Кира Медведь
Ноябрь 1998

От «Касатки» до дома Психологини мы добирались часа два: автобус, маршрутка и получасовая прогулка пешком. К этому времени солнца в небе не осталось, а землю неспешно поглощали прохладные сумерки.

В одной из серых многоэтажек незнакомого мне городка и ожидала нас пустующая однушка. Практически весь наш путь прошел безмолвно – Психологиня, видимо, переваривала полученную от меня информацию (даже практически не курила), меня же прошлое не отпускало, и в голове формировалось продолжение занятного триллера под названием «Жизнь Киры Медведь, рассказанная ею самой».

Квартира психологини была хоть и маленькой, но уютной. Начиная с коридора и заканчивая туалетом, везде царили чистота и порядок, в который с трудом верилось, глядя на внешний неряшливый облик моей новой знакомой. В комнате – шкаф, диван, тумба с телевизором, книжная полка, украшавшая одну стену, и десятки фотографий красивого мужчины и маленького ребенка – на другой стене. Зеленоватого оттенка обои придавали комнате свежесть, а уставленный цветами подоконник оживлял обстановку. Ничего лишнего, все самое необходимое.

– А вот и мои Толечка и Ксюша, – кивнув на фотографию, на которой очаровательный молодой мужчина бережно держит на руках белоснежный сверток, прошептала Психологиня. – Ради них и живу. Иногда представляю, что они живые, и разговариваю с фотографиями, что-то обсуждаю, советуюсь и, знаешь, уверена, что они слышат и отвечают, пусть даже я не вижу их светлых глаз и добрых улыбок. Но ничего, я всегда им обещаю, что, как только придет мое время, мы обязательно станем той счастливой семьей, которой не получилось стать в свое время.

Она быстро смахнула слезу и повернулась в мою сторону.

– Я бы все отдала, жизни бы не пожалела ради счастья моей крошечки. И хоть убей меня, но я отказываюсь понимать, как твои родители могли сотворить с тобой все то, о чем ты мне поведала. Даже не всякое животное способно на то зверство, какое учинили с тобой твои отец с матерью. Хотелось бы сказать – Бог им судья, да очень надеюсь, что горят они в Аду. Но, пожалуй, стоит дослушать тебя до конца, чтоб не брать на душу грех, ведь я не вправе судить. Хотя я бы на твоем месте поступила бы так же – грохнула, и дело с концом. Другой смерти они не заслужили. Идем пить чай да брюхо чем-нибудь набьем, а то ведь голодная смерть не лучший из вариантов.

Посетив первым делом две другие комнаты – туалет и ванную, мы прошли на кухню, в которой тоже не было ничего лишнего, а все по делу: холодильник, мягкий угловой диван, стол, пара стульев и два шкафчика – один для посуды, другой для продуктов, на кухонном подоконнике тоже красовались цветы, в большинстве своем фиалки. Все, начиная от пола и заканчивая плитой, сверкало чистотой, и только сейчас мне пришла в голову мысль, что Психологиня коротает свои свободные дни, утопая в домашних хлопотах, а на саму себя ей давно наплевать, поэтому так отличаются внешний вид квартиры от внешности ее хозяйки.

– Я поставлю чайник и кастрюлю супа на плиту, пусть нагреваются, а сама пока выскочу на балкон, уж больно курить охота. Квартиру уничтожать никотином я себе редко позволяю, стены не легкие, долго не протянут и пожелтеют, провоняются, цветы, не дай бог, подохнут. А к чему мне ремонты, когда можно этого избежать? Так что ты не скучай, но если хочешь, можешь присоединиться. – Психологиня остановилась в дверном кухонном проеме.

– Нет, я, пожалуй, пока без сигарет обойдусь. – Я улыбнулась, тот факт, что в квартире в самом деле пахло свежестью без намека на никотин, стал объясним. – Да и за чайником с кастрюлей присмотрю.

– В таком случае можешь и сковородку на огонь поставить, еще яичницу с колбаской организую, – исчезая из поля моего зрения, прокричала Психологиня.

Я послушно зажгла огонь на еще одной конфорке и поставила на него сковороду с мыслями о том, как странно сложился мой сегодняшний день. А если задуматься и проанализировать все, что уже было сегодня озвучено, вся моя жизнь складывалась по такому же принципу – странно, дико, нелепо.

– Ну что, не успела заскучать? – Как и обещала, всего через пару минут на кухне появилась хозяйка, а еще через несколько минут мы уселись за накрытый стол: суп, яичница с колбасой, соленые огурцы с помидорами собственного производства (как прорекламировала их психологиня), чай, пиала с баранками да конфетами и бутылка вишневой наливки (тоже собственного изготовления). – Ну, как говорится, чем богаты. Так что давай по первой за знакомство… Погоди! А мы ведь и не познакомились по-человечески, – женщина рассмеялась, – надо ж такому случиться! То, что ты Кира, я уж поняла, а меня Лидией зовут, по-простому – Лидка.

– Очень приятно. – Я искренне улыбнулась в ответ.

А Лида сквозь смех добавила:

– Тогда за знакомство!

Пропустив пару рюмочек, покончив с супом, мы не торопились уничтожить яйца с колбасой и переходить к десерту, а утолив голод, заговорили, ужин плавно перетек в беседу, благодаря которой, собственно, все это и случилось.

– Ты если не хош, можешь больше ничего не рассказывать. Я ведь, когда предлагала душу вывернуть, и не догадывалась, что в твоей душе было спрятано и что пережито. Могу представить, как больно тебе копаться в воспоминаниях, а я что, не человек, что ли, пойму, если замолчишь. И без того все ясно – жизнь обошлась с тобой жестоко, – сжимая в руках наполненную рюмку, понимающе шептала Лида.

Но меня уже было не остановить. Слишком долго я все хранила в себе, кошмарные воспоминания, гнездившиеся в душе больше двух лет, должны были наконец покинуть меня, будто страшные летучие мыши, которые почуяли вкус свободы, теперь их не запереть обратно.

– Спасибо, но, боюсь, это сейчас молчать выше моих сил. Разве только ты устала от моей болтовни…

– Нет, что ты! Мне ужасно хочется услышать твою историю до конца, а больше всего хотелось бы в подробностях узнать о последнем дне твоих родителей. После всего, что они с тобой сделали, по-моему, их слишком долго носила земля. Бездушные твари! – Лида не страдала абсолютно никакими комплексами, как и чувством такта, а подогретая наливкой, она, казалось, готова была прямо сейчас воскресить моих родителей и собственными руками уложить их обратно в гроб.

– Что ж, с твоего позволения, я продолжу. – Одним глотком я осушила свою рюмку и заговорила: – В общем, благодаря родительским сказкам я искренне поверила в то, что подверглась сексуальному насилию, на фоне чего со мной случился нервный срыв и я попала в психушку и потеряла кусок памяти. В том, что был вынужденный аборт, я не сомневалась, как и в том, что только ради моего блага меня заперли в этом ужасном месте, из которого я вернулась в конце лета восемьдесят седьмого. В стенах родного дома я провела пару недель августа. Все было как в тумане, я будто ослепла и перестала видеть в жизни четкие ориентиры – что делать, зачем просыпаться, как жить? Больница и препараты превратили меня в безвольное подавленное существо, мне все было безразлично. В сентябре меня отправили получать высшее образование. Отец все устроил. Связи и знакомства позволили ему превратить меня в студентку, а до этого мать позаботилась о моем среднем образовании, состряпав мне аттестат. Должность позволила ей организовать это без проблем, как говорится – без шума и пыли. Директор школы все же. Так я оказалась в большом городе, в престижном университете, и стала получать профессию археолога. Уж не знаю, отчего отцу захотелось, чтобы я стала человеком, изучающим быт и культуру древних людей по различным артефактам. Возможно, это было связано с тем, что он сам когда-то был историком. Благодаря своей профессии он и встретил маму, когда работал вместе с ней в школе. Хотел, чтобы я пошла по его стопам, так я прежде считала. Но сейчас сдается мне, что отцу просто хотелось, чтобы я колесила по миру и находилась как можно дальше от нашего поселка и как можно реже бывала на родине, чтоб, не дай бог, мой мозг не заработал в полную мощь. Этого я теперь тоже никогда не узнаю, но точно одно – его расчет стал просчетом. Именно моя профессия перевернула мой более-менее сложившийся мир.

– И что, все эти годы ты изучала свои артефакты-хренофакты и даже в кошмарных снах тебе не являлись ужасы пережитого? – с изумлением протянула Лида. – Мне кажется, подобные воспоминания способна стереть только могила, а ты говоришь о «сложившемся мире».

Я не удержала ухмылку.

– Да, ты права, сейчас их ничто не сотрет, а вот тогда мозг охотно воспользовался пресловутой амнезией. Потеря памяти, как оказалось, может встречаться не только в мексиканских и бразильских сериалах, это иногда случается и наяву. Я ничего не помнила, а главное – не пыталась вспомнить (кому нужны кошмарные воспоминания), и долгие годы прилежно принимала все таблетки, которые прописал добрый доктор Йося. Но однажды я забыла взять с собой в командировку, на раскопки, свою аптечку, и результат не заставил себя долго ждать. В девяносто шестом, когда нас отправили…

– Стоп! – подняв вверх руку, прокричала Лида. – Ты мне только что о восемьдесят седьмом говорила, а тут сразу девяносто шестой? Что, почти за десяток лет и вспомнить нечего?

Я улыбнулась. Мне приятно, что Лиде искренне интересна моя жизнь, что она от души переживает за меня, но рассказывать и вправду нечего.

– Слава богу – нет. Ничего существенного, все как у всех. Обычная студенческая жизнь. Я жила в общежитии, что не оставило мне шансов заниматься самоанализом и бередить детские раны. Всегда рядом были шум, гам, эмоциональные одногруппники, мозг успешно пополняли новые воспоминания, все глубже закапывая старые. Постепенно я пришла в норму и больше не чувствовала себя амебой. Чем примечательна жизнь любого отдельно взятого студента – ничем. Вот и моя была самой обычной. Занятия чередовались с вечеринками, а хорошие отметки с плохими. Но я всегда стремилась к лучшим показателям, чтоб не разочаровывать маму с папой и не терять стипендию. Я не превратилась в секси-девочку, а влачила свое мирное существование в вечной роли «страшной подружки». Но зато впервые в жизни у меня появились хоть какие-то подружки! Мне было без разницы, по какой причине меня приглашали на вечеринки и на двойные свидания симпатичные одногруппницы, я была счастлива уже оттого, что приглашали, и я не была изгоем. Не поверишь, но оказалось, Прокоповна была права – не каждый жаждет засушенных сухарей, а многие предпочитают пышные булочки. Пусть не долгие, но у меня бывали отношения. Я ни разу в жизни не влюблялась, так уж вышло, но мне льстило мужское внимание, и я охотно отвечала взаимностью на симпатию со стороны парней. За почти десять лет у меня было пятеро парней, но только трое из них были моими мужчинами. В смысле, я спала с ними, но ни к чему это не привело. Нет, не потому, что они меня бросали (по крайней мере, двоих оставила я), а потому, что после того, как между нами случалась близость, я давала задний ход. По непонятным для себя причинам всякий раз, как я ложилась в постель с любимым (я так тогда искренне думала), мне хотелось плакать, а когда все завершалось – выть. В какой-то момент я решила, что у меня какое-то отклонение, может, особая форма фригидности, но не считала нужным посещать специалистов, оставляя за собой право на крошечную надежду, что это все со мной происходит оттого, что рядом не МОЙ мужчина. В свои двадцать три я полностью отдалась работе, не засоряя голову парнями, в конце концов, у жизни и без любовных отношений много граней. В своей взрослой жизни я пыталась применять все те же правила, которым учила меня в детстве моя няня – уверенно идти по жизни, зная, что я самая красивая, милая, добрая и счастливая. На чужую глупость я не обращала внимания, как и на случавшиеся насмешки. Собственные ошибки и промахи принимала легко и с высоко поднятой головой. Я старалась жить по всем правилам оптимизма. Мне удавалось находить счастье в мелочах и радоваться каждому новому дню, словно чуду. А работа, поездки, интересные находки были просто подарком судьбы, за которую я благодарила своих родителей, хоть с каждым годом все реже виделась с ними, и, как обычно, на моей территории, а не в отчем доме.

– Да уж… Еще одна насмешка судьбы – благодарить монстров, даже не догадываясь, кем они являются. – Лида положила ладонь на лоб. – Неужели после всего, что они натворили, папочка и мамочка спокойно жили дальше? Страшно даже представить, как это?!

– Если честно, я никогда не видела в них любящих мужа и жену, заботливых родителей, сердечных людей. Они всегда и везде были холодными и сдержанными, поэтому в том, что виделись мы пару раз в год (они по отдельности приезжали ко мне в общежитие), и в редких письмах без намека на чувства я не видела ничего странного, и как им жилось на самом деле, одному богу известно. Я знала одно – мои родители не идеальны, но я их любила, так как это естественное для любого человека чувство. А затем случилось то, что случилось. Спровоцировала поток воспоминаний-обрывков из прошлого находка – детский скелет родом из тринадцатого века. Это случилось в июле девяносто шестого. Когда я все вспомнила… – Я прикрыла глаза, медленно выдохнула и продолжила: – Воспоминания ударили мне в голову таким мощным потоком, что в том, что со мной случился обморок, не было ничего странного. Вокруг меня началась суета. Кто-то решил, будто меня ужалила змея или скорпион, кто-то, что у меня солнечный удар, и только я, придя в себя, знала, что «ужалили» меня собственные родители.

– Подруга, да тебе сам Дьявол не позавидует. А я еще на свою судьбу жаловалась да своего деверя проклинала, а тут такое слышу… – не выдержала Лида, а я продолжила.