– И чего? Много дают? – спрашивал один из мерзавцев, косясь на скрученного по рукам и ногам пленника.

– Винт рассказывал – много, но через все метро тащиться как-то не с руки, – отвечал второй. – Про этого молодчика, – кивок в сторону связанного, – всякие слухи ходят. Говорят, он одному, который усомнился, будто его заказ выполнили, отрезанную голову припер, представляешь?

– Это не новость давно. Я слышал, однажды он банду, нападавшую на караваны где-то в районе Сухаревской, ик… лик… видировал, – принялся вдруг заикаться первый: бородатый мужик с неприятным вытянутым лицом и мясистым носом какой-то неопределенной формы. Казалось, некто взял ком мягкой глины, шмякнул на место, носу предназначенное, а тот застыл, как уж вышло.

Впрочем, второй выглядел не лучше. Такой же безликий и словно потухший, с непропорционально длинными руками, широким ртом – такой называют «от уха до уха» – и кривыми ногами, словно он все детство и юность просидел верхом на бочке.

Влад мог поклясться, что среди нагатинцев этих двоих не видел. Хотя следовало признать: любимцем всей станции он не слыл, да и не рвался заводить знакомства со всеми. Народ, опять же, постоянно мигрировал от Нагатинской до Тульской, порой добираясь до Серпуховской. Обратно тоже ходили. О твари многие слышали, но верили в нее не все.

– В туннеле том – у Сухаревской, – рассказывают, совсем неспокойно стало, и какая-то хрень творится, – пробурчал носатый.

– Кто б сомневался. А в каком именно? С севера или с юга? – уточнил кривоногий.

– Не все ли тебе равно?

– А награду мы с кого получать будем, и почему не прибили сразу этого? – спросил кривоногий, и его голос неожиданно дрогнул, выдав целую гамму чувств – от злой уверенности и намерения идти до конца до почти детской растерянности. Он даже заозирался, словно искренне не понимая, как оказался именно здесь и сейчас. – Мы его чего? Через все метро потащим. Или голову ему отрежем?

– Чур меня! – выдохнул носатый, заражаясь его неуверенностью. – Ой, паря… сдается мне, кончать пора этого поца, а самим валить. Кто нам вообще идею подкинул, не помнишь?

Кривоногий почесал в затылке.

– Не… ну знаешь, – он замялся. – Про зверства всякие, этому молодчику приписываемые, точно плел Винт. И про награду за его голову тоже он распространялся.

Симонов стиснул зубы до хруста и сам же испугался этого звука. Однако либо тот не долетел до мерзавцев, либо те не обратили внимания, занятые своими размышлениями и недоумениями. Он по чистой случайности оказался в этом ответвлении короткого туннеля, ведущего к грибным плантациям. Это место обнаружили во время исследования прилегающих к станции территорий – еще когда впервые пришли на Нагатинскую. Невесть зачем понадобилось метростроевцам рыть «вилку»: недлинное, примерно в десяток шагов, ответвление от северного туннеля с убегающими в разные стороны ходами, заканчивающимися тупиками. Наверное, они предусматривали какое-нибудь помещение для технического персонала станции, но передумали, а бесхозная «вилка» осталась. Некоторые предполагали наличие здесь замаскированных люков в Д-6, которым, опять же по слухам, юг метро опутан даже сильнее, чем центр, где выходы в древние катакомбы не позволяли метростроевцам разгуляться во всю ширь инженерной мысли.

Так или иначе, но «вилка» стала для нагатинцев истинным подарком. В одном из тупиков немедленно высадили грибницы. Однако второй и третий так и остались заброшенными: не хватало рабочих рук, или администрация до сих пор раздумывала, стоит ли использовать закутки именно под плантации (возможно, гораздо удобнее было бы перенести сюда свиные загоны).

Влад чувствовал себя невообразимо далеким от сельского хозяйства и искренне радовался тому, что дозорные освобождались от отработок на фабриках и фермах. Занесло же его сюда по одной простой причине: на станции сказали, будто сегодня смена Дины, а с ней следовало побеседовать. Симонов чуть не извелся в ожидании, Кай куда-то запропал, насущных дел не было; наконец, не выдержав, парень отправился в туннель. Он давно подметил интересную человеческую особенность: если занят работой, то и говорить проще. Возможно, Дина его не пошлет. Он бы и грибы перебирать помог – лишние руки никогда не помешают.

До фермы Влад добрался быстро и спокойно. «Вилка» располагалась практически у самого выхода на станцию, еще до первого дозора, потому оружие он брать не стал. На перекрестке он свернул направо, еще издали расслышав тихий девичий хор: работницы в тишине сидеть не любили. Петь стало для них своего рода традицией, а затем и привычкой. Правда, Дины среди них не оказалось. Начальница смены, Марина Ивановна, отпустила ее восвояси – отдыхать и отсыпаться.

«В таком состоянии – не работа, а один сплошной саботаж, – сказала она Симонову, вздыхая. – Тяжко девке пришлось, они ж с Машенькой почти как сестры были».

На обратном пути парень раздумывал над предстоящим разговором. Слишком хорошо представлял их беседу на ферме, вот и не мог теперь выработать линию поведения. Ну, сунется он сейчас в палатку к Дине, а она спит, либо не захочет его видеть, выгонит. Позвать ее куда-нибудь? Ага, как же! К общему костерку, у которого кто только не тусуется. Лучше тогда прямо посреди станции и у всех на виду – чтобы уж наверняка! А в туннель, после случившегося с Марией, Дина точно испугается идти, еще и накричит, обвинив в чем-нибудь несусветном.

Размышления настолько захватили Влада, что свернуть на перекрестке он попросту забыл. Да и сам перекресток проглядел, если честно. Зато остановился вовремя – резко. Сиплый голос ударил его из темноты, словно хлыст. Потом Симонов долго прислушивался, разбирался в происходящем, осторожно приближался, стараясь не шуметь и двигаться, как учил Кай. И сумел каким-то образом сдержаться в последнюю секунду – не полез в драку немедленно, увидев, кого именно скрутили бандиты.

Как же он теперь жалел о не захваченном автомате! Поленился тащить с собой лишнюю тяжесть, а ведь мысль взять оружие точно мелькала в голове, причем не единожды.

«Расслабился, решил, будто в десятке шагов от станции ничего не грозит. Ну, не идиот ли?!» – корил себя Влад мысленно и параллельно пытался придумать, что делать дальше.

Действовать следовало скорее, ведь там, на границе света и тени лежал Кай. Сталкер был связан и не двигался. Судя по разговору, он был жив, бандиты его просто оглушили, однако Влад слишком хорошо помнил историю, рассказанную ему во время их первой встречи.

«Мог удар по голове вновь вызвать слепоту?» – думал парень. В медицине он не понимал вовсе, максимум, чего умел, – сделать перевязку, наложить шину, об искусственном дыхании знал лишь в теории и выучил, что, если человек подавился и задыхается, нужно подойти к нему сзади, обнять и резко надавить на живот. В остальном медицина воспринималась им чем-то сродни магии электротехники: научиться можно, но понять – вряд ли.

Бежать на станцию за автоматом и звать на помощь было поздно. Выходить из темноты и драться с двумя далеко не хилыми мужиками, каждый из которых был тяжелее Влада килограммов на десять, а то и на пятнадцать, тоже не сулило ничего хорошего.

В голове всплыла фраза Кая по поводу героической, но идиотской смерти во имя спасения его, любимого, – словно специально накаркал! Слова звучали с неповторимой, ехидной интонацией, а Симонов в бессильной злобе сжимал кулаки. Если Кая сейчас убьют, все закончится, и для него в том числе. Не будет больше шуток и увлекательных историй, никто не станет его учить, исчезнет человек, рядом с которым парень, сам того не подозревая, отогрелся душой. И пусть Кай только выживет! Даже слепого Влад его не оставит, и черт с ней, с мечтой вернуться на Фрунзенскую, – и на Нагатинской устроятся.

– Так чо там у Сухаревской с той бандой? – спросил кривоногий.

– А ничего хорошего, – носатый сплюнул под ноги. – Эта гнида их отстреливала по одному, и далеко не сразу. В первый день он завалил какую-то шестерку. Банда в туннель кинулась, да Тихую Смерть и поумнее их ловили, но не поймали. На второй день он другого пристрелил, уже рангом повыше. А самым последним замочил главаря, чтобы, так сказать, прочувствовал всю безысходность.

– А вот и неправда, – внезапно раздался негромкий голос, в котором так и сквозила усмешка. – Каждое действие человек предпринимает с определенной целью. По крайней мере, у меня это так. Вам тоже советую думать прежде, чем творить глупости, – Кай немного помолчал. – Хотя… совет явно запоздал.

Если не видеть всего, творящегося в закутке, удалось бы представить мирный разговор у костра и сталкера, покачивающего кружкой в такт словам: ироничного, спокойного и уверенного в себе. Кай, даже связанный, с наверняка раскалывающейся от боли головой создавал впечатление хозяина положения – ощущали это все, не один лишь Влад.

– Так вот, – пользуясь тем, что бандиты словно впали в ступор, продолжил он. – Если бы я собирался проводить профилактическую беседу, то действительно надолго растянул бы это задание и обязательно оставил бы главаря в живых, дабы всем рассказывал, какая кара может постигнуть в метро человеческих тварей. Однако я не склонен верить в перевоспитание откровенных ублюдков, и не вижу смысла сидеть сиднем в туннеле неделями ради сомнительного удовольствия напугать до усрачки будущие трупы. Это нелогично. Я действительно ликвидировал их одного за другим, но довольно быстро. В конце концов, мне нужно есть, пить и спать, не говоря уже о вещах более приземленных.

– Ах ты, мразь! – отмер вдруг кривоногий. – Еще и гордишься.

– Каждый нынче выживает, как может, – вторил ему носатый. – Не тебе их судить!

– Истинная правда по поводу всего, кроме последнего, – с явно слышными одобрительными нотами в голосе сказал Кай. – Я далеко не святой, и каждый действительно выживает, как может. Однако если начинает делать это за чужой счет, то становится паразитом. А паразитов следует уничтожать, дабы не плодились, что я и делаю.

– Тоже мне, господь бох… – поперхнувшись на последнем слове и потому исказив его звучание, прошипел носатый.

– Вовсе нет, – фыркнул Кай. – Просто у меня обостренное чувство социальной справедливости. Вы мне лучше вот что скажите: почему у вас глаза такие стеклянные?

Носатый и кривоногий переглянулись.

– Глядите-ка, и зрачки точь-в-точь, как у баранов – узкие и горизонтальные. Ну… почти. Ай-ай-ай, кто ж вам настолько хорошо мозги-то промыл? – продолжал Кай.

– Винт… – прошептал носатый, – говорил…

Он потер лоб, словно пытался припомнить.

– Вряд ли. Ваш ходячий морализатор, конечно, способен загрузить почти любого, но не загипнотизировать, – очень тихо, так, что приходилось прислушиваться, произнес Кай, слегка растягивая слова. Его собеседников такие интонации, казалось, окончательно превратили в сомнамбул. – Был еще кто-то. Кто?! – последний вопрос он задал, едва не сорвавшись на крик.

– Да пацан же! – радостно воскликнул кривоногий. – У костра к нам подсел.

– Как выглядел?! – резко и громко спросил Кай, Симонов аж вздрогнул.

– Да как все: молодой, рослый и какой-то гадкий, что ли; больно хорошо о себе думал, а нас чуть ли не оскорблял, – скороговоркой проговорил тот. – Он такой типа пахан, а мы – чмо. Понимаешь?..

– Особые приметы! Живо!

– Нема особых-то! – в ответном выкрике кривоногого обозначилась самая настоящая паника. Словно допрос вел пленник, а он лежал связанный, с видимым трудом опершись плечом о стену и прислонившись виском к холодному камню. – Бесцветная моль, словно природа на нем отдохнула: не додала этого… как его… меланину.

– Какие ты, оказывается, слова знаешь. Дальше, – приказал Кай.

– И в то же время не как дети нынешние, не… альбинос. Во! Долговязый, как тот поц, и смотрит, набычившись, слова цедит, и ваще…

– Ах ты, гнида! – загрохотал вдруг носатый, почти перекрывая хлопок ТТ.

Все внимание Влада было приковано к кривоногому, вот он и не заметил, как носатый достал оружие. Глушитель, наверное, был не совсем исправен, потому по ушам дало сильно. На пару мгновений почудилось, будто сверху рухнул полог плотной, вязкой и пугающей темноты.

Носатый все жал и жал на спусковой крючок, а тело кривоногого, повалившееся на пол, вздрагивало, когда в него входила очередная пуля.

– Не сметь выдавать врагу военную тайну! – фраза казалась совершенно неуместной, сошедшей со страниц старых книг, вроде тех, которые имелись на Фрунзенской.

«Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове», – длинное название всплыло в памяти, и Симонов хихикнул, тотчас впившись зубами в собственное запястье: только истерики ему не хватало.

– Боливар не вынесет двоих, – раздался очень отчетливо и громко голос Кая.

– Кого?.. Ах, ты… – носатый поглядел на мертвое тело подельника, словно не верил, будто совершил убийство сам, а затем наставил дуло в грудь Кая и нажал на спусковой крючок. – Сдохни, сука!..

Парню почудилось, что сердце у него остановилось и рухнуло в пятки. Он сорвался с места, лишь краем сознания понимая – все хорошо, выстрела не прозвучало, мерзавец истратил все пули на кривоногого. А затем Влад врезался в спину носатого, развернул за плечо и тотчас ударил того в нос. Чвакнуло. Брызнуло теплым и липким с отвратным соленым запахом, однако ему было уже все равно. Он бил и бил, видя себя словно со стороны. Думал, стоит твари упасть, не остановится, продолжит молотить ногами, пока от человека не останется кожаный мешок с отбитыми внутренностями и переломанными костями…

Носатый рухнул, и Симонов тотчас остановился. Никто и никогда не говорил ему о запрете бить упавшего. Разве что в детстве, когда малышня возилась на Фрунзенской в специальных яслях, куда их помещали, чтобы не мешали матерям работать, временами кто-нибудь пищал про «лежачего не бьют». Сейчас же парня словно током ударило – запрет, внутреннее табу – и захочешь, не переступишь.

И лишь много позже, вдохнув и выдохнув несколько раз, сосчитав про себя до пяти, он услышал все такой же спокойный и почему-то очень мягкий голос Кая, абсолютно не сочетавшийся с тем зверством, которое тут творилось:

– Все хорошо, Влад. Слышишь? Все закончилось.

– Я!!!

– Тсс-с… А то сюда пол-метро сбежится.

– Я убил?.. – на этот раз голос показался слабым и тонким, звучавшим через приличный слой ткани.

– Вряд ли, – ответил Кай с легким, совершенно необидным снисхождением в голосе. С таким отцы обычно качают головой над разбитыми коленками своих чад, утирают им слезы и распухшие от соплей носы и произносят с нежной грустью: «Дай-то бог, чтобы это было самым сильным горем в твоей жизни». – Дерьмо обычно непотопляемо. Очнется и отправится в бега, если успеет раньше, чем посланные со станции боевики. Мы же успеем их предупредить, не так ли?..

– Не так… – на автомате ответил Симонов и, разглядев вопросительно вскинутую бровь и ухмылку сталкера, тотчас поправился: – Так! Конечно же, так!

Затем он кинулся к Каю; едва окончательно не ломая короткие ногти, принялся распутывать тугие узлы. Бандиты связывали того какими-то тряпками, явно впопыхах, но на совесть – видимо, опасались россказней и слухов. Кай в них действительно представал неким сверхчеловеком, способным на все.

– В левом ботинке достань нож и разрежь, – велел он. – И спокойнее, Влад. Пожалуйста, не порань меня. Мелкие царапины всегда сил нет, как нарывают.

Почему-то последняя фраза или выражение лица Кая заставило парня прыснуть со смеху. Он достал нож с длинным широким клинком и гладкой деревянной рукоятью, но разрезать путы не мог. Неправильный, истерический хохот продолжал его мучить; руки тряслись просто неприлично.

– Задержи дыхание и режь. Все хорошо, – напутствовал его Кай. – И хватит каждую секунду ловить мой взгляд. Я живой, сижу рядом и вижу тебя прекрасно, уж поверь.

Владу стало стыдно, он даже сумел взять себя в руки и отогнать позорную истерику. Сталкера он все же не поцарапал.

– Молодец, – похвалил Кай и вытащил рукоять из тотчас разжавшихся пальцев парня. – И спасибо. Я не ожидал.

Нож он пристроил за голенищем высокого ботинка, на тело кривоногого даже не взглянул, а к носатому подошел, присел на корточки, проверяя пульс на шее.

– Живой. Я ж говорил. Потому пойдем-ка на станцию, не тащить же с собой этого… – сказал Кай, поднимаясь.

Выпрямился он слишком резко, потому практически сразу ноги у него подогнулись.

– Кай! – Влад успел подхватить его под мышки у самой земли.

– А ну, успокойся! – прикрикнул сталкер. – Ничего страшного. Бывает. Уже прошло. Со мной все хорошо: и сейчас, и будет в дальнейшем. Пойдем уже.

И они пошли. Симонов все же до конца не отпустил, пристроил руку Кая у себя на плечах, но тот и не сопротивлялся этому. До станции добрались быстро. Практически сразу три человека подхватили автоматы и после четких скупых объяснений устремились в туннель. Их возвращения дожидаться не стали, благо до палатки было уже рукой подать.