Глава 7
1977 Часть I: Взрыв

Я недолго занимался менеджментом Generation X. В то время я был более заинтересован в том, чтобы управлять клубом, и в первые 100 вечеров The Roxy был самым крутым местом в Лондоне. EMI выдало нам 20 штук и мы записали концертник Live In Roxy, попавший в хитовую двадцатку. Мы были первым клубом, у которого были цветные флаеры. Я попросил Дона Леттса из Acme поработать у нас диджеем. Это было самое мазовое предприятие. The Buzzcocks, Wire, X-Ray Spex — у всех там случились важные выступления. На новогоднем концерте Clash народу было валом.

Roxy был маленьким клубом в Ковент Гарден, ничего особенного. Особенными были те 100 человек, которые там тусовались. Все были как заведенные, им хотелось сделать что-то. Они либо играли в начинающих группах, либо начинали какие-либо дела. Там было определенное ощущение некой сцены, но помимо этого все было запущено и дрянная аппаратура. В баре продавали всего два вида паршивого пива, Breakers или Colt 45, которое к тому же было очень дорогим. Тебе постоянно приходилось выпрашивать бесплатное пиво или искать недопитое.

Мы играли в Roxy в первые пару недель после открытия. Клуб открывался раз в неделю до Рождества 1976-го, а потом открывался регулярно в течение 1977-го. В первую неделю мы играли дважды.Джон Тоу, барабанщик Generation X, работал на той же репетиционной базе, что и Хауэрд, и он попросил Энди Жезовски дать нам возможность выступить. Я позвонил Энди Жезовски насчет концерта, ожидая, что нужно будет дать ему демокассету. Он поинтересовался названием группы и сказал: «Ага», — разрешив нам выступить на разогреве у Slaughter and the Dogs.

Все произошло так быстро: Roxy открылся, и так уж совпало, что мы играли в самом крутом месте на панк-сцене. Было очень здорово находиться там в правильном месте и в правильное время.

Roxy был очень классным клубом. Он был очень маленьким. К тому моменту там образовалась своя тусовка. Там играло много групп. Нам довелось посмотреть на кучу групп, впервые вышедших на сцену, а когда играли мы, перед сценой мы видели все те же знакомые лица, и это было круто. Атмосфера была очень приятной, потому что ты знал столько народу. И тогда еще не так плевались. Позже меня это здорово бесило.

Плевки — это было ужасно. Я получил один прямо в рот, когда пел. Джо Страммер подхватил гепатит на одном концерте. А еще когда ты водишь рукой по грифу гитары, а он весь во флегме… Я всегда говорил: «Придержите слюни для Damned — Кэптен будет играть здесь на следующей неделе!» — потому что им нравилась такая хрень. Позже я огрел кого-то по башке гитарой. У него остался большой шрам. Через несколько дней мы встретились снова, и он сказал: «Это куда лучше, чем автограф».

Туда ходили разные люди. Были одни, которые хорошо друг с другом ладили, были и другие, кто держался отчужденно. Я ни разу не разговаривал ни с кем из так называемого контингента Бромли. Это было интересно — у людей были разные подходы. Панк-рок еще не сформировался — этому еще не было названия. Мы еще не знали, что мы участвуем в каком-то движении. Для нас это было просто место, куда мы могли прийти. Сейчас Малкольм Макларен утверждает, что он создал движение вокруг своих ребят! С другой стороны, они уж очень старались держать Pistols подальше от остальных панков. Pistols никогда не играли в Roxy. Остальные группы были уровнем выше и могли серьезно Pistols потеснить.

Stiff Records приходили посмотреть на нас. Джейк Ривьера и Ник Лоу сразу же заторчали от Adverts. Они предложили нам выпустить сингл. Мэйджоры и близко к нам не подходили, пока не поняли, что на нас можно заработать. Вряд ли можно сказать, что они выстраивались в очередь, чтобы заключить с нами контракт — это случилось только через несколько месяцев, а к тому времени все уже кончилось!

В то время создавалась целая сцена, и Roxy стал кабаком для всех тех дегенератов, что трахались у сцены. Это было место, где все могло случиться. Это было чем-то, что посторонние люди никогда не видят — и никогда не увидят!

Моя мама водила меня в Vortex и Speakeasy поздно по вечерам, когда мне положено было спать. В конце концов я стала ходить по многим клубам, и, конечно же, я ходила в Roxy.

Я познакомилась с журналистом Йоном Сэвиджем, и он стал водить меня на концерты Clash. Тогда я жила в Фулхэме, и он взял меня с собой в Roxy с Фальконом. Джон познакомил меня и Фалькона с миром панка. Определенно это был не тот мир, к которому я принадлежала. Я лишь раз сходила в Roxy и на следующей неделе уже там играла!

Самым классным в панке было то, что все в нем было независимым. До этого существовали лишь крупные промоутеры, и для тебя не было места. До панка существовала только буржуазная жизнь других музыкантов; они казались очень пафосными, напоминая классических музыкантов для аристократии периода французской революции. Они женились на аристократках и покупали особняки. Со временем это стало скучным. Мне куда больше нравились эти более дикие шоу. Я не застала Джими Хендрикса, он уже умер.

Когда мы увидели рождение панка, и то, что ребятишкам нравилось одеваться в драные шмотки и ходить на концерты, мы подумали, что мы могли бы быть частью всей этой большой тусовки. Нам не нужны были промоутеры, перед которыми необходимо было унижаться. Для людей, которым нужна была такая музыка, мы могли играть то, что хотим. В то время было много выступлений и отличная публика, перед которой можно было выступать каждый вечер.

Прежде ты приходил на концерт, а на сцене выступают мужики в красных лосинах! А теперь мы все были из одной темы — мы могли прийти в Roxy и сыграть получасовой концерт, и люди бы это оценили. Это была наша сцена. Все это движение было очень классным: мы делали наши собственные постеры, копировали их на какой-нибудь старой хрени и раздавали их народу, мы играли нашу собственную музыку.

Мы сыграли первые три концерта там, где жили, а потом играли в Лондоне. Самое первое наше выступление состоялось в Roxy. Мы просто погрузились в мебельный фургон и все дела! Мы были в одном списке с Generation X и Adverts. Все панки там тусовались. Народ о нас, должно быть, знал, потому что нам много звонили. Нам звонили Stranglers, спрашивали: «Мы играем в City Hall в Ньюкасле. Не хотите выступить с нами?» Или когда Vibrators играли в Мидлсбро, и поскольку здесь никого не было, то мы играли с ними. Buzzcocks, Adverts, The Fall и группа, ставшая впоследствии Joy Division, — мы с ними со всеми переиграли. Мы ездили в Манчестер, чтобы выступить с The Fall. В Ливерпуле мы играли в Eric's. И еще мы регулярно ездили в Лондон.

Я постоянно мотался в Лондон. Я заканчивал свою работу в Глазго по пятницам, брал лондонские шмотки, переодевался на работе, а потом садился на ночной автобус до Лондона. В Лондон я приезжал часов в шесть утра, тусовался до вечера, а потом шел на концерты. Как-то внезапно все закрутилось, и все было в красках. Я ходил в Roxy. На концертах Generation X было полно народу в макияже и садо-мазо прикидах. Я часто туда ходил. Я видел, как меняются владельцы один за другим, и как потом он вообще закрылся.

Я всегда жаловался на то, что у меня мало пластинок, которые можно крутить в перерывах между выступлениями групп. Первое, что я заполучил, помимо Игги, был дебютный альбом Ramones. В противном случае мне оставались только пластинки Live at CBGB и сингл 101ers «Keys To Your Heart». Не слишком большой выбор. Я ходил в музыкальный магазин на Прэд-стрит, на Паддингтоне. Позднее у них был весь панк, но тогда, в начале, не было панк-пластинок, которые можно было бы играть в клубе.

Короче, я вставлял кое-что из Velvet Underground, Игги и МС5, Saints «(I'm) Stranded», Джонатана Ричмена — все те вещи, которые сейчас считаются предтечами панка — но в основном я крутил даб-реггей, потому что я не мог крутить все те панк-пластинки всю ночь, и я люблю даб-реггей. Потом группы начали заключать контракты и выпускать пластинки — The Damned «New Rose» и все такое — и я начал проигрывать их тоже, и панкам это не нравилось! Они не хотели, чтобы я их крутил! Они хотели, чтобы я играл реггей. Вскоре я понял, что их прет настроение протеста против истеблишмента, которое присутствует во всей этой теме, типа «Burn Down Babylon». Их явно заводили басовые линии и тексты и еще то, что эти песни были о чем-то серьезном. Это был самый бунтарский саунд, который можно было в то время найти. На кое-кого это сильно повлияло, например на Clash и Джона Лайдона — они и без моей помощи уже были на полпути туда, но группы типа Slits были полностью в реггей-культуре. Slits были ультимативным панк-реггей гибридом, с их тяжелым басом, и в конце концов их стал продюсировать Деннис Боувелл из Matumbi.

Белые музыканты обращались к черной культуре за вдохновением. Как, например, это было у Леннона/МакКартни и Джаггера/Ричардса в шестидесятые. Они были очарованы саундом, приходившим с дельты Миссисипи. Однако, Джо Страммер и Джон Лайдон врубались в саунд с обоих берегов Темзы. Это не было какой-то абстрактной вещью, это было почти внутривенно, и все это взаимодействие привело нас к многокультурности. Поколение моих родителей, переехав сюда, старалось быть похожим на англичан. Мы смешивались, и это нас сближало. Это отличный пример культурного обмена.

Я подтягивал к этому делу остальных моих братьев-растаманов. Я жил в доме в Форест Хилл с пятью братьями-растаманами: Лео Уильямсом, который позднее выступал с BAD и Dreadzone, JR, Тони и моим родным братом. Мы и были персоналом в Roxy, стояли на входе. Большинство панков, тусовавшихся в Roxy, не могли нормально раскуриться. Я понял, что на рынке образовалась дыра, поэтому двое из нас приносили уже скрученные косяки и продавали их. Помню, как однажды Шейн МакГоуэн сказал мне: «Мне одно пиво и один косяк». Потом подумал и говорит: «Нет. Дай-ка мне, пожалуй, два косяка и одно пиво». В Roxy происходил очень серьезный культурный обмен! (Смеется.)

У панков была репутация плохих парней, и потому реггей-тусовка может идентифицировать себя с ними. Музыка им не нравилась, но вот протест их задевал за живое. А я был на панк-тусовках эдаким послом от реггей. Я подружился с Джоном, Джо и Ари. И вот эту троицу я водил в серьезные реггей-клубы, типа 4 Aces в Далстоне, где к ним отнеслись с уважением — «Это же тот панк, о котором я слышал». Они видели, что этим ребятам нравится реггей, и это их прикололо.

Диджейство мое было забавным. Лишь годы спустя я узнал от Йона Сэвиджа о том, что реггей очень приветствовался как приятный отдых после выступления живых групп. Мне нравились Buzzcocks, Clash, Pistols, Subway Sect, Slits, Banshees — эти названия первыми приходят на ум. Местами мне нравились и другие группы, но в основном они были мусором. Это был абсурд. Это было извинением для людей, которым вообще не следовало там находиться — им надлежало бы сидеть в дурдоме. Джонни Мопед вообще словно вышел из фильма «Полет над гнездом кукушки». Уверяю вас, он был исключением: он был потрясающим, в нем присутствовала безумная гениальность. Мне нравится Джонни Мопед. Но мусора все же было предостаточно.

Все говорили: «Торопитесь, панк реально поднимается», — но мы не спешили. Мы хотели сделать все по-своему. Banshees отыграли свой первый концерт в начале 1977 года. Весь 1977 год мы выступали с концертами. Мы не могли заключить контракт. Существовала кампания по заключению контракта с Banshees — раздутая и фальшивая. У нас было несколько предложений, однако люди с EMI хотели контролировать тексты. (Смеется.) А мы хотели самоконтроля.

Мы с Гаем работали вместе, когда я играл в Kilburn and the High Roads. Мы написали демо «I'm Alive» и «Quite Dissapointing» и разослали их по рекорд-компаниям. Панк-рок был на подъеме и все рекорд-компании хотели заключать контракты с панк-группами, даже Микки Мост! Это были те же самые долбанные песни, что мы записали раньше и которые они завернули до этого! Однако из-за того, что панк-сцена стремительно развивалась, они внезапно изменили свое мнение и прискакали к нам со своими чековыми книжками. Мы отыграли наш первый концерт как 999 в нортхэмтпонском Крикет Клабе. У нас был агент, ранее работавший с Killburn and the High Roads. Я связался с ним, и он сказал, что будет с нами работать. Это был первый концерт, который он нам смог организовать. Мы играли с группой Stretch. У них был один хит, и дела шли тогда нормально. Мы спросили: «Можно использовать ваши усилители?» — а они ответили: «Нет, не можете!» У нас были колонки, и мы установили их на сцене и подключились через них, и поскольку ребятишкам очень нравилась наша музыка, это прокатило. Время было подходящим. Люди скакали по всему залу, сходили с ума. Stretch вышли на сцену как большие рок-звезды, и люди сказали им: «Пошли в жопу!» — что для нас было самое оно. Мы были доморощенной группой. С музыкой и одеждой у нас все было нормально, и многие вещи мы играем по сей день. Когда мы начали гастролировать, то нахлобучивали аудиторию нашей музыкой, били ею народ по головам.