Еще одно место преступления – двойник.

Крикетвуд-Корт из прошлого, дом в Бакханноне – из будущего. Ложного будущего, напомнила она себе.

Я ее подвела. И это было реальностью, смерть Мариан – окончательной, удушающей и тяжелой, как свинец.

Слишком поздно, ее уже не спасти. Мосс опоздала.

Она в одиночестве сидела на террасе, перед озером темноты, затопившем лужайку. «Ты веришь в воскрешение тел?» – спросил Нестор. По ту сторону лужайки ярко светилась открытая «Скорая». Мосс смотрела, как медики занимаются Нестором. В перестрелке задело его правый бицепс, пуля прошла навылет. Медики сняли с него рубашку, и на груди, в тех местах, где пули вошли в жилет, виднелись раздувшиеся красные ссадины. Его собирались отвезти в больницу Святого Иосифа и осмотреть на предмет внутреннего кровотечения.

Нестор, почему ты тут поселишься? Почему именно тут?

Мосс изучала его лицо в огнях «Скорой», как он смеется вместе с медиком, проверяющим его повязку, теперь он был намного моложе. Не тот человек, которого она знала, а лишь его часть, и даже моложе нее. И он был невиновен, невиновен во всем, что однажды может связать его с этим местом. После обнаружения Мариан Мосс спросила Нестора, прямо у груши во дворе, знаком ли ему этот дом, но Нестор никогда здесь не был, как и в Бакханноне.

«А иначе ты бы знал о Мариан, – подумала Мосс, – когда мы были вместе». Когда они проводили здесь ночи, он бы знал, что в почве у дома – кровь Мариан. При мысли об этом Мосс становилось не по себе. Во время их короткого романа он был так прекрасен, так умиротворял, а теперь вот это – шесть трупов в грузовике.

«Скорая» с Нестором отъехала, и Мосс следила за удаляющимися красными вспышками и сиренами. В детстве кто-то сказал ей, что невозможно сложить лист бумаги более чем в одиннадцать раз, каким бы большим он ни был. Она пыталась проделывать это с тончайшими прямоугольниками газет, но всегда заканчивала на одиннадцати, и в последний раз с трудом получался крошечный кусочек, похожий на кирпичик. Так и ее жизнь, складывается по швам – дом Нестора и дом, где умерла Мариан, дом Кортни и дом, где умерла семья Мариан. Эмоции били через край, Мосс представляла свою жизнь в виде всех этих сложенных листков бумаги, огромных, как белые паруса, и наконец эмоции сжались в один кирпичик в самом сердце – твердый, как алмаз.

За обнаружением массового убийства последовало несколько напряженных часов, место преступления наводнили эксперты-криминалисты и оперативники, судмедэксперты штата и округа получили указание находиться в готовности. Поначалу возникли сомнения насчет того, какое именно вещество хранится в амбаре в пластиковых бочках, а также некоторые вопросы относительно применения лабораторного оборудования, так что Брок на всякий случай очистил окрестности. После звонка Брока губернатор Андервуд затребовал помощь ближайшего подразделения саперов из 753-й роты национальной гвардии Западной Виргинии. Пока бойцы в бронежилетах работали в амбаре, место оцепили, у дома 151 выстроились грузовики цвета хаки с работающими на холостом ходу двигателями.

Но в дом можно было войти, подвал осмотрели и промаркировали все пятна. Домом владела мисс Эшли, она купила его десять лет назад. И пока в подвале томились пленники, она здесь жила. Возможно, именно она кормила их и прибиралась за ними. Мосс узнала стиль мисс Эшли в разноцветных бутылках на подоконниках, в тарелках в раковине – с этих тарелок Мосс ела много лет спустя. Но картина с мертвым Христом – нечто иное. Агенты составили список нацистских предметов в спальне – оружия, штыков, нашивок и флагов в стеклянных шкафах. В будущем Нестор сказал, что это оружие принадлежало его отцу, и он солгал.

Нашивки напомнили Мосс о том, что она может здесь обнаружить – в доме, где проводили время Джаред Байтак и Чарльз Кобб, и она стала открывать ящики и дверцы шкафов, копалась в коробках, найденных под кроватью, в надежде найти что-нибудь о «Либре», нашивку с формы или альбом с фотографиями, который видела в доме с фруктовым садом. Она наткнулась на старую обувь и украшения, счета, рецепты, медицинские записи. Ничего.

Занялся рассвет. Над травой по колено стелился туман, окружающий пейзаж словно затопило водянистое молоко. Из Чарлстона прибыла группа спасателей-поисковиков, полицейский с собакой обыскал всю территорию на предмет трупов, в том числе и задний двор, покрытый холмиками, который однажды зарастет полевыми цветами. Посреди суматохи всех остальных служб пес стоял неподвижно, вглядываясь вдаль. Люди с лопатами, а потом и мини-экскаватор, обнаружили останки двадцати двух человек с разъеденной щелочью кожей.

Всех их убили в том грузовике и закопали во дворе. Брок заметил, что Мосс наблюдает за раскопками. Он выглядел крайне истощенным, как в первую их встречу в доме на Крикетвуд-Корт, когда он перебирался по стальным мосткам через кровавые лужи, он был бледным, с уставшими глазами, но не тем сломленным человеком, которого Мосс видела в будущем. Брок был здесь центральной фигурой и сохранял спокойствие. Криминалисты, полиция Бакханнона и национальная гвардия в темно-зеленом кружили вокруг него в утреннем тумане, словно призраки.

– Шэннон, ты разворошила осиное гнездо, – сказал он.

– С амбаром закончили? Что там?

– Химическое оружие. Нет, еще не закончили. Это на целый день. Детонаторы, Си-4. И химическое оружие.

– И о чем идет речь, Брок?

– Зарин, он же горчичный газ, в мелкой расфасовке. Рицин. А еще эбола. Мы предполагаем, что они изготавливали мелкие дозы различных веществ и проверяли в том грузовике на летальность. Может, тестировали методы распыления, чтобы узнать, будет ли доза смертельной.

– Тестировали на семнадцатилетней девочке, – сказала Мосс. – Господи Иисусе.

– Скопировали теракт в японской подземке, который устроила религиозная секта пару лет назад. По крайней мере, в производстве зарина. Скоро приедут люди, помогавшие Японии в том расследовании. Они хотят взглянуть на то, что мы нашли.

Мосс помнила новости о распылении зарина в токийском метро. Жидкий зарин хранился в пластиковых пакетах, которые члены секты бросали на пол в метро и протыкали зонтиками, так что газ попал в воздух.

– Я забираю команду в Блэкуотер, где мы нашли пирамидки, – сказал Брок. – Возьму собак, натренированных искать трупы, чтобы прочесать более обширный район. Я должен знать, откуда тебе все это известно, Шэннон. Должен знать все, что тебе известно.

– Я хочу тебе помочь, – ответила Мосс.

Каменные пирамидки посреди леса. Она думала, что они отмечают местонахождение тела Марион, куда его выкинули, но Мариан была здесь. Что же означают пирамидки? Другие жертвы? Шесть в грузовике, три на Крикетвуд, Флис в комнате с зеркалами и Мерсалт в Блэкуотере… А еще тела в курганах на заднем дворе. Кошмар все разрастался, как черви в сердце мертвого пса.

– Я скажу тебе, что могу, но пока и сама не до конца разобралась.

– Идем со мной. Хочу тебе кое-что показать.

Из молочного тумана выступил призрачный образ – «Виннебаго». Мосс вспомнила, как увидела его во фруктовом саду мисс Эшли, покрытым коркой пыли.

– Три сотни очередей, по самым скромным подсчетам, – сказал Брок, проводя ее внутрь. Вся стена трейлера превратилась в решето. – А в него попали только четыре пули. Ты можешь его опознать?

– Да, – сказала Мосс, приближаясь к трупу, лежащему в жилой зоне трейлера. – Его зовут Джаред Байтак.

– Один из ваших?

– Флотский. КК ВМФ, как и Мерсалт.

Тело Байтака выглядело восковым, оно еще не до конца остыло. Николь как-то призналась, что на нее произвела впечатление татуировка Джареда Байтака, а Мосс она показалась похожей на «огненную птицу», логотип «понтиака». Была у него и еще одна татуировка, надпись NOVUS ORDO SECLORUM, «Новый порядок веков». Мосс подумала о последних днях погибающей планеты с бродящими в поисках воды пирамидами, но также и о теперешнем времени, о параноиках, верящих в неизбежность Нового Мирового Порядка, когда мировое правительство поработит человечество. Два пулевых ранения в грудь и еще одно в шею навылет, четвертое она не нашла. Кровь Джареда Байтака пропитала матрас. Глаза были наполовину закрыты. Вскрытием займется судмедэксперт из Западной Виргинии, и Мосс гадала, найдет ли он признаки рака щитовидки, которая все равно отняла бы у Байтака жизнь.

– Джаред Байтак – муж Николь Оньонго, – сказала она.

– Она скрылась. По твоей просьбе я послал людей в ее квартиру. На работе она тоже не появляется.

– Скрылась, – повторила Мосс, вспоминая остекленевший взгляд Николь, ее «Манхэттен», поднимающийся к потолку дым от двух сигарет.

Но значит, она очень скоро появится. В той НеБыТи Николь продолжила работать в «Доннел-хаусе» и стала завсегдатаем «Мэйриз-инн». Но в том будущем химическое оружие не нашли, кто знает, как это все изменит?

– Ничего, продолжай ее искать, – сказала Мосс, опасаясь, что будущее уже могло радикально поменяться. – Нужно ее найти.

– Идем, я хочу, чтобы ты на это взглянула.

Они натянули голубые нитриловые перчатки, чтобы изучить документы, которые Брок извлек из взломанного сейфа в трейлере. Они уселись прямо там за столиком, Брок разложил карты и планы. Красная линия столичного метро, Капитолий, детальные заметки о здании Сената.

– А еще вот это, – сказал Брок, разворачивая схемы стартовых площадок КК ВМФ в Кадьяке на Аляске.

Были и другие. Штаб-квартира космического подразделения Военно-воздушных сил в Колорадо-Спрингс и штаб-квартира Космического командования в Далгрене. Еще были сведения о мысе Канаверал и о военных подразделениях Космического центра имени Линдона Джонсона в Хьюстоне. Схемы вентиляционных систем и систем безопасности. Брок показал Мосс аналогичные данные по зданию ООН в Нью-Йорке, но ее сердце похолодело при виде планов инфоцентра ФБР. В глубине души она знала. Пока тянулись часы ожидания, пока расходились слухи о найденном в амбаре, части расследования начали сплавляться в одно целое. Мосс оценила иронию – именно Брок обнаружил эти планы, тем самым предотвратив атаку на инфоцентр, которая однажды могла бы погубить его жену и детей.

– Местная террористическая группировка, – сказала Мосс. – Бывшие военные.

– А это – их цели?

– Да. Или возможные цели.

На другие объекты в тех НеБыТях, где она побывала, никаких атак совершено не было, но возможно, существуют и иные варианты будущего, и Мосс задумалась о том, какие еще катастрофы могли случиться. И тут, как будто вода хлынула в трещину, ее захлестнуло понимание, какую огромную ошибку она совершила, примчавшись в этот дом, когда с ужасом услышала адрес, поспешила в панике, пытаясь спасти девочку, но этого нельзя было делать. Нужно было действовать методично, позвонить О'Коннору, выждать. Здесь оказался Джаред Байтак, здесь оказался Кобб. Кого еще она бы здесь обнаружила, если бы подождала? А теперь Байтак мертв, а Кобба и мисс Эшли размело в разные стороны, как семена на ветру. Мосс упустила главное.

– Превосходство белой расы? – спросил Брок. – Вся эта нацистская дребедень в спальне?

– Нет, не думаю. Это не главное, – ответила Мосс, пытаясь прийти в себя, увидеть что-то, помимо упущенных шансов. – Определенно антиправительственная группировка. Карл Хильдекрюгер. Он приобрел планы инфоцентра два года назад, их ему продал член группировки «Горное ополчение» незадолго до того, как вы его арестовали.

– Мы постараемся отследить химикаты и продажу оборудования, – сказал Брок. – Антитеррористический департамент запросит данные по Хильдекрюгеру, посмотрим, что там накопают. После Маквея мы многому научились.

Мосс вспомнила имя террориста-смертника в инфоцентре, запечатленное в книгах, которые никогда не напишут: Райан Ригли Торгерсен. Он работал в инфоцентре и пронес туда взрывчатку, вшитую в тело. Четвертая поправка к Конституции, защищающая права подозреваемых, затрудняла расследования СУ ВМФ. Нужно поговорить с О'Коннором и получить в военном суде ордер на арест этого человека.

– Немедленно предупреди своих коллег об инфоцентре, – сказала Мосс. – Думаю, обнаружение этих схем – достаточное основание для обыска систем вентиляции и пожаротушения. Сомневаюсь, что ты что-то найдешь. Но они должны усилить меры безопасности и считать инфоцентр целью атаки. Есть один человек, который может представлять интерес, вероятный террорист. Он работает в инфоцентре, его зовут Райан Ригли Торгерсен.

– Торгерсен. Я его знаю. Мы встречались. Он работает в отделе моей жены. Ты уверена? Он же такой мямля, Шэннон. Торгерсен… Я попрошу за ним проследить, посмотрим, что мы накопаем.

Национальная гвардия открыла доступ к амбару только к вечеру. Обнаруженные там химические вещества обезвредили и исключили угрозу взрыва. Судмедэксперт из округа Апшур дожидался с тех самых пор, когда обнаружили тела. Молодой, худощавый врач был в рубашке с галстуком и ковбойской шляпе телесного цвета, которую он снял и почтительно держал в руках, когда приблизился к дверям амбара. Ему сказали, что там несколько трупов, и он взял с собой еще трех человек, постарше, но выглядели они скорее как работники ранчо, чем как медицинский персонал. Они были в защитных костюмах, потому что химикаты могли еще остаться на волосах жертв или вылиться из полостей тела.

Мосс стояла поодаль, осматривая грузовик. Со стороны водительского сиденья в грузовой отсек было просверлено отверстие, из него свисала резиновая трубка. Передвижная газовая камера. В самом амбаре была сделана система вентиляции и душ для смыва, в шкафчиках хранились защитные костюмы. Мосс представила Джареда Байтака и Чарльза Кобба в этих желтых костюмах, как они распыляют газ, кислоту или болезнетворные микробы в грузовике и наблюдают за страданиями жертв.

Видимо, Мариан они переместили из подвала посреди ночи, отключив освещение амбара и погасив свет в доме. Ее связали, заткнули рот кляпом, да и в любом случае здесь ее никто бы не услышал. Лишь ветер мог отнести ее крики, но и только.

«Вот так и закончится моя жизнь», – вероятно, подумала Мариан. В кузове грузовика, вдыхая трупный смрад умерших до нее. Наверное, она поняла, что это запах ее собственной смерти. Наверное, скребла стенки грузовика, обезумев от ужаса. Мосс представила, как Мариан умоляет ее пощадить. Должно быть, она слышала урчание двигателя или шелест вентилятора, нагнетающего газ через трубку. В те ночи в НеБыТи, когда Мосс чувствовала, что ее уносит течение, фотография Мариан служила якорем, удерживающим ее на «твердой земле». «Жизнь – нечто большее, чем просто время», написала она. Ложная надежда.

Медэксперт из Апшура и его помощники в костюмах химзащиты разложили полиэтилен и осторожно вытащили все тела из грузовика. Четыре мужских и два женских, и одно из них принадлежало Мариан. Все были голые и значительно повреждены химическими или кислотными ожогами, значительная часть тела раздулась и лоснилась, черты лица почти не разобрать. Некоторые тела распадались в руках, как желе.

Новости по телевизору. Фото Мариан сменяется съемками дома и амбара с вертолета, картой Бакханнона, интервью с соседями и Броком. Полицейские фотографии Эшли Байтак и мужчины, с которым она сбежала, Ричарда Харриера, их схватили, когда они скрывались под террасой дома в трех милях от сто пятьдесят первого. Фотографии «Хоум депот» в Бриджпорте, где работал кассиром Харриер. Ликбез по поводу зарина и сюжет об атаках в Оклахоме и «Аум Синрикё» в метро.

Вскоре дом на Крикетвуд-Корт стал чем-то вроде места поклонения убитой семье. Поначалу всего несколько букетов, завернутых в зеленую бумагу и целлофан, брызги цвета перед дверью, но через несколько дней крыльцо было завалено цветами, фотографиями в рамках и белыми крестами. Мосс сидела в своем пикапе и смотрела, как к импровизированному мемориалу подходят люди, и жалела о том, что не сделала подобный для Кортни, никогда не возлагала здесь цветы. Тем же вечером Мосс вернулась и добавила собственный букет из роз.

Она допоздна провисела на телефоне, выясняя владельцев яблоневого сада, где жила мисс Эшли через много лет, где устроила мемориал Джареда. Мосс вспомнила, что Николь упоминала – раньше домом владели мастера гончарного искусства, и вскоре обнаружила, что домом по-прежнему владеют Нед и Мэри Стенты из компании «Чайник и горшок». Она нашла Неда Стента на художественной ярмарке в Атланте, и он поговорил с ней прямо из гостиничного номера, объяснив разницу между глиняной керамикой и раку, описал, какого рода изделия они предлагают в своем саду и размеры их печи для обжига. Нет, они никогда не встречались ни с Эшли Байтак, ни с Джаредом Байтаком и не планируют продавать дом. По крайней мере, не в ближайшие годы.

Тела семьи Мерсалта не показывали, пять урн установили для прощания в отдельных залах похоронного дома «Саламандра» на Вест-Пайк, после чего отслужили мессу в церкви Святого Патрика через дорогу. Пришло очень много детей. Ученики старших и средних классов в лучшей одежде, приготовленной для Пасхи. Рядом с урнами установили портреты членов семьи. Мосс прикоснулась к лакированному дереву урны Мариан. Она стояла, преклонив голову и делая вид, что молится, ради остальных скорбящих, выстроившихся в очередь, чтобы отдать дань уважения.

На отпевании Мосс сидела одна в заднем ряду, а священник благословил каждую урну, причастил верующих и произнес молитву. В детстве Мосс ходила в церковь Святого Патрика. Ее воспитали католичкой, она помнила воскресную школу, платье для первого причастия, вкус облатки. Церковь была не каменным колоссом, как старейшие церкви Питтсбурга, а более современной, с охряными стенами с кобальтовой отделкой и витражными окнами из розовых, зеленых и желтых квадратов. Алтарь довольно дерзкой расцветки – алый с золотом. Во время службы внимание Мосс привлекло распятие над алтарем, оно купалось в бликах солнечного света, проходящего через витражи. Христос словно парил над алтарем, как будто перекладины креста – это крылья, и если бы не гвозди в его запястьях и лодыжках, он бы просто улетел.

Сдавленные рыдания детей, невыносимое горе. Мосс ушла со службы до ее окончания, со знакомым чувством облегчения. На другой стороне улицы стояли фургоны теленовостей – там, откуда могли снимать помещение для панихиды и церковь, возможно, в надежде, что дети выйдут в слезах.

Было прохладно, но на солнце теплее. Мосс прошла по Вест-Пайк, чтобы прояснить мысли. Она пересекла трассу и оживленный перекресток в Моргансе. Парковка у «Пиццы-хат» была заполнена, семьи собрались на обед. Нелепое место для траура – между двумя мусорными баками, но именно здесь погибла Кортни, именно здесь Мосс нашла тело подруги. Несколько лет назад один бак переместили, но второй, похоже, простоял здесь с 1985 года, почти двенадцать лет. Мосс прислонилась к кирпичной стене, вспоминая. И заплакала – по Кортни, по Мариан, по родным Мариан, по себе.

Она вспоминала отца – расплывчатыми мазками, как он будил ее, как поднимал и крутил, запах цитрусовых из его рта и табачного дыма от волос. Она плакала по всему, что потеряла, по всему исчезнувшему. Под пиццерией бежала речушка Чартьерс-Крик, узкий поток воды с бурьяном по берегам. Мосс села на скамейку за столом для пикников, которую ребята из «Пиццы-хат» облюбовали для перекуров. Она смотрела на темную воду. К глинистым берегам прибило мусор. Такое умиротворяющее зрелище в своем роде. Она была так далеко от Канонсберга, уличный шум почти неразличим. Солнечный луч тронул воду пятном сияющего серебристого огня. Но Мосс отбросила эти мысли. Это место вовсе не прекрасно, оно – конец всему.

Она вздрогнула от звонка сотового. Телефон все звонил и звонил. Последовало несколько секунд тишины, а потом он зазвонил снова. Мосс посмотрела на номер. Брок.

– Алло, – ответила она.

– Мосс, – произнес он срывающимся от радости голосом. – Мосс, это ты?

– Я была на похоронах, – ответила она. – Мариан и…

– Шэннон, у меня потрясающие новости, – сказал он, захлебываясь от эмоций. – Я не понимаю, как это возможно, Шэннон, но новости и правда чудесные. Мы ее нашли.

Мосс не ответила, пытаясь разгадать загадку этих слов. «Мы ее нашли». Над водой смыкался полог деревьев. Листья падали на глинистые берега, и их уносил ручей. Мосс смотрела, как листья собираются в водоворотах и исчезают в тени стальной гофрированной трубы, уводящей ручей под землю.

– Мы нашли ее, – сказал Брок. – Она жива. Мы нашли ее в лесу, но она жива, Шэннон. Мы ее нашли.

– Кого? – спросила Мосс.

– Мариан. Мы нашли ее. Мариан жива, Шэннон. Она жива.