Глава 4
Индюшкина гонка

В десять минут десятого, с небольшим опозданием, мэр Дасти Кофлин встал перед колонной из восьмисот с лишним бегунов, растянувшейся почти на четверть мили. В одной руке он держал стартовый пистолет, в другой – портативный мегафон. Бегуны с номерами до ста, включая Дейдре Маккомб, стояли ближе всех к линии старта. Скотта в его четвертой сотне окружали мужчины и женщины, которые встряхивали руками, делали глубокие вдохи и доедали последние кусочки энергетических батончиков. Многих из этих людей он знал. Женщина слева, поправлявшая зеленую повязку на голове, владела местным мебельным магазином.

– Удачи, Милли, – сказал Скотт.

Она улыбнулась и подняла вверх два больших пальца:

– Тебе тоже удачи.

Кофлин поднес мегафон к губам.

– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА СОРОК ПЯТУЮ ЕЖЕГОДНУЮ ИНДЮШКИНУ ГОНКУ! ВСЕ ГОТОВЫ К СТАРТУ?

Бегуны ответили дружным «да». Один парнишка из школьного оркестра протрубил в трубу.

– ТОГДА МЫ НАЧИНАЕМ! НА СТАРТ… ВНИМАНИЕ…

Мэр, улыбаясь широкой улыбкой профессионального политика, поднял руку со стартовым пистолетом и нажал спусковой крючок. Казалось, что грохот выстрела отразился эхом от низких облаков.

– МАРШ!

Бегуны, стоявшие в первых рядах, плавно двинулись вперед. Среди них выделялась Дейдре в ее ярко-красной футболке. Остальные участники стояли плотной толпой, и их старт прошел не так гладко. Несколько человек сразу упали, и соседям пришлось помогать им подняться. Милли Джейкобс толкнули на парочку молодых людей в велосипедках и бейсболках, надетых козырьками назад. Скотт подхватил ее под руку и не дал упасть.

– Спасибо, – сказала она. – Это моя четвертая гонка, и каждый раз на старте такая давка. Как будто на рок-концерте, когда открывают вход в зал.

Парни в велосипедках увидели лазейку, промчались мимо Майка Бадаламенти и трех дам, которые о чем-то болтали и смеялись на бегу, и скрылись из виду.

Поравнявшись с Майком, Скотт помахал ему. Майк вскинул руку в салюте, потом похлопал себя по левой стороне груди и перекрестился.

Все почему-то уверены, что у меня непременно случится сердечный приступ, подумал Скотт. Все-таки у мироздания извращенное чувство юмора. Почему бы вдобавок к потере веса не придать мне хотя бы немного стройности? Но нет.

Милли Джейкобс – у которой Нора однажды купила столовый гарнитур – улыбнулась ему на бегу.

– Первые полчаса весело. Потом будет трудно. На восьмом километре начнется ад. Но если прорвешься, откроется второе дыхание. Может быть.

– Может быть? – переспросил Скотт.

– Ага. Очень на это надеюсь. Хочется все-таки добраться до финиша. У меня получилось только однажды. Ладно, рада была повидаться, Скотт. – Она ускорила темп и умчалась вперед.

К тому времени, когда Скотт пробегал мимо своего дома на Вью-драйв, толпа бегунов уже растянулась в цепочку и на дороге стало свободнее. Скотт бежал быстрой трусцой, совершенно не напрягаясь. Он знал, что первый километр гонки – это еще не проверка на выносливость, потому что дорога все время шла под гору, и пока что Милли была права: это было весело. Дышалось легко, самочувствие было отличное. Для начала вполне достаточно.

Он обогнал нескольких бегунов, но это были считаные единицы. Его обгоняли чаще: среди обгонявших были и пятисотые номера, и шестисотые, и даже один скоростной дядька с номером 721 на футболке. Дядька вообще был смешной, с яркой вертушкой на шапке. Скотт особо не рвался вперед, пока нет. На прямых отрезках трассы он видел Дейдре, бежавшую ярдах в шестистах впереди. Ее красную футболку и синие шорты трудно было не заметить. Она тоже не напрягалась, бежала в свое удовольствие. Ее опережала как минимум дюжина бегунов, может быть, даже две дюжины, что совершенно не удивляло Скотта. Это далеко не первая ее гонка, и в отличие от многих любителей у нее наверняка есть четко продуманный план. Скотт полагал, что она подождет до восьмого или даже девятого километра, позволяя лидерам задавать темп, а потом начнет обходить их одного за другим и сама выйдет вперед не раньше, чем на Охотничьем холме. Возможно, даже уже в самом центре, на финишной прямой. Хотя в этом Скотт сомневался. Она не станет рисковать.

Он чувствовал легкость и силу в ногах и боролся с желанием поднажать. Просто не теряй из виду красную футболку, говорил он себе. Она знает, что делает. Вот пусть она и ведет.

На пересечении Вью-драйв и шоссе номер 117 Скотт миновал ярко-оранжевую отметку: 3 КМ. Впереди, по обе стороны желтой разделительной полосы, бежали молодые люди в велосипедках. Они обогнали пару подростков, и Скотт последовал их примеру. На вид подростки были в хорошей форме, но им уже не хватало дыхания. Когда Скотт их обогнал, он услышал, как один, отдуваясь, говорит другому:

– Мы что, дадим этому старому жирдяю себя обогнать?

Подростки ускорились и обогнали Скотта, обойдя его с двух сторон. Оба дышали так шумно, что, казалось, вот-вот задохнутся.

– Пока-пока, счастливо оставаться, – прохрипел один из них.

– Ну и бегите, противные, – ответил Скотт, улыбаясь.

Он бежал легко и свободно, совершенно не чувствуя усталости. Дыхание по-прежнему было в норме, сердцебиение тоже, и почему нет? Он весил на сто фунтов меньше, чем выглядел, и это было лишь одно из его преимуществ. Второе заключалось в том, что его мышцы соответствовали человеку весом двести сорок фунтов.

Шоссе номер 117 сделало двойной поворот и вышло на прямой участок вдоль Боуи-стрим. Скотт подумал, что журчание речки по мелкому каменистому дну еще никогда не звучало лучше, туманный воздух, который он вбирал глубоко в легкие, никогда не был таким приятным на вкус, высокие сосны на другой стороне дороги никогда не казались такими величественными, как сейчас. Он вдыхал их аромат, терпкий, смолистый и почему-то зеленый. Каждый следующий вдох ощущался глубже предыдущего, и Скотт по-прежнему сдерживал себя, чтобы не припустить со всех ног.

Как хорошо быть живым в такой день, подумал он.

Перед крытым мостом через речку стоял оранжевый указатель: 6 КМ. За мостом – большой щит с надписью: «ПОЛПУТИ ПРОЙДЕНО!». Топот ног по настилу моста звучал – по крайней мере, для Скотта – так же красиво, как барабанная дробь Джина Крупы. Под крышей носились туда-сюда потревоженные ласточки. Одна пролетела так близко от Скотта, что задела крылом его лоб. Он рассмеялся.

На другой стороне моста один из парней в велосипедках сидел на перилах, растирал ногу, сведенную судорогой, и пытался восстановить дыхание. Он даже не взглянул на пробегавших мимо Скотта и других бегунов. На пересечении шоссе номер 117 и 119 стоял стол с прохладительными напитками. Бегуны жадно пили воду и «Гаторейд» из бумажных стаканчиков. Восемь-девять человек, выбывшие из гонки после первых шести километров, растянулись на траве. Скотт не без злорадства отметил, что среди них был Тревор Янт – дорожный рабочий с бычьей шеей, с которым у него случился конфликт в кафе «У Пэтси».

Он миновал знак «ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КАСЛ-РОК», стоявший в том месте, где шоссе номер 119 переходило в Баннерман-роуд, названную в честь городского шерифа, прослужившего в этой должности дольше других и нашедшего страшную смерть на одной из загородных дорог. Надо было уже потихонечку ускоряться, и, миновав оранжевую отметку 8 КМ, Скотт переключился с третьей передачи на вторую. Без проблем. Осенний воздух приятно холодил разгоряченную кожу, словно шелк, и Скотту нравилось ощущать свое сердце, ровно бившееся в груди, будто надежный мотор. Теперь по обеим сторонам дороги стояли дома, люди на лужайках размахивали транспарантами и фотографировали участников гонки.

Скотт догнал Милли Джейкобс, которая еще не сошла с дистанции, но уже явно теряла силы. Зеленая повязка на ее голове потемнела от пота.

– Ну что, Милли? Открылось второе дыхание?

Она обернулась к нему и ахнула от изумления.

– Господи боже. Я не верю… что это ты, – выдохнула она. – Я думала, ты остался… где-то на старте.

– Да вот нашлись скрытые резервы, – сказал Скотт. – Держись, Милли. Сейчас начинается самое интересное.

Он без труда обогнал ее.

Дорога пошла в гору. Подъем был пологим, но вполне ощутимым. Скотт обогнал еще нескольких бегунов – и тех, кто выбыл из гонки, и тех, кто еще боролся. Среди последних были два подростка, которые обошли Скотта в начале, возмущенные тем, что их обогнал – пусть лишь на пару секунд – толстый старик в паршивых кроссовках и старых теннисных шортах. Подростки изумленно уставились на него. Скотт улыбнулся им на бегу и сказал:

– Пока-пока, счастливо оставаться.

Один из подростков показал ему средний палец. Скотт послал наглецу воздушный поцелуй и продемонстрировал обоим подметки своих паршивых кроссовок.

Когда Скотт пошел на девятый километр, по небу с запада на восток прокатился долгий раскат грома.

Ох, плохо дело, подумал он. Может быть, где-нибудь в Луизиане гроза в ноябре – это нормально. Но только не в Мэне.

Миновав очередной поворот, он поравнялся с высоким и тощим, похожим на аиста стариком, который бежал, запрокинув голову и сжав перед собой кулаки. Старик был в майке, открывавшей бледные, как рыбье брюхо, руки, покрытые выцветшими татуировками. Он широко улыбался на бегу.

– Слышал гром?

– Да!

– Сейчас ливанет, сука. Чудесный сегодня денек!

– А то! – рассмеялся Скотт. – Денек офигенный!

Он обогнал старика, но не раньше, чем тот от души хлопнул его по заднице.

Теперь дорога шла ровно, и Скотт увидел красную футболку и синие шорты на середине подъема на Охотничий холм, также известный как Печаль Бегуна. Сейчас перед Маккомб осталось не больше шести человек. Возможно, еще двое-трое уже миновали вершину холма, но Скотт в этом сомневался.

Пора ускоряться.

Что он и сделал – и оказался среди опытных бегунов, монстров забегов на длинные дистанции. Впрочем, многие из них либо уже выдыхались, либо берегли силы для крутого уклона. Они изумленно смотрели на Скотта и не верили своим глазам: мужик средних лет с животом, выпиравшим из-под мокрой от пота футболки, сперва затесался в их компанию, а потом оставил их позади.

На середине подъема на Охотничий холм дыхание Скотта начало сбиваться, воздух, входивший в легкие, стал горячим и приобрел медный привкус. В ногах больше не было легкости, икры горели огнем. Слева в паху поселилась тупая боль, словно он потянул мышцу. Дорога к вершине казалась бесконечной. Скотт вспомнил, что говорила Милли: сначала весело, потом трудно, а потом начинается ад. Интересно, на какой он сейчас стадии? Где трудно или где ад? Наверное, как раз на границе.

Он не думал, что сможет побить Дейдре Маккомб (хотя и не исключал такой возможности), но думал, что финиширует одним из первых – что мышцы, привыкшие поддерживать его прежнее грузное тело, все-таки справятся с этой задачей. Однако теперь, миновав двух сошедших с дистанции бегунов – один сидел на земле, склонив голову, другой лежал на спине и ловил воздух ртом, – Скотт начал в этом сомневаться.

Может, я все еще вешу слишком много, подумал он. Или просто не гожусь для этого.

Снова прогрохотал гром.

Поскольку вершина холма будто и не думала приближаться, Скотт смотрел себе под ноги, на дорогу, покрытую щебнем. Камушки у него под ногами разлетались в стороны, словно галактики в фантастическом фильме. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы не налететь на рыжеволосую женщину, стоявшую посреди дороги и пытавшуюся отдышаться. Скотт все-таки ухитрился ее обогнуть и увидел, что до вершины холма осталось ярдов шестьдесят. Там, на вершине, стояла оранжевая отметка: 10 КМ. Не сводя с нее взгляда, Скотт бежал, судорожно втягивая воздух и чувствуя груз всех своих прожитых сорока двух лет. Теперь у него разболелось левое колено, и боль в нем пульсировала в унисон боли в паху. Пот стекал по щекам, словно горячая вода.

Ты можешь это сделать. Ты это сделаешь. Выложись до конца.

И почему нет? Если День ноль наступит сегодня, а не в феврале или марте, значит, так тому и быть.

Он миновал оранжевую отметку на вершине холма. Справа располагался склад пиломатериалов «Парди», слева – хозяйственный магазин «Парди». Два километра до финиша. Внизу лежал центр города: около двадцати заведений по обеим сторонам улицы, украшенной флагами и транспарантами; католическая церковь и методистская церковь, стоящие друг напротив друга, словно два святых стрелка; парковка на склоне (все места заняты); тротуары, запруженные народом; два городских светофора. За вторым светофором начинался Жестяной мост, перегороженный ярко-желтой финишной лентой, украшенной изображениями индеек. Теперь Скотт увидел, что впереди него осталось всего шесть или семь бегунов. Женщина в красной футболке бежала второй, быстро сокращая разрыв с нынешним лидером. Дейдре воплощала свой план.

Мне никогда ее не догнать, подумал Скотт. Слишком большой отрыв. Этот чертов холм не сломал меня, но отделал изрядно.

А потом его легкие словно раскрылись, и дышать стало легче. Его кроссовки (не ослепительно-белые «адидасы», а старые стоптанные «пумы») как будто сбросили свинцовый груз, набранный по дороге. Прежняя легкость вернулась в мгновение ока. Милли сказала бы, что у него открылось второе дыхание, а профессионалы вроде Маккомб назвали бы его теперешнее состояние эйфорией бегуна. Подъемом. Да, подъем – очень верное слово. Скотту вспомнилось, как он подпрыгнул и схватился за ветку вяза у себя во дворе в день Хеллоуина. Вспомнилось, как он бегал вверх-вниз по ступеням летней эстрады. Как он танцевал у себя в кухне под «Суеверие» Стиви Уандера. И сейчас он испытывал те же самые ощущения. Не эйфорию, но состояние подъема. Чувство, что ты вырвался за пределы себя и мчишься куда-то вдаль.

На спуске с Охотничьего холма, миновав «О’Лири Форд» с одной стороны и супермаркет «Зони» с другой, Скотт обогнал еще двух бегунов. Теперь впереди оставалось четверо. Он не видел, как на него смотрят те, кого он обгонял. Он был полностью сосредоточен на красной футболке и синих шортах.

Дейдре возглавила гонку. Как только она вышла в лидеры, в небе вновь прогремел гром – стартовый пистолет Господа Бога, – и Скотт почувствовал, как на его затылок упали первые холодные капли дождя. Сперва на затылок, потом – на руку. Он посмотрел себе под ноги и увидел, что капли бьют по щебенке, растекаясь мокрыми пятнами размером с десятицентовик. Зрители толпились по обеим сторонам Мэйн-стрит, хотя до финиша оставалась еще почти миля, и полмили – до центра города. Скотт заметил, как над толпой, словно цветы, раскрываются зонтики. Это было красиво. Все вокруг было очень красивым: темное небо, камушки на дороге, ярко-оранжевая отметка, обозначавшая последний километр Индюшкиной гонки. Мир словно специально принарядился.

Человек, бежавший прямо перед Скоттом, внезапно метнулся вбок, упал на колени на обочину и перекатился на спину, глядя в дождливое небо. Его губы скривились от боли. Между Скоттом и Дейдре осталось два человека.

Скотт промчался мимо последней оранжевой отметки. Один километр до финиша, меньше мили. Он переключился со второй передачи на третью. Здесь, ближе к центру города, зрители стояли плотной толпой по обеим сторонам улицы, подбадривали бегунов и размахивали вымпелами с эмблемой Индюшкиной гонки. Давай посмотрим, на что ты способен, подумал Скотт.

Поднажми, сукин сын, сказал он себе. И поднажал.

Кажется, дождь на мгновение перестал, и Скотт даже подумал, что, может быть, тот все-таки подождет до конца гонки, но уже в следующую секунду на город обрушился настоящий осенний ливень. Зрители поспешили укрыться в подъездах и под навесами магазинов. Видимость упала до двадцати процентов, потом – до десяти, а затем почти до ноля. Скотт счел ощущение холодной влаги на коже не просто приятным, а божественным.

Он обогнал одного бегуна, потом второго, бывшего лидера гонки. Того самого, кого чуть раньше обогнала Дейдре. Тот перешел с бега на шаг и теперь шлепал по лужам, держась руками за бедра и низко опустив голову. Его промокшая насквозь футболка прилипла к телу.

Сквозь серую завесу дождя Скотт с трудом различал впереди красную футболку Дейдре Маккомб. Он подумал, что ему вполне хватит сил, чтобы обогнать ее, но может не хватить времени. До финиша было всего ничего. Светофор в конце Мэйн-стрит растворился в дожде. Как и мост сразу за светофором, как и желтая финишная лента. Мир как будто исчез, остались лишь Скотт и Дейдре, бегущие почти вслепую сквозь этот потоп, и Скотт неожиданно понял, что никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. И даже больше, чем просто счастливым. Здесь и сейчас, на пределе сил и возможностей, перед ним словно открылся совершенно новый мир.

Все к этому и вело, подумал он. К этому ощущению подъема, когда ты готов воспарить над землей. Если это и есть смерть, то умирать вовсе не страшно.

Он был уже близко и различил в пелене дождя, как Дейдре Маккомб обернулась к нему. Ее мокрые волосы, собранные в хвост на затылке и напоминавшие дохлую рыбу, шлепнули по плечу. Увидев, кто пытался ее обогнать, она широко раскрыла глаза. Потом отвернулась, наклонила голову и рванула вперед.

Скотт тоже ускорился, сокращая разрыв. Все ближе и ближе. Казалось, протяни руку – и коснешься ее спины. Он видел, как струи дождя стекают по ее шее. Слышал – даже сквозь рев грозового ливня – ее хриплое дыхание. Он видел ее, но не здания по обеим сторонам улицы, не светофор у моста, не сам мост. Он потерял всякую ориентацию и перестал понимать, в каком месте Мэйн-стрит он находится. Его единственным ориентиром была красная футболка Дейдре Маккомб.

Она опять оглянулась, и это была ошибка. Ее левая нога зацепилась за правую лодыжку, и Дейдре споткнулась и упала, раскинув руки, подняв фонтан брызг, как ребенок, плюхнувшийся в бассейн. Скотт услышал, как у нее перехватило дыхание.

Он подбежал к ней, остановился и наклонился. Она перевернулась на бок, приподнялась на локте и посмотрела на Скотта. Ее лицо исказилось от боли и злости.

– Вы сжульничали, но как? – выдохнула она. – Черт возьми, как…

Он схватил ее за руку. Сверкнула молния, на миг ослепив Скотта.

– Вставайте. – Он приобнял ее за талию и поднял на ноги.

Она широко раскрыла глаза. Снова сверкнула молния.

– Господи, что вы сделали? Что со мной происходит?

Он ничего не сказал. Ее ноги двигались, словно она продолжала бежать, но не по улице, которая превратилась в реку глубиной не меньше дюйма; Дейдре как будто бежала по воздуху. Скотт знал, что с ней происходит, и был уверен, что ощущения удивительные, но с ним ничего подобного не происходило. Для себя она стала легкой, может быть, невесомой, однако для него осталась тяжелой: стройное крепкое тело, состоявшее из мышц и сухожилий. Он отпустил ее. Он по-прежнему не видел моста, но видел размытую желтую линию. Финишную ленту.

– Вперед! – крикнул он, ткнув пальцем в сторону желтой линии. – Бегите!

И она побежала. Он побежал следом. Она порвала грудью финишную ленту. Вспыхнула молния. Скотт финишировал вторым, вскинув руки над головой, и остановился уже на мосту. На середине моста Дейдре стояла на четвереньках посреди проезжей части. Он упал рядом. Оба промокли насквозь. Оба хватали ртом воздух, который, казалось, превратился в воду.

Дейдре взглянула на Скотта. Вода текла по ее щекам, точно слезы.

– Что сейчас произошло? Господи, вы ко мне прикоснулись, и я как будто стала невесомой!

Скотту вспомнились монетки, которыми он набил карманы куртки, когда в первый раз пришел со своей проблемой к доктору Бобу. Вспомнилось, как стоял на весах, держа в каждой руке по двадцатифунтовой гантели.

– Так и было, – ответил он.

– Диди! Диди!

Это Мисси бежала к ним, раскинув руки. Дейдре поднялась на ноги и обняла жену. Они покачнулись и чуть не упали. Скотт подставил руки, чтобы подхватить их, если они все-таки упадут, но не стал к ним прикасаться. Вспыхнула молния.

А потом толпа окружила их, и жители Касл– Рока принялись аплодировать под дождем.