01.02.14, Петербург

Среди ночи просыпаюсь от звука шагов. Набрасываю халат и выхожу в коридор. Свет пробивается из комнаты, в которой стоит синтезатор. Надев наушники и отключив звук динамиков, Вера перебирает клавиши. Не слышит, что я вошел. Чтобы не испугать ее прикосновением, выключаю и снова включаю свет. Вера оборачивается, снимает наушники. Целую ее в лоб.

– Что ты играешь?

– Репетирую Адажио.

– Ночью?

Сажусь в кресло-качалку.

– Ты говорил, что видел Джадзотто. Как он тебе?

– Обычный господин, похож на директора школы. Работал где-то на радио. Преподавал. В конце пятидесятых объявил, что нашел фрагмент неизвестного сочинения Альбинони – шесть, что ли, тактов – и восстановил его.

– По шести тактам?

– Так он говорил. Хочешь морса?

Вера кивает, и я приношу из кухни два стакана с морсом.

– Это так странно, – Верины губы блестят от влаги, – приписать свою музыку другому.

– Пожалуй. Обычно всё происходит наоборот.

– Но раз теперь правда известна, неправильно называть это музыкой Альбинони.

– Согласен. Наше выступление можно будет объявить так: Ремо Джадзотто, Адажио Альбинони. Хотя то, как мы будем объявлять, для них обоих уже не имеет значения. Да и для музыки тоже.

Пройдясь по комнате, Вера присаживается на подоконник.

– Я играла и думала, что такую музыку можно написать только перед смертью.

– После своего Адажио Джадзотто прожил еще лет тридцать. Но в каком-то смысле ты права. Я думаю, он действительно готовился к смерти. Привыкал к ней.

– Разве можно привыкнуть к смерти?

– На это дается достаточно времени. Целая жизнь.

– А если не дается? – Встав с подоконника, девочка подходит к журнальному столику. – Каталог итальянской недвижимости…

– Да, мы с Катей хотели, чтобы ты это посмотрела.

Вера садится в кресло, я устраиваюсь на подлокотнике.

– Поццуоли… Где это?

– Под Неаполем. Вот здесь, – показываю на фотографию порта, – высаживался апостол Павел по дороге в Рим.

– Здорово снято.

– Чувствуется даже эта жара, правда?

– Это из-за ящерицы на камне. И воздух над ним, смотри, мутный.

– А это вилла. Тебе нравится?

– Я думала, музей. На самом берегу – круто. Просыпаешься и видишь море. – Вера переворачивает страницу. – Эта девушка похожа на Катю… Катя говорила мне, что у нее была зависимость…

– Была. Благодаря тебе теперь все по-другому… А это в Калабрии, тоже на юге. Скалея. Городок в табакерке.

– И звучит по-сказочному: Скалея… Ты хочешь уехать туда?

– Почему – ты? Мы. Если у тебя, конечно, нет возражений.

– А мама? Позавчера мы с Катей ее навещали.

– Знаю. На днях ее переведут в частную клинику, а там посмотрим.

Где-то внизу проезжает первый троллейбус. Щелканье штанг на стыке проводов.

Хорошо, что Вере завтра не идти в школу: по рекомендации врачей ей дали освобождение до сентября. Музыку, напротив, посоветовали не бросать – просто заниматься ею без переутомления.

– Это правда?… – Вера смотрит в окно. – Ну, про тебя с ней, в юности?

– Правда.

– Мама рассказала мне это раза три. Она уверена, что ты ее до сих пор любишь.