Глава 24
10 июля 2018 г. Санкт-Петербург

Саня устало брел от остановки к дому. К счастью, жара уже спала, и его изнуренный добросовестной службой на благо общества организм мог обрести хотя бы крупицу комфорта, не страдая от жары и влаги. От последнего его спасала бутылка холодного пива, купленная у метро. Из-за служебного рвения личная жизнь Сани никак не желала складываться. Допрос супругов Кавинских, затем прибытие племянника-адвоката, тягомотное выяснение, обсуждение, применение законодательных закавык, прощание с Кавинским и прочие радости задержали капитана и двух его подчиненных на рабочем месте до десяти часов вечера. Разговор со Струганковым вообще пришлось отложить до утра. Последнее, признаться, скорее обрадовало, потому как сил на очередной допрос ни у ребят, ни у капитана уже не было. Племянник Кавинского оказался на редкость занудным, въедливым типом. Просто графом Дракулой во плоти, который в буквальном смысле слова выпил по капле всю их кровь, вытянул жилы, измотал нервы, а выдержанного, флегматичного капитана Филатова едва не довел до членовредительства.

Осадок от общения с семейкой Кавинских остался самый неприятный.

И вот теперь Саня, утомленный физически и истощенный морально, плелся к дому, мечтая о сытном ужине и мягкой постели. Даже телик смотреть не хотелось, Кавинские с лихвой заменили ему и «Камеди Клаб», и шоу Малахова, и «Уральские Пельмени», и прочие развлекательные передачи.

Саня свернул к подъезду с чувством марафонца, который уже видит финишную ленточку, вкладывает в последний рывок все силы, и…

– Ну, ты вообще даешь! – услышал Саня за спиной нахальный, укоризненный голос. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Я тебя уже часа два жду.

В первый миг Саня чуть было не поддался искушению быстренько прошмыгнуть в подъезд, притворившись глухим, но здравый смысл и чувство собственного достоинства удержали его от столь бессмысленного поступка. Бессмысленного потому, что она все равно прорвется внутрь, да еще и допытываться станет, что это он от нее бегает.

А потому Саня остановился в шаге от двери и, устало обернувшись, увидел то, что и ожидал. На лавочке у подъезда сидела Алиса.

– Ты что здесь делаешь? – в тон ей, пренебрегая приветствием, спросил Саня.

– Что-что? Тебя жду. Мать твоя меня в квартиру не пустила, – пожала плечами, поднимаясь с лавочки, Алиса.

– Ты что, уже и наверх сходила? – несколько растерялся от такой предприимчивости Саня.

– Ну, а как бы я узнала, что тебя дома нет? – постучала себе по лбу Алиса. – Ну, что, пошли?

– Куда и зачем? – не трогаясь с места, уточнил Саня.

Нет, он вовсе не возражал против легкого необременительного романчика, даже с этой рыжей пигалицей, для снятия нервного напряжения, так сказать, но вот роль бесплатной ночлежки его никак не устраивала, а потому Алиса в его квартире желанным гостем не была.

– Да ладно, не вредничай. Я хороших людей сразу вижу. У меня на них нюх, с детства, – повисая на Саниной руке, поделилась Алиса. – Мне деваться некуда. Ну не на улице же мне спать?

– К родителям не пробовала махнуть? Или тебе мои больше нравятся? – хмуро, без намека на шутливость спросил Саня.

– Вообще-то нет. Мать у тебя больно озабоченная. Кто ты, да зачем ты, и все время на «ты», как будто я к ней в невестки набиваюсь! – возмущенно пожала плечиками Алиса.

– Ну, а к своему что ж не идешь? Боишься или опять поругались? – пропустив замечание о матери мимо ушей, спросил Саня.

– А, так, поцапались. Он вообще взбесился. Вещи мои на лестницу выкинул, пришлось их к матери тащить.

– Ну, вот и оставалась бы там.

– Где? У материного хахаля на голове?

– Про хахаля ты вчера не говорила, – не дал запутать себя Саня. Хваткая и навязчивая Алиса действовала ему на нервы.

– Не говорила. Потому что сама не знала, – сердито куда-то в сторону буркнула Алиса. – Она его два месяца назад привела. А мне сказала, раз я до сих пор где-то шлялась, могу и дальше продолжать в том же роде, а у них места нет. – На этот раз в голосе Алисы прозвучала почти детская обида, а вглядевшись в ее лицо, Саня понял, что она вот-вот заревет, так что про подруг спрашивать не стал. А просто, потянув у нее с плеча рюкзачок, проговорил:

– Ладно уж, приючу на время. Только не рассчитывай, что это затянется, я только с виду такой добрый, и то, наверное, потому, что уставший.

Алиса в секунду повеселела, чмокнула Саню в щеку и вперед него шмыгнула в парадную. Ну, лиса, крякнул Саня, понимая, что его, кажется, обдурили.

– Шурик, это ты? – раздался из комнаты мамин голос, когда Саня захлопнул входную дверь.

– Я, мам, – ответил Саня, скидывая кроссовки, а Алиса быстренько проскользнула к нему в комнату.

– Кушать хочешь, сыночек? – проскрипев диваном, вышла в коридор мама, крупная, румяная, с кудрявой прической на голове.

– Да, мама, очень. Мне, знаешь, на поднос, четыре куска хлеба с маслом, что у нас там из еды? – прикидывая в уме, что накормить надо еще и Алису, распоряжался Саня.

– «Селедка под шубой» и молоденькая картошечка, остыла, конечно, давно, но я ее сейчас быстренько обжарю.

– О! Накладывай всего и побольше, я у себя поем, перед теликом. Устал как собака, ноги не держат, – пожаловался Саня и, в общем-то, не соврал.

– Бедный ты мой. Сейчас накрою и принесу. Отец-то спит давно, я тебя сейчас накормлю и тоже лягу.

– Спасибо, мам, – чмокнул ее в щеку Саня, а сам поспешил переодеваться и мыть руки, чтобы самому забрать поднос.

Если бы мама увидела Алису, вою было бы на весь дом. Она страшно боялась, что Саню окрутит какая-нибудь прошмандовка, вотрется в их семью, пропишется в квартиру, а уж дальше известно как бывает! А потому ревностно охраняла своего сына, считая каждую девицу, появляющуюся на их пороге, той самой злонамеренной прошмандовкой, и регулярно приводила ему на смотрины, тихих страшненьких очкастых мымр, работающих воспитателями в ее детском саду. Точнее, сад был государственным, но она им заведовала и считала собственной вотчиной.

Сане удалось перехватить у мамы поднос, и, пожелав ей спокойной ночи, он захлопнул перед носом родительницы дверь собственной комнаты.

– На вот, ложек две, а уж есть придется из одной тарелки, – ставя поднос на стол, шепотом пояснил Саня.

– А, пофигу. Главное, еда есть, я такая голодная! От матери-то я еще в восемь ушла, с тех пор и гуляю. О! Картошечка! – скидывая с себя тоненький жакетик и оставаясь в одном топике, радостно восклицала Алиса.

– Это что такое? – останавливая ее в сантиметре от вожделенной ложки, спросил Саня.

– Ничего, – резко отдернув руку, независимо заявила Алиса. – Тебя не касается.

– Нет уж, извини. – Саня смотрел на ее тоненькие бледные руки, на которых четко, словно нарисованные, запечатлелись две пятерни. Саня бесцеремонно повернул Алису к свету и разглядел на скуле под слоем грима свежий синяк. – Еще есть? – коротко спросил он.

– Нет.

– И кто это? Мать с хахалем или бывший?

– Тебе-то что? Сказано же, не твое дело, – вырывая руки, снова потянулась к ложке Алиса.

На этот раз Саня ее останавливать не стал, пусть трескает, но допрос продолжил:

– Он тебе хоть вещи вернул или сразу по шее?

– Сказала же, не твое дело, сама разберусь, – независимо заявила с набитым ртом Алиса.

– Это вряд ли, – невесело усмехнулся Саня, понимая, что в лице рыжей пигалицы обрел новые жизненные проблемы. – Ладно, сегодня я уже устал, завтра пойдем разбираться, – взвешенно оценив свои силы, решил Саня.

– Я сама во всем разберусь, ясно? – в очередной раз продемонстрировала вздорный, независимый характер Алиса. – И нечего лезть в мои дела.

– Да что вы говорите? Что же вы тогда делаете в моей квартире, мадам? – на этот раз уже откровенно насмешливо спросил Саня.

– А вот попрекать голодного человека хлебом, а бездомного кровом – низко, – не растерялась Алиса. На редкость нахальная и неблагодарная пигалица, заключил в очередной раз Саня, но без раздражения.

Они дружно доели селедку с картошкой, сидя перед теликом, потом Саня сбегал на кухню, принес бутылку квасу и два бублика, они съели и их.

– Уф, ну я и объелась! – отвалившись на спинку дивана, счастливо сообщила Алиса. – Если так каждый день трескать, через неделю я в двери не пролезу.

– Не рассчитывай задержаться здесь на неделю. Завтра же решим твои жилищные проблемы, и чао! Как говорится, желаю счастья в личной жизни.

– Завтра вряд ли выйдет их решить, – лениво зевая, заметила Алиса.

– В смысле?

– Ну, в прямом. Квартиру здесь на Большевиков Гришка снимает, договор на него заключен, а я так, вроде как в довесок. Платили, правда, поровну, но квартира все равно за ним значится. И потом, одной мне ее не потянуть, а с ним мы окончательно разбежались. Только вещи осталось забрать, – стараясь говорить как можно беззаботнее, сообщила Алиса.

– Очень интересно, – протянул Саня. – А из дома тебя, значит, попросили?

– Ну да. У матери на старости лет счастье наметилось в личной жизни, ей молодая вертихвостка в доме сейчас ни к чему. Это она так выразилась. Я бы сегодня у деда с братом в комнате переночевала, но Славке в ночную смену только на следующей неделе выходить, а раскладушки у нас нет.

– А кто он у тебя?

– Инженер вообще-то. Но сейчас на автозаводе работает, там платят хорошо. Он хочет денег подкопить и взять ипотеку, чтобы свалить наконец из нашего дурдома, – все больше зевая, пояснила Алиса.

– Так, с этим понятно. И где же ты тогда планируешь жить?

– Ну, хочу комнату снять. Мне на следующей неделе должны аванс в Центре заплатить, хватит за первый месяц рассчитаться и залог внести. Лучше бы поближе к институту, конечно, снять в центре или на Петроградке. Но там квартиры жуткие, комнат по двадцать, так что и не знаю, – клюя носом, размышляла Алиса.

– А с этим, с Гришкой твоим, у вас квартира до какого числа оплачена?

– Ну, до двадцать первого, а что? – пристраиваясь на Санину подушку, вяло ответила Алиса.

– А то, что сегодня только десятое. Платили вы за нее вместе?

– Слушай, давай спать, завтра поговорим, – отмахнула от него Алиса, – а сейчас я лучше в душ схожу, пока твои спят. – И она потянулась за рюкзаком.

– Сходишь, но попозже, – не пустил ее Саня. – Так вместе платили или как?

– Вместе. Пополам, – смиряясь с неизбежным, ответила Алиса.

– Вот! Значит, либо ты имеешь право дожить в квартире до двадцатого числа, либо пусть возвращает бабки!

– Ага, бежит и падает! – усмехнулась Алиса.

– А вот об этом не беспокойся, и упадет, и побежит, – заверил ее Саня, успокаиваясь. – Ну, чего сидишь? Топай в душ, я спать хочу.

Когда Алиса вернулась из душа, Саня уже готовился погрузиться в сладкий сон.

– Эй, ты чего все подушки под себя подмял? – услышал он над ухом ворчливый недовольный голос, и Алисина тонкая хваткая ручка решительно выдернула у него из-под головы подушку.

– Эй, полегче, ты тут на птичьих правах! – напомнил ей Саня, открывая глаз. – А это что? – ухватил он Алису за руку.

– Красивый, да? Дед вчера подарил. Он вчера пьяный был, но несильно. Вынул из кармана и говорит: вот тебе, внучка, это, говорит, перстень самого Григория Распутина, огромная ценность! Он, говорит, тому, кто его носит, счастье и удачу приносит. Я, говорит, великим актером не стал, так, может, тебе удача улыбнется. Береги, говорит, и своим внукам передай, – изображая интонацию и не совсем трезвый голос своего деда, поведала Алиса. – Дед у меня актер бывший. В молодости красавцем был, а вот таланта не хватило, короче, спился, как это часто бывает в актерской среде. Бабушка, пока жива была, еще держала его в узде, а после ее смерти он вообще с катушек съехал, пьет без просыпу, а напьется, давай свою молодость вспоминать. Отца профессора. Деда академика, квартиру шестикомнатную на Большой Конюшенной.

– А что, у тебя прадед и правда профессором был?

– Был. Только он еще до меня умер. Убили его. Зарезали прямо в квартире, представляешь? Чик по горлу и готово. А сестра деда тоже профессорша, видно, в отца своего пошла, а вообще они с ней почти не общаются.

– А откуда у деда твоего это колечко взялось? – продолжая рассматривать Алисину руку, расспрашивал Саня.

– Не знаю. Он вроде говорил, что это его отца перстень, что вроде он куда-то пропал, я честно не поняла. А теперь вот вернулся, и потому у нас снова в семье мир и счастье наступят, – отнимая у Сани руку и заваливаясь на диван, путано объяснила Алиса. – Ну, что, выключаю свет?

– Давай, – согласился Саня, усиленно о чем-то размышляя. – Нет, погоди. А у тебя фотки деда в телефоне нет?

– Ну, есть, наверное, с Нового года. Мы все вместе фоткались. А что?

– Просто. Покажи.

– Ладно, – согласилась Алиса. – Только вряд ли ты его узнаешь, он в кино почти не снимался, так, в нескольких эпизодах. Да и вообще он сейчас плохо выглядит.

– Ничего, я узнаю, – пообещал ей уверенно Саня. – И, кстати, а как ты к Новицкому попала?

– Я? Папаша недавно пристроил. Я у него денег занять хотела, очень надо было, а он сказал, что не даст, что большая уже, должна сама зарабатывать, и к Новицкому в офис пристроил на пару месяцев, пока его секретарши в отпуск ушли, это какой-то папин приятель, – зевая во весь рот, пояснила Алиса, протягивая Сане смартфон с фотографией деда и уютно устраиваясь под одеялом.

– Никита, кончай дурака валять, – капризничала Ксюша. – Завтра потренируешься, я что, к тебе пришла, чтобы твое пыхтение слушать и смотреть, как ты потом обливаешься?

– Не хочешь смотреть на меня, смотри телевизор, – пропыхтел в ответ Никита. – Я уже три дня не тренировался, так можно и форму потерять. И вообще мне пятнадцать минут осталось, потом в душ, и я весь твой. Посмотри телик.

– Нет там ничего.

– Книжку почитай.

– Нет у тебя книжек.

– Вон в кресле валяется.

– Ага, «История уголовного розыска». Зачитаешься! – закатила глаза к потолку Ксюшка.

– Считай, детектив, – выбрасывая вверх руки с гантелями, проговорил Никита.

Ксения явилась полчаса назад, без звонка и очень раздраженная. Что стряслось, рассказывать отказалась, но зато беспрерывно вымещала на Никите собственное раздражение.

Ксюша, скептически повертев книгу, завалилась с ней на диван.

– Дело банды Слона, дело Автоматчиков, дело о перерезанном горле… – с язвительным пафосом читала вслух Ксюша, листая страницы.

– Чего там о перерезанном горле?

– Дело о перерезанном горле. А ты чего так встрепенулся? – приподняла бровь Ксюша.

– Да у нас сейчас тоже труп с перерезанным горлом, – снова берясь за гантели, пояснил Никита.

– А тут их целых два, – продолжая листать страницы, сообщила Ксения.

– Чего два?

– Трупа два, с перерезанным горлом, – радуясь возможности отвлечь Никиту от его занятий, проговорила Ксения. – Вот полюбуйся. Убийство профессора Григорьева на улице Желябова, профессор был убит у себя в кабинете, и фото как есть, с перерезанным горлом.

– В кабинете? – нахмурился Никита, все еще продолжая заниматься.

– Ага. А вот здесь на Четвертой Красноармейской убит врач Платонов, и тоже в кабинете. Надо же. Смотри, какие похожие дела, – заинтересовалась Ксюша. – Интересно, когда это было?

– Врач? На Красноармейской? А номер дома какой? – бросая гантели, поспешил к ней Никита. – Дай посмотреть!

– Фу, Никита, не лезь ко мне! Ты весь потный, сперва в душ сходи! – тут же заверещала Ксения.

– Книгу давай! – нетерпеливо рыкнул Никита. – Где тут про Красноармейскую? Блин! – взволнованно воскликнул Никита, плюхаясь на диван рядом с брезгливо зажавшей пальчиками нос Ксюшей.

– Четвертая Красноармейская, доктор Алексей Иванович Платонов! И номер дома совпадает. Обстоятельства… перстень! Блин! Дело вели, подозреваемые, арестовали, – бормотал, пробегая глазами страницы, Никита. – Блин! Тут и фото есть. А где второе горло? Страница какая?

– Я почем знаю, – сердито ответила Ксюша, слезая с дивана. – Ты, Макаров, совсем обнаглел. Я, между прочим, пришла к тебе по делу, хотела кое-что сообщить, но тебе, как видно, эта книжулька важнее наших отношений.

– Ксень, не вопи, помоги лучше нужную статью найти, – озабоченно попросил Никита.

– Статью? Ладно, – вырывая у него из рук книгу, холодно согласилась Ксюша. – Вот твоя статья. А я в сентябре уезжаю на полгода по обмену в Германию. Учиться! Так что чао, Макаров! Читай свои статьи.

– Что Германия? – не отрываясь от книги, спросил Никита.

– То Германия. Пойду я, пожалуй, поздно уже. Успехов тебе на криминальном поприще.

– Ксюнь, ты куда? – опомнился Никита. – Подожди ты минуту, у меня, правда, такое дело, я тебе сейчас все объясню. – Как ни важна была для Никиты работа, но молодой организм требовал своего, и Никита на это «свое» очень сегодня рассчитывал, так что упускать Ксению было никак нельзя. – Ксюнь, ну прости, ну извини, тут просто такое стечение обстоятельств… – перекрывая Ксении выход, торопливо объяснялся Никита. – Но я больше не буду, честное слово! Книжку на шкаф, сам в душ, и через три минуты я твой. У? – состроив жалостливую рожицу, молил Никита.

– Три минуты, время пошло, – выразительно глядя на экран смартфона, холодно проговорила Ксюша.

И Никита кинулся в душ, плюнув на все статьи и расследования вместе взятые.

С Ксенией они помирились, и вечер прошел, как и было запланировано обоими. Сперва горячий бодрящий секс, потом скандал из-за поездки в Крым и на полгода в Германию, хорошо, Никитины родители на даче были, а то бы у них уши в трубочку свернулись от воплей. Потом снова горячее примирение, снова секс и сладкий сон. Для Ксении.

Дождавшись, когда подруга уснет, Никита выбрался из кровати и, прихватив книжку, отправился на кухню. На этот раз он очень внимательно перечитал обе статьи и крепко задумался. Связь всех трех дел определенно была. Перстень. А между первым и третьим еще и место, и даже профессия убитого, а это, включая перстень, уже немало. Если бы не фамилия Ситников, Никита вообще решил бы, что на Четвертой Красноармейской проживают члены одного семейства. А с другой стороны… 1936 год и 2018-й… Может, они и родственники, столько лет прошло, могли фамилию поменять, дочка, скажем, чья-то замуж вышла, вот тебе и смена фамилии. И, опять-таки, перстень. Эх, жалко, ночь уже, горестно вздохнул Никита, надо было не Ксюшку слушать, а книжку читать, мог бы еще… А что еще? Все равно уже поздно было, теперь остается только встать пораньше и ноги в руки в паспортный стол, а потом уж к себе в Комитет. Но если все подтвердится…

Утром Никита вскочил по будильнику и, прихватив книжку, галопом помчался на работу, оставив Ксюшу досыпать в одиночестве.