– О-хо-хо-хо-хонюшки, плоховато…

– Что ты, Федь?

– Ничего, так я, бабушка… ничего. Ничего хорошего, бабушка, согласись…

– Что такое, Федя, опять с тобой приключилось?

– Ничего не приключилось, бабушка, сама ты видишь, пока со мной. Только как подумаю, что еще приключится… Как заглянешь вперед-то, бабушка, как подумаешь, ужаснешься…

– Это что же такое, Федя, ужасает тебя впереди?

– Да таблица, бабушка, умножения…

– А вообще-то, я так считаю, лучше и не знать ничего человеку о будущем, что там ждет его впереди. Ты как думаешь?

– Все же, Федя, думаю я, что сиди да учи третий столбик.

– Лучше завтра, пожалуй, выучу я его, мне сегодня, бабушка, жить уже совсем мало осталось…

– Что ты крутишься, Федь, как ерш на крючке?

– Видишь муху эту ты, бабушка?

– Вижу, Федь. Ну и что?

– Вот она, эта муха самая, покоя мне не дает, за нос водит…

Третий час уже не могу от мухи этой глаз отвести. Хоть бы ты ее, бабушка, чем-нибудь оглушила.

– О-хо-хо-хо-хонюшки, бабушка… Мысли мрачные изъёрзали…

– И какие же мысли мрачные, Федя, изъёрзали тебя?

– Да мало ли, бабушка, их во мне! Как оглянешь…

– Что же плохо там, Федь, как оглянешь?

– А сама-то, бабушка, оглянись…

– Силы небесные! Это зачем же ты, Федя, Царь-Зайца распотрошил?!

– А проверить хотел я Царьца с души, кто в нем, как нажмешь вот тут вот, мяукает?

Впрочем, это дело прошлое. Уже можно обратно его заштопывать. Нету в нем ни души. Одна вата.

– Третий столбик выучил, Федя, ты?

– Да какой там выучил, бабушка, бог с тобой! Как дуршлаг моя голова. Только нужные сведенья остаются. Жить бы человеку попроще, а, бабушка?

– Это как же попроще, Федя?

– Днем сегодняшним жив – и ладно. Это я к тому, бабушка, что ведь завтра тоже таблицу умножения учить, и конца и края этим завтра не видно. Я сегодня-то, бабушка, еле встал. А уж завтра…