Эпилог

Матс

Пока Матс падал через исчезающую дыру в вечное «ничто», в котором черный был самым светлым цветом, существовала лишь одна мысль, за которую он держался. Размышление, хотя и неспособное остановить самого падения, но сдерживающее его головокружительное вращение. Это была мысль о монете в один евро, которая постоянно падала на одну и ту же сторону. На орла, на которого Матс поставил. Десять нониллионов раз подряд. Десять тысяч нониллионов.

Единица с тридцатью одним нулем.

Именно так выглядели шансы, что Бога нет.

Бог. Последняя надежда всех атеистов, – думал Матс.

Но это математики и ученые, а не верующие теологи, разработали следующую формулу: факт существования Вселенной математически так же вероятен, как и предположение, что человек десять нониллионов раз подряд подбросит в воздух самую обычную монету и она столько же раз без исключения упадет на одну сторону. Одно-единственное отклонение, одна стотысячная секунды после Большого взрыва, и мира не существовало бы. Даже этого «ничто», через которое падал Матс.

Так что существование Бога, который стоит за всем этим, с научной точки зрения казалось намного более правдоподобным, чем ставка на нониллионы.

Пока Матс тщетно пытался визуализировать число с тридцати одним нулем, издалека он услышал тихий, очень знакомый голос. Он не понимал, что голос говорит, но мог видеть слова. Они выстраивались в длинную светящуюся фиолетовую цепочку; полярное сияние, к которому он мог потянуться. Силой мысли он ухватился за цепочку и остановил свое падение. Одновременно голос стал громче, и Матс решил, что наконец-то нашел спасение. Он думал, что умер. Иначе никак не объяснить, что он слышал Неле. Ее мягкий ласковый голос, без ненависти или упрека. Такой нежный и любящий.

– Ты меня слышишь, папа? – спросила она.

И он моргнул, как его научил доктор Ротх.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала Неле и сделала ему подарок, который словно прожектором озарил темноту внутри его. Это был запах, который вытеснил все, что определяло его существование последние дни и часы: страх, душевную боль, мрак.

Матс по-прежнему находился в исчезающей дыре, но этот запах осветил ее казавшимися забытыми чувствами: надеждой, уверенностью, любовью.

– Это Виктория, – сказала Неле, и он жадно вдохнул младенческий запах маленького живого комочка, который, видимо, положили ему на грудь.

– Я люблю тебя, папа, – услышал он. – Спасибо, что ты меня спас.

Она плакала, как и он внутри; и Матс моргал, не зная, как дать ей понять, что он был идиотом; что он сделал все неправильно и не должен был покидать ее, но сейчас все хорошо, потому что она и малышка живы.

Это самое главное.

– У меня еще кое-что для тебя есть, – сказала Неле, продолжая плакать. На октаву грустнее.

И затем стало светло.

Словно кто-то отодвинул в сторону ментальную штору и щелкнул выключателем.

Матс чувствовал, как на глаза навернулись слезы, ослепленный светом, который он не только видел, но и ощущал.

Он моргнул, но не так, как раньше, когда пытался управлять веками с помощью мыслей, что никак не влияло на его способность видеть. Он моргнул по-настоящему. И он мог видеть!

Исчезающей дыры больше не существовало. И к нему вернулось его тело.

Матс, медленно привыкая к свету, огляделся.

Сонорные усыпляющие звуки уже подсказали ему, но сейчас он мог убедиться в этом собственными глазами: он снова находился на борту самолета. В скай-сьюте.

Он видел кремовые кожаные кресла, открытые жалюзи на иллюминаторах, дневной рейс в чудесную погоду над кучевыми облаками.

Матс снял соломенную шляпу и повертел ее в руках. При мысли, что это он был тем спящим мужчиной, которого в своем трансе видел на месте 47F, Матс улыбнулся.

Медленно он прошел по толстому ковру, провел рукой по дорогой древесине, которой были облицованы стены кабины.

Мимо ванной направился в спальню, дверь которой была приоткрыта. Через щель в коридор падал теплый мягкий свет.

Запах, катапультировавший его обратно на борт, усилился.

Матс открыл дверь.

– А вот и ты, – сказала самая красивая женщина в мире, которая лежала на кровати и улыбалась ему.

– Катарина? – робко спросил Матс, боясь, что она может снова исчезнуть.

Она кивнула и похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

– Иди сюда.

Он втянул ноздрями воздух. Ощутил запах духов своей жены, которые, видимо, принесла ему Неле, и лег рядом с ней.

– Мне очень жаль, – сказал он и заплакал.

Катарина взяла его за руку, прислонилась головой к его голове и улыбнулась.

– Я знаю, – ответила она.

Потом она подняла на него глаза, он наклонился к ней – осторожно, как при первом поцелуе в сумеречном баре в Штеглитце, – и они снова знали, что предназначены друг для друга. Свет стал ярче, и самолет, стены кабины, кровать и все вокруг растворилось, пока не остался лишь воздух и облака внизу, а потом и они исчезли, и осталось лишь то, что было по-настоящему важно.

Навсегда.