Мы записались очень быстро. Другие постоянно говорят, что я ничего не помню, но я-то помню. (Смеется.) Мы отыгрывали песню, делали корокий перерыв, играли следующую, орали друг на друга, потом играли другую песню. Джо давал мне тексты, а я писал на них музыку. В словах был потрясающий ритм. Все складывалось очень, очень быстро.

Когда я услышал первый альбом Clash, я вдруг подумал: «За каким хреном нам петь песни о калифорнийских хайвеях, когда мы могли бы писать песни о нашей собственной жизни?»

Меня они не впечатлили. Их первый альбом был настолько ужасно спродюсирован, что они меня оттолкнули. Они облажались там, где Wire сделали все правильно — им следовало дебютировать с более сильным альбомом. Так они быстрее бы прорвались в Америку. Песни были поданы в раздражающей манере, в то время как «Anarchy in the U.K.» Pistols звучала цельно и мощно.

У меня с Clash случилась ссора. Я никогда не был тем, кто определяет, где панк, а где не панк, но меня взбесило, что Clash заключили контракт с CBS. Мне это показалось просто идиотизмом, по-моему, самая важная рок-группа в мире на 1977 год, и вдруг они идут и заключают контракт с CBS. Для меня это было полной катастрофой. Самой важной вещью, которую мог сделать панк в этом случае, это оставаться независимым, потому что экономическая независимость — самое важное. Вот так вот взять и продаться американской компании! Я давал телевизионное интервью, где сказал, что панк умер в тот день, когда Clash подписали контракт с CBS, на что они стали возмущаться: «Да как он смеет говорить такое о нас? Мы по-прежнему панки!» Я пошел на концерт Japan и Йена Хантера в Хаммерсмит Одеон, и там за кулисами был Мик Джонс. Иногда он очень добрый и милый парень, но в тот раз он попытался на меня наехать. Все это было довольно глупо. Думаю, им просто стало стыдно. Что ж, давайте посмотрим правде в глаза. После двух синглов подряд CBS выпустила сингл, который Clash не хотели издавать, «Remote Control». Вскоре Clash почувствовали, насколько независимыми они стали.

Clash могли оправдать те деньги, что им выдали. Вокруг панк-сцены постоянно крутились неплохие бабки. Были такие люди, как Джек Ривьера, Джефф Трэвис как раз запустил Rough Trade, были ребята из Rock On — они все были независимыми и на 100 процентов в теме. Они могли профинансировать выпуск сингла Clash. Представьте себе первый сингл Clash или ЕР с их лучшими песнями, изданными на их собственном лейбле, как это сделали через несколько лет UB40 — вот это было бы очень круто. Это вдохновило бы другие группы делать то же самое. Однако получилось так, что Clash заключают контракт с CBS, и поэтому другие группы делают то же самое: Jam с Polydor, Buzzcocks с UA, Siouxie and the Banshees с Polydor.

Мне кажется, Clash прочитали несколько книг, в которых ничего толком не поняли. Большинство их вещей показались мне лозунгами. Подчеркиванием предложений и ссылками на Карла Маркса. Это паршивенький выход. Если тебе хочется ссылаться на буржуазных интеллектуалов ради своего политического фокуса, то ты проиграл, приятель.

Группы типа Clash — эти ребята выбрали не ту дорожку с их марксистской чушью. У них была такая позиция, как у студентов университета: и чему они бросали вызов? Вообще, когда пыль осела, понятно, что все это было бессмысленно и мило. Pistols приняли на себя основной удар, а они просто вскочили на подножку, не приложив никаких для этого усилий, и в результате обеспечили себе нереальные продажи и очень хорошие и уютные позиции в рекорд-индустрии. Вот такой вот панк-рок, а? (Глумливо улыбается.) Я очень доволен тем, что все эти группы нашли свое место — лежат все вместе на одной помойке.

Независимая дистрибуция стала доступной благодаря Rough Trade. Это было чудесно — этика независимых была неотъемлемой частью панк-этики. Хотя панк никогда не являлся атакой на корпорации: первый раз Pistols подписали договор с EMI, а когда я впервые услышал Clash, на их альбоме стоял стикер CBS. Buzzcocks ушли на United Artists в день, когда умер Элвис Пресли. Мейджоры всегда присутствовали. Независимые лейблы были способом для групп перебраться на мейджор.

Во время тура Anarchy мы тусовались, прикидываясь группой с названием Gestapo, при этом Джонни Фандерс посчитал это название очень крутым. Clash это название очень не понравилось, они сказали, что мы должны назваться Blackshirts (Чернорубашечники). Они заявили: «Если вам хочется фашистского названия, то, по крайней мере, пусть это будет что-то британское!» Роттен предложил назваться Nasty Party. Все началось с воображаемой группы, а потом у нас появилось несколько песен, которые потом игрались в Prefects (название группы, на котором мы остановилсь). Мы разместили объявление в Birmingham Evening Mail, мол, бас-гитарист и вокалист хотят создать группу. И было так. Я пошел и встретился с ними, и вот у нас уже концерт.

Мы начали репетировать в школе. После пары репетиций мы решили, что уже готовы. Первым нашим концертом стало выступление на чьей-то вечеринке в начале 1977 года, и все закончилось приездом полиции, при этом хозяин дома вышвырнул меня на улицу! (Смеется.) Это был хаос. Потом мы играли в клубе Rebecca's в центре Бирмингема. Там играли мы и две других панк-группы — одна группа не приехала, а вторая вообще не была панк-группой.

Майк Барнетт и Дейв Корк из Эндейла, которые занимались туром Anarchy, стали агентами Clash, и они занимались организацией весеннего тура White Riot с Clash, Buzzcocks, Subway Sect и Slits, и еще Jam, которые только что выступили в Rainbow в качестве особых гостей. Они связались со мной, сказав, что Slits отказались выступать в Rainbow потому, что там были только сидячие места, и они считали, что это место продажное. Не могли бы там сыграть Prefects? Мы согласились. Мы отыграли всего лишь пару концертов, и тут Rainbow. И тут до нас внезапно дошло. Мы же толком не репетировали. Нас вообще группой назвать-то нельзя. И я связался с Ричардом Буном, менеджером Buzzcocks. Они тогда давали концерты в Бирмингеме и Стаффорде. Я ему сказал: «Через пару недель мы будем выступать с вами и Clash. Мы отыграли только пару концертов, и мы просто мусор. Можно как-то у вас попрактиковаться?» Так или иначе, нам дали возможность выступить еще пару раз с Buzzcocks перед Rainbow — в общем, у нас получилось пять концертов.

Мы играли первыми и начали выступление с нашего семисекундного, двухаккордного номера «VD», где были такие слова: «Помогите мне, пожалуйста, помогите, мне так хреново, у меня венерическая болезнь, помогите мне, помогите, мне так хреново, у меня венерическая болезнь». Там был Джон Пил, и он пригласил нас к себе в передачу. За день до этого он был на концерте Genesis, у которых не было ни одной песни короче получаса, и его впечатлила продолжительность наших песен. Нас пригласили, мы пришли и отыграли пару сессий. Никто из нас до этого никогда не был в студии.

В Rainbow мы посмотрели выступления Prefects, Buzzcocks, Subway Sect. Когда вышли Jam, возникло такое ощущение, будто зал был для них слишком большим. Их выступление было не настолько хорошим, как это бывало в Red Cow или клубе Нэшвилл, но Clash просто снесли всем голову. Я не знал их вещей, но смотреть на них живьем, это было что-то. У них было все, что нужно! Я был на концертах Stones в Earls Court в 1975-м и Who в том же году, однако Clash были нашими ровесниками. Глядя на Clash во время тура White Riot, я понимал, что мы их любим за то же, за что любили Stones, но они были из нашего поколения! Для меня это был великий момент. Как будто на себе ощущаешь, каково это быть рок-звездой: ты просто делал это сам. Тебе не нужно было ждать кого-то, кто придет и сделает тебя звездой. Это было самым лучшим, что вышло из панка. В Clash было что-то, чего ты не получал от других групп. Так же на концерте случились беспорядки — вместо того, чтобы наблюдать за всем со стороны, я оказался в самом центре бунта.

Мы пришли домой и отрезали волосы, потом купили узкие штаны. Это был Год Ноль. Великий момент.

Мы не чувствовали особой схожести с кем-либо. Prefects звучали и выглядели как мы. Они брали какой-нибудь хит из чартов, который был на первом месте, например, «Mull of Kintyre» или «Bohemian Rhapsody» и исполняли его настолько ужасно, насколько могли. Buzzcocks были нашей манчестерской версией. Мы на самом деле с ними подружились. Мы обменивались с ними текстами — из всей тусовки они нравились нам больше всех. Тексты Clash были не похожи на наши. Buzzcocks намеревались делать примерно то, что делали мы.

Джо Страммеру нравился Гарт. Во время тура White Riot Clash устроили большую вечеринку в большой гостинице. Я стоял у бара с Джо и мы наблюдали за тем, как шесть вышибал пытались вытащить Гарта из здания. Гарт был самым, самым крутым чуваком. Джо всегда помнил об этом.

Примерно в то же время Гарта выгнали из группы. Как-то мы поехали за ним к его родителям, и они сказали, что он ушел в паб. Мы поехали в паб и по пути увидели его идущим с шестью банками пива. Он проторчал в пабе несколько часов. Когда он сел в автобус, началась ругань. Потом, когда мы вышли играть, он отыграл одну песню и швырнул свой бас на пол, ушел, потом снова вернулся и вел себя как безумный. В автобусе у нас был большой магнитофон, геттобластер, на тот момент это было чем-то новым. Мы заехали на заправку, и он купил не те батарейки, и из-за этого произошла ссора. Он пытается засунуть эти здоровенные батарейки, и вдруг взрывается. Время от времени с ним такое случалось. В общем, нам пришлось от него избавиться. Мы ему сказали: «Это не для тебя, Гарт».

Мы устроили прослушивание на место нового бас-гитариста. Пришло несколько человек, в том числе и Стив Гарви. Стив сходил в магазин и купил Джону Маеру шоколадку Марс, и мы подумали: «Нормальный парень. Возьмем его вместо того чувака из Smirks!» Стив Гарви был правильным парнем. Он хорошо адаптировался. После его прихода в группу на наши концерты стало ходить куда больше девчонок!

В туре White Riot мы должны были отыграть только один концерт, а потом они продолжили без нас. Трое из нас поехали в Лестер посмотреть на них. До конца тура оставалсь три-четыре выступления и Гарт тогда еще был в Buzzcocks — он был хорошим парнем, но большой головной болью для группы. После концерта в Лестере его вышибли из Buzzcocks, а поскольку на выступлении в Лестере присутствовало трое из нашей группы Prefects, ребята из Эндейла сказали: «Buzzcocks выходят из тура. Не хотите их заменить?»

Мы позвонили Полу Эпперли, которого с нами не было, и сказали ему: «Мы в гостинице в Лестере и завтра играем в Челмсфорде. Ты не мог бы приехать на поезде и привезти гитары?»

К тому времени Clash уже стали поп-группой. Никто так не торчал от Slits, или Subway Sect, или от нас так, как от них. Мы шли четвертыми в списке, а это значило, что нам как следует досталось от публики. Мы любили специально доставать народ. Когда мы играли в Rainbow с Clash, они с нами обращались как с дерьмом. Мне было ясно, что происходит вечная история — их зазвездило. В Rainbow за кулисами был бар для VIP. Сьюзи Сью и Билли Айдол зашли туда и веселились, а нас туда не пустили. В Челмсфорде на концерт пришел мэр города и их сфотографировали для местной газеты. Я тогда подумал: «Это не то, чего бы мне хотелось», — и свалил оттуда.

День, когда мы вписались в тур, был единственным разом, когда мы переночевали в гостинице, помимо Ramones, конечно. Да, мы ограбили мини-бар, и на следующее утро Берни нам сказал: «Вы выпили алкоголя на 21 фунт, так что сегодня вы ночуете в автобусе.

У меня было такое наивное ощущение, будто происходило что-то революционное, которое Clash разбили на кусочки. Само по себе это было здорово, потому что в противном случае я бы еще несколько месяцев пробыл бы в шкуре одной из панк-овец. Мы разочаровались во всем этом на ранней стадии нашей «карьеры». Именно тогда мы подумали, что панк-рок был полной профанацией и начали играть такие вещи, как «Going Through The Motions», и пытаться доставать панк-публику, делая что-то другое. Мы снова обратились к музыке, которая нам нравилась до панка.

Нужно помнить, что нам тогда было по шестнадцать-семнадцать лет, и мы были очень наивными. С Subway Sect и Slits у нас сразу сложились хорошие отношения. Оглядываясь назад, я все больше понимаю, что в панк-роке было много позерства. Мы были простыми гопниками, и мне кажется им нравилось притворяться нашими друзьями, потому что наше рабочее происхождение приближало их к улице. (Смеется.) Мне на самом деле нравилась их музыка. Мы хорошо ладили с Палмолив и Subway Sect. Большой проблемой было то, что менеджером Subway Sect был Берни Роудс, который также был и менеджером Clash. Он нас просто ненавидел. Так что напряг постоянно чувствовался. Они пели «No More Rock'n'Roll» и были такими крутыми и альтернативными — они любили глумиться над Clash вместе с нами — однако, я постоянно думал: «А почему это у них один и тот же менеджер?»

Мик Джонс постоянно пытался приручить Slits. Он долго нас вел, и Джо там тоже принимал участие — они были кем-то вроде тайных членов группы. До Slits Палмолив встречалась с Джо. Джо очень нравилась идея создания девчоночьей группы, и он поддерживал Палмолив в ее создании. У Палмолив был женский взгляд. А Мик Джонс встречался с нашей гитаристкой, Вив Албертайн. Неважно, насколько были хороши Slits, по мнению Мика Джонса, мы должны были быть простой как алфавит, прямой рок-н-ролльной группой. Когда была написана песня «Typical Girl», Мик Джонс попытался изменить ее по своему вкусу, и если бы у Вив не было ее гениального безумного стиля игры на гитаре, песня могла бы звучать как любая песня Clash. Я на него не наезжаю, он хороший человек, но Мик думал категориями хитовых коммерческих пластинок. Он хотел сделать все традиционно, а мы хотели все делать по-своему, поэтому не важно, что там говорили парни, мы не собирались следовать их советам.

Малкольм был нашим менеджером пару недель. Он был таким умным парнем, который раскрутил Pistols, и хотел сделать то же самое и со Slits. Проблема была в том, что он хотел нас изменить; он хотел быть одним из группы! Он контролировал саунд Pistols — может быть, они его слушали. Он говорил нам, что гитары нужно вывести на первый план, он не хотел, чтобы звук баса был тяжелым. Он говорил: «Бас — не главный инструмент. Бас не должен быть на переднем плане». Ему нужна была женская версия Pistols, хорошо продающийся продукт, но мы уже серьезно ориентировались на выделенный бас.

Именно это и слышно на сессиях у Джона Пила. Именно это и делает Slits уникальными. Никто еще в панк-роке не играл так на бас-гитаре, даже Clash.

У нас был такой регги-бас поверх панк-песни. Если бы мы следовали советам Малкольма, то не было бы того уникального саунда Slits. Печально, что мы разбежались, дело было не в бизнесе, мы просто не могли терпеть вмешательство в нашу музыку.

Джо Страммер сказал, что мы кучка ботаников из Манчестера. Поначалу ему не нравились Buzzcocks, но после тура White Riot Страммер на нас подсел. Он приезжал в Манчестер на концерт Pistols. Мы поехали в гостиницу с Pistols, а за нами рванула куча газетчиков. Мы с Pistols сидели в номере, Джо тоже там был, а газетчики ждали нас снаружи. Мы взяли его с собой в Томми Дакс, и ему там очень понравилось. Я его потом водил туда несколько раз. «Мне нравится тот паб с трусами!» — говорил он.

Берни Роудс был отвратительным мудаком! (Смеется.) Уж не знаю, что их связывало с Малкольмом. Ему явно хотелось создать какое-то движение, и ему хотелось, чтобы Clash его возглавили, а его другие группы шли бы за ними. Prefects это было не нужно. Мы не были выходцами из Лондона. Нам не хотелось вращаться в орбите Clash. Мы любили над ними поиздеваться. Мы были ершистыми и не задумывались над тем, что говорили. Мы не особенно жаловали политику, а у них были свои мысли по этому поводу. Для него это все было революционным арт-движением, хотя ему самому хотелось играть в группе, и поэтому мы для него были низшими существами и никогда ему не нравились. Если ты кому-то нравишься, обычно этот человек вызывает и у тебя симпатию, так что происходит постоянное движение. Может, в этом парне и было что-то хорошее, не знаю. Лично я этого никогда не замечал.

Я понятия не имею, что о нем говорили другие. Он нам попортил много крови. Это было хорошим уроком для нас. С одной стороны, надо отдать ему должное: мы были молодыми и глупыми, и мы учились чертовски быстро даже несмотря на то, что это было негативным опытом. Лично у меня для него времени нет. Ему нравилось купаться в отраженных лучах славы. Все притворялись молодыми выходцами из рабочего класса — а ему не нравилась молодая группа выходцев из рабочего класса, которым на все было наплевать.

Это была фантастика. Мы отлично провели время. На больших площадках выступало много групп — Slits, Jam, Buzzcocks — а на маленьких выступали мы и Clash. Те, другие группы, никогда не ездили с нами в автобусе — они приезжали сразу на концерт. Еще были Prefects. Бывало, они выходили первыми, иногда первыми выступали Slits. Мы постоянно меняли очередность. На одном из концертов мы одновременно играли со Slits на одной сцене — это было потрясающе. Это случилось в последний день тура, в Данстейбле. Дон Леттс снял все это на пленку. В какой-то момент микрофон затерялся в толпе — народ орал в микрофон всякую хрень. Мы сделали аранжировку песни «Sister Ray» Velvet Underground. У нас было три бас-гитариста, а гитаристы брали разные аккорды.

Таблоиды как с цепи сорвались, и Roxy закрывается. Ребята, которым принадлежал магазин Acme Attractions, Стив и Джон Райнеры, хотели разбогатеть на панке и вышли из подвала на Кингз Роуд. Они открывают Boy именно тогда, когда началась шумиха в таблоидах. Я терпеть не мог Boy, не стану этого отрицать. Это были не лидеры, а последователи. Они наживались на этой новой разновидности таблоидного панка. Начался тур White Riot, и Slits ищут нового менеджера, и я говорю: «Я попробую».

Я получал деньги из кассы Boy — это я перераспределял капиталы! Acme профинансировали The Punk Rock Movie. Я этого никому не говорил! В общем, начинается тур White Riot, и я даю Slits деньги, чтобы они могли поехать в тур, поскольку я их менеджер… (пауза) Никто не может управлять Slits! Помню, как я стоял с Берни Роудсом в углу зала, смотрел на выступление Slits и думал: «Нееет!» Они были слишком ненормальными, чтобы ими можно было управлять! (Смеется.)

Первый концерт, на котором мы выступили в первый раз, был в одной обойме с Buzzcocks, Subway Sect и Clash в Харлсдене. Это было потрясающее место. Там были все эти люди с камерами. Помню, было ощущение, будто на нас смотрит весь Лондон. Черт! Вся пресса там была. Я думала: «Вот я на сцене. А завтра это будет во всех газетах». Я думала так. Я даже музыку не слышала — мы скакали по всей сцене! (Смеется.)

Помню, как Дон Леттс снял штаны и показал всем задницу из окна машины. Было очень весело. Я помню, насколько были шокированы проезжающие мимо люди; они смотрели на нас как на инопланетян. Машина, полная панков, за рулем которой сидит черный парень с дредами — для людей это было слишком в те времена. Дон над ними глумился. От тура White Riot у меня остались только хорошие воспоминания. Другие музыканты нас оберегали. Не думаю, что Slits смогли бы выжить без поддержки парней. Это было такое понимание с полуслова. Они были очень классные, мы хорошо повеселились.

Каким бы классным ни был Дон и каким бы он ни был панком, когда дело касалось женщин и нашего менеджмента, шовинизм все же проявлялся. (Смеется.) Нами было трудно управлять, конечно. В то же самое время он сам не был профессиональным менеджером — он был другом.

Нашим менеджментом занимались несколько человек. Нам с ними было весело, и мы никогда ни с кем из них не ссорились. Моя мама занималась нашим менеджментом какое-то время. На самом деле она продержалась дольше всех. Мы ее не нанимали. Она много нам помогала: выбивала для нас концерты, помогала с репетициями. В общем, она была неофициальным членом Slits.

Мне понравился тур White Riot — это был очень важный тур. Я мало что помню. Я постоянно был как в тумане. Я помню, как выписывался однажды из гостиницы вместе с Clash, а менеджер забирает с собой еду, бухло… и почему-то отсутствует одна дверь.

Я был вместе со Slits, потому что я был их менеджером, — я их регистрирую в гостинице, и вдруг Ари плюет на пол и нас тут же вышвыривают оттуда! Чувак, Slits — это те еще подруги: они дрались не только на сцене, они дрались и вне сцены! Таких, как они, не было. В них сочеталась девчоночья энергия и энергия панка, а еще мощь Арианны — такую, как она, не найти.

Я ушел из школы как раз перед началом панк-движения. Работы хватало. Шахты еще работали да и доки тоже. Когда я уходил из школы, считалось постыдным сидеть на пособии. Я как раз работал в забое Хоуп Колльери, когда увидел две группы, изменившие мои взгляды на жизнь. Одной группой были Clash, которых я увидел в университете Ньюкасла, а второй были Jam, выступавшие в Сиберн Холле.Абсолютно феноменальные выступления. С Clash играли еще две группы, которые на тот момент мне показались полным отстоем — Slits и Subway Sect. Я подумал: «Если такие, как они, стоят там на сцене и играют, то почему я не могу?» Именно Slits и Subway Sect дали мне толчок. Я не стремился быть таким как Clash — они были феноменальны. Jam, на тот момент, когда я увидел их во время тура In The City, не были панками в прямом смысле, однако у них была энергия панка и этого было достаточно.

После концерта Clash я создал группу буквально на следующий день. Я стучался во все двери. Я знал одного парня, который умел играть на ударных, это был Декка. Я знал парня, умевшего играть на гитаре, хотя он был не в восторге от этого — это был Монд. Мы взяли в заложники бас-гитариста, Мики — его мама не разрешала ему играть в группе. Я был старше всех. Мне было около 20 на тот момент.

Sex Pistols со всеми их разговорами о революции и прочем приземлились на Virgin. Все это такая скука! Ричард Брэнсон, этот старый хиппи, был готов заключить с ними контракт. Pistols меня здорово повеселили: они наехали на EMI как раз после того, как оказались на Virgin. На самом деле они должны были поджечь офис Virgin или что-то вроде этого! Это было бы революционно, не думаете? (Смеется.) Когда у панка появлялись такие возможности, все вдруг давали задний ход. Люди сразу начинали: «Мы можем на этом сделать карьеру, лучше никого не расстраивать».

В самом начале у меня были хорошие отношения с Миком Джонсом. Мы ходили на вечеринки, на концерты и много трепались о музыке. Кто-то вроде Мика Джонса хотел бы просто играть в группе. Если бы панка не было, я бы работал где-нибудь в банке и продолжал покупать пластинки. А Мик Джонс все равно был бы в музыкальном бизнесе — вот такая вот разница.

Если ты музыкант, и часами репетируешь, и тебе нравится рок, то ты все равно будешь искать возможности подписать большой контракт с лейблом. Мне кажется, в панке было слишком много профессиональных музыкантов, чтобы он мог бы быть революционным, ну, в духе уличных бойцов. Эти ребята не собирались громить свои «гибсоны» и «фендеры» на сцене, не так ли? Им было что терять, поэтому они все свели примерно к такому варианту: «Ладно, беспорядков мы устраивать не будем, а лучше мы о них споем». И это, в общем-то, нормально, по крайней мере хоть кто-то об этом поет, вот только не надо строить из себя такого бескомпромиссного революционера. Ты просто становишься поп-группой, чем и стали Clash. Они были отличной поп-группой, вот только к панку никакого отношения не имеющей. Настоящие панк-группы пришли через пару лет, например, Exploited, которых мы все ненавидели и другие злобные рабочие люди, (Смеется.) которые побывали и за решеткой и проблемы у них были с полицией, к тому же они все не из Лондона.

Pistols были сами по себе: они должны были быть переоцененными, очень популярными, им следовало делать то, что они делали и влиять на мир. Все то, что там наговорил Марк Пи насчет заключения сделки с Жопой Рекордс да еще бесплатно — полная ерунда. Это бы никогда не сработало.