит – добрый ратник, да и парней научить сможет.

Однако быстро выяснилось, что меч держать Серый вообще не умеет. Если и был когда-то воином – умения лишился вместе с памятью.

Жупан плюнул, велел всыпать найденному дюжину плетей для острастки и гнать на все четыре стороны или, если тот хочет, оставить, но нарядить на работу…

Серый вышел на песок. Лениво катил прибой; море разлеглось перед ним, спокойное и ровное; казалось, никогда не случается на нём ни бурь, ни ураганов.

Заученными, вялыми движениями Серый принялся за работу, не переставая бормотать про себя имя убитого хазга.

Один узел, другой, третий; но внезапно рыбак остановился, прижал левую руку к сердцу и замер. Пёс разом встрепенулся, вскочил, навострил уши, вопросительно глядя на хозяина.

– Болит что-то… вот здесь, – негромко пожаловался человек собаке, держась за грудь. – Болит сильно… И жжёт, будто там огонь развели…

Пес тревожно заскулил. Прыгнул к Серому, лизнул в лицо – и во весь опор ринулся прочь, точно преследуя ускользающую добычу.

Рыбак оторопело глядел ему вслед. Боль, как видно, не отступала, напротив, становилась сильнее. Серый сполз на песок, по-прежнему прижимая ладонь к сердцу. Он застонал – тихо, сдавленно, сквозь зубы.

– Жжёт… – вырвалось сквозь сжатые губы.

Небо темнело, с разных сторон наплывали тучи – громадные небесные поля, на которых, как верили хегги, боги сеют хлеб, а дождь идёт, когда небожители поливают всходы…

Серый напрягся, застонал уже в голос, встал. Шатаясь, подошёл к самой воде.

– Проклинаю тебя! – выкрикнул вдруг он, грозя кулаком необозримому и необорному простору. – Это ты меня мучаешь, я знаю! Но всё, довольно, больше радости такой я тебе не доставлю, слышишь?! Зови своих рыб и раков, пусть жрут, не могу я больше, не могу, изнутри весь горю!

Он ринулся прямо в прибой; и пришедшая невесть откуда по зеркально-спокойному морю волна накрыла его с головой.

Послышался звонкий, заливистый лай. Миг спустя на берег вылетел пёс, а за ним, подлетая в седле, отдуваясь и браня на чём свет стоит «распроклятую животину», скакал толстяк Миллог.

Пёс и всадник замерли, глядя на четкую цепочку свежих следов, исчезавшую возле уреза воды.

Собака, враз поникнув, села прямо на мокрый песок, задрала морду и завыла.

– Утопился никак… – прошептал мытарь, и лицо его побелело. – Боги превеликие, я же последний, кто с самоубийцей говорил!

Его вдруг затрясло.

– Спасибо, спасибо тебе, пёсик… – Дрожащими руками Миллог бросил псу кусок вяленого мяса, но тот даже не повернул головы. – Так бы не узнал ничего, да и сгинул через мертвяковое проклятье… лихоманка бы одолела, трясучая с костоломкой… А теперь, ежели вдруг тело на берег выбросит… а я его закопаю… беда стороной и обойдет. Ну же, пёсик, давай, давай, нам теперь хозяина твоего искать… Уж прости меня, дурака, что ругался да плетью махал – ты ведь спасти меня хотел, умница!.. До конца дней твоих тебя кормить буду и никакой работой донимать не стану…

Пёс, словно поняв, что ему говорят, внезапно перестал выть, вскочил и побежал вдоль берега. Пыхтя, толстяк повернул коня и поскакал следом.