Глава 57

Матс был уже на пути наружу, но потом снова развернулся. Он хотел заставить себя действовать методично, успокоиться, не бежать сломя голову через весь самолет и в панике искать террориста-смертника. Существовал лишь один человек, которого он считал способным захотеть пожертвовать собой, но именно этот человек был единственным, которого он мог исключить: Кайя.

Она стояла в лифте, когда ему позвонил голос. Не шевелила губами и не держала сотовый возле уха. Это не могла быть запись, потому что Матс вел диалог с шантажистом.

Матс присел, написал «Что я знаю точно» и хотел указать следующие пункты:

Но в данный момент у него не было столько самообладания и рассудительности.

В голове у него колотилась единственная мысль: «ГОЛОС НА БОРТУ!»

И это открытие заставило его в конце концов покинуть сьют и пройти мимо пустующего скай-бара в дальний конец верхнего этажа.

Сначала в бизнес-класс – тридцать кресел со спящими, читающими или смотрящими фильмы пассажирами. Из-за опущенных шторок везде было темно, как в павильоне с ночными животными в зоопарке. В следующей зоне премиум-экономкласса было ненамного светлее, потому что и здесь отключили верхнее освещение, но тут было больше сидений и, соответственно, мониторов, которые светились в темноте.

Матс видел пожилых мужчин, молодых женщин и спящих детей. Но как ему узнать готового на суицид шантажиста, чьего мотива он не понимал?

У него не было ни малейшего предположения. Он знал, что бессмысленно обыскивать пассажирскую зону площадью пятьсот пятьдесят квадратных метров, тем более что преступник мог сидеть в кабине пилотов или грузовом отсеке и абсолютно точно не разговаривал по телефону на виду у всех, поднеся ко рту прибор для изменения голоса.

Но все равно Матс не мог просто сидеть и бездействовать. Он был как вратарь, который знает, что ему ни за что не поймать пенальти, но который все равно должен выбрать сторону, так как стоять на месте невозможно.

Чем дальше Матс продвигался вглубь, преодолевая семьдесят пять метров, тем полнее становился самолет. В самой дальней экономзоне на площади, которая в скайсьюте была в его единоличном распоряжении, разместились двадцать пассажиров. В общей сложности двести человек, из которых большинство были в состоянии пройти в туалет и позвонить там через вокодер. Мужчины, женщины, даже подростки, немцы, испанцы, арабы, американцы, темнокожие… Матс никого не исключал.

Матс вспомнил некоторые стандартные симптомы, иногда проявляющиеся у смертников. Если он или она отключили страх с помощью наркотиков или гипноза, то могут выглядеть вполне нормально, пока не приведут в действие свой пояс шахида.

К тому же глупо пытаться применить критерии, которые не всегда работали в случае политически мотивированных террористов к душевнобольному – с большой степенью вероятности – человеку.

Он добрался до конца самолета и у туалетов перешел на другую сторону прохода. Теперь он снова двигался в направлении кабины пилота. Изучал затылки, бедра, чувствовал запах несвежих носков, кишечных газов и влажных салфеток и знал: все это абсолютно бессмысленно.

Как и поведение его шантажиста.

Если голос действительно на борту и готов умереть, зачем вся эта сложная модель? Почему не использует свои очевидные интеллектуальные возможности и сам не устроит крушение?

«Потому что ему нужна не бомба или покушение, а психологический прецедент!» – ответил он на собственный вопрос.

Крушение в результате захвата заложников повлияет лишь на механические меры безопасности при регистрации пассажиров.

А здесь Кайя выступала в роли психологической взрывчатки, которую не распознать ни одному рентгеновскому сканеру в мире. И именно для этого им нужен был он.

Единственное, чего Матс еще не понимал, – как мир должен будет узнать, каким образом он активировал психологическую бомбу. Но он боялся, что это скоро выяснится.

Матс дошел до лестницы, которая вела вниз на уровне тридцать третьего ряда, примерно в конце первой трети. Внизу лестница соседствовала с большой бортовой кухней между зонами премиум-эконом- и экономкласса. Перед туалетами, рядом с эвакуационными выходами сидели два бортпроводника и тихо беседовали. Они не обратили на Матса никакого внимания.

Или Валентино, о котором подумал Матс, продолжая действовать нелогично и окидывая взглядом пассажиров.

Спустя некоторое время нечто приковало к себе его внимание. Хотя на первый взгляд не было ничего необычного. Но, очевидно, его внутренний сейсмограф зафиксировал колебания предстоящего землетрясения, которое менее чувствительные люди не могли ощутить. Колебания с эпицентром в сорок седьмом ряду.

Целый ряд у окна был пуст – все три места, включая 47F, которое Матс забронировал для себя и которое при посадке было занято спящим мужчиной. Тот все еще не вернулся, но внимание Матса привлекло другое.

Средний ряд, место 47J. Сиденье у прохода.

Матс медленно приблизился к нему – буквально подкрался, как хищный зверь, который не хочет спугнуть свою спящую жертву. И тут это произошло: пассажир, который только что неподвижно сидел, запрокинув голову, с полуоткрытым ртом и закрытыми глазами, достал из-под шерстяного пледа сотовый, взглянул на дисплей и сунул обратно, а затем снова притворился спящим.

Траутман. – Имя боевым кличем промелькнуло у Матса в голове. У мужчины, который якобы собирался проспать весь полет благодаря своей чудо-таблетке, были на удивление луцидные паузы.

– Траутман! – громко воскликнул Матс, подбегая к нему. Он испугался не только собственного крика, но и безусловных последствий своих действий. Всю жизнь он пытался разрешать конфликты вербально или вообще избегать их. Сейчас он почувствовал, как рука автоматически полезла в карман брюк, вытащила маленькую пластиковую коробочку, отмотала «зубную нить». А потом все произошло так, как часто описывают пациенты, пережившие клиническую смерть: он словно покинул собственное тело и, паря в воздухе, наблюдал за собой со стороны – как закинул петлю на шею якобы спящему. Выкрикивая при этом: «Где Неле? Что ты сделал с моей дочерью?»

Секунду спустя Матс уже лежал в проходе со сломанным носом и пистолетом у виска. Потом все вокруг почернело.