Изначальная идея создания движения Oi принадлежала Гарри Бушеллу. Он работал в Sounds, и ему казалось, что журналисты NME и того же Sounds были модными университетскими людьми, которые использовали длинные слова и пытались быть артистичными в своих материалах, теряя при этом связь с реальностью. Бушелл был не из этой тусовки, хотя у него очень высокий IQ. Мне кажется, ему хотелось отличаться от остальных авторов, и так у него появилась идея этой более уличной, более настоящей музыки.

Панк должен был быть голосом микрорайонов, голосом стоящей в очередях за пособием молодежи, но в реальности большинство групп этим голосом не являлись. Контингент Бромли вышел из милого мидл-классового Бромли. Отец Джо Страммера был дипломатом, а он пел о «белом бунте», живя при этом в большом доме. В этом нет ничего плохого. Только Oi было реальностью панк-мифологии. Группы вроде Upstairs были из Саут Шилдс — везде все закрывалось, и не было работы. В тех местах, откуда появились Cockney Rejects, было куда жестче и агрессивнее, и оттуда вышло много качественной музыки.

Мы подумали: «Мы можем делать эту музыку так же, как и остальные, но получше некоторых групп». Было много дерьма в музыке. «Господи, если это то направление, куда катится панк, то мы его закроем».

Я никогда не играл гитарных соло, пока не попал в студию. Все произошло очень быстро. Мы получили резидентство в Бридж Хаус, отыграли там четыре или пять концертов до подписания контракта с EMI — вот она, сущность панка! (Смеется.) Наш первый сингл «Flares'n' Slippers» вышел на Small Wanders в 1979 году, и мы взлетели.

Гарри Бушелл был очень важным человеком. Он очень быстро вписался в тему. Гал вышел из той же среды, что и мы — стопроцентный рабочий класс. Он из Феррьер Эстетейт, что в Кидбруке, южный Лондон, одной из самых жутких дыр, которые только можно себе представить. Гал был простым парнем. Мы пришли к нему на встречу. Наверное, каждый день общаться с мидл-классовыми фальшивками не просто, и когда мы зашли к нему, для него это было словно глоток свежего воздуха. Мы сразу же нашли общий язык. Гал заслуживает наивысших оценок: он начал это движение с нуля и преобразил сцену. Элита его ненавидела за то, что он отстаивал, да и нас тоже, но я никогда не понимал почему.

Я занимался Cockney Rejects, пока они не заключили сделку с EMI. Я думал, что смогу быть хорошим автором или рок-н-рольным менеджером, и предпочел писательство. Им нужен был кто-то крутой, кто мог бы их раскрутить, и Тони Гордон был отличной кандидатурой.

Это был большой прорыв. Мы не могли поверить своей удаче: мы заключили сделку с EMI и получали 25 фунтов в неделю. Это было целое состояние! Джеффу тогда было всего лишь четырнадцать, и он еще учился в школе. Ему пришлось попросить папу подписать контракт. Мы получили 500 фунтов в качестве бонуса. Джефф вернулся в школу (в которую он не ходил толком) и купил всей школе чипсов! (Смеется.)

Не могу описать тот юношеский восторг, ту анархию! Дело был не только в политике, ты просто выступал против правительства. Такие группы, как Crass, дали нам другой взгляд на вещи — их концерт всегда был событием. Стив Игнорэнт приходил со мной на концерты в шляпе. Панк уже разделился на фракции: были уличные панки, такие как мы, наверное, были сквоттеры вроде Crass, была тусовка The Fall, тусовка ранних Cure, «новые романтики», рокабилли, моды и фанаты ска.

Наша группа подружилась с Марком Бреннаном. Мы назывались Blackouts, и у нас были свои фанаты. Хорошие были песни. Впоследствии менеджер Business с нами связался. У них была сделка с рекорд-лейблом, и им сказали: «Вам нужна команда сонграйтеров для записи следующего альбома». Нас втянули в работу с Майки Фитцом и создание новых Business.

Вся концепция Business заключалась в том, чтобы во главе группы панков стоял скинхед. Позднее я понял, что это был умный ход, рассчитанный на то, чтобы продавать больше пластинок как скинхедам, так и панкам — это называлось «сканк». Blitz создавались на той же основе.

Все пошло просто отлично. Идея заключалась в том, чтобы не воевать друг с другом, а противостоять реальному врагу. Панки и скины были вместе на одной сцене — таким был посыл. Иногда это послание доходило до людей. Позднее мы играли со многими хардкор-группами, и там было большое разделение, и мы показали, что можно снова объединиться.

Мы начали именно из-за Sham. Когда я впервые услышал самые ранние вещи Sham, я подумал: «Мне нравится. Я тоже так могу». Оттуда мы и стартовали. Они задали скинам стандарты. К тому времени мы все стали скинами, скорее даже бутбоями — хулиганами. Наша аудитория по большей части состояла из скинов. Скины и панки дрались — Бог знает почему, но так и было. Именно поэтому у нас были такие вещи, как «Loud, Proud and Punk». Мы пытались объединить эти две тусовки.

Гарри Бушелл сказал, что мы были вроде как предшественниками Oi. Лично я так не считаю, разве что мы были больше из рабочего класса. Тогда нас критиковали за аполитичность, но панк изначально был аполитичным. Мы выросли в районах Кингз Кросс и Холлуэй, мы из рабочего класса. Мы пели о том, что знали. Было в этом и немного политики, хотя мы и старались держаться от нее подальше, в отличие от некоторых Oi-групп, которым хотелось треснуть вас по голове. Мы пытались быть более интересными. Смысл можно найти во всем, если захотеть, хотя он может быть и не явным.

Лично я не понимаю всех этих разговоров насчет второй волны. Там были хорошие группы. Я не очень понимал, что это такое. На мой взгляд, все это казалось местами движением ультраправых. Мне не нравилась эта эксклюзивность движения белого рабочего класса — лучше было бы это просто движение рабочего класса. Правые хватались за каждую группу, и в этом нет вины самой группы. Иногда они сильно запугивали людей, и группы боялись выступать против них. Я написал эту песню, «England», и ее постоянно понимают неверно. Иногда она вызывает у меня такие эмоции, что волосы на теле дыбом встают или мурашки по коже бегают — это самая странная вещь, которую я написал. Эту песню неверно интерпретировала пресса, разнеся ее в пух и прах. Думаю, я этого не заслужил.

Я несколько раз выступал с Angelic Upstairs и тусовался с ними. Я видел, как они пинали по сцене свиную голову в полицейской каске во время песни «Liddle Towers», и мне показалось, что это очень круто.

С ними работал мой приятель по кличке Брамми Боб, и я видел их живое выступление в Болтоне, а потом поехал с ними на гастроли, на пять или шесть концертов. Люди считали их Oi-группой, но они точно не были Oi.