Глава сорок четвертая. Зели

Бусины пота выступают на коже, пропитывают укороченную дашики и падают на камни. Мышцы дрожат от напряжения. Я совершила сотню призывов, но Инан все еще не сдается. Он поднимается на ноги после нового поединка, отряхивая пыль с голой груди. Хотя последний воскресший оставил на его щеке алый рубец, он твердо стоит на ногах.

– Еще.

– Проклятье, – задыхаюсь я. – Дай мне минуту.

– У нас ее нет. Если ты не можешь этого сделать, нужен другой план.

– План хороший, – говорю я, стиснув зубы. – Как еще тебе это доказать? Они сильны, так много духов не нужно…

– Там больше пятидесяти бойцов, Зели. Вооруженных, готовых к битве. Если ты думаешь, что восьмерых воскрешенных хватит…

– Для тебя их более чем хватает! – Я указываю на подбитый глаз, на кровь, испачкавшую рукав его кафтана. – Ты едва справляешься с одним, так почему думаешь, что враги смогут их одолеть?

– Потому что их пятьдесят! – кричит Инан. – А я вполовину не так силен, как раньше. Едва ли можно брать меня в пример.

– Так докажи, что я ошибаюсь, маленький принц! – Я сжимаю кулаки, готовая пролить королевскую кровь. – Докажи мне, что я слаба. Покажи свою настоящую мощь!

– Зели…

– Хватит! – рычу я, вжимая ладони в землю. Впервые мне не требуется заклинание: аше струится сама, призывая духов. С грохотом они поднимаются из земли, покоряясь моей воле. Глаза Инана удивленно расширяются, когда десять воскресших летят к холму.

За миг до столкновения он щурит глаза, на горле выступают вены, мышцы напрягаются. Магия Инана выходит наружу, как теплый бриз проносясь в воздухе.

Он вспарывает двух воскресших, и они осыпаются на землю. Затем бьется с другими, быстрый, как молния, уклоняется и атакует, не медля ни секунды. Проклятье. Я закусываю губу. Он быстрее обычного стражника.

Смертоноснее любого принца.

– Эми авон ти о ти сун… – повторяю я снова, воскрешая еще троих. Надеюсь, что они замедлят Инана, но после нескольких секунд яростной битвы он остается один. Пот струится у него по лицу, пыль скрипит под сапогами.

Он сразил двенадцать воскресших и все еще на ногах.

– Довольна? – даже задыхаясь, он выглядит более живым, чем когда-либо раньше. Мышцы сверкают от пота. Теперь он не кажется худым, как скелет. Он вонзает меч в землю, к лицу приливает кровь. – Если я, не сдерживаясь, победил двенадцать, со сколькими, думаешь, справятся пятьдесят?

Прижимаю ладони к утесу. Нужно воскресить армию, которую он не сможет побить. Земля с грохотом разверзается, но моя аше слишком слаба, чтобы оживить новых солдат. Не прибегая к кровавой магии, я не справлюсь. Как бы я ни старалась их призвать, новые воскрешенные не появляются.

Не знаю, читает ли Инан отчаянье в моем взгляде или чувствует его с помощью магии. Он трет переносицу, подавляя вздох.

– Зели…

– Нет, – обрываю я и смотрю на сумку. Внури лежит солнечный камень, безмолвно искушая меня.

С его помощью можно призвать сколько угодно духов, которые справятся с пятьюдесятью бойцами. Но Инан не знает, что он у меня. Если люди в масках охотятся за свитком, им нужен и солнечный камень. Отчаянье растет, хотя я знаю, что права. У меня есть шанс добыть свиток и костяной кинжал, но если камень попадет в руки тех магов, они станут слишком могущественны, и я не смогу его вернуть.

Я гляжу на свою руку. Отметина от укуса у большого пальца только начала затягиваться. Кровавого жертвоприношения более чем достаточно. Кроме того, после случившегося на арене в Ибеджи я никогда не хочу вновь прибегать к этому ритуалу.

Инан выжидающе смотрит на меня, но я не знаю, что ответить.

– Дай мне еще немного времени.

– У нас его нет. – Инан проводит рукой по волосам. Число белых прядей увеличилось. – Ты не справляешься. Если не можешь, лучше позвать стражу.

Он делает глубокий вдох, ослабляя магическую силу. Кровь отливает от лица. Усталость овладевает им, когда он пытается подавить аше.

Как будто сама жизнь покидает его.

– Может, проблема не во мне? – хриплю я, закрывая глаза. Ненавижу его за то, что он заставляет меня чувствовать свою слабость. За то, что сам лишает себя сил. – Если ты используешь свою магию, стражники нам не понадобятся.

– Не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Моя магия не может навредить.

– Ты уверен? – настаиваю я, вспоминая мамины истории и рассказ Лекана о проводниках. – Никогда никого не оглушал? Не сводил с ума?

На его лице на миг появляется странное выражение. Принц сжимает эфес меча и отворачивается. Воздух становится холоднее, когда он загоняет силы еще глубже.

– Ради небес, Инан, соберись. Ты можешь помочь спасти Амари, почему бы не сделать все, на что ты способен? – Подхожу к нему, пытаясь звучать мягче. – Я сохраню твой дурацкий секрет, если мы используем магию для атаки.

– Нет!

Я отшатываюсь от неожиданного отказа.

– Говорю тебе: нет. – Он лихорадочно сглатывает. – Не могу. Никогда не сделаю этого снова. Знаю, ты не доверяешь стражникам, но я их принц. Обещаю, они будут мне подчиняться…

Я резко разворачиваюсь и ухожу по склону холма. Инан кричит вслед, но я борюсь с желанием ударить его посохом. Мне никогда не спасти брата, не вернуть свитка или кинжала. Я пытаюсь справиться со слезами.

– Зели…

– Скажи, маленький принц, – поворачиваюсь я к нему. – Что ужаснее: использовать магию или подавлять ее?

– Тебе не понять.

– О, я все прекрасно понимаю! – наклоняюсь к нему, достаточно близко, чтобы увидеть щетину на щеках. – Ты позволишь сестре умереть и сожжешь всю страну, только бы сохранить свою тайну.

– Храня ее, я обеспечу безопасность Ориши! – в воздухе разливается тепло, когда его аше высвобождается. – Магия – источник всех бед и причина страданий всей страны!

– Твой отец – источник всех бед! – Мой голос дрожит от гнева. – Он – трус и тиран. Вот и все.

– Мой отец – твой король, – Инан подступает ближе, – который пытался защитить свой народ и уничтожил магию, чтобы в Орише наступил мир.

– Этот монстр отнял нашу силу, чтобы забрать тысячи жизней и невинные не смогли себя защитить!

Инан молчит. Воздух вокруг нагревается, на его лице отражается чувство вины.

– Отец сделал то, что считал правильным, – медленно говорит он. – И не ошибся, уничтожив магию, но виноват в дальнейших гонениях магов.

Я хватаюсь за голову. Лицо горит от этих слов. Как может он защищать отца? Неужели не видит, что происходит на самом деле?

– Отсутствие магии и гонения – две стороны одной медали, Инан. Без магии мы мухи. Без нее король относится к нам, как к отбросам!

– Сила – не выход. Она только ужесточает схватку. Может, ты не доверяешь моему отцу, но поверь мне и солдатам…

– Поверить солдатам? – Я кричу так, что, наверное, слышит каждый боец в этом забытом богом лесу. – Тем самым, которые накинули цепь на шею матери и до полусмерти избили отца? Стражникам, которые лапают меня при любой возможности и ждут не дождутся дня, когда я попаду в рабство, чтобы позабавиться?

Глаза Инана расширяются от удивления, но он продолжает:

– Те, которых я знаю, хорошие люди. Они охраняют Лагос.

– О боги! – Я снова ухожу в сторону леса. Не могу больше слушать. Только полная дура решила бы объединиться с ним для сражения.

– Эй, – кричит Инан. – Я с тобой говорю!

– Хватит с меня разговоров, маленький принц. Ты не сможешь понять.

– То же можно сказать о тебе! – Он с трудом догоняет меня. – Для того, чтобы все исправить, магия не нужна.

– Отстань.

– Если бы ты только знала, откуда я…

– Уйди!

– Не нужно бояться…

– Я всегда боюсь!

Произнося это, не знаю, что пугает меня больше: уверенность в голосе или сами слова.

Боюсь. Все время боюсь. Это правда, которую я скрывала долгие годы, с которой боролась. Когда она открывается, я замираю.

Не могу дышать.

Не могу говорить.

Внезапно чувствую слабость и падаю на землю, прижимая ладонь ко рту, чтобы унять рыдания. Неважно, какой сильной я стану, какой могущественной будет моя магия. Они всегда будут нас ненавидеть. Я всегда буду бояться.

– Зели…

– Нет, – выдыхаю я сквозь слезы. – Хватит. Думаешь, что знаешь лучше, но это не так. Ты никогда не поймешь.

– Тогда помоги мне. – Инан опускается на колени рядом со мной, стараясь сохранять дистанцию. – Пожалуйста. Я хочу понять.

– Не выйдет! Они построили этот мир для принца и относятся к тебе с любовью. Они никогда не обзывали тебя на улицах, не выбивали дверь дома. Не тащили твою мать на цепи и не вешали ее на потеху миру.

Теперь, когда пришло осознание правды, я понимаю: нам не удастся ничего изменить. Не могу вздохнуть полной грудью, меня душат рыдания, а руки дрожат от ужаса.

Истина режет острее любого ножа.

Что бы ни произошло, я всегда буду бояться.