14. Выстраивайте свою частную жизнь

То, что великий политический мыслитель Ханна Арендт называла тоталитаризмом, было не всесильным государством, а стиранием различий между частной жизнью и общественной. Мы свободны только тогда, когда мы контролируем то, что люди знают о нас, и то, в каких обстоятельствах они это узнают. Во время кампании 2016 года мы незаметно для самих себя сделали шаг в сторону тоталитаризма, приняв за норму нарушение неприкосновенности нашей частной жизни в электронной сфере. Сделали ли это американские или российские спецслужбы или какая-то другая организация, но кража, обсуждение или обнародование личной переписки нарушает основы наших прав. Если у нас нет контроля над тем, кто что и когда читает, у нас исчезает возможность действовать в настоящем и планировать будущее. Тот, кто нарушает границы вашей частной жизни, может унизить вас или по собственной прихоти разрушить ваши отношения с другими людьми. Ничья частная жизнь (кроме, вероятно, самого тирана) не выдержит, если ее выставить на всеобщее обозрение с враждебными намерениями.

Бомбы с электронной почтой, запущенные во время президентской кампании 2016 года, оказались также и мощной формой дезинформации. Слова, написанные в одной ситуации, осмысленны только в этом контексте. Сам акт переноса их из того момента, которому они принадлежат, в другой является актом фальсификации. Что еще хуже — когда медиа последовали за этими почтовыми бомбами, как будто это были новости, они совершили предательство по отношению к собственной миссии. Лишь немногие журналисты попытались объяснить почему люди сказали или написали тогда то, что было обнародовано. В то же время, сообщая о нарушении тайны переписки в новостях, средства массовой информации позволили отвлечь себя от реальных событий того момента. Вместо того чтобы сообщать о нарушении базовых прав, наши медиа в основном предпочли бездумно потакать нашему интересу к чужим делам, неприличному по своей природе.

Наша тяга к тайному, размышляла Арендт, политически опасна. Тоталитаризм устраняет различие между частным и общественным не просто для того, чтобы сделать личность несвободной, но и чтобы отвлечь все общество от нормальной политики и увлечь теорией заговора. Вместо того чтобы устанавливать факты или интерпретировать их, мы соблазняемся идеей скрытой реальности и тайных заговоров, которые объясняют все происходящее. Как стало ясно из случая с почтовыми бомбами, этот механизм работает даже тогда, когда раскрытая тайна не представляет никакого интереса. Обнародование того, что прежде было конфиденциальным, само по себе становится сюжетом.

(Поразительно, насколько новостные медиа ведут себя здесь хуже, чем, скажем, журналисты из сферы моды или спорта. Обозреватели моды знают, что модели переодеваются в гримерке, а спортивные журналисты знают, что атлеты принимают душ в раздевалке, но ни те ни другие не позволяют частностям заместить публичную тему, освещение которой от них ожидается.)

Когда мы проявляем активный интерес к материям сомнительного свойства в те моменты, которые определены авторитарным правителем или спецслужбами, мы участвуем в разрушении нашего политического порядка. Разумеется, нам может казаться, что мы не делаем ничего особенного — только то же, что и все. Это верно — и именно это Арендт описывала как вырождение общества в толпу. Мы можем пытаться решить эту проблему индивидуально, путем защиты собственных компьютеров; можем пытаться решить ее коллективно — например, поддерживать организации, связанные с соблюдением прав человека.