Это был канун самого странного американского праздника, Хэллоуина. Смесь религии, любви к ужастикам и халявным сладостям, когда дети наряжаются в нелепые костюмы и шантажируют чужих людей со словами «trick or treat».

В этом году я оделась в золотое сатиновое платье в пол и головной убор из золотых бусинок с кисточками до плеч, нарисовала густые черные стрелки и в этом образе Клеопатры отправилась к друзьям на вечеринку. Мне удалось уйти с работы вовремя, и нужно было сделать всего лишь одну остановку – заехать в магазин за гостинцем. Я купила бутылку рислинга и шоколадный торт, села в машину и начала медленно выезжать с парковки.

Солнце уже потихоньку приближалось к горизонту, но яркие лучи периодически ослепляли меня, пробиваясь через козырек. «Еще два поворота, и солнце останется позади», – подумала я. Мне надо было как можно быстрее выехать на магистраль, чтобы сбежать от слепящего солнца и трафика. Я остановилась перед последним знаком «СТОП» и уверенно нажала на педаль газа.

Внезапно я почувствовала опасность. Я резко повернула голову налево и увидела кроссовер. Он приближался ко мне на бешеной скорости. Я хотела отреагировать и свернуть с его пути, но вдруг…

Резкий удар в левый бок, треск металла, шипение, визг тормозов… несколько взрывов внутри салона. Меня разворачивает и несет задом. В зеркале заднего вида я вижу большой столб. Еще один мощный удар сзади. Резкое движение вперед, еще один взрыв. Остановка.

Последнее, что я вижу, – облако дыма. Последнее, что слышу, – звон стекол. Я закрываю глаза.

Теперь слышен только стук моего сердца:

Тук…. Тук…. Тук….

Потом тише и медленнее

Тук……………… Тук…………….Тук………………

Потом едва заметное

Тук……………………………………….

Тук……………………………………….

Тук……………………………………….

Потом все замирает.

Что со мной? Вопрос звучит где-то внутри.

– Это все? Конец?

Ответа нет.

Нет ничего, кроме пустого пространства вокруг меня. Я не чувствую тела, ничего не осязаю, не вижу, не слышу. Я как будто схлопнулась в одну маленькую точку.

Это я? Где я?

Ответа нет.

Что дальше?

Вдруг вдалеке я вижу мелкую рябь, она начинает приближаться ко мне. Ответ?

Эта маленькая точка, эта маленькая «я» начинает сопротивляться приближающейся ряби.

– Неееееет….. Неееееееет……. Неееееет. Я не хочу уходить. Я слишком молода, я еще ничего не сделала в своей жизни!… Но никто не спрашивает, что она хочет, и у нее нет никаких шансов против того, что надвигается.

Рябь неумолима. Она приближается и расширяется. Все ближе и ближе, и теперь она превращается в экран, на котором появляются картинки.

Вот мое детство в Иванове. Вот любимая мама, бабушка и дедушка, вот родные. Вот школа и друзья. Вот я лечу в Калифорнию. На этой картинке точка ликует – вот это чудо, потенциал безграничных возможностей. Затем учеба в колледже, в университете, выпускной, столько интересного, все хочется рассмотреть поподробнее. Но опции нажать на паузу этого слайд-шоу нет. Картинки учебы сменяются на слайды последних лет работы. Сначала яркая картинка первых месяцев в Крестлайне, потом чуть более тусклая конца первого года, потом еще более тусклая, а потом практически серая картинка последних месяцев моей жизни. Я вижу, как что-то светлое все еще пытается пробиться в потухшие темные краски будней – свидания, встречи с друзьями, но эти эпизоды быстро исчезают, они бессильны перед слайдами монотонных безрадостных дней.

А потом появляется вопрос. Я не вижу его и не слышу его, но я осязаю его каким-то новым органом чувств:

Я ощущаю себя крошечной, медленно пульсирующей точкой. У меня нет ни рук, ни ног, ни голоса, чтобы протестовать против всего того, что происходит.

Мне не страшно. Мне не больно. Но мне обидно. Мне дико, невыносимо обидно, что это конец.

Внезапно из этой точки начинает идти энергия – бесшумная, но неистовая энергия протеста:

– Нееееееет, она не стоила этого. Но нееееет, не забирайте меня. Мне еще слишком рано уходить!..

Я чувствую, что-то невидимое и неслышимое начинает тянуть точку туда, откуда не возвращаются. Что будет дальше – неизвестно. Известно лишь то, что назад дороги не будет.

– Подождите! Моя точка издает сигнал SOS. ПООООДООООЖДИИИИИТЕ. Я НЕ ГОТООООВА. Я ничего не сделала за свою жизнь.

– А что ты хочешь сделать? Я осязаю этот вопрос, он идет не извне, он идет из той же самой точки – из меня.

– Я хочу научиться любить. По-настоящему. Я хочу стать счастливой. По-настоящему. Я хочу принести пользу людям. Реальную пользу. Не просто заработать денег, а оставить после себя что-то ценное. Я не хочу уйти и оставить после себя лишь хлам.

Пауза.

Ответа нет.

Слышит ли меня кто-то сейчас?

Иисус? Ангелы?

– Дайте мне еще один шанс! Ну пожалуйста, верните меня обратно… умоляет моя-я-точка. Я обещаю, что, если я вернусь, я создам новую жизнь. И я больше не профакаплю ее. Я сделаю три самые главные вещи. Обещаю-обещаю-обещаю. Нет, клянусь. Клянусь, что я научусь любить, стану счастливой и принесу ценность миру. Только, пожалуйста, дайте мне еще один шанс.

Пауза

Тук……………………………………….

Я снова слышу медленный тихий стук моего сердца.

Тук……………………………………….

Тук……………………………………….

Потом быстрее

Тук……………… Тук…………….Тук………………

Я открываю глаза.

Вижу перед собой серый дым, разорванные подушки безопасности, битое стекло.

Кто-то медленно открывает мне дверь, дает руку и помогает выйти из машины. Это женщина. Я смотрю на нее, а потом на машину. Сквозь туман сознания вижу проломленный бок. Делаю шаг вправо и вижу раскорчеванную заднюю часть от удара об столб.

– Вы в порядке? – спрашивает меня женщина.

Я пытаюсь ощутить свое тело.

– По-моему, да. – Слышу свой голос в ответ.

Я чувствую боль в боку, но не резкую. Осматриваю себя. Цела.

– Слава богу, – слышу ее облегченный вздох. – Я очень виновата, пожалуйста, простите меня. Я не увидела знака «Стоп», солнце светило мне прямо в глаза.

– Ничего, – слышу, говорит мой голос. – Главное, что все живы. С вами же тоже все в порядке?

– Да, я тоже окей.

Я слышу, что кто-то вызывает полицию. Я все еще в тумане, но бреду к машине, беру сотовый и медленно двигаюсь к бордюру. Сажусь на него, открываю телефон и звоню Рону.

Когда Рон и Джиджи доехали до меня, я уже почти пришла в себя. Полиция составила протокол, по которому женщину (по иронии, оказавшуюся медсестрой) признали виновной и обязали возместить все мои потери по машине и, если окажется необходимым, мое лечение.

– Это невероятно, но вам очень повезло, – тихо сказал полицейский, когда давал мне копию протокола. – По тому, как вам проломили левый бок, еще 5 дюймов влево, и авария была бы фатальной.

Рон настаивал отвести меня в больницу, но я отказалась. В этот момент я прожила то, о чем обычно говорят пожилые люди: жизнь скоротечна, использую каждую минуту, все может закончиться в любой момент. Теперь я не просто слышала это, теперь я это прожила. И я не собиралась больше тратить бесценные минуты своей жизни на такую ерунду, как ожидание в очереди на медосмотр.

Когда меня привезли домой и я вошла в квартиру, я уже знала, что это мои последние дни здесь. Пушкин запрыгнул мне на колени и замурчал, я взяла его за передние лапы и опустила лицо до уровня любимой морды. Я прошептала ему:

– Сегодня я чуть не умерла.

Он смотрел на меня каким-то глубоким, всепонимающим взглядом.

– Но мне дали еще один шанс. Нам придется начать новую жизнь.

При Пушкине в качестве свидетеля я пообещала, что выполню условие кредита, который мне выдали. Счастье, любовь, ценность. Какой будет эта ценность, мне только предстояло понять. Как стать счастливой и как научиться любить, я тоже еще не знала. Но я была обязана оправдать доверие, обязана расплатиться за этот шанс сполна.