Наш костер догорел, от него осталась лишь россыпь красных пятнышек. Время от времени вспыхивал и несколько секунд плясал огонек, а потом угасал. Я разглядывал небосвод. Большинство созвездий были мне знакомы с детства, но они успели перебраться на непривычные места и вдобавок перекособочиться. Самая подходящая ночка, чтобы высматривать падающие звезды.

Я уже насчитал семь.

– Что, неудобно? – спросил Ворон.

Он тоже глядел в небо.

Я аж вздрогнул от его голоса. С самого завтрака Ворон ни словечка не вымолвил. Мы теперь вообще мало разговаривали.

– Боязно.

Я потерял счет времени, не имел ни малейшего представления о том, в какую даль мы забрались. Знал только, что отсюда чертовски далеко и до дома, и до юга.

– Ломаешь голову, что за нелегкая тебя сюда занесла? Да?

– Нет. С этим как-нибудь справлюсь. Меня другое беспокоит: мы с тобой крадемся, точно воры. Разве ж это дело? Не ровен час, с нами и обойдутся, как с ворами.

Я умолчал о том, что мне не нравится блуждать на чужбине, где никто, кроме Ворона, не способен меня понять. И если с ним что-нибудь случится…

Да, именно эти мысли пугали больше всего. Так пугали, что я гнал их из головы.

– Но поворачивать назад поздно, – сказал я.

– Кто-то говорил, что никогда не поздно.

Это что же, он снова думает о детях? Ну отчего бы и не подумать, если больше нет ни малейшего риска встречи с ними?

А еще, должно быть, его гложут запоздалые сомнения насчет нашего путешествия в неизвестность.

Будущее мне виделось очень смутно, да и ему, наверное, не намного яснее. Но им двигали очень сильные чувства. И все они имели самое непосредственное отношение к Душечке, хотя Ворон ни разу не упомянул ее имени. Вина чудовищной птицей угнездилась на его плечах. Она хлопала крыльями, кудахтала и норовила выклевать глаз или отщипнуть ухо. Он надеялся заткнуть эту гадину, потому-то и отправился вдогонку за Костоправом, чтобы сообщить ему о случившемся в Курганье. По мне, так не было в этом ни малейшего смысла. Ну, так ведь многие люди всю жизнь занимаются черт знает чем.

Должно быть, иссякает запас его решимости. Одно дело – пуститься в погоню, рассчитывая догнать через несколько недель, и совсем другое – таскаться по дорогам и бездорожью месяцами, покрывая тысячи миль. Не для того создан человек, чтобы по свету скитаться без передышки. Дорога затупит даже волю, выкованную из самой крепкой стали.

Но у Ворона клинок воли еще не безнадежно туп.

– Костоправ снова ушел далеко. Ему не приходится осторожничать, как нам. Нужно прибавить скорости, иначе так и будем тащиться без толку до самого края мира.

Вот же черт! Это Ворон себе говорит, не мне. Собирает крохи растраченного в пути энтузиазма. Как тут прибавить скорости, ну как? Разве что вовсе не стеречься людей в деревнях, через которые проезжаем.

Мы себя и так уже почти до смерти загнали.

И тут я углядел что-то на севере.

– Посмотри! Вон туда! Видишь? Это же то самое, о чем я тебе вчера говорил. Молнии с ясного неба.

Он не придал значения моим словам:

– Может, гроза…

– Да ты глянь, не поленись.

Мы заметили несколько сполохов, очень слабых – их источник, должно быть, находился за горизонтом. Обычно такие молнии подсвечивают или очерчивают верхние кромки туч.

– На небе ни облачка, – сказал Ворон. – Уже сколько недель мы ни одного не видели. Готов поспорить, что и не увидим, пока не пересечем эту степь. – Заметив очередную вспышку, он вздрогнул. – Не нравится мне это, Ящик. Ну совершенно не нравится.

– Да ну? И с чего бы?

– А вот не знаю, с чего бы. Разве что догадываюсь. У меня те же мурашки, что были в Весле. Из-за них-то я и пустился в эту гонку.

– Тварь из Курганья?

Он пожал плечами:

– Может быть. Хотя… непонятно. Если это и впрямь тот, о ком я думаю, какое ему дело до нас? Он должен захватывать империю и обороняться от Взятых. Кое-кто из них, наверное, гуляет на свободе.

У меня теперь было время подумать, что же такое стряслось в Курганье и почему Ворон сорвался с насиженного места. Напрашивался один-единственный ответ, да и он не казался правдоподобным.

Там сожгли тело и развеяли пепел, но не сумели найти голову.

– Если это Хромой, то у нас могут быть серьезные неприятности. Чем бы он ни занимался, в его делах не видно никакого смысла. Не видно нам, смертным. Свихнулся напрочь.

Ворон удивленно посмотрел на меня, затем ласково улыбнулся:

– Это что же получается, малыш, у тебя в котелке не опилки? Отлично. Ну, так задай работу мозгам. Пусть они дотумкают, с чего это вдруг нас преследует полоумный колдун. Правда, один шанс на тысячу, что это именно он нынче устроил фейерверк.

Я снова лежал и высматривал падающие звезды. Насчитал шесть. А насчет Хромого не гадал, поскольку не воспринял слова Ворона всерьез. Конечно, Хромой не жалует Ворона, но не настолько же он зол на моего приятеля, чтобы гоняться за ним по всему миру. Даже если этот Взятый – конченый псих.

– Между молотом и наковальней, – вырвалось вдруг у меня.

– Чего?

– Накинь на самолюбие узду, брат Корво. Не за нами он гонится. Если это действительно он.

– А за кем? – Услышав свою настоящую фамилию, Ворон сощурился, с подозрением глядя на меня, отчего его суровое ястребиное лицо сделалось уж и вовсе хищным.

– За теми же, за кем и мы. За Черным Отрядом.

– Нет в этом никакого смысла, Ящик.

– Ошибаешься. Только в этом и может быть смысл. Просто ты смотришь на мир не так же, как Взятые. У тебя довольно извращенный взгляд, но все-таки ты считаешь людей людьми. А Взятые не считают и никогда не считали. Люди для них – всего лишь орудия, рабы, живой скарб. Попользовался, да и выкинул. За исключением одной-единственной женщины, которая оказалась сильнее ей подобных и сумела их подчинить. И теперь эта женщина, насколько мы знаем, едет впереди нас в компании твоего дружка Костоправа. Я прав?

Моя идея проникла Ворону в черепушку. Он покрутил ее так и этак, оглядел со всех сторон, ворча и встряхиваясь, как мокрая собака. И через некоторое время сказал:

– Силу свою она растеряла, но сохранила знания. А с этими знаниями можно завоевать полмира и усмирить Десять Взятых. Прибрать такой клад к рукам – мечта любого колдуна.

– Правильно рассуждаешь. – Я закрыл глаза и попытался уснуть.

Получилось далеко не сразу.