Глава 4
Следственные действия. Поиск тела

Пока министр юстиции Макаров медлил, министр внутренних дел Протопопов приступил к дознанию, которое дублировало действия прокуроров.

Парадокс заключается в том, что следователь Завадский уже через несколько месяцев встретится с Протопоповым, когда министр уже в качестве подсудимого будет отвечать на его вопросы во время работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства.

И вот о чем Завадский его спросил:

«Тогда утверждали, что вы в Царском Селе настаивали на том, что это вопиющее преступление и что нужно параллельно производству судебного расследования вести и внутреннее дознание по Министерству Внутренних Дел, помимо судебного расследования».

Да, это было именно параллельное расследование. Если бы дело довели до суда, оно имело бы колоссальный политический резонанс. Поэтому монаршая чета хотела оставить в тайне некоторые его подробности и решила довериться преданному им министру внутренних дел, а не министру юстиции.

Полицейское расследование началось 17 декабря 1916 года, когда министр внутренних дел А. Д. Протопопов подписал приказ № 573: произвести следствие по делу «об исчезновении Григория Ефимовича Распутина». Этим документом главным дознавателем назначался П. К. Попов, состоявший в должности генерала для поручений при Министерстве внутренних дел по званию главноначальствующего над отдельным корпусом жандармов. Следствие предполагалось вести в абсолютной тайне, исключая любую утечку.

Попов был одним из главных специалистов в деле политического сыска: два года отслужил начальником Петроградского охранного отделения. Уже 17 декабря этот полицейский снял показания у аристократки Марии Головиной, одинаково близкой как Распутину, так и Юсупову.

Она сообщила: «Около 5 лет тому назад князь Юсупов познакомился с Распутиным у нас на квартире, после того встречался с ним раз или два опять у нас на квартире».

В этой истории чрезвычайно важна топография. Ведь, по правде сказать, многие фигуранты жили на Мойке. Вот и знакомство Феликса Юсупова с Распутиным происходит в доме 104, где живет Головина. Рядом в доме 106 живет тесть Юсупова. А сам князь живет у него, пока в его владениях ведется большой ремонт – дворец Феликса расположен всего через четыре дома.

Вот что далее показывает Головина: «В настоящем 1916 г. князь Юсупов в ноябре месяце встретил Распутина у нас на квартире, по словам князя, Распутин произвел на него гораздо лучшее впечатление, чем в прежние годы. Так как князь жаловался на боль в груди, я посоветовала ему побывать на квартире Распутина. Князь ездил к Распутину со мной два раза, в конце ноября и первых числах декабря месяца, сего 1916 года, оставался оба раза у Распутина менее часа. Однажды при мне Распутин просил князя Юсупова свозить его куда-нибудь к цыганам. Поэтому, когда утром 17 декабря дочери Распутина мне сказали по телефону, что Григорий Ефимович ночью уехал с «маленьким», то есть с князем Юсуповым, я их успокаивала, говоря, что беспокоиться тогда нечего».

Показания Головиной носили успокоительный характер. Касаясь своих отношений с Феликсом Юсуповым, она сообщила: «17 декабря днем князь Юсупов был у меня и мне говорил, что 16 декабря ночью к нему позвонил Григорий Ефимович и предлагал ехать к цыганам, но князь ответил, что у него гости и ехать в этот день он не может».

Получалось, что встреча с Юсуповым у Головиной произошла буквально перед ее допросом.

А что же вспоминал об этой беседе князь в своих мемуарах?

«Она кинулась ко мне навстречу и голосом, полным невыразимой тревоги, проговорила:

– Скажите мне, ради бога, где Григорий Ефимович? Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас и именно вас называют его убийцей.

Я постарался ее успокоить и рассказал подробно уже сложившуюся в моей голове историю.

– Ах, как все это ужасно! И Императрица, и Аняуверены, что он убит этой ночью и что это сделано у вас и вами.

– Позвоните сейчас в Царское и попросите Императрицу принять меня – я ей все объясню. Сделайте это поскорее, – настаивал я.

М. Г., согласно моему желанию, позвонила по телефону в Царское, оттуда ей ответили, что Императрица меня ждет.

Я уже собирался уходить, чтобы ехать к Государыне, но в это время подошла ко мне М. Г., на лице которой помимо тревоги, вызванной исчезновением Распутина, мелькало теперь новое мучительное беспокойство.

– Не ездите в Царское, не ездите, – обратилась она ко мне умоляющим голосом. – Я уверена, что с вами что-нибудь случится. Они вам не поверят, что вы не причастны. Там все в ужасном состоянии… На меня очень рассержены, говорят, что я предательница».

Главный полицейский дознаватель Попов, имея в активе сообщение полицейского Власюка, решил вызвать для допроса и Нефедова Ивана Григорьевича, денщика генерал-адъютанта Юсупова, отца Феликса. Его описание мрачной ночи, как мы уже знаем, сводилось лишь к смерти собаки во дворе, которая и была, по его словам, главным событием, случившимся во дворце в минувшие сутки. Помимо прочего, Нефедов сообщил важный факт, который мог бы пригодиться для дальнейшего расследования. Денщик утверждал: «Ключ от бокового подъезда князь Юсупов всегда имел при себе». Следовательно, дверь, через которую вынесли пристреленную собаку, была открыта и закрыта лично Феликсом Юсуповым, и никем иным.

Генерал-майор Попов решил провести допрос хозяина подозрительного дворца и предложил ему явиться на следующий день для дачи показаний. Чрезвычайно смелый поступок: Феликс Юсупов был женат на великой княжне Ирине, племяннице царя, и, следовательно, входил в число членов императорской фамилии, которые подлежали лишь царскому суду. Это было узаконенное монаршее покровительство для родственников.

В Своде законов Российской империи, в главе «Обязанности Членов Императорского дома к Императору» утверждалось:

«Ст. 219. Царствующий Император во всяком случае почтен быть Главою всей Императорской фамилии и есть на всегдашнее время попечитель и покровитель оной.

Ст. 220. Каждый Член Императорского дома обязуется к лицу Царствующего, яко к главе Дома и Самодержцу, совершенным почтением, повиновением, послушанием и подданством.

Ст. 221. Нерушимым, сверх сего, залогом всех данных каждому Члену Императорского дома преимуществом поставляет миролюбное обращение и хранение семейной тишины и согласия.

Ст. 222. Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец во всяком случае имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко с преслушным воле МОНАРШЕЙ».

Эти четыре пункта как аргументы цитируются в прокурорском деле. Они фактически выводили членов царской фамилии из общего права и правом для них была исключительно воля царя. Предполагалось, что царские родственники никогда не станут на путь преступления, хотя в истории России такие случаи происходили: убийства Петра III и Павла I были осуществлены ближайшими родственниками монархов или при их участии.

Убийство Распутина стало тем особым случаем, который и должен был проверить уголовную систему России. С Феликса Юсупова, женатого на царской племяннице, Николай II отчасти снял свое покровительство, хотя публично и не заявил об этом.

В прокурорском деле указывается на еще один особый пункт закона:

«Ст. 207. Все соучастники в преступлении или проступке судятся в одном суде, именно в том, коему подсудны главные виновные или в ведомстве коего находится большее число обвиняемых. Но если один из соучастников в преступлении или проступке подсуден высшему, а другие низшему суду, то дело о всех обвиняемых подлежит решению высшего суда».

Таким образом, становится понятна коллизия преступления, когда соучастники заранее рассчитывали на парализацию машины правосудия, так как в любом случае ей пришлось бы перекладывать это дело на прямую волю царя. Но благодаря этому обстоятельству и процессуальной коллизии мы имеем 751-е дело, которое все же сохранило для нас важнейшие моменты основного прокурорского дела об убийстве фаворита.

Однако обратим внимание на один важный момент: судебный устав Александра II от 1864 года ограничивал волю монарха в области суда, оставляя за ним лишь право помилования, но только после вынесения решения по делу. Так что в любом случае дело должны были довести до конца.

Историческое здание особняка Кочубея на Фонтанке стоит в одном ряду с соседними домами, расположенными вдоль канала. Многие годы оно ассоциировалось с приемной министра внутренних дел Российской империи и впечатляющим штатом полиции, охранки и осведомителей.

Министр Протопопов превратил свой кабинет в штаб дознания. В Особой политической части, или пятом делопроизводстве МВД, составляли списки лиц для ближайших допросов и форсировали прохождение бумаг. Весь ресурс столичной полиции – от городовых до агентуры – работал на обнаружение трупа. По окраинам города ходили полицейские с собаками, а другие выясняли путь автомобилей, которые ночью ездили по городу. Усилия были не напрасны.

Скоро на Фонтанку, 16, пришло первое важное сообщение – на Малой Невке, возможно, обнаружили важную деталь для следствия.

Об этом известно и из документов Министерства юстиции, сообщающих, что следы крови были найдены «около 1 часа дня того же 17 декабря на Большом Петровском мосту…»

Примечательно, что этот мост считался мостом самоубийц. Видимо, это и предопределило решение преступников сбросить с него в реку тело жертвы. Вот что сообщает о первых находках вещественных доказательств прокурорское дело: «17-го сего декабря неизвестные прохожие обратили внимание на имевшиеся на Большом Петровском мосту следы крови, о чем заявили речной полиции. При осмотре чинами последней означенного моста было обнаружено присутствие крови на панелях, перилах, на пятом устое /контрфорс/ и брусах его. Кроме того, у того же устоя на льду была найдена калоша. Около места, где была обнаружена на мосту кровь, имелся след автомобиля, вплотную подъехавшего к борту панели».

Показания прокуратуре об этом дают полковник 4-й Дистанции речной полиции Еланский и городовые той же полиции Григорий Лизогубец и Иван Андреев. Обратим внимание, это другие свидетели, нежели в полицейском расследовании, сообщающем нам несколько иные детали: «В 2 часа дня городовой 4-ой Дистанции Петроградской части Курдюмов, едва заступив на пост № 2, получил словесное заявление от мостового сторожа Федора Кузьмина. Тот сообщил, как проходившие мимо него неизвестные рабочие передали ему, что обнаружили на Большом Петровском мосту и его устоях следы крови. Федор Кузьмин, отправившись на указанное место, смог убедиться в истинности их слов.

Уже через полчаса он явился на Большой Петровский мост с городовым Курдюмовым и полицейским надзирателем Леоновым. Там ими был составлен протокол № 1740, в котором говорилось: „Произведя досмотр, было установлено, что на Большом Петровском мосту, на четвертом пролете, на панели и устоях имелись следы крови незначительные, здесь же была обнаружена мужская калоша; теплый ботик коричневого цвета № 10 фирмы «Треугольник»“».

Калоша оказалась важной зацепкой в дальнейших поисках, и информацию о ней министр внутренних дел Протопопов решил передать в царский поезд. Состав главы государства еще был на полпути в Петроград, когда поступила срочная шифрованная телеграмма, адресованная дворцовому коменданту Свиты Его Величества генералу Воейкову, осуществлявшему связь с царем в период движения.

«Дополнение предыдущей телеграммы сообщаю: вчера днем на Большом Петровском мосту внизу устоя была найдена калоша, которую признали принадлежащей Григорию. На перилах мостах усмотрены следы крови.

По показаниям прислуги Григорий уехал ночью вместе с князем Юсуповым. Управляющий МВД. Зашифрована и отправлена 18/ХII 1 час, 35 минут ночи».

В оригинале начального текста содержалось и дополнение. После слов «уехал ночью вместе с князем Юсуповым» министром было написано «хотя к этому показанию отношусь недоверчиво». Эти слова, поразмыслив, глава МВД вычеркнул. Видимо, он решил, что доверять нужно не своим отношениям, а конкретным фактам.

Сегодня можно только гадать, почему понадобилось целых 13 часов, чтобы появился на свет следующий документ:

«Справка.

Коричневый ботинок № 10 фирмы „Треугольник“, найденный на Большом Петровском мосту на Неве сего числа, в 3 часа ночи был предъявлен дочерям разыскиваемого Григория Распутина-Нового, Марии и Варваре Распутиным-Новым, проживающим в доме № 64 по Гороховой улице; причем они ботинок признали за принадлежащий их отцу, как по размеру, так и по наружному его виду. Ботик также признавали за принадлежащий Распутину-Новому находившиеся в квартире два агента Охранного отделения, швейцариха и господин Симанович. 18 декабря 1916 года. Надзиратель сыскной полиции Михайлов».

Пространство вокруг Большого Петровского моста стало местом интенсивных поисков трупа.

Прокурор Завадский вспоминал: «Если судебные власти бездействовали, то не дремал министр внутренних дел Протопопов: стараясь заслужить благорасположение императрицы, он, по собственным его словам, как мне передал их В. А. Бальц, бывший тогда товарищем министра внутренних дел, приказал полиции обшарить все дно Невы и залива, „хотя бы до самого Кронштадта“. Такое приказание объясняется тем, что убийцы не умели молчать, и уже в субботу по городу расползлись слухи, будто Распутина спустили ночью в какую-то прорубь».

Поиски на реке были в самом разгаре, когда полиция уже располагала весьма определенными показаниями домашних Распутина, которые не оставляли сомнений в том, куда и с кем уехал хозяин в ночь с 16 на 17 декабря. Племянница Анна сообщила, что в последний час, находясь дома, дядя прилег на кровати, не раздеваясь, и сообщил ей и прислуге Екатерине Потеркиной о том, что собирается на ночь глядя в гости к «маленькому». «Маленьким дядя называл князя Юсупова, который бывал у нас раза 2–3», – припоминала Анна.

Дочь Распутина, Матрена, также вспоминала, что Юсупов бывал в доме отца. Она утверждала: «Князя Юсупова я видела у нас на квартире дней 5–6 тому назад, следовательно, около 12 декабря сего года».

Отметим для себя эту дату – 12 декабря.

«Этот Маленький, – свидетельствовала служанка Екатерина Потеркина, – бывал в квартире Распутина два раза – около 20 ноября, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, и в первых числах декабря сего 1916 года, приблизительно за неделю до исчезновения Распутина. Оба раза он приходил вместе с Марией Евгеньевной Головиной черным ходом и в штатском платье». Дальнейшие показания служанки уже не оставляли сомнения в том, куда направился хозяин. Ее заявление было равносильно опознанию.

Потеркина: «…я в это время находилась за перегородкой кухни для прислуги и, отодвинув занавеску, видела, что пришел Маленький, т. е. известный мне как муж Ирины Александровны. Узнала его в лицо».

Самодельная перегородка в кухне в квартире 20 была устроена для обозначения жилой комнаты прислуги. На кухне была и дверь черного хода, так что женщины, помогавшие Распутиным по хозяйству, волей-неволей ночью были на страже этого выхода. Поэтому князь обречен был быть увиденным.

У самого Юсупова была своя, оригинальная версия, почему Распутин называл его «маленьким». Он пояснял: «В недавно вышедшей книге Ладыженского „Неведомые волны“ описываются хлысты, один из которых, напоминающий Распутина, обращался к своим друзьям со словами: „маленький“ и „миленький“».

В действительности Распутин называл Феликса «маленьким», потому что он был младшим в роду Юсуповых.