ГЛАВА 10
Когда я пинком распахнул дверь, Родерик Гун вздрогнул от неожиданности и едва не выронил поднесенный ко рту бутерброд. На столе перед сыскарем, окруженная заботливо сдвинутыми в сторону бумагами, красовалась тарелка с тонко порезанными ломтями жареного мяса, стояла кружка с какой-то бурдой и терпеливо дожидалась своей очереди более скромная по размерам миска с пирогами.
При виде сыскаря, которому мое появление только что испортило ужин, я довольно оскалился:
— Вставай! У нас новое дело!
— Какое новое?! — обалдело воззрился на меня Гун. — Рэйш, имей совесть! Я же еще со старыми не разобрался!
— Йен велел мне взять тебя с собой, так что заканчивай.
— Но я еще даже не начинал! — возмущенно подпрыгнул на стуле сыскарь. — Арт, отстань, я сегодня даже не обедал!
— Ничего, потерпишь, — свистящим шепотом отозвался я, уставившись на него немигающим взглядом. — И вообще, ты уже не голоден.
На лице Родерика появилась гримаса мученика, а потом он горестно возвел глаза к потолку и послушно положил бутерброд обратно на тарелку.
— Когда ты так смотришь, у кого угодно аппетит пропадет! Куда хоть ехать, чудовище?!
— На Победную. Нам с тобой надо навестить некоего господина Уэссеска и задать ему несколько вопросов.
— Что?! Сейчас?! Рэйш, побойся Фола — почти ночь на дворе! Если твой господин Уэссеск не является убийцей и в этом его не обвиняет Управление городского сыска, нам даже дверь не откроют!
Я зловеще улыбнулся, одновременно втягивая носом витающие в комнате ароматы.
— Ничего. Думаю, я смогу его уговорить на беседу.
Родерик несколько мгновений изучал мою бледную физиономию, на которой еще не успели отцвести следы близкого общения с Тьмой, затем перевел взгляд на истекающее соком мясо и обреченно вздохнул.
— И за что шеф меня так ненавидит? Ни поесть нормально, ни поспать, ни отчет написать… — Он неохотно отодвинул от себя тарелку и поднялся из-за стола. — Пошли, чудовище. С тобой нам, может, и правда откроют. Но учти: если я помру там голодной смертью…
Проследив за тем, как Гун снимает с гвоздя пальто, я ухмыльнулся и, пользуясь тем, что никто не видит, молниеносно цапнул с тарелки самый толстый кусок мяса. С наслаждением впившись в него зубами, чуть не заурчал, уподобляясь гулям. Мр-р-р… кому-то повезло сегодня хотя бы позавтракать, а я с самого утра не жрамши. Сперва не успел, потом уже не смог, а в «Трех коронах» всегда неплохо готовили. Жаль, конечно, что мясо хорошо прожарено — я бы предпочел с кровью, — но не бежать же за ним в трактир?
— Ничего, что я еще здесь? — как-то подозрительно спокойно осведомился Родерик, прекратив шуршать одеждой. — Знаешь, так приятно знать, что твой несостоявшийся ужин нашел достойного ценителя.
Я проглотил еще один кусок, почти не жуя, и, вытерев руки о первую попавшуюся тряпку, отбросил ее в сторону.
— Согласен.
— Вообще-то это был мой шарф, — задумчиво заметил Гун, провожая глазами испорченную «тряпку».
В моей душе робко ворохнулось что-то похожее на смущение, но тут же пугливо сбежало.
— Значит, купишь себе новый. Идем. У нас мало времени.
Чтобы избежать сложностей, у лестницы я пропустил озадаченного парня вперед и благоразумно отстал: у позади идущего спрашивать всегда неудобно. На улице же стало не до разговоров: морозец к ночи усилился, заранее взятый мною кэб был открытым, и холодный ветер задувал внутрь будь здоров, поэтому лишний раз открывать рот, теряя тепло, было неразумно.
Родерик его, к счастью, и не раскрыл. Так и просидел, нахохлившись, всю дорогу, не мешая мне наслаждаться проплывающими мимо живописными развалинами темной стороны и видом спешащих по своим делам, укутанных в драные тряпки скелетов. Однако когда возница крикнул: «Тпру!», сыскарь окинул мою неподвижную фигуру долгим взглядом и, выбравшись на улицу, буркнул:
— С тобой всегда было нелегко, Рэйш. Но в последние месяцы особенно. И это явно не к добру.
Я прошел мимо, по обыкновению сделав вид, что не услышал. И, велев вознице дождаться нашего возвращения, завертел головой в поисках нужного номера.
Дом номер двенадцать по улице Победной нашелся быстро — громадный такой домина, чем-то смахивающий на приземистый, старый, просевший под собственной тяжестью замок. Грубоватый фасад, смотрящийся откровенно чужеродным среди богатых лепниной соседних зданий. Покрытые густой сеткой засохшей лозы стены; две пузатые башни, чернеющие узкими проемами окон. И теряющаяся за высоким забором остальная часть дома, о размерах которой можно было только догадываться.
Ни в одном из окон свет не горел, так что «замок» производил довольно мрачное впечатление. Однако стоило мне прикоснуться к молотку справа от калитки, как за забором тут же скрипнула дверь, в одном из окон второго этажа мелькнул и пропал слабый огонек, затем что то хлопнуло, а чуть позже послышались торопливые шаги, и кто-то срывающимся голосом крикнул:
— Уже бегу!
Мы с Гуном переглянулись и одинаково удивились, когда через несколько мгновений изнутри загремели засовы и окованная железными завитками калитка действительно отворилась, явив полноватого, уже лысеющего мужчину, который при виде меня склонился в глубоком поклоне и с видимым облегчением произнес:
— Прошу, господин маг. Хозяин ждет вас.
Ух ты, как интересно… что-то не припомню, чтобы я извещал господина Уэссеска о своем визите.
Я вопросительно приподнял брови в ожидании продолжения и не остался разочарован: мужчина, выдержав положенную паузу, стремительно разогнулся и, подняв повыше тускло горящий фонарь, обратил спокойный взор на озадаченного Гуна. Несколько мгновений изучал его, словно всерьез раздумывал, пускать ли на порог, а затем неожиданно поинтересовался у меня:
— Могу ли я узнать имя вашего спутника, господин маг?
Родерик привычным движением выудил из кармана бляху.
— Мое имя Гун, уважаемый. Сотрудник Управления городского сыска.
Я спрятал улыбку, а мужчина невозмутимо кивнул, будто ничего иного не ждал, и так же спокойно выдал:
— Мне очень жаль, сударь, но вам придется обождать снаружи. Насчет вас у меня нет никаких распоряжений. Хозяин ожидает только господина мага.
— Что? — растерялся сыскарь. — Рэйш, ты меня на улице оставишь?!
— Прошу прощения за неудобство, — без тени раскаяния повторил… ну, видимо, дворецкий. — У нас строгие порядки. Поэтому если у господина следователя нет при себе письменного разрешения господина начальника городского сыска…
— Хорошенькое дело, — пробормотал Родерик, которому Йен, разумеется, официального разрешения не давал. — Ладно, приглашу твоего хозяина на беседу прямо в Управление, коли он такой несговорчивый. Но, Рэйш, тебе придется беседовать впопыхах: чай, не лето уже — ноги стынут. Да и ветрище…
Он поднял воротник, демонстративно подышал на сложенные лодочкой ладони, на которых не было перчаток, а потом ворчливо добавил:
— Пока господин маг будет внутри, я тут околеть успею!
Я согласно угукнул, попеременно изучая слугу то правым, то левым глазом.
— Зато смерть при исполнении награждается орденом, так что господин Уэссеск, можно сказать, поспособствует твоему повышению. Я даже предчувствую, что скажет по этому поводу шеф Норриди.
На лице дворецкого впервые промелькнуло сомнение. Он быстро покосился на меня, на легко одетого Родерика, затем — на тревожно переминающуюся в стороне лошадь, которой тоже было холодно стоять без дела. После чего тяжело вздохнул и, решив, видимо, что проблемы с городским сыском ему не нужны, обронил:
— Прошу вас немного обождать, господа. Я уточню у хозяина.
Отойдя на пару шагов в сторону, он что-то быстро поднес ко рту и шепнул несколько слов. Через несколько мгновений в его ладони тихонько тренькнул и невнятно забормотал переговорный амулет. Как мне показалось, вопросительно. Дворецкий так же тихо ответил, терпеливо выслушал новую порцию бормотаний, в которых я уже ничего не разобрал. А затем слуга с видимым облегчением повернулся в нашу сторону и почтительно поклонился:
— Прошу вас, господа. Вы можете войти. Хозяин ожидает наверху.
Мы с Гуном снова переглянулись, а дворецкий уже направился к дому, подняв повыше фонарь, фонарь, кстати, оказался обычным, без всяких новомодных магических штучек. Поэтому сгустившуюся темноту разгонял слабо и позволял рассмотреть только то, что находилось в буквальном смысле слова в двух шагах.
Впрочем, смотреть было особо не на что — сад у господина Уэссеска не отличался благоустроенностью: кусты были давно не стрижены, деревья на зиму не обихожены, заботливо огороженные клумбы нигде не виднелись. Разве что опавшие листья под ногами не шуршали да дорожку до калитки кто-то заботливо почистил от грязи. Но даже с учетом этого опустевший сад выглядел жутковато. Недаром идущий последним Гун подозрительно притих и старался не отставать.
Внутри дом выглядел так же тоскливо, как и снаружи: огромный полупустой холл, заканчивающийся некогда роскошной, но уже давно потерявшей блеск лестницей; тщательно задрапированные стены, которые могли бы стать эффектными, если бы не серый цвет обивки и не полное отсутствие украшений; массивные подсвечники, вышедшие из моды лет десять назад; бронзовые ручки на дверях, давно забывшие о блеске; да еще гулкое эхо, разносящееся по всему этажу, будто в древних казематах.
Уже поднимаясь по лестнице, я заметил приютившееся в углу старинное зеркало в вычурной раме и скривился.
Его тут только не хватало! Жаль, под рукой ничего нет, а то руки так и чешутся запустить туда чем-нибудь тяжелым.
В полном молчании мы проследовали к самой дальней и, видимо, угловой комнате второго этажа, оказавшейся самым обычным кабинетом. Негромко постучав и выждав три удара сердца, дворецкий гостеприимно распахнул перед нами тяжелую деревянную дверь. А едва мы переступили порог, немедленно ее захлопнул, породив в коридоре еще одно долгое эхо.
Кстати, кабинет имел любопытную планировку и больше походил на вытянутый пенал, сходящийся узким клином к единственному, тщательно занавешенному окну. Прямо перед ним стоял массивный письменный стол с одинокой лампадой и аккуратной стопкой книг в углу; старинное кресло ручной работы, явно сменившее не одно поколение владельцев; а в нем, спиной к окну, восседал хозяин дома, который при виде гостей сделал приглашающий жест и с едва уловимой насмешкой произнес:
— Проходите, мастер Рэйш. Устраивайтесь. Признаться, я давно вас жду, так что разговор получится долгим…
* * *
Обычно я спокойно отношусь к чужой внешности — меня не смущает чужое уродство и не вводит в состояние шока чья-либо неземная красота. Я и к себе-то отношусь более чем равнодушно, а уж уделять внимание кому-то еще… но господин Уэссеск сумел меня удивить. В первую очередь голосом — ровным, рокочущим, на удивление низким и при этом настолько пронизывающим, что от него поневоле бросало в дрожь. Таким голосом только заклинания зачитывать — демонов там призывать, умертвия поднимать. А уж как должны на него реагировать женщины…
Мне неожиданно захотелось взглянуть на обладателя столь редкого дара поближе, и мужчина, будто почувствовав, слегка подался вперед. Так, чтобы слабый свет от лампады на мгновение осветил его лицо — волевое, с несомненными признаками породы, но какое-то неестественное, с идеально выверенными пропорциями, словно передо мной находился не человек, а безупречно сделанная кукла.
По такому лицу нельзя было определить даже примерный возраст — господину Уэссеску с одинаковым успехом можно было дать и сорок лет, и все шестьдесят. При этом у него практически не было мимических морщин, из-за чего лицо казалось бесстрастным, равнодушным. И если бы не хищный огонек в темных, почти черных глазах и полный мрачного удовлетворения взгляд, которым хозяин дома одарил меня с порога, оно могло бы показаться безжизненным.
Впрочем, ощущение двойственности длилось недолго. До тех пор, пока я не моргнул и не увидел на месте человеческого лица скукожившуюся, почерневшую как от огня и уже отслаивающуюся от обгоревшего до неузнаваемости черепа плоть — явное следствие воздействия огненного заклинания. А потом мужчина снова откинулся в кресле, избавив меня от созерцания неаппетитных деталей, и великодушно предложил:
— Присаживайтесь, господа.
Гун, если и заметил что-то странное, виду не подал и первым занял одно из стоящих напротив стола кресел. Я так же молча занял второе, постаравшись сесть вполоборота: смерть у господина Уэссеска будет непростой. И лицезреть ее последствия раньше времени меня не тянуло.
— Итак… — Хозяин дома снова испытующе уставился на меня. — Мастер Артур Рэйш. Маг Смерти, зачем-то решивший посетить наш маленький городок и даже после трех лет службы сумевший остаться здесь чужаком. Ничем особым не выделялся, если не считать, конечно, недавнего, чудом остановленного демарша любимицы Фола. Ни с кем не завел близких отношений. Никого не убил, что для мага вашей профессии довольно необычно. Практически не посещал храм. И все три года так старательно держал дистанцию с окружающими, что лично мне это показалось неестественным…
Признаюсь, мне стало любопытно. Очень. Причем любопытен не сам факт осведомленности собеседника, а причина, побудившая его собрать на меня информацию. Безусловно, Верль — не ахти какой большой город, все жители для неглупого наблюдателя здесь как на ладони, и затеряться среди них пришлому магу в принципе невозможно. Однако господин Уэссеск намекал сейчас совсем на другое. И именно поэтому вызвал мой пристальный интерес.
Отметив краем глаза, как тревожно дернулся Гун, я небрежно положил ногу на ногу.
— Все верно. Но мне кажется, необходимость соблюдать дистанцию возникла не только у меня.
По губам господина Уэссеска скользнула довольная усмешка.
— Вижу, вы понимаете суть проблемы. И это вселяет уверенность, что мое время не будет потрачено зря. Хотя, признаться, я надеялся, что эта встреча состоится немного раньше.
— Прошу прощения, что заставил ждать, — вежливо оскалился я, чувствуя, как внутри набирает обороты знакомый по охоте азарт. У меня так давно не было достойного противника… да что там… в наше время даже собеседника толкового найти непросто!.. что последние слова заставили мою кровь буквально вскипеть. Всего за несколько мгновений он сказал так много… и вместе с тем так мало, что внезапно вспыхнувшее любопытство было готово пожрать меня заживо. — Полагаю, вы уже знаете, что привело нас в ваш дом?
Господин Уэссеск благожелательно кивнул:
— Разумеется.
— В таком случае, я надеюсь, вы не откажетесь поделиться информацией? — снова спросил я, окинув погруженный в полутьму кабинет рассеянным взглядом: ни одного гуля в округе не было. Ни в этой комнате, ни в соседней, которая проглядывала на темной стороне сквозь громадную дыру в стене, ни даже на чердаке, сквозь пробитую крышу которого уже начинали проглядывать первые звезды.
Хозяин дома хмыкнул.
— Само собой. Но сделаю это в обмен на ответную услугу с вашей стороны, мастер.
— Какую именно? — бесцеремонно встрял в разговор Гун, требовательно уставившись на владельца доков.
Тот безмятежно улыбнулся.
— Ничего такого, что бы могло бы показаться незаконным или помешало исполнить ваш долг. Поверьте, молодой человек, я весьма заинтересованное в успехе вашего расследования лицо. И просьба моя совсем проста — я всего лишь хочу, чтобы вы завершили то, что начали.
Родерик заметно нахмурился и насторожился.
— И что это, по-вашему, означает? Как мы должны вас понимать?
— Думаю, господин маг и так все понимает, — насмешливо отозвался господин Уэссеск, переплетя пальцы рук на животе. — Мне этого вполне достаточно.
Я поморщился.
— Давайте ближе к делу. Вы ведь хотите покончить с ним как можно скорее?
— До полуночи еще есть время, — словно невзначай обронил внезапно задумавшийся мужчина. — А любая ошибка может стоит очень дорого. Полагаю, вы не захотите рисковать понапрасну. Поэтому, если позволите, начну издалека. Для того, чтобы у вас появился хотя бы небольшой шанс…
Я сделал скептическое лицо, но он не обратил внимания. И на подпрыгнувшего в кресле Гуна тоже. Прикрыв глаза, господин Уэссеск на мгновение замолчал, а потом начал медленно говорить.
— Мое настоящее имя Уэсли Грант, — негромко сообщил он, заставив нервничающего Родерика замереть. — Родом я из местечка под названием Хорруэл… это на юге, не напрягайте память. Тем более сейчас на картах Алтории даже названия такого нет: около ста — ста пятидесяти лет назад в тех местах бушевали страшные пожары, стершие с лица земли несколько десятков деревень, а затем эти гиблые места переименовали в Уэссеск. Но насколько мне известно, там и по сей день неохотно селятся люди, плохо родит земля и на редкость бедны дичью многочисленные леса…
— Сама по себе земля обычно не вырождается, — нейтральным тоном заметил я, напряженно размышляя о сказанном и вспоминая недавний разговор с Гремом. — Да и звери редко покидают пригодные для жизни леса без веской причины.
— Считается, что это было стихийное бедствие, — ровно отозвался Уэссеск, не открывая глаз. — Поверьте, мор — совершенно жуткое дело: приходит ниоткуда, вольготно разбрасывает свои семена по человеческим поселениям, подчистую выкашивает жителей сразу нескольких областей, а потом так же незаметно уходит, оставляя после себя горы трупов и полыхающее до небес зарево пожаров, в огне которых дотла сгорают тела зараженных и все их имущество. Погибших тогда были тысячи — мор не щадил никого. На границе с Хорруэлом несколько месяцев стояло оцепление из королевской гвардии, чтобы ни один зараженный не покинул территорию. Потом там поработало магическое пламя, стершее все следы разразившейся трагедии. А после того как заразу удалось остановить, в стране был объявлен трехдневный траур. Говорят, тогда король прилюдно скорбел о несчастных.
— Вы говорите сейчас об Эрнесте Кровавом? — спокойно уточнил я, начиная подозревать, к чему была эта прелюдия.
Господин Уэссеск желчно усмехнулся.
— Совершенно верно. Хотя даже столь редкое для короля проявление человечности не спасло его от плахи.
— О да, — небрежно заметил я. — Причем поговаривают, что зачинщиком волнений стали именно королевские гвардейцы… возможно даже, те самые, что участвовали в описываемых вами событиях?
— О том мне доподлинно неизвестно, — снова искривил губы хозяин дома. — Но, как говорят, мор в те времена вспыхивал еще четыре раза. Преимущественно в отдаленных провинциях. И подчистую уничтожал местное население, не гнушаясь ни бедными, ни богатыми, ни простыми смертными, ни даже чародеями.
Я внутренне подобрался.
— И каждый раз королевская гвардия находилась в оцеплении? Стояла, так сказать, на страже интересов страны?
— В этом ведь и есть ее предназначение, — подчеркнуто бесстрастно подтвердил мужчина. — Даже в те трудные для Алтории времена, когда пришлось пожертвовать малым для сохранения чего-то более значимого. Вопрос стоял о выживании, и угроза была действительно велика. А что может быть важнее спокойствия короны?
— Короля, вы хотели сказать? — прищурился я. — А верно ли говорят, что владетели уничтоженных провинций имели некоторое отношение к древним магическими семьям?
Господин Уэссеск наконец открыл глаза и пристально на меня взглянул.
— Это всего лишь слухи, господин маг. И они пока никем не подтверждены.
— Тогда возможно ли, что источник слухов просто не знал, что погибшие во время «мора» были темными магами? Скажем, непрямыми потомками семей, пострадавших во время одной небезызвестной вам ночи?
В глазах мужчины снова вспыхнул опасный огонек.
— Это непроверенные данные, мастер Рэйш. Боюсь, ни в одном архиве вы подобных сведений не найдете. Даже если очень постараетесь.
— Какие еще сведения? — завертел головой Родерик, когда мы скрестили взгляды и на несколько мгновений застыли, оценивая друг друга. — Рэйш, о чем он говорит?
Я промолчал, а про себя подумал, что, кажется, нашел нашего потерянного наследника. Быстрее, чем думал, и ближе, чем мог бы надеяться. Вот только, судя по ауре, никакого дара у него не было. И заклятия поводка рядом тоже не виднелось. На Уэссеске, собственно, даже артефакта ни одного не висело, по которому можно было бы заподозрить его в связи с Палачом. Самый обычный человек… хорошо образованный, высокомерный, полностью в себе уверенный. И предпочитающий прятать свое необычное лицо в тени, следя за нами из темноты, словно зверь из засады.
— Так вот, обо мне… — словно спохватившись, вернулся к изначальной теме хозяин дома, когда молчание затянулось, а не получивший ответ Родерик начал слишком уж явно сверлить меня глазами. — О происхождении я заговорил лишь затем, чтобы вы знали: в моем оскудевшем роду больше не осталось наследников.
Ага. Значит, новых претендентов на роль хозяина Палача нам ждать не нужно. Уже хорошо.
— Надо сказать, отец мой не был общительным человеком, — продолжил Уэссеск. — Несмотря на то что состояние ему досталось неплохое: собственное дело в Триголе и налаженные еще дедом связи по всему побережью — это в то время было весьма и весьма немало. Но меня все равно растили в строгости. Чему способствовали проблемы со здоровьем и жесткие, еще прадедовские принципы, благодаря которым наш род уцелел в пожарах войны и избежал участи других подобных семей.
Хм. Выходит, не всех поразил загадочный «мор», наверняка имевший искусственное происхождение? А может, и мора как такового не было, и все это оцепление с тотальным уничтожением потенциально причастных к «заговору» лиц — лишь прямое следствие королевской паранойи. Не зря же после этого от Эрнеста отвернулись даже самые преданные гвардейцы?
— Но уцелели мы не без помощи, — неожиданно признался хозяин дома, кинув в сторону насторожившегося Гуна выразительный взгляд. — Как выяснилось, есть у мужчин нашего рода одна интересная особенность… правильнее сказать, НЕКОНТРОЛИРУЕМАЯ особенность, благодаря которой наши возможные недоброжелатели не сильно нам докучают.
Та-ак. Вот мы и подошли к самой сути.
У Родерика сузились глаза.
— И что же это за особенность, сударь?
— У меня нет магического дара, юноша, — иронично улыбнулся господин Уэссеск, — поэтому я не могу точно описать природу этого явления. Но доподлинно известно, что у человека, рискнувшего вызывать мое неудовольствие, неминуемо возникают неприятности. Мой отец считал это проклятием и всячески пытался от него избавиться. Дед, напротив, полагал, что оно поможет нам вернуть утраченные позиции, и приложил все силы, чтобы избавиться от конкурентов, которых во времена смуты, вызванной сменой династии, было очень немало. Я же, как видите, стремлюсь к разумной осторожности и стараюсь не злоупотреблять собственными возможностями. В частности, избегаю чужого общества и веду дела исключительно через третьи руки. С помощью людей, в которых абсолютно уверен и которые прекрасно осведомлены о том, что мое спокойствие — это залог их долголетия.
Гун замер, медленно-медленно скосив глаза на мое невозмутимое лицо.
— А о причинах ваши люди знают?
— Это старая семейная тайна, которую я открыл только вам в надежде, что вы правильно воспользуетесь полученными сведениями.
— И как, позвольте спросить, реализуется ваше… эм… проклятие? — осторожно поинтересовался Гун, на всякий случай освобождая руки.
С лица господина Уэссеска мгновенно исчезла фальшивая улыбка, а упершийся в меня взгляд стал напряженным и острым, как бритва.
— Самым неприятным для человека образом, — медленно проговорил он. — Причем не позднее полуночи следующего дня после прискорбного для него инцидента.
Хм. Видимо, простого намека господину Уэссеску показалось недостаточно. Решил сразу обозначить размеры проблемы, чтобы не осталось никаких недоговоренностей.
— Как я понимаю, отменить или отсрочить данное явление вы не в состоянии? — осторожно уточнил я, и хозяин дома еще напряженнее кивнул.
— Особенность проклятия такова, что мне сложно даже говорить о его свойствах.
Я метнул на открывшего рот Родерика свирепый взгляд, и тот чуть не подавился следующим вопросом.
— Ценю вашу откровенность, — быстро сказал я, пока сыскарь не опомнился. А сам настороженно оглядел кабинет еще раз. — Теперь понимаю, почему вы при всем желании не могли прислать нам приглашение на беседу. Да еще подорванное в юности здоровье, не позволяющее покинуть пределы вашего уютного во всех отношениях замка, добавило немало трудностей…
Лицо господина Уэссеска немного расслабилось, а в голосе появилось наигранное воодушевление.
— Рад, что встретил понимающего собеседника.
Я же, напротив, помрачнел. Кажется, дело несколько сложнее, чем мне казалось. Запрет на прямое упоминание о Палаче свидетельствует о том, что нити связывающего заклинания все еще довольно сильны. Но как я и подозревал, видоизменились настолько, что любое лишнее слово могло обернуться серьезными проблемами и для носителя. При этом Уэссеск вел себя отнюдь не как человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. Он был по-прежнему насмешлив и уверен в себе, прекрасно сознавал свое превосходство и очень многого недоговаривал.
Интересно, что же такое произошло, если после стольких лет молчания он вдруг решил заговорить?
— Взаимно. Но мне бы хотелось кое-что уточнить.
— Спрашивайте, — с готовностью отозвался хозяин дома, будто и не было недавнего напряжения. — Постараюсь развеять ваше любопытство.
— Вы очень любезны, — хмуро отозвался я. — Вы упомянули, что ваш отец искал причины родового проклятия… и даже пытался его снять.
— К сожалению, безуспешно.
— А где, позвольте спросить, он искал нужные сведения?
— Везде помаленьку. В старых книгах, летописях, в разговорах с заинтересованными людьми…
— Вам известны их имена? — моментально насторожился я, перехватив еще один выразительный взгляд от господина Уэссеска.
Тот поощрительно улыбнулся.
— Только одно. Когда я был молод, в наш дом частенько приходил один человек. Он много времени проводил в кабинете отца, и они подолгу о чем-то беседовали. Иногда отец после этого уезжал. Когда-то надолго пропадал в библиотеке и появлялся только после того, как приходил приказчик и напоминал о проблемах в доках. Однажды даже запил, а я тогда впервые подумал, что больше не хочу видеть в нашем доме подобного гостя. И какое-то время его действительно не было видно. Отец запретил об этом спрашивать, поэтому мы целый год жили спокойно и дружно делали вид, что его вовсе не было. Но за день до того, как отца не стало, этот человек снова вернулся. И они в последний раз о чем-то поспорили… правда, так громко, что я услышал обрывок разговора и даже сумел разобрать одно-единственное имя…
У меня по затылку пробежал холодок, когда на губах хозяина дома вновь появилась двусмысленная улыбка.
— Этого человека звали мастер Этор Рэйш, — сказал он.
И я с внезапной досадой осознал, что мой счет к некстати умершему учителю многократно вырос.
