Книга: Небесный почтальон Федя Булкин
Назад: Из тетради Фединой: о несправедливостях жизненных воспоминаний
Дальше: Из тетради Фединой: о смысле жизни

Из тетради Фединой: о небесах обетованных

Горит душа у дворника нашего, дяди Коли.
Сам он так сказал бабушке: дайте, сказал, три рубля до возможности, Тамара Лесеевна. Душа горит.
Так и представил я, как душа горит внутри дворника. Больно, наверное, очень это ему. И снаружи-то, когда обожжешься, волдырем надуется, покраснеет, жжется. А если изнутри!..
Посмотрел поплотней я на дворника, пристально: не дымится ли уже он, не тлеет снаружи ли? Так, когда мы с бабушкой на даче костер разжигаем, вниз газетки кулем, мусора высыплем, хвороста, щепочек, а сверху шалаш из веток. И газету спичкой бабушка чирк! Огонек пробежит по краюшку, попробует – можно ли есть? И начинает тлеть изнизу, принимается: ничего, мол, есть можно. А вверху над шалашом борода из дыма болтается, глаза щиплет, пока сам огонь бороды не ухватит. И потом уж так разойдет! Одни угольки останутся, картошку пеки. Вон и у дворника борода… Бедный дворник…
Живое дело – огонь! Жует да потрескивает. У нас через три участка сарай целый съел. А после расхорохорился, на дом уже хотел перекинуться. Крышу облизывал. Едва машины пожарные потушили.
Три рубля же эти, что дворник у бабушки на тушение просит, на часики мне, на подарок, если в школу примут меня, отложены. Не дымится дворник пока. Может, халтурит он? И на прошлой неделе говорил, что горит…
Не дала бабушка из часиков моих на тушение дворнику. Не тем, сказала, душу тушишь, такое тушение ей один керосин…
А когда керосин в огонь разрешает плеснуть мне бабушка, весь костер так и вспыхнет!
Неужели керосином душу тушить дворник глупый хотел?
– Спиртом, Федя, хотел.
Спиртом?!
Спирт – он синим огнем горит, целым факелом на щипцах горит ватой, когда ставит бабушка банки.
Синим пламенем, значит, горит душа в дворнике! Вот и дыма нет. Тоже дыма нет, когда банки. Неужели все-таки полыхнет?
И слежу за дворником из окна. Есть у нас на каждом этаже шкафы пожарные, в них большие бутылки – огнетушители красные. Загорится дворник снаружи – сам его потушу…
* * *
У нас огромные новости! Дворник повесился!
Не выдержал, значит, как душа-то горит.
Погубили мы с бабушкой человека…
Вот так вот мертвым на руках из дворницкой вынесли. Стра-а-ашный… Загородила мне бабушка, да я все равно под рукав просунулся, совсем рядом видел.
Вот так вот у него лицо синее, глаза пузырями выпекли, и язык показывает, свесил, как будто собака когда. А язык такой большой, серый…
Это, может быть, думаю, душа-то его горящая вылететь хотела, да язык огромный не дал… вон он какой распухлый. Так она, душа, наверное, бедная, внутри мертвого дворника задохнулась…
– Задохнулась, бабушка, душа в дворнике?
– Не знаю я, Федя. Господи помилуй, грех-то какой…
Грех-то какой! Погубили мы с бабушкой дворника из-за часиков…
А если жива еще она в нем? Закопают дворника, будет биться там она под землей. О гроб молотить-колотить, как воробушек о стекло. А никто не услышит…
– Не воскреснет, бабушка, теперь дворник?
– Не знаю, Федя… не знаю, маленький… грех это самый страшный у Господа считается – самоубиться. За оградой таких хоронят…
– За оградой чего?
Молчит бабушка, плачет…
Сгорел бедный дворник от спирта-то… синим пламенем…
– За чего за оградой-то, бабушка?
Молчит…
За оградой Града Небесного, вот за чего оградой, наверное…
Потому и дворник, что не в доме, а во дворе… что в Град его не пускают.
Не выбралась, значит, правильно сообразил я, душа из дворника… не долетит теперь до Града Небесного. Будет дворник мертвый с высунутым языком по земле ходить… проведением… Будет листья месть… листья жечь, будет лопатой снег скрести… скрип! скреп…
«Погубил, Федя, душу ты мою из-за часиков…»
Страшно, бабушка…
Слыхал я, что бывают такие случаи, чтобы мертвых живыми землей закапывали. Сон литургический называется. Самое страшное дело! Положат спящего в гроб, гроб в яму, яму землей, сверху плитой. Не выберись к нам сюда. А он и проснется… Что такое увидит! Что такое подумает…
Вот и с дворником нашим, наверное, та же история…
«…Взыщи, Господи, погибшую душу Николая Васильича, аще возможно есть, помилуй ю… Не постави мою молитву во грех… но да будет Твоя святая воля…»
Воля, воля…
Должен Бог простить дворника! Нужно объяснить ему, что и из-за нас тоже с бабушкой он повесился, что горело в нем изнутри синим пламенем, и во мне бы если горело бы так вот изнутри, разве выдержишь такое?
Может, что никто не жалел его, он до Бога хотел из себя поскорее выпрыгнуть, чтоб его хоть тот пожалел, наплакаться. А как из заживо горящего себя выпрыгнешь, пока не убьешь? Я вот видел по телевизору, дом горел на Поле Октябрьском, у метро у нас совсем рядом. Так там люди из окон тоже выпрыгивали… с такой высоты!!! Я забыл бы лучше, что видел это, только их, как Пуню с собаками, забыть не могу…
– Бабушка!
– Что, Феденька?
– Не досталась собакам душа Пунина, как ты думаешь?
– Не досталась, Феденька. Куда собакам за душой угнаться? Улетела она…
Будет убивать меня кто-нибудь… если уж очень больно станет мне, тоже я тогда улечу.
Бабушка!!!
– Записку написать нужно, бабушка! Срочную! Объяснить все Богу про дворника, пусть простит его, пустит в Град Небесный жить! У него профессия нужная, будет улицы убирать, подметать, снег скрести, цветы разводить… Что погибшему человеку заживо в земле пропадать?!
– Напиши.
Назад: Из тетради Фединой: о несправедливостях жизненных воспоминаний
Дальше: Из тетради Фединой: о смысле жизни