18

Раду сидел за спиной Лады, расчесывая ее волосы и призывая их к покорности. Лада зашипела на него и шлепнула по рукам.

– Сиди тихо, – сказал Раду, не обращая внимания на шлепок. Они сидели у самого камина, а толстый ковер под ними почти не спасал от пронизывающего холода горы, на которой стояла крепость.

Дверь их смежной комнаты резко распахнулась. На пороге стоял Мехмед, бледный, с округлившимися от ужаса глазами. Раду затрепетал от радости: этой зимой Мехмед их почти не навещал, после того, как Лада так жестоко повела себя тогда ночью на горе. Теперь Лада обучалась одна. Хотя Раду посещал уроки вместе с Мехмедом, их отношения стали формальными. Раду ненавидел дистанцию, возникшую между ними, и ненавидел Ладу за то, что она стала ее причиной.

Но восторг Раду быстро улетучился, когда он понял, что что-то не так. Он положил щетку для волос и бросился к Мехмеду. Проводив его до подушки, Раду налил воды в чашку и протянул ее Мехмеду.

– Что стряслось? В чем дело?

– Мои братья, – сказал Мехмед, рассеянно глядя в чашку. – Мои старшие братья мертвы. Оба. Уже много месяцев. Никто мне не говорил.

– О, Мехмед, мне так жаль! – Раду обнял Мехмеда за плечи и прижал к себе. Мехмед немного расслабился. Эта близость после долгих недель охлаждения наполнила Раду таким восторгом, что его хватило бы, чтобы обогреть всю комнату.

– Ты вообще знал своих братьев? – Лада вызывающе вскинула голову, играя со своими волосами, непривычно аккуратно причесанными.

Мехмед покачал головой.

– Нет, почти не знал. Их матери были важными женами. Их растили, готовя занять престол. – Мать Мехмеда была наложницей, рабыней. Мехмед говорил о ней нечасто, но когда говорил, Раду слушал его с завистью. Он скучал по своей няне. И по образу матери.

Лада села ровно, внезапно почувствовав интерес.

– А теперь?

– Теперь они мертвы. И мой отец, наконец, заключил мир с Хуньяди. Он устал, его сердце на пределе, и ему хочется лишь одного – удалиться в свое имение в Анатолии и провести там остаток дней, забывшись, беседуя и выпивая со своими философами. – Мехмед указал на пачку пергамента, которую сжимал в руке. Лада встала и взяла ее, изучая содержимое. Голова Мехмеда продолжала лежать на плече у Раду. Раду стоял так неподвижно, как только мог, хотя уставшие мышцы умоляли его сменить позу. Но он боялся, что малейшее его движение спугнет Мехмеда, как птичку.

Лада опустилась на ближайшую подушку и перечитала письмо.

– Он отрекся от трона. В твою пользу. Он передает тебе титул султана под знаменем нового мира.

Пол ушел у Раду из-под ног. В комнате царила тишина, но в его ушах засвистел ветер. Мехмед – его Мехмед – получает трон Османской империи, одной из величайших держав мира. Этот титул возлагают на его плечи как драгоценное, священное облачение. Чем это обернется для Раду и Лады? Позволят ли им остаться с Мехмедом?

Или это означает, что Мехмед отправит их обратно в Валахию?

Раду был не уверен, что ему этого хочется.

– Я был третьим в роду. Никто и не предполагал, что я стану наследником. Кроме того, я слишком юн. Мне всего двенадцать! – Рука Мехмеда задрожала. Вода выплеснулась из чашки.

Раду мягко забрал у него чашку и поставил на стол. Затем сжал руки Мехмеда.

– Что ты собираешься делать?

– Ничего я не могу сделать.

Лада встала, швырнула пергамент на пол и растоптала его. Раду было страшно, а Лада была в ярости.

– Очень даже можешь! Ты можешь перестать сидеть здесь, дрожа от страха. Ты можешь встать, почувствовать себя главным, надеть свои лучшие одежды и отправиться в Эдирне, как султан.

Мехмед поднял голову и встретил ее взгляд. В его глазах стояли слезы.

– Ты не понимаешь. Придворные – они никогда меня не примут. Я не должен был стать султаном. Они меня сожрут. У меня нет союзников, ни одного человека на моей стороне.

Лада злобно улыбнулась и произнесла своим самым насмешливым тоном:

– Значит, я все-таки была права. Я-то думала, что вера – твоя величайшая сила.

Лицо Мехмеда стало каменным.

– Моя вера и есть моя сила.

– Значит, на твоей стороне твой бог. Что сможет против этого двор, полный психопатов и соперников? Завернись в броню своей веры. Займи свой трон.

Мехмед оттолкнул руки Раду и встал, расправив плечи и выпрямив спину. Он посмотрел на Ладу сверху вниз. За тощим телом, за лицом, которое только начинало превращаться в мужское, Раду увидел сияние того, кем мог бы стать Мехмед. Он вздрогнул.

– Я буду султаном, – прорычал Мехмед. – Заняв трон, я стану рукой Господа на земле. Я осуществлю предназначение, предсказанное Пророком Мухаммедом, мир праху его, и вы узнаете, что он был прав. – Он снова ссутулился, и огонь в его голосе угас. – Но мне нужно больше времени. Я не хочу просто занять трон. Я хочу распоряжаться им.

– Как, по их мнению, ты должен руководить страной? – спросил Раду и тотчас же добавил, боясь обидеть Мехмеда. – Ты станешь великим правителем. Это правда: рука Бога дарует тебе трон. – Сказав это, Раду понял, что так оно и есть. Он видел, каким Мехмед был и каким мог стать. Мехмед был умным и искренним, талантливым и сильным. Когда они молились вместе, Раду ощущал молитву глубже, чем когда молился в одиночестве, как будто душа Мехмеда была сильнее, чем душа любого вокруг.

Лада барабанила пальцами по подбородку:

– Думаю, мы можем помочь. Твой отец отрекается от трона из-за мира с Хуньяди, да?

Мехмед кивнул, нахмурился и с любопытством посмотрел на Ладу. Раду закрыл лицо руками и застонал. Он слишком хорошо знал свою сестру. Ничего хорошего ее помощь, какой бы они ни была, не предвещала.

– Отлично, султан Мехмед. Пойдем и потребуем твой трон. – На лице Лады заиграла улыбка, которой позавидовал бы волк. – Твой отец чувствовал себя в такой безопасности, что отрекся от трона только из-за мира? Значит, заняв престол, мы развяжем войну.