Глава 8

Из леса мы выехали в пять вечера, вернее, в пять вечера сняли последнюю мину в деревне, а потом, очень сильно не торопясь, поехали в сторону Себежа и к вечеру доехали до объездной дороги вокруг города, то есть до той дороги, где мы освободили «Старшину», «Сержа» и всех остальных пленных.

Весь путь мы проделали спокойно, в нашу сторону никаких попутных машин. Встречка была, но разрозненная, никакого движения крупных частей, но это и понятно. Фронт далеко. По месту катаются только местные интенданты да полицаи, а с учётом наших недавних художеств все свободные части брошены в соседний район. Цепляться к нам тоже не цеплялись, провожали, конечно, взглядами, в основном местные полицаи, но остановить нас, это надо совсем не дорожить своей жизнью или обладать полномочиями фельджандармерии.

На подъезде к лагерю, под приметной сосной, мы по-быстрому закопали все мои вещи. Просто чтобы с собой не таскать, а то придётся кого-нибудь для охраны оставлять, а нас и так мало. Здесь же и переоделись по-боевому. Хватит уже. За то недолгое время, что мы ехали, опротивела эта эсэсовская форма. Хотя я ещё не решил, как мы будем вырезать охрану, надо было сначала осмотреться.

До лагеря дошли пешком прямо по дороге, и уже сорок минут мы наблюдаем за ним. Я вот думаю, по-тихому нам перебить охрану? Или подъехать с помпой и важным «Сержем» на одной машине и начать выбивать охрану изнутри, оставив броневик и грузовик на подъездной дороге? Я прекрасно понимал сложность задачи. Мы знали только приблизительное количество охраны, расположение строений в лагере и примерное нахождение огневых точек.

Лагерь стандартный. Почти ровный квадрат четыреста на четыреста метров, четыре вышки по углам, караулка у ворот, колючая проволока высотой в три метра. Внутри этого квадрата были, по словам инструкторов, шесть деревенских домов и ещё шесть здоровых сараев. Огородив всё это неслабое пространство, немцы сразу начали выгонять пленных на восстановление дорог, уборку трупов и прочие местные работы, но это было почти год назад. Где пленные работают сейчас?

Ещё одно интересное обстоятельство заключается в самом устройстве лагеря. Казармы охраны и все хозяйственные постройки лагеря отделены от жилой зоны военнопленных таким же высоким, проволочным забором с калиткой. Рядом с этой калиткой стоит караулка с постом. У караулки навалены мешки с песком и стоит станковый пулемёт MG-34 на треноге, направленный на лагерь, а наружной стены, обращённой во внутренний двор, нет. В этом месте, слева от блока, прямо на улице была раздача еды, а сама кухня – рядом с территорией казармы. Есть ещё одни ворота в сам лагерь. Около них построено что-то вроде блокпоста с пулемётом и ещё одной караулкой.

Интересно. Сколько всего охраны? Взвод? Рота? Да нет, взвода мало, роты много. В лагере наверняка есть ещё местные полицаи из числа пленных. Они живут в самом лагере в одном из домов, заодно и за внутренним порядком присматривают и пленных гнобят. Четыре вышки по одному пулемётчику с «ручниками» или «станкачами» и три поста, допустим по двое, это отделение, смена, ещё отделение. Третье отделение отдыхает и четвёртое хозяйственники. Больше никого и быть не может. Не хочу громко, пойдём тихо. Громко, это мы пол-лагеря взбудоражим, а потом будем их успокаивать, с непредсказуемым результатом.

Караулку мы выбили быстро, на посту было шестеро, и хотя большие, добротные, двух с половиной метровые ворота, сколоченные из толстых сосновых досок, были закрыты, особых забот это не доставило. Мы со «Старшиной» просто подняли Арье с «Наганом» в руках, и он застрелил двух часовых, стоящих рядом с караулкой и таращившихся в темноту. Перед тем как мы подняли Арье, «Батя» кинул во двор камешек, причём сделал это уже второй раз, посильнее и в другую сторону. После чего мы подсадили Арье и «Гнома», и они открыли нам калитку.

Спящих караульных перебили «Серж», Арье и «Гном». Пока я лежал со своим нелепым и незапланированным ранением, «Гном» с Арье сработались как боевая пара, а «Серж» их тренировал, и я им только мешаю. Кто-кто, а я это прекрасно понимал, поэтому я контролировал обстановку вокруг.

Вторая караулка тоже хлопот не доставила, здесь было тоже шестеро. На этом посту у пулемёта также были двое, а все остальные спали в караулке. Опять в небольшой, но добротный бревенчатый домик лёгкими тенями скользнули Арье с «Гномом», «Серж» чуть позже с ножом. Через три минуты они вернулись, а я зашёл в караулку и зажёг фонарик. Теперь мне стала понятна система охраны.

Охрана въездных постов на ночь заступала в караул в количестве шести человек и в течение ночи менялась сама, без разводящего. Получается так. Здесь перед калиткой небольшая лампочка светится. Грамотно расположена, освещает только небольшой пятак перед калиткой, а сам пост в темноте, но помогло это им мало, они как раз курили. Не немцы это, и там, и здесь латвийские каратели – форма другая.

Осталась казарма охраны. Невысокое, но очень длинное помещение, срубленное из толстых сосновых брёвен, стоящее прямо вдоль забора, задней стенкой к лесу. В торце здания, обращенного к лагерю, вырублено небольшое оконце, похожее на амбразуру, и торчит ствол такого же станкового пулемета, как и на блоке. Такие же оконца в количестве семи штук прорублены и в лицевой стене, обращённой на въездные ворота и на просторный плац. На плацу подарок – три крытых грузовика, шесть мотоциклов и две легковые машины. Есть ещё дом коменданта, столовая с достаточно большим навесом, склад продуктов и прочих разностей, тоже немаленький, надо сказать, и канцелярия – небольшое крепкое строение с торчащей посредине крыши трубой печки.

Сначала к коменданту, его надо брать живым. К тому же у него наверняка есть личный архив. Меня в первую очередь интересуют списки местных полицаев и осведомителей. У коменданта наверняка есть свой такой списочек и список тех, кто уже ушёл в полицаи или в каратели. Хотя последнее наверняка в канцелярии.

Коменданта и его подружку спеленали «Серж» с «Гномом». Ну да, комендант был не один, а с феминой. Я с Арье холуями занимался, их двое оказалось. Вырубили, связали, заткнули пасти и подтянулись к казарме, где затихарились «Старшина», «Белка» и «Батя». «Рысь» с «Феей» и Йоной пока остались у машин. Как только мы собрались входить в казарму, за дверью послышались какие-то шаги. Хорошо успели затихариться за углом казармы. Вход в неё здорово смещён в противоположную от лагеря сторону, так что мы успели заныкаться за углом.

«Ха! Так это смена караула! Сколько времени? Три ночи! Ай, вы мои хорошие! Валить вас надо, пока вы до внутренней караулки не дошли!» Хорошо, что их немного, шестеро всего. Стреляли мы вчетвером. «Гном» с Арье свалили по одному, мы с «Сержем» по паре. «Старшина» проконтролировал ножом. Совсем тихо не получилось, один из карателей чуть слышно застонал, но всё обошлось.

«Что тут у нас?» – подумал я, подсвечивая фонариком лежащие тела. Разводящий, четверо на вышки, один лишний. Непонятно. О как! У них форма разная! Все, кто стоял на постах, и те, кого мы завалили сейчас, в форме карателей – на петлицах стилизованные эсэсовские руны, а лишний в смене караула в форме вермахта. Интересно. Форма у него такая же, как и у немцев, которых мы обидели в Резекне в прошлом году – полицейский полк охранной дивизии.

Пока «Старшина» с «Батей» и «Белкой» таскали неожиданно скончавшуюся смену караула, чтобы не мешались под ногами, мы парами проскользнули в казарму. Здесь дневальный у телефона сидит. В смысле, сидел. Хорошо служба поставлена, хорошая штука «Наган» с глушителем.

Теперь по комнатам. Классно живут! В смысле, жили. На каждые две комнаты своя печка, в комнате по пять лиц. Было. Стены хорошие, бревенчатые, толстые, звуков не пропускающие. Умелые руки дом строили. Длинный коридор, пятнадцать небольших комнат и такая же небольшая комнатёнка слева от двери для дневального. В торцевой комнате, обращённой к лагерю, пулемёт с нехилым запасом патронов и ящик гранат «колотушек».

Одиннадцать жилых комнат, друг напротив друга. Небольшое помещение с пятью солдатскими койками, печкой, столом и оружейной пирамидой. Одна комната, видимо, командира взвода и две закрытые на навесные замки. Это точно оружейка или склад ништяков охраны. Иначе чего их на замок закрывать? Всё, что ли? Шестеро на воротах, шестеро на внутренней калитке, шестеро смена караула, один дневальный, двадцать пять штук здесь, двое с комендантом. Условно говоря, четыре вышки, по одной штуке на вышку, четыре, плюс караулка у ворот в лагерь, допустим, максимум отделение. В немецком взводе сорок одно рыло, унтер-офицер и командир взвода, всего сорок три. А я уже сорок шесть насчитал, перебор, а ещё минимум десятеро на вышках и в карауле. Не самец собаки! Языка не взяли!

– «Серж»! Бери «Гнома» и дуйте к холуям коменданта. Сколько всего охраны, сколько охраны на блоке перед входом, сколько человек на вышках, где живут местные полицаи и сколько их. Я на склад и в канцелярию схожу. – Напарник с «Гномом» молча подорвались и убежали к дому коменданта.

– «Старшина»! Возьми «Белку» и тщательно просмотрите казарму. Собери оружие, документы, проверьте пулемёт, обращённый к лагерю. – Этим бегать не надо – только три шага сделали, и вот уже дверь казармы.

– «Батя»! С Арье к пулемёту у выхода в лагерь. Смены караула не было, как бы ни всполошился кто, если что, бейте насмерть. – «Батя» так же молча кивнул и так же молча убежал к пулемёту. По-моему, он шесть нарядов отработал, пока не разучился козырять после полученного приказания.

Сам я дошёл до склада, он чуть на отшибе, а здесь сюрприз. Вернее, два сюрприза. За складом гавкнул кто-то недовольно, причём здорово недовольно. Собаки! Прокрался к углу склада и предсказуемо увидел здоровый вольер со служебными собаками, закрытый к счастью.

Ёж вашу мать! Про собак-то я и забыл. Вот попали бы на ровном месте. Хотя, впрочем, чего это я? Проводник служебной собаки не рядовой, на пост его не загонят, собака не позволит. Значит, проводники собачьи в казарме скончались. Ладно, пусть сидят пока.

Вернулся ко второму сюрпризу. К складу конура прилеплена. У самой двери небольшой такой тамбур, полтора на полтора метра, а в нём часовой спит. Ещё одно рыло. Пятьдесят семь. Не служба, а малина. Была. До нашего приезда. Пенал закрыт не был, кусок нашей алюминиевой вязки у меня всегда с собой. Сначала не отказал себе в удовольствии и, свалив спящего часового на пол конуры, засадил ему ногой в душу, и пока проснувшийся часовой беззвучно открывал пасть в бессмысленной попытке набрать воздух, добавил ему по голове. После чего спеленал, оглядел запертый на огромный амбарный замок склад, а потом и закрытую канцелярию и на обратном пути, оставив винтовку часового в караулке и перехватив за связанные спереди руки, волоком потащил эту тушу к казарме.

Тяжёлый, зараза. Вообще заметил, в еде они себе не отказывают, и немолодые они, лет этак тридцати пяти, сорока, а то и побольше чутка. Странно. А молодые куда подевались? На фронте, что ли? А здесь это стандарт охранников? Непонятно и неинтересно. Какая разница, какого возраста мёртвый немец? Главное, что неживой, пока, понятно, что живой, но это ненадолго. Дотащил этого борова, а у казармы «Старшина» стоит. Как увидел, кого я притащил, аж в лице переменился.

– Командир! Где ты его взял? – спрашивает, а у самого, машинально, ладони в кулаки сжались. Такое впечатление, что он упыря этого лагерного прямо сейчас душить примется.

– У склада на часах спал. – Говорю, а сам «Старшину» контролирую, чтобы моего «языка» не удавил ненароком.

– Знакомый, что ли? Раз знакомый, сам и повесишь, но позже, пока руки ему назад перевяжи и в казарму засунь, причём на труп покровавей, чтобы допрашивать проще было. «Серж» вернулся? – сбил я «Старшине» настрой своим вопросом.

– Нет, командир! Спасибо за подарок. – Гляжу, «Старшина» немного отошёл от первого порыва придушить упыря сразу. Ох, не повезло немцу, что «Старшина» здесь сидел. А как не повезло, что выжил! В это время «Серж» подтянулся.

– «Командир»! В караулах по шестеро, на вышках по одному. Лагерь охраняет взвод карательного батальона, латыши. Немцев одиннадцать штук с холуями без коменданта. Внутри лагеря двадцать восемь бывших красноармейцев, надзирателей и кухонной прислуги, живут в двух крайних домах.

К посту охраны кухонная обслуга приходит в полшестого. За забором два метра тропинка, а дальше по периметру мины натыканы. Есть два отдельных барака, командирский и женский, девчонка из женского барака. – Мать вашу! Совсем «Серж» думать не умеет. Девчонка из лагеря, а он там «Гнома» одного оставил.

– «Гном» где? Мухой за ним! Быстро! И девчонку прихвати. – Напарник бегом умёлся за «Гномом». Научились бегать за зиму. Даже «Старшина» и сапёры пешком не ходят.

– «Старшина»! «Белку» и «Батю» к машинам, пусть подъезжают к воротам на броневике. Как подъедут, броневик не глушить и через каждые три минуты перегазовывать, «Рысь» и «Фею» сюда, и пусть мою винтовку прихватят. Сам останься с Арье у пулемёта. – На воротах шестеро. Это немного, но они стопудово не спят. Чёрт. Сереет уже. Нет, сначала надо выбивать вышки. Через десять минут я услышал гул подъезжающей техники, ещё через пару минут появились «Рысь» с «Феей».

– «Рысь»! Правая вышка. «Белка» будет шуметь движком, стреляй под шумок, чтобы у караулки не всполошились, потом страхуй ворота. Мы с «Феей» берём на себя левые вышки. – В это время подтянулся «Гном» с «Сержем» и очень красивая, статная деваха.

– «Серж»! Берёшь «Гнома» и Арье, ждёте, когда мы вышки перебьём, потом по-тихому подтягивайтесь к караулке через лагерь, «Белка» будет шуметь движком броневика, мы с левой вышки подстрахуем. Девочку оставь со «Старшиной». – Оставлять девчонку одну нельзя. Пусть её «Старшина» немного понянчит – ему не привыкать.

Пулемётчика на левой вышке я убил от угла казармы и почти сразу. Ещё не расцвело, но на фоне светлеющего неба силуэт часового был отчётливо виден. По земле туман стелется, и мне от угла казармы даже караулок не видно. Через несколько минут мы с «Феей» забрались на вышку. С пулемётчиком всё понятно – пуля попала в переносицу, затылка нет, и то ограждение, что к дальней вышке обращено, почти всё в крови и мелких кусках мозга. Сказал бы я! Придётся левый локоть ставить на кровавую жижу. Нет уж. На хрен. Промахнуться нельзя. Встал в классическую стойку для стрельбы стоя, прицелился в силуэт часового, взял чуть выше.

В это время у ворот лагеря взревел двигатель броневика. Угу, на правой вышке пулемётчика уже нет. Хорошо я с броневиком придумал. На звук работающего двигателя все часовые повысовывались. Стоят как поясные мишени в тире. Жестом показав «Фее» сектор обстрела, сам приник к своей винтовке. Четыреста метров для моей винтовки не расстояние, дальний левый часовой как на ладони. Ну-ка, иди сюда, гадёныш! Как тебе моя винтовочка?

В это время «Белка» ещё раз газанул. На! Прямо в башню. Есть. Теперь дальний пулемётчик, по диагонали. Это сложнее, но при некоторой сноровке и опыте вполне возможно. Только глянул на часового и тут же увидел, как его отшвырнуло в сторону. «Рысь». Вот шустряк-самоучка. Как он подобрался-то? Красавец!

Так. Что у нас с караулкой? О, как! Туман, оказывается, не помеха, с вышки всё видно. Казарму видно плохо, она ближе к лесу, там туман гуще, а дальние ворота как на ладони. Опять приник к винтовке, в это время «Фея» выстрелила, и я увидел, что стреляла она по последнему охраннику, уже поднявшему руки. Хорошо попала, точно в голову, чуть ниже пилотки. Умничка девочка, хорошо училась. «Фее» удобно, она же росточком совсем маленькая. Сошки разложила, на перила поставила, ей даже нагибаться не надо, и стреляет как в тире.

Классная у меня всё-таки оптика! Где покойный майор взял такой шикарный прицел? Двое лежали около поста, где засел «Старшина». Видимо, не дождавшись смены караула, которая должна была пройти мимо, а потом, услыхав двигатель подъехавшего броневика и его недвусмысленные порыкивания, на посту забеспокоились и заслали гонцов, предсказуемо нарвавшись на горячую встречу.

Расстреляли карателей в упор, потратив на каждого по десятку патронов, так что оба просто плавали в собственной крови. Ещё двое валялись у ворот, одного срубили прямо в дверях караулки, этому прилетело в затылок от «Феи», и последний тот, что пытался сдаться. Наивный упырёк. Не знает, что охранников лагеря в плен не берут.

Увидел и шустро забегающих в дверь караулки малолетних «грузчиков». Прикрывающий их «Серж» подскочил к одному из тех, что валялись у ворот, схватил его за руки и волоком потащил на блок. Правильно, маскировка превыше всего, мало ли ещё кто вылезет.

Вроде всё. Я внимательно оглядел в оптику территорию лагеря, потом чуть тронул «Фею», тоже смотрящую в прицел винтовки и медленно сектор за сектором осматривающую территорию, за локоть руки, показал пальцем с вышки и первым начал спускаться вниз. Мы вообще мало говорим на выходах и всех приучаем к условным жестам. «Фею» особо учить не надо – она копирует поведение «Рыси», а он парень немногословный.

Спустившись, пробежались до поста и притормозили у него. И только сейчас я увидел виселицу. Матом я говорил секунд тридцать, сдержаться просто не смог. И ведь как расположили скоты! Прямо рядом с раздачей еды. Три столба из неошкуренных сосновых брёвен, поверху брёвна поменьше диаметром, такая перевёрнутая буква «Ш», с них шесть верёвок свисают, на четырёх пленные висят. Девчонка сидела за невысоким бруствером и что-то негромко рассказывала «Старшине», по её лицу катились слёзы, но девушка не замечала их. Рано «Старшина» начал её теребить.

– «Старшина»! Что за слёзы? Загоните грузовик и «Хорьх» сюда, броневик в лагерь, поставьте рядом с караулкой.

«Белка» – броневик, «Фея» – правая вышка, контроль въезда. «Рысь» проверяет дальнюю правую вышку, возвращается и за пулемёт у караулки.

Арье! Пробегись на дальнюю левую вышку, проконтролируй часового и пулей обратно. Оружие заберите.

«Старшина» с «Сержем», «Батей», «Гномом» и Йоной, вернитесь ко мне. – Пока все носились, я, стоя у пулемёта и обозревая окрестности, мысленно считал охрану, и у меня не сходилось количество. Отделение немцев одиннадцать штук, плюс взвод карателей сорок три, всего пятьдесят четыре, а мы набили уже пятьдесят семь. Откуда взялись ещё трое? И спросить не у кого. Вернее, пока некогда.

Заметил я это сразу. Видя, что я на неё не смотрю, девчонка потянулась за винтовкой часового. Не смотреть я на неё не смотрю, а вот периферийным зрением контролирую постоянно. Перехватив «винтарь» за ствол, девчонка резко, откуда только силы взялись, ударила прикладом по тому месту, где я до этого стоял, и тут же с разворота получила от меня удар ногой в живот.

«С чего бы такая резкость?» – подумал я, глядя на корчившуюся у моих ног девицу. Это больно, когда ногой в живот. Не сдержался я, не ожидал таких резких движений. А из женского ли она барака? Слишком хорошо она выглядит. Не голодала она, про таких красоток говорят: «кровь с молоком».

Точно! Вторая легковушка. Вот откуда лишние трое, это приехавшие на легковой машине латыши. Вот теперь полный комплект. То-то мне слух резануло про женский барак. Откуда бы ему тут взяться? Всех наших пленных военных девчонок немцы насилуют и убивают прямо на месте. Если только местных нахватали и для собственных утех держат.

– Командир! Что случилось? – Это Арье. Быстро он на вышку смотался. Винтовка, пулемёт и чем-то набитый немецкий ранец. Прибарахлился. Научились уже все, с такими-то наставничками, как мы с Виталиком.

– Свяжи ей руки сзади, кляп обязательно, и затащи сюда тех двоих, что с той стороны колючки валяются. Потом возьми Йону и сходите в казарму, там живой упырь где-то упакован. На улицу его вытащите и перед домом коменданта положите и из дома коменданта всех вытаскивайте и рядом складывайте, одевать необязательно. – В это время во двор стали въезжать «Хорьх» и грузовик, а ко мне со стороны лагеря подошёл «Серж».

– Девушка из женского барака, говоришь? Не толстовата ли она для заключённой? Хорошо, что она «Гнома» не успела зарезать, пока ты ушами хлопал. Видно, и «Старшина», и «Гном» к ней всё время лицом стояли. Сердобольные вы мои. Бери эту падаль и тащи к дому коменданта. Занимайся допросом и смотри списки осведомителей. В первую очередь предатели и осведомители. Пока всю информацию не получишь, пленных из бараков не выпустим. – «Серж» ухватил девчонку за руку и за волосы и, нагнув, быстро повёл к дому коменданта. Мне что-то не давало покоя, что-то я упустил. Отметил и после сольного выступления девицы упустил. Что-то важное. Точно. Вот это. Бинты на повешенных пленных, я зацепился за них взглядом. Бинты свежие, пленных в лагерь привезли недавно, все четверо повешенных с ранениями. В это время ко мне подошли «Старшина» с «Батей» и «Гномом».

– «Старшина»! Время пять двадцать, сейчас кухонная команда подойдёт. Встречаешь ты, «Гном» и Арье. «Фея» страхует с вышки, я на подхвате.

«Батя»! Ты с Йоной к дому коменданта. Собирайте оружие и личные документы. Пусть Йона сбегает к складу, там винтовка часового в караулке. Документы в мешки и в «Хорьх», оружие и боеприпасы к нашему грузовику. Проверь закрытые на замок комнаты, тяжёлый пулемёт не трогай, но личного оружия валяться нигде не должно. Пришли сюда Арье.

«Серж» пусть делает, что я сказал. Передай ему, в лагере новые пленные. Откуда и сколько. Повешенные все со свежими ранениями, видимо, обламывали пленных из нового поступления или просто раненых повесили для устрашения. – «Старшине» лишнего командовать не надо – он сам таких приказаний по сто штук в день раздаёт, но порядок должен быть во всём.

Кухонная обслуга подошла ровно через десять минут, прямо хоть часы по ним сверяй, и предсказуемо воткнулась в закрытую калитку и пулемёт с очень недобрым Арье. Было их двенадцать штук, удивиться они не успели. Вернее, удивлялись, уже стоя на коленях с руками на затылке и вдесятером.

Двое последних, увидев незнакомую форму и маски, попытались, прячась за спинами, сдёрнуть обратно. А «Фею» я зачем на вышке оставлял? Хорошо «Рысь» стрельбе обучает.

Сначала первому, вырвавшемуся вперёд на пяток шагов, прилетело в спину. Невысокий коренастый мужик с неправдоподобно короткими ногами достаточно быстро бежал по широкой песчаной тропинке, и вдруг в тишине раздался стук как по мешку с песком, и его с силой откинуло ещё на полтора метра вперёд. Ногами он ещё пару раз перебрать успел, а потом просто воткнулся в утрамбованную тропинку, щедро орошая её кровью.

Второй – звероподобный заросший, казалось, по самые глаза чёрной, косматой бородой мужик в гражданской одежде сообразил сразу, но помогло ему это мало. Он уже разворачивался обратно, задирая вверх руки, как ему в голову, куда-то в район уха, попала пуля. Опять раздался стук, только в отличие от первого влажный и с каким-то чмокающим звуком, с другой стороны его головы вылетел фонтан крови вперемешку с мозгами.

Все остальные надзиратели рассмотрели всё это в мельчайших подробностях и рванули, толкаясь и отпихивая друг друга, в распахнутую «Старшиной» калитку чуть ли не бегом. В это время к нам подтянулся «Серж» и достаточно громко заверещал ещё на бегу:

– Командир! Пленных четыре дня назад привели из Резекне, а там собирали из двух составов, из-под Ленинграда и из-под Харькова! – Понятно, что его пробило. Я про Харьков ему и Елагину рассказал. Вот его сейчас колбасит-то. Я, если честно, не помню, когда у нас харьковская операция началась, но здесь всё не так, немного по времени всё же отличается.

– Чего орёшь? Весь лагерь перебудишь. Сколько народу привели? И почему сюда, а не в 347-й шталаг в Резекне? Сколько вообще человек в лагере, выяснил?

– В Резекне уже некуда. Там всё битком. Последние несколько недель туда идут эшелоны из-под Ленинграда. Называют Мясной Бор и Любань. – Голос «Сержа» звенел от волнения. Периодически я рассказывал посвящённым в нашу историю трагедию Мясного Бора и Ленинграда, что помнил конечно же.

– «Батя» работу закончил? «Старшина»! Бери «Батю», Йону и троих из этих. – Я кивнул на прислушивающихся надсмотрщиков. – Вскрывайте склад, готовьте еду, остальных повесить, если не нужны. – Сказал я это специально, мигнув «Сержу». Сейчас он из них быстро информацию выдоит.

Так и получилось. Строй стоящих нестройной кучкой надзирателей рухнул в пыль двора, жалобно блея на разные голоса. Эти уроды не Елагин, о них можно ноги вытирать, а вот что интересно, один так и стоит, только молится и крестится. О как! Интересный подход к делу. Неужели по убеждению в надзиратели пошёл? Так он тоже в гражданской одежде, как и тот, которого «Фея» вторым завалила! Надо выяснить, что это за звери, может, петля для них за счастье?

Узнали всё мы очень быстро, лучше бы не узнавали. Как теперь жить с такими знаниями? А как живут вот эти, которые у нас в ногах валяются? Действительно звери, зверей просто некуда. Зверями таких называть, зверушкам смертельное оскорбление нанести. Девять штук их, из общего числа лагерных надзирателей. «Старшину» аж трясёт от такой информации, «Серж» белый весь.

«Серж», Арье, «Гном» и Йона у нас без масок. Мы же собирались делать «Сержу» рекламу? Вот с дома начали, здесь продолжим, будет у меня суровым, но справедливым советским командиром в окружении злобных евреев отморозков. «Серж» у нас в чёрной перчатке на левой руке, упёр обе перчатки у одного из гестаповцев в доме.

Ранение в голову мы с Елагиным озвучивать не стали. Перебор. Здесь это не нужно, не думаю, что кто-то из пленных доберётся до линии фронта и попадёт в НКВД, но предосторожность не лишняя. Скорее к немцам попадут, так что на всякий случай сделали, мало ли кто их будет спрашивать и что они напоют на допросах.

Я у пулемёта опять один. «Гном», Арье, «Старшина» и «Серж» пошли в барак к старым пленным, их отдельно держат, искать знакомых и тех, кто мне нужен для моих дальнейших задумок. Весёленькие дела здесь творились, обхохочешься.

Гражданская одежда это что-то вроде отличительного знака – задумка самого коменданта. Для того чтобы её получить, надо придумать какое-то зверство и в результате стать старшим надзирателем. За год такое удалось сделать девятерым. Пересказывать не берусь, но впечатлены все. Зверские кастрации и затравленные овчарками люди в качестве наказания за малейшую провинность – это самое простое, что нам пришлось выслушать.

Я тоже сейчас всем устрою кастинг, по результатам которого отберу отдельную команду исполнителей. Не самому же мне Ранке на кол сажать? Никому из моих бойцов доверить этого нельзя, крышей съедут, а мне они дороги как память о времени, когда я ещё был человеком. Ну да, придётся и мне зверем становиться, без этого никак не получится сделать то, что я планирую сделать за год.

Вот из бывших пленных могут найтись. Любому человеку в таких условиях месячишко посидеть, и палач готов к чему угодно или надзиратель, это от внутреннего стержня человека зависит. Послушать то, что нам пришлось выслушать, и сам пойдёшь топором направо и налево размахивать, а мы только выслушали сбивчивые признания испуганной кучки надзирателей, а не отсидели здесь, под их властью почти год.

Именно так, увидев первые зверства на этой войне и размахивая штыком от СВТ, я поступил в Сарье. Теперь всё по-другому, теперь мне только командовать командой палачей, больше просто некому.

Комендант лагеря такой затейник, оказывается. Пленных, которые пришли три дня назад, в количестве четырёхсот восьмидесяти человек, он приказал не кормить. Пришли в буквальном смысле этого слова. Это те, кто выдержал пешую прогулку из Резекне, а это больше девяноста километров. Выходило из лагеря их более восьмисот человек, дошли менее пятисот. Так и сидят четверо суток некормленные. В Резекне их привезли из-под Ленинграда. Из знаменитой долины смерти, что в Мясном Бору. То есть эти люди и так последние месяцы хрен без соли доедали, а теперь их здесь голодом убивают.

Вот я сижу и думаю, что мне такого сотворить, чтобы упырям надолго запомнилось. Эти девять надзирателей, одетых в гражданскую одежду, уже восемь, но это не существенно, обязательно подсядут у нас на кол, с комендантом, разумеется.

Боров, которого я взял живым, тоже своей смертью не помрёт. Этот умелец – проводник самой злобной собаки в лагере. «Белка» как услышал от «Старшины», кого я живым взял, в лице переменился. В прошлом году его друга охранники собаками затравили. Сидит небось в броневике и планы мести вынашивает, но это он зря. Посмотреть он, конечно, посмотрит, а зверствовать я ему не позволю. Я, пожалуй, надзирателей напрягу, пусть трудятся, легкую смерть вымаливая.

Да. Так я и сделаю. Всё равно пяток из них надо живыми оставить, должен же кто-то немцам про «Сержа» рассказать. Слова Елагина надо подтверждать, вот они и подтвердят. Просто в достаточно своеобразном состоянии, не оставлять же их живыми, а то опять в надзиратели подадутся. В таком виде, в каком я их оставлю, их будет проще пристрелить, чем вылечить. Не будут же немцы с ними заморачиваться? У них методы лечения более продвинутые. Европа всё же. Цивилизация. Понимать надо разницу.

Я набрал тех людей, которые мне были необходимы, а это не только те, кто сажал на кол коменданта. Таких половина лагеря собралось, коменданта люди готовы были порвать на куски голыми руками, да и оставшихся в живых немцев и надзирателей тоже. Главное, «Старшина» нашёл трёх радистов, трёх пилотов СБ, двоих штурманов, ещё двоих пограничников, четверых сапёров и ещё почти четыре десятка человек, готовых вообще на всё что угодно и помнящих и «Сержа», и «Старшину, и «Батю» с «Белкой».

Девицу-красавицу, что мы с комендантом обнаружили, пленные порвали на куски. В буквальном смысле этого слова. За трое суток своего пребывания в лагере эта тварь повесила двенадцать человек из нового поступления, по четыре человека в день. Сама выбирала и сама вешала, получая удовольствие от ужаса людей.

Всех остальных узников мы вооружили чем смогли и тремя группами отправили по разным направлениям пешком, а ещё одну группу на трёх грузовиках, двух легковых машинах и нашем броневике по дороге на Псков. Все переговоры с пленными вели «Серж» со «Старшиной». «Белка» с «Батей» занимались осведомителями, списки которых нашли у коменданта и старшины старших надзирателей. Всего осведомителей насчитали тридцать семь штук, все они были из старого состава военнопленных. Новых пленных только начали обламывать по методу коменданта, так что в их группе осведомителей не было.

Всех обнаруженных осведомителей связали и безжалостно сожгли живьём в одном из бараков. Может быть, это покажется бесчеловечным, но менее чем за год из более чем четырёх тысяч пленных, содержащихся в лагере, до сегодняшнего дня дожили только триста сорок два человека. Все они в таком состоянии, что большинство из них умрёт в самые ближайшие недели, если их не затравят поисковые команды немцев. Именно эти пленные из старого состава лагеря уехали на грузовиках, легковушках и броневике. Уйти пешком они никуда не могут, да и станковые пулемёты они никуда на горбу утащить не смогут, поэтому «станкачи» поставили на грузовики.

Все эти полтора суток, пока мы были в лагере, мы с «Феей» и Арье с «Гномом» оставались в тени событий. Мы сразу отсортировали пленных и забрали к себе тех, кто пойдёт с нами, а это больше пятидесяти человек. Большинство из них, пройдя пару километров черепашьим шагом, попадали бы замертво, поэтому наш грузовик и «Хорьх» я оставил себе и три из шести мотоциклов. На правах первооткрывателя я занял казарму и поставил на входе пост из Арье и «Гнома». Тех, кого отбирали «Старшина» и «Серж», сразу убирали в казарму.

Хорошо, что мы большую часть охраны перебили ночью, хоть часть новых бойцов сразу переодели. Ну и все мероприятия по кормёжке, мытью, бритью и обустройству всех пятидесяти девяти новых бойцов легли на плечи «Феи», Йоны, Арье, «Гнома», а чуть позже и «Бати». Главное, было покормить, вооружить и по-тихому отправить пешком три большие группы пленных, с наказом двигаться как можно тише, хотя бы в первые двое суток. Это те, кто может осесть в лесах и прибиться к партизанам. Ещё четыре группы, по моему совету, формировал лично «Серж». Идут все эти группы с наказом добраться до фронта с его донесением.

Первые пятнадцать человек, самых крепких и во главе с политруком и капитаном, попробовали сразу построить всех нас, но, увидев шёлковый документ «Сержа», сразу умерили свой пыл. Конечно, и капитан, и политрук были в форме красноармейцев, но понты… Понты никуда не делись. Только почувствовав воздух свободы, они тут же попытались строить и нас, и окружающих их бойцов. Правда, тут же прилетела птица «обломинго» в лице «Сержа» и обломала им весь кайф.

Их отправили первыми, пешком, разъяснив обстановку и отдав письмо с пространным докладом «Сержа». Я почти уверен, что они первыми и погибнут. Политрук излишне борзый, задавит он капитана своей борзотой и всех под монастырь подведёт, но строить его или что-то менять в этой группе я смысла не увидел.

Ещё три группы в составе двенадцати человек каждая идут с большими отрядами через леса. Отделятся от отрядов они по обстановке, но я почти уверен, что они тоже погибнут или попадут к немцам.

Основную группу набирал я. Пятеро невысоких жилистых пехотинцев, трое таких же невысоких, коренастых механиков-водителей из нового пополнения и один из пограничников из старого состава пленных едут на трёх мотоциклах и обряжены в форму полицейских. Пехотному сержанту – невысокому, коренастому, седоусому и чем-то неуловимо похожему на «Батю» мужику было отдано обычное донесение с подробными объяснениями и тщательно проработанной и рассказанной всей группе легендой возникновения нашего отряда.

А вот второе донесение у пограничника. Этого пограничника знают все бойцы моей группы, сидевшие в том году в лагере. Именно ему было отдано настоящее донесение, так же как и первое, которое нёс лейтенант, обмотанное вокруг гранаты. В этом донесении доклад «Сержа» об уничтожении куратора разведывательной школы латвийского генерального штаба Вальтера Нойманна и о захвате списка агентов, работающих в нашей стране, а также краткий отчёт работы отряда с полным количеством уничтоженных упырей и кратким по датам действиям отряда.

Это донесение я дал почитать пограничнику, всё равно прочтёт. Изумлён он был до последнего предела. «Серж» ему ещё добавил, что это то количество уничтоженных немцев и полицаев, которое мы можем подтвердить документами, и ещё что-то около трети уничтоженных полицаев документами подтвердить нельзя.

Группа получила копию карты, должна добраться до дальней сожженной деревни, найти нашу закладку с оружием и продуктами и остаться там минимум на две недели, пока всё не утихнет. И только потом, через две недели, выдвинуться пешком в сторону фронта.

В эту группу я набирал разумных, неторопливых людей и сам проводил им инструктаж, объясняя детали. Уже расставаясь, мы вдвоём с «Сержем» сказали им, что дойти до фронта они должны обязательно. Мотоциклы, на которых они туда уехали, группа должна замаскировать в ельнике у дальней деревни, всё лишнее оружие оставить в закладке, а продукты они могут забрать себе.

Надеяться на то, что суматошные причитания «Сержа» о связи, для передачи сверхсекретной информации, попадут к нашим, я даже и не мечтаю. Но из такого количества донесений хоть одно, но должно хотя бы до кого-то дойти, не до фронта или партизан, так до немцев. Все эти донесения не несут никакой конкретики, кроме информации о том, что «Серж» жив, действует, имеет какую-то информацию и ищет связь с командованием.

Всё это, по большому счёту, дымовая завеса, которая должна подтвердить основное. То, что «Серж» руководит партизанской группой и его действия наносят серьёзный ущерб врагу, но, как и настоящая дымовая завеса, все эти действия не дают никакой конкретики. Дым есть, а группы нет, и где её искать, никому не известно.