Глава 26
Семь лет в масштабах Вселенной – это неуловимо короткий миг, а в реальностях обычного человека – большой срок. И за семь лет может много чего измениться…
Семь лет назад Миша не знал, как выбраться из жизненного тупика, зато сейчас у него все на мази. Законным вором ему никогда не быть – косяки из далекого прошлого ставят крест на такой перспективе. К тому же он уже и не рвет жилы, пытаясь поднять свой авторитет. Зачем ему это, если Андерсон уже год назад как откинулся, Крюка перевели на другую зону, и никто уже не пытается раскрутить его на деньги. И Шелепов давно на пенсии, и Клыков больше не работает на «Южпортнефть». Да и сам он уже стал забывать лихие времена, когда рубил деньги с такой легкостью, с какой квасят капусту.
И Алла стала забываться. Ни слуху от нее, ни духу… А ведь он верил ей больше, чем самому себе. Тайну схронов ей доверил, а там деньги, оружие. Вдруг уже и нет ничего? Ведь если всю ту наличность до кучи собрать, дом приличный на берегу моря отгрохать можно, обставить его, машину крутую купить, еще и на жизнь останется… Предала его Алла, отреклась от него. А было время, когда он готов был доверить ей тайну всех своих денег. Хорошо, что удержался от этой бредовой идеи.
– Кустарь, тут это, Квакс пришел.
Миша лежал на скамье, загрузив руки тяжелой штангой. Накачанные мышцы никому еще здесь не помешали.
– Ну, давай его сюда.
Больших высот он не добился, но блатные считают его своим, и в своей камере он «смотрящий». Бойцы у него свои есть, пристяжь… А ведь он мог быть лагерным «петухом», исполни Шелепов свою угрозу. Или трупом, не снимись деньги с лагерного счета…
К Мише подвели крепенького паренька с широким приплюснутым носом и длинным, как у лягушки, ртом.
– Из Южноморска, говоришь? – снисходительно глянув на него, с величественной ленцой спросил он.
– Из Южноморска! – в заискивающей улыбке расплылся новичок.
– За какие подвиги?
– Ну, «мокруха» бытовая… Но я не виноват…
– Да мне плевать, виноват или не виноват… Сам кто по жизни?
– Ну, мужик.
– Где работал?
– Экспедитором на фирме.
– Что за фирма?
– Ну, «Агро». Да ты, наверное, не знаешь.
– Почему не знаю? Может, очень даже и знаю. Кто у вас там директор, Сполохов?
– Да, Сполохов! – обрадованно закивал Квакс.
Похоже, он решил, что Костя Сполохов для Миши – друг, товарищ и брат.
– Костя?
– Ну да, Константин Евгеньевич.
– И как он там поживает?
– Ну, я с ним лично не знаком. Там такой уровень!
– Какой уровень? – нахмурился Миша.
Костя работал на перспективу – широко, с размахом. Он мог далеко пойти. И, видимо, далеко шагнул… Может, Алла с ним сейчас и живет, потому и ни слуху от нее, ни духу.
– Ну, там у него торговая компания на весь край. Даже на Москву работаем. Муку туда гоним, рис, зерно, все такое…
– Нормальный ход.
– И через порт на экспорт гоним! – раздухарился Квакс.
– Бабла, я так понимаю, немерено.
– Ну, говорят, особняк у моря достраивается, с мраморными колоннами…
– Что еще говорят?
– Ну, всякое, – пожал плечами Квакс. – Он уже и не знал, что Миша хочет услышать – хорошее о Сполохове или плохое.
– Женат он?
– Ну да, жена… То ли трое детей, то ли четверо… Я их, понятное дело, не крестил.
– Любовница есть?
– Любовница?! Ну, этого я не знаю… Раньше, говорят, была…
– Когда раньше?
– Ну… – Квакс закрыл глаза, отсчитывая назад года. – Ну, в девяносто девятом… Или в двухтысячном… Я еще тогда только начинал работать… В девяносто девятом. Сполохов в больницу попал, ножом его пырнули.
– Кто?
– Говорят, любовница… Сам он этого не признавал, ментам сказал, что его типа ограбили, но слух-то пошел. Любовница его, говорят, ножом пырнула…
– В девяносто девятом?
– Ну да, в девяносто девятом. Осенью.
– Любовница?
– Любовница.
– Может, любовник? – ухмыльнулся Миша.
– Да нет, любовница… Он, говорят, из тюрьмы ей помог выйти. Ну, она его и отблагодарила…
– Из тюрьмы вышла? И отблагодарила?
– Ну да.
– И куда она делась?
– Не знаю. Сбежала, наверное.
– А зачем сбегать, если Сполохов на нее не заявлял?
– Так я откуда знаю? Я, вообще, толком ничего не знаю, что слышал, то и говорю… Может, и не было никакой любовницы из тюрьмы.
– Может, и не было, – кивнул Миша. – А может, и была…
Из тюрьмы осенью девяносто девятого могла выйти Алла. Она-то и могла стать любовницей Сполохова. И отомстить за Мишу могла… Ведь она обещала отомстить. И ждать Мишу обещала…
Может, и ждет его в одном из схронов. Затаилась и ждет… Что ж, если так, то он найдет ее…
А может, она и с Костей живет. Этот чертила прилип к ней как банный лист. Она его в дверь, а он в окно, она может ударить его по правой щеке, а он – подставить ей левую. Наверное, он потому и не заявил на Аллу, чтобы навсегда привязать ее к себе.
Что ж, если так, то давний план в действии. Костя за семь лет далеко шагнул, а через два года он еще на большую высоту поднимется. Тогда Миша его и труханет…
Нельзя ему сразу после зоны за кордон уходить. Клыков если отошел от дел, то возможности у него уже не те, что прежде, но все-таки сбрасывать его со счетов не стоит. Надо бы Мише покрутиться по стране, посмотреть, не следят ли за ним. Ну, и Костей попутно можно будет заняться. Если Алла уже вышла за него замуж, то надо бы сделать ее вдовой. Почему бы Мише самому не возглавить торгово-промышленную компанию «Агро»?..
Но все это так далеко, что и говорить не о чем. И Квакс уже раздражал Мишу своей тупорылой заточкой. Он отпустил парня и снова лег под штангу. Но не успел сделать и десяти жимов, как его снова одернули:
– Кустарь, там землячок тебя хочет видеть!
Миша кивнул. Пора было заняться боксерской грушей, и раз уж Кваксу хочется побыть ею, отказывать он ему в этом удовольствии не станет. А заодно объяснит, что Миша Кустарь ему не друг, и его нельзя беспокоить без приглашения.
Но землячком оказался не Квакс. К Мише подходил Коваль. Ваня так загрубел и заматерел за семь лет, что Миша едва его узнал.
– Какие люди! – воскликнул он.
Ему, конечно, совершенно не хотелось встречаться с бойцом из своей бывшей бригады, но пришлось изобразить бурную радость.
Зато Коваль, не скрывая своих истинных чувств, с ходу врезал ему кулаком в солнечное сплетение, причем на вдохе и со всей силы, как он это умел.
Миша пропустил удар, подался назад, и тут же Иван ударил снова. Обозначил удар ногой в пах, а ударил кулаком в подбородок. Миша мог бы отбить руку, если бы не сбитое дыхание…
От удара в подбородок он поплыл, и тут же Коваль снова ударил его в живот. И бил до тех пор, пока Миша беспомощно не завалился на бок.
– За что, братан? – в недоумении глядя на Коваля, простонал он.
– А ты думаешь, я не знаю, кто нас ментам сдал? – взревел Иван.
– Это не я!
– Ты!!! – заорал Коваль. И опустил ему на голову свою кувалду…
Когда Миша пришел в себя, Коваля уже не было. Но как вскоре выяснилось, вместе с ним ушли и его пацаны. Вернее, все бойцы остались на месте, но ушло их уважение к своему «смотрящему». Братва поверила Ковалю, а это значило, что впереди Мишу ждали трудные времена.
Впрочем, бояться нечего. Он много раз выкручивался из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Сможет выпутаться и сейчас. Еще и Коваля поставит на понятия…
В тюрьме система распознавания «свой-чужой» работает четко. Но и смена кодов может произойти очень быстро. Сейчас Миша еще пока свой, но кое-кто уже смотрит на него как на чужого. И если «смотрящий» по зоне Шмат скажет неправильное для него слово, то братва вообще перестанет с ним считаться. И это в лучшем случае.
– Я на хате был, когда менты навалились. Об этой хате только Кустарь знал, – покосившись на Мишу, угрюмо сказал Коваль. – Только он и мог меня сдать.
– Об этой хате и Лагут знал.
– Лагут здесь ни при чем, – покачал головой Коваль.
– Обоснуй! – недовольно глянул на Мишу Шмат. С Ковалем вел разговор сам вор, и все остальные должны были молчать.
– Лагут об этой хате точно не знал.
– Да?.. Ну, тогда ты прав, парень, я действительно тебя сдал. Лагуту, – усмехнулся Миша.
– Никто не должен был знать, – мотнул головой Коваль.
– Так это моя была постанова, а не твоя. Я постановил, что никто не должен знать. А тебе по барабану все было, ты у нас в облаках в это время летал. А Лагут – мой водитель, и я с ним ездил смотреть эту хату… Ну да, не должен был я говорить ему про эту хату. Но сказал. И про твою телку сказал. Кто она у тебя, центровая сочинская шмара?
– Как ты сказал? – дернулся Коваль.
Но Миша только и ждал, когда тот бросится на него с кулаками. Удар у Коваля конкретный, в рукопашном бою сладить с ним очень сложно, но он, в принципе, мог бы справиться с ним. И удар мог заблокировать, потому что ждал его. А этот удар стал бы для Коваля роковым. Это беспредел – по своей воле распускать руки в присутствии законного вора… Впрочем, Коваля можно было поставить вне закона и другим способом.
– Так и сказал, – не дождавшись удара, произнес Миша. – После дефолта бакс в шесть раз поднялся, а твоя телка брала две штуки баксов за ночь. Она реально таких «бабок» стоила, да, Ваня?
Коваль реально влюбился в проститутку, дом для нее купил на берегу моря, вбухав в это кучу «бабок». Миша был против этого, но Коваль уперся рогом. Пришлось идти ему навстречу – регистрировать в офшоре юридическое лицо, на которое регистрировался дом, проводить сделку купли-продажи, перекидывать деньги со счета на счет. В условиях полуподполья сделать это было непросто, но ничего, Миша смог все провернуть.
– Не твое дело! – зло бросил Коваль.
– Как это не мое?! Я же с деньгами тебе помог, с домом. Я же видел, как ты тащился от своей подружки, хотел, чтобы у тебя с ней все путем было… Ты же ее любил, да? В губы ее целовал, да? Я видел, как ты ее в губы целовал! – осклабился Миша.
– Ты не в ту тему дуешь! – с ненавистью смотрел на него Коваль.
– Да нет, все туда… Ты почему на меня наехал? Потому что простить мне свою шлюху не можешь, да?.. Ну, трахнул я ее по случаю, и что? Она же проститутка… А ты ее после этого в губы целовал!..
– Чо ты гонишь? – вскипел Ваня. – Не было ничего такого!
– Как это не было! Давай прогон сделаем, пробьем, кто она такая, твоя телка…
Шмат глумливо скалился, глядя на Коваля, и его бойцы ухмылялись. Была на тюрьме такая заморочка для новичка. Но Коваль не новичок, а Миша его так ловко развел. Всерьез зашкваренным его считать не будут, но, как говорится, осадочек останется… А если Миша сможет его и по другим пунктам мордой в грязь ткнуть, то у пацана возникнут реальные проблемы.
– За базар ответишь! – Коваль в бешенстве сжимал кулаки, но на Мишу не кидался. Понимал, что нельзя этого делать. А жаль…
– За реальный базар легко отвечать. Что было, то было… Ты вот в Артемск по делам ездил, а мы с Лагутом твою шлюху проведывали, ну, чтобы не скучала…
– Заткнись! – Коваль уже не мог сдерживать себя, но окончательно с катушек почему-то не слетал.
– А зачем ты мне рот затыкаешь? – возмутился Миша. – Ты думаешь, что я мог трахнуть жену своего бойца? Я что, похож на морального урода? Ты сам урод, Ваня, потому и других за уродов держишь…
– Держит, – кивнул Шмат. – А вот почему он это делает?
– Ну, он думал, что Лагут про его хату ничего не знает…
– Кто такой Лагут?
– Я же говорил, водила мой. Ну, и отбойщик заодно. Нас менты вместе приняли… Лагута в особый блок потом перевели, ну, чтобы братва до него не добралась… Скажи, Ваня, было такое?
– Ну, было, – выдавил из себя Коваль.
– А меня на общем режиме держали. Ну, и кто из нас братву сдал?
– Лагут не знал про мою хату! – Коваль уже жалел о том, что связался с Мишей.
– Ну, ты заладил, в натуре…
– Мне следак об этом говорил! – взывая к Шмату, сказал Коваль.
– Следак? Тебе? – удивленно повел бровью вор. – Зачем он тебе это говорил?
– А затем, чтобы я знал, кто нас сдал.
– Он так тебе и сказал, что Кустарь братву сдал?
– Нет. Но дал понять… И братва говорила, что Кустарь нас сдал…
– Братва говорила?
– Ну да… Кустаря в общей камере держали, а на суд отдельно возили. Сначала над ним суд был, потом над нами…
– Почему так? – спросил Шмат, с подозрением глядя на Мишу.
– Тебе какой срок впаяли, Ваня?
– Восемь лет.
– По какой статье?
– По триста восемнадцатой… Подстава это была, не стрелял я в ментов, когда они за мной пришли…
– Правильно, подстава, – кивнул Миша. – Тебя за покушение на мента закрыли, Рябого за наркоту – на семь лет, с Джонсоном то же самое… Кого за «мокрое» закрыли, а? Никого? А я знал про «мокрое»? Знал! Так почему менты об этом не узнали?..
– Если бы нас за «мокрое» закрывали, мы бы тебя самого с потрохами сдали! – парировал Коваль.
– Ну, так почему не сдали? Я же вас как бы сдал, и вы должны были меня сдать! А не сдали! Неувязка, Коваль, неувязка. Не смог ты обосновать свой наезд. Теперь я тебе могу предъявить…
– Тебя самого за что закрыли?
– За «мокрое» меня закрыли. За то, что Гармоху «замочил»…
– Организацию убийства тебе шили. Там ведь не только Гармоха был, там еще троих завалили… А тебе всего девять лет дали!
– Всего?! Мне четыре убийства шили. Только мне! И организацию преступного сообщества мне шили. Только мне! Там до двадцати лет! Там пожизненное, а там до пятнадцати!.. Да, было такое! Только суду доказательств не хватило. Двести десятую статью сняли, а по сто пятой только Гармоху оставили. И то судья сомневался, потому и дал девять лет… А знаешь, почему Гармоху мне смогли пришить? Потому что менты свидетеля купили. Стали бы они химичить, если бы я братву сдал?
– Да, но следак намекнул… И братва думает, что ты нас сдал… И Лагут «малявы» разослал…
– Лагут?! «Малявы»?! – Мише вдруг показалось, что он ослышался.
– Ну да, «малявы» по тюрьмам раскидал… Не сдавал он братву, пишет.
– И ты ему поверил?
– Ну, все сходится…
– Что сходится? То, что ему всего два года за ствол дали? Это сходится? Братва по нарам, а это чмо бамбук курит? Мне он в «маляве» предъявлял?
Миша готов был уличить Коваля во вранье. В принципе, Лагут мог связаться с братвой, но если он обвинил Мишу, то это дошло бы до воров, тогда бы ему предъявили. Но не было ничего такого, значит, Лагут его не обвинял.
– Нет, не предъявлял. Но и так все ясно… – Коваль врать не стал, но все равно спасти себя уже не мог.
– Не ясно, – покачал головой Шмат, с неприязнью глядя на него. – Если этот Лагут всего на два года заехал, то ничего не ясно… А если тебе что-то ясно, ты должен был мне на Кустаря заявить. А ты наехал на него. Это беспредел. А за беспредел спрашивают…
– Не, но точно знаю, что… – Коваль осекся, не решаясь продолжить мысль.
Все правильно он сделал. Его ведь не осудили, просто Миша получил реальное право спросить за себя. Мишу оправдали, и теперь он мог сделать с Ковалем все что угодно – никто его за это не осудит. Но если Коваль оспорит слово, сказанное законным вором, с него спросит вся братва. Тогда он точно живым из котельной не уйдет. А так у него есть шанс. Если Миша его отпустит…
Но Миша его не отпустил. Заточка вошла в печень как по маслу…
